да: Эдвина цеплялась
за воспоминания, не желая смириться с жестокой реальностью.
   - М-м?.. Прости...
   Она, борясь со слезами, стала смотреть на пасмурный город,  мечтая  о
совсем другом  возвращении.  Каждый  на  "Карпатии"  мечтал  о  том  же.
Оставшиеся в живых стояли у поручней, оплакивая тех, кого  они  потеряли
четыре дня назад. Четыре дня, похожие на целую жизнь.
   Многих встречали родственники и  друзья,  но  Уинфилдов  некому  было
встретить  в  Нью-Йорке.  Берт  перед  отъездом  забронировал  несколько
номеров  в  "Ритц-Карлтоне",  там  они  и  остановятся  до   отъезда   в
Калифорнию. Однако простые на  первый  взгляд  вещи  внезапно  оказались
довольно сложными. У них нет денег, одежды, Алексис умудрилась  потерять
где-то свои туфли, а у Эдвины осталось  лишь  голубое  вечернее  платье,
превратившееся в лохмотья, да шерстяное черное, которое ей дал кто-то на
"Карпатии" в тот злосчастный день. Эдвина раздумывала, чем им платить за
гостиницу, и решила телеграфировать  в  контору  отца  в  Сан-Франциско.
Теперь ей придется самой решать вопросы, о которых еще неделю назад  она
даже не имела представления.
   С парохода они послали радиограмму в "Уайт стар" с просьбой известить
дядю Руперта и тетю Лиз, что  все  дети  Уинфилдов  спасены,  но  Эдвина
понимала, каким  тяжелым  ударом  будет  для  тети  потеря  единственной
сестры. Такое же сообщение послали в контору отца.
   Предстояло обдумать очень  многое,  и  Эдвина  очнулась,  лишь  когда
появилась целая  флотилия  буксиров,  раздались  пронзительные  гудки  и
загремели залпы с каждого судна в порту. Атмосфера мрачного молчания,  в
которой они прожили четыре дня, была разрушена.
   Филипу и Эдвине не приходило в голову, что  их  трагедия  окажется  в
центре всеобщего внимания, и, глядя на катера, яхты  и  паромы,  набитые
репортерами  и  фотографами,  они  поняли,  что  им  предстоит  нелегкое
испытание.
   Но капитан Рострон сдержал слово, и никто, кроме лоцмана, не поднялся
на "Карпатию". Фотографам пришлось довольствоваться теми  снимками,  что
удалось сделать с большого расстояния. Единственный фотограф,  проникший
на пароход, был схвачен и отправлен к капитану.
   В 21.35 "Карпатия" медленно подплыла к причалу 54,  и  на  минуту  на
корабле все стихло.  Ужасное  путешествие  подходило  к  концу.  Сначала
спустили спасательные шлюпки, как четыре дня назад  с  "Титаника".  Люди
стояли у перил и смотрели, как вспышки света разрывают ночное небо.  Шел
дождь, и казалось, сами небеса плачут над пустыми шлюпками. Люди  стояли
в  благоговейном  молчании,  глядя,  как  покачивающиеся  лодки   быстро
отдаляются от них.
   Алексис и Джордж  поднялись  к  Эдвине  с  Филипом  после  того,  как
спустили шлюпки, и Алексис заплакала, уцепившись за Эдвину.  Та  прижала
сестренку к себе, как это всегда делала Кэт, но в последние дни она ясно
почувствовала, что никогда не сможет заменить Алексис мать.
   - А мы.., опять в них будем садиться?
   От страха Алексис едва могла говорить, и Эдвина  поспешила  успокоить
ее, но она и сама с трудом выговаривала слова из-за  душивших  ее  слез.
Эти шлюпки.., такие ненадежные, но дающие шанс на  спасение..,  их  было
там так мало.., если б их было больше, все остались бы живы.
   - Не плачь, Лекси.., пожалуйста, не плачь... -  только  и  произнесла
она, сжимая маленькую ручку сестры. Она даже не могла  обещать  Алексис,
что скоро все будет опять хорошо. Эдвина и сама в это уже не верила, так
как же она будет давать пустые обещания детям? Ее сердце разрывалось  от
горя.
   Взглянув на пристань, Эдвина увидела сотни,  если  не  тысячи  людей,
океан лиц. А когда вспышки залпов опять осветили небо, она  поняла,  что
их еще больше. Люди были повсюду.  В  газетах  потом  сообщали,  что  на
пристани  собралось  тридцать  тысяч  человек,  а   еще   десять   тысяч
растянулись по берегам.
   Но среди этой многотысячной толпы не было любимых и близких им людей.
Те, кому они были дороги, погибли, никто их не ждал, никто не  радовался
их возвращению. Во всем мире некому было позаботиться о них. Теперь  все
свалится на ее плечи и на бедного Филипа.  В  свои  шестнадцать  лет  он
должен  был  из  мальчика  превратиться  во  взрослого  мужчину,  и   он
добровольно  принял  такое  бремя  -  лишь  только  они   оказались   на
"Карпатии". Но Эдвине это казалось ужасно несправедливым.
   Филип велел Джорджу надеть куртку и встать рядом с Алексис. У  Эдвины
сжалось сердце при виде их рваной одежды и несчастных лиц. Они  внезапно
стали похожи на тех, кем, собственно говоря, и были. Все дети  Уинфилдов
теперь сироты.
   Пассажиры "Карпатии" высаживались  первыми.  Потом  наступила  долгая
пауза: капитан собрал всех остальных  в  салоне,  где  они  ночевали,  и
прочел молитву за тех, кто погиб в море, и за  тех,  кто  спасся.  Потом
повисла долгая минута молчания, нарушаемая тихими всхлипываниями.
   Люди стали прощаться друг с другом; последние поцелуи, объятия, потом
все пожали руку капитану Рострону и в тишине стали покидать пароход. Они
никогда не встретятся больше, но всегда будут помнить друг друга.
   Две женщины первыми подошли к трапу и, неуверенно оглядываясь,  стали
медленно спускаться. Слезы текли по их  щекам:  они  были  подругами  из
Филадельфии и обе потеряли мужей. На полпути они  остановились,  услышав
гул толпы. Это был гул скорби, горя и сочувствия, но звучал он  довольно
устрашающе,  и  Алексис  опять  прижалась  к  Эдвине,  заткнув   уши   и
зажмурившись, а Фанни подняла жуткий рев на руках Филипа.
   - Все в порядке.., все в порядке, дети. - Эдвина  пыталась  успокоить
их, но ее голос потонул в общем шуме.
   Она ужаснулась,  заметив  продирающихся  вперед  репортеров,  которые
засыпали  вопросами   измученных   пассажиров.   Вспышки   фотоаппаратов
чередовались со вспышками молний в ночном небе. Это была жуткая ночь, но
не страшнее той, что привела их к такому финалу. То была худшая  ночь  в
их жизни, а эта.., эта лишь еще одна. Эдвина, внимательно  следившая  за
братьями и сестрами,  спускавшимися  по  трапу,  надеялась,  что  ничего
худшего с ними уже не случится.
   У нее не было шляпы, и она вымокла до нитки, спускаясь на пристань  с
дрожащей Алексис на руках. Филип нес двух малышей, а  испуганный  Джордж
послушно шел рядом. Толпа казалась  огромной,  и  неизвестно,  что  было
делать дальше. Уже стоя наконец на твердой земле, Эдвина едва не оглохла
от криков, долетающих из толпы. Люди выкрикивали имена.
   - Чендлер!.. Харрисон!.. Гейтс! Гейтс!.. Вы видели их?..
   Это кричали родственники и друзья, которые  с  отчаянием  и  надеждой
вглядывались в лица спускающихся по трапу пассажиров, но Эдвина с каждым
именем лишь качала головой - она не знала никого из них.  Невдалеке  она
увидела Тейеров, которых обнимали друзья из Филадельфии.  Кругом  стояли
кареты  "Скорой   помощи",   и   снова,   и   снова   вспыхивали   блицы
фоторепортеров.
   Из толпы доносились  рыдания,  когда  те,  кто  спускался  по  трапу,
отрицательно качали головой в ответ на чье-то имя. К тому времени полный
список спасенных еще не был опубликован, и у многих, чьи родные и друзья
совершали плавание на борту  "Титаника",  теплилась  надежда:  вдруг  их
близкие не погибли. "Карпатия" отказалась общаться  с  прессой,  охраняя
покой своих пассажиров, но сейчас капитан Рострон был бессилен  защитить
их.
   - Мэм.., мэм! - К Эдвине подлетел репортер, чуть не столкнув с ее рук
Алексис, и начал орать ей в лицо:
   - Это ваши дети? Вы с "Титаника"?
   Он был ужасно наглый и назойливый, но Эдвина в  этой  ужасной  толчее
никак не могла его обойти.
   -  Нет..,  да..,  я..,  пожалуйста..,  пожалуйста...  Она  не  смогла
сдержать слез, резкая вспышка фотоаппарата ослепила ее. Филип  попытался
защитить сестру, но ему мешали дети, вцепившиеся  в  него.  Вдруг  целая
толпа репортеров окружила их, оттеснив Джорджа, и Эдвина закричала, чтоб
он не отходил от нее.
   - Пожалуйста , пожалуйста, уйдите!..
   Журналисты налетели и на Мадлен Астор, когда она спустилась со  своей
служанкой, но Винсент Астор и ее отец, мистер Форс, оттеснили назойливых
репортеров и усадили Мадлен в санитарную машину Эдвине и Филипу  повезло
меньше, но они довольно быстро пробрались сквозь толпу и наконец сели  в
один из автомобилей, присланных из "Ритц-Карлтона", и поехали по Седьмой
авеню к отелю.
   Они медленно вошли в холл роскошного отеля  ,  жалкие  оборванцы  без
багажа. В холле тоже дежурили  репортеры,  и  заботливый  портье  быстро
проводил их в комнаты.
   С Эдвиной чуть не  случилась  истерика"  казалось,  будто  они  и  не
уезжали.  Те  же,  что  и  полтора  месяца  назад,  красивые,  элегантно
обставленные комнаты, только ведь теперь все изменилось. Им дали  те  же
номера, в которых они останавливались, прибыв  из  Сан-Франциско,  перед
отплытием на "Мавритании" в Европу, куда они ехали, чтобы  познакомиться
с Фицджеральдами и отпраздновать помолвку Эдвины.
   - Вин, с тобой все в порядке?
   Она не сразу смогла ответить, но  потом,  в  очередной  раз  напомнив
себе, что теперь она в семье старшая, утвердительно кивнула Филипу.  Она
сидела на краешке роскошного дивана в рваном вечернем платье,  промокшем
пальто и башмаках и не знала, за что приниматься сначала.
   - Все хорошо, - сама не веря в свои слова, прошептала она, потому что
могла думать только о тех днях, всего несколько недель назад, когда  они
тут жили с родителями.
   - Хочешь, поменяем комнаты? - обеспокоенно спросил Филип.
   Если она сейчас расклеится, что им тогда делать? К кому обращаться за
помощью? Она теперь все для них,  и  поэтому  Эдвина  медленно  покачала
головой, вытерла слезы и постаралась утешить детей. Она поняла, что  все
сейчас держится на ней одной.
   - Джордж, поищи меню. Нам нужно поесть. А ты, Филип, помоги  Фанни  и
Алексис переодеться в пижамы.
   Она вдруг вспомнила, что у них нет теперь никаких пижам, но, войдя  в
спальню, увидела, что приготовили для  них  владельцы  отеля.  На  стуле
лежала кое-какая женская одежда и несколько вещей для мальчиков, брюки и
свитера, теплые носки и несколько пар обуви На  кровати  были  разложены
маленькие пижамки для девочек, две новые куклы, рубашечка  и  медвежонок
для Тедди.
   Удивительная доброта, проявленная посторонними  людьми,  так  тронула
Эдвину, что она опять заплакала. Когда она вошла в  большую  спальню,  у
нее защемило сердце. На кровати была разложена одежда для ее  родителей,
на тумбочке стояла бутылка шампанского, и Эдвина знала, что в  следующей
спальне она найдет вещи, приготовленные  для  Чарльза.  Она  всхлипнула,
бросила последний взгляд на комнату, погасила свет и вернулась к детям.
   Она, казалось, немного успокоилась и, уложив  детей,  села  на  диван
рядом с Филипом и Джорджем и стала смотреть, как  они  уплетают  жареных
цыплят, потом пирожные, но сама она  слишком  устала,  чтобы  проглотить
хоть кусочек. Алексис перед сном вдруг снова  впала  в  оцепенение,  она
сидела, устремив в одну точку  неподвижный  взгляд,  и  все,  что  могла
сделать Эдвина, это убедить ее взять новую куклу. Фанни  легла  спать  с
Эдвиной, а малыш Тедди заснул в красивой кроватке в своей  новой  ночной
рубашечке.
   - Мы должны утром дать телеграмму дяде Руперту и тете Лиз, -  сказала
Эдвина мальчикам.
   Они уже телеграфировали им и родителям Чарльза с парохода через "Уайт
стар", но теперь надо  уведомить  дядю  и  тетю,  что  они  благополучно
прибыли  в  Нью-Йорк.  Так  много  нужно  было   сделать,   о   стольком
позаботиться. Само собой теперь ничего не сделается. Надо  достать  всем
подходящую одежду, сходить в  банк,  отвести  малышей  к  врачу.  Эдвина
хотела показать детей специалисту, чтобы убедиться, что с  Тедди  все  в
порядке, и узнать, чем лечить Фанни обмороженные пальчики.
   Вообще дети выглядели уже лучше, и Тедди, слава богу, не  свалился  в
лихорадке. Из всех детей трагедия, случившаяся с "Титаником", хуже всего
сказалась на Алексис. Душевная травма из-за потери  родителей,  особенно
матери, отняла у нее всякий интерес к окружающему. Она совсем пала духом
и начинала рыдать, если Эдвина хоть на минутку отходила  от  нее.  Но  в
этом, конечно, не было  ничего  удивительного  -  после  того,  что  они
пережили, шок останется еще надолго, и Эдвина сама  чувствовала,  что  у
нее трясутся руки,  едва  она  начинает  писать  или  застегивать  детям
пуговицы. Она понимала, что должна держаться, обязательно должна.
   Эдвина спустилась к портье и спросила,  можно  ли  нанять  на  завтра
машину с шофером или хотя бы коляску, если машины заняты.  Ее  заверили,
что  машина  и  шофер  будут  предоставлены  в  ее   распоряжение.   Она
поблагодарила всех за  одежду  и  подарки  детям,  управляющий  печально
покачал головой и выразил соболезнования  по  поводу  потери  родителей.
Уинфилды постоянно останавливались в этом отеле, и для него было большим
потрясением узнать, что старшим членам этого большого и милого семейства
не удалось спастись.
   Эдвина тепло  поблагодарила  его  и  медленно  поднялась  к  себе.  В
гостинице она встретила нескольких человек, тоже спасшихся с "Титаника",
но все были заняты  своими  проблемами  и  не  обращали  друг  на  друга
внимания.
   Был почти час ночи, когда она вошла  в  гостиную  и  обнаружила,  что
братья играют в карты, опустошив блюдо с пирожными и  несколько  бутылок
сельтерской.
   Эдвина застыла в дверях  и  улыбнулась  им.  Она  поняла,  что  жизнь
продолжается, как будто ничего не случилось, но почти  в  ту  же  минуту
осознала, что в этом и состоит их единственное спасение.  Ведь  они  еще
дети, у них впереди вся жизнь, но для нее, без Чарльза,  уже  ничего  не
будет, как прежде. Она никогда не найдет такого,  как  он,  никогда.  Ее
жизнь отныне будет посвящена заботам о братьях и сестрах, ведь это  была
последняя воля матери.
   - Собираетесь сегодня спать, джентльмены? Она  сдержала  подступившие
слезы и с улыбкой взглянула на  них.  Мальчики  улыбнулись  в  ответ,  а
Джордж, вдруг посмотрев на ее одежду, громко рассмеялся. Впервые  с  тех
пор, как они покинули "Титаник", он стал похож на прежнего Джорджа.
   - Ты выглядишь ужасно, сестрица, - смеясь, сказал он,  и  даже  Филип
заулыбался, сам того  не  желая.  И  действительно,  в  этих  элегантных
комнатах  ее  вечернее  платье,  превратившееся  в  лохмотья,  выглядело
совершенно неуместно.
   -  Спасибо  за  откровенность,  Джордж,  -  поблагодарила  она.  -  Я
постараюсь утром надеть что-нибудь более достойное, дабы  не  оскорблять
твоего взыскательного взора.
   - Посмотрим, - высокомерно протянул Джордж и вернулся к картам.
   - Советую вам ложиться, - проворчала Эдвина и пошла в ванную.
   Она сняла платье и долго смотрела на  него.  Сперва  она  хотела  его
выкинуть, чтоб никогда больше не видеть, но что-то остановило ее, и  она
решила сохранить эти лохмотья. Ведь в этом платье она  в  последний  раз
видела Чарльза.., родителей.., оно как память о  прошлом,  о  том  часе,
когда все переменилось, когда все ушло навечно.
   Эдвина бережно сложила его и убрала в комод. Она не знала, что с  ним
делать, но платье напоминало ей  о  тех  счастливых  днях,  которые  уже
никогда не вернутся. Эдвине уже казалось, что оно принадлежало  какой-то
другой девушке, той, кем она была раньше и кем уже не будет никогда.

Глава 7

   На следующее утро Эдвина  надела  черное  платье,  подаренное  ей  на
"Карпатии", и повела детей к врачу, которого порекомендовал  управляющий
отелем. Врач был удивлен, что малыши без  тяжелых  осложнений  перенесли
суровые  испытания.  Пальчики  Фанни  на  левой   руке,   возможно,   не
восстановятся  полностью  и  немного  утратят  чувствительность,  но  он
успокоил Эдвину, что ничего страшного малышке не грозит. По поводу Тедди
доктор сказал,  что  его  здоровье  быстро  восстанавливается,  даже  на
удивление быстро - это просто поразительно, как Тедди  сумел  оправиться
после такого переохлаждения; а потом, понизив голос,  заметил,  что  они
пережили исключительно трагические часы. Он пытался задавать  вопросы  о
гибели "Титаника", но Эдвине не хотелось говорить об этом, особенно  при
детях.
   Она попросила врача заодно осмотреть и Алексис,  но,  за  исключением
пары синяков, никаких повреждений у нее не  нашли.  Выходило,  что  душа
Алексис пострадала гораздо серьезнее, чем тело. С той  минуты,  как  они
нашли ее на "Карпатии", Алексис была сама не  своя.  Она  как  будто  не
желала понимать, что мамы больше нет, и поэтому решила вообще ничего  не
видеть и  не  слышать.  Она  держалась  отчужденно  и  почти  совсем  не
разговаривала.
   - Неизвестно, сколько это  может  продлиться,  -  предупредил  доктор
Эдвину, когда они остались одни:  медсестра  увела  детей  одеваться.  -
Может быть, она никогда не станет прежней - слишком  сильное  потрясение
пришлось ей испытать.
   Но Эдвина отказывалась в  это  поверить.  Пройдет  время,  и  Алексис
оправится. Она всегда была тихой и робкой и в некотором  отношении  даже
слишком привязана к маме. Эдвина дала себе  слово  не  допустить,  чтобы
трагедия разрушила их жизнь, по крайней мере жизнь детей. Поскольку  она
была так занята малышами, у нее не оставалось времени думать о  себе,  и
это было спасением. Врач сказал, что через неделю они уже смогут ехать в
Сан-Франциско. Им нужно немного отдохнуть перед поездкой, но скоро можно
будет отправляться домой.
   Когда они вернулись в отель, Филип и  Джордж  сосредоточенно  изучали
газеты. Пятнадцать  страниц  "Нью-Йорк  тайме"  были  посвящены  жертвам
катастрофы. Джордж собирался прочитать все Эдвине, однако она совсем  не
хотела об этом слышать. Она уже получила  три  послания  от  репортеров,
желающих поговорить с ней, но девушка  не  собиралась  тратить  душевные
силы и время на журналистов и выкинула эти записки.
   Эдвина понимала, что отцовская газета непременно напечатает  материал
об обстоятельствах гибели  "Титаника",  и  только  в  том  случае,  если
корреспонденты захотят поговорить с Эдвиной, она согласится на интервью.
Общаться же с нью-йоркскими газетчиками, падкими  на  сенсации,  она  не
желала и с раздражением отодвинула газету с собственной  фотографией  на
первой полосе.
   Эдвина получила письмо от подкомиссии сената,  которая  назначила  на
следующий день заседание и пригласила Эдвину прийти  и  рассказать  все,
что ей известно о гибели "Титаника". Там собирались подробно расспросить
всех  спасшихся,  чтобы  составить  как  можно  более   полную   картину
случившегося. Всем было важно понять, что же на самом деле  произошло  и
чья в том вина, если кто-то  вообще  виноват  в  этой  трагедии,  и  как
избежать подобной катастрофы в будущем.
   Эдвина показала записку Филипу. Она считала,  что  должна  пойти,  но
очень нервничала, и Филип, как мог, попытался ее успокоить.
   После ленча, поданного в номер, Эдвина заявила, что ее ждут дела. Они
не могут всю жизнь ходить в чужой одежде, и ей надо пойти за покупками.
   - А нам тоже  идти?  -  недовольно  спросил  Джордж,  а  Филип  опять
уткнулся в газету.
   Эдвина улыбнулась: Джордж иногда говорил совсем как папа.
   - Нет, можешь остаться, если будешь помогать Филипу с детьми.
   Тут же Эдвина подумала, что дома  надо  будет  нанять  помощницу,  но
сразу же представила себе бедную Уну. О чем бы Эдвина ни  подумала,  все
возвращало ее к болезненным воспоминаниям о той страшной ночи.
   Она сперва зашла в банк, потом к Альтману на углу Пятой авеню и  34-й
улицы, где накупила кучу вещей. Затем она  отправилась  за  покупками  в
"Оппенгейм Коллинз". Отцовская фирма перевела ей довольно большую сумму,
и у нее было достаточно денег на необходимые вещи для себя и детей.
   После четырех она вернулась в отель в купленном  у  Альтмана  строгом
траурном платье и страшно удивилась, увидев Джорджа и  Филипа  снова  за
картами.
   - А где дети? - спросила Эдвина, бросив прине