что сегодня нам будет попроще. Я  хотел
предложить вам прокатиться до Нью-Сибери, пообедать  там  и  вернуться.  Что
скажете?
   - По-моему, отличный план, - произнесла Глэдис со счастливой улыбкой.
   - А вы завтракали? - неожиданно забеспокоился Пол.
   - Только овсяные хлопья и молоко, - протянул Сэм с  таким  видом,  словно
дома его морили голодом, и Глэдис снова улыбнулась.
   - Ну, какой это завтрак для моряка! - с сочувствием воскликнул Пол. - Как
насчет вафель и  чая?  Настоящих  вафель,  которые  только  что  испекли  на
настоящем корабельном камбузе?
   - Отлично, - быстро кивнул Сэм, и Пол предложил Глэдис оставить  висевшую
у нее через плечо сумку с вещами (велосипеды они  еще  раньше  закатили  под
навес яхт-клуба) в одной из пустующих гостевых кают.
   Вслед за Полом Глэдис спустилась по трапу в жилой отсек.  Каюта  поразила
ее  своими  размерами  и  роскошью.  Стены   были   отделаны   панелями   из
полированного красного дерева, надраенные дверные ручки  и  петли  сверкали,
словно золотые, стенной шкаф мог  поспорить  своими  размерами  с  небольшим
гаражом, а над кроватью и над столом висели картины  кисти  самых  известных
современных художников. Но отделанная белым мрамором туалетная комната  была
вне конкуренции. Здесь нашлось место не только для душа, но и для  настоящей
бронзовой ванны на гнутых ножках.
   Каюта производила впечатление номера люкс в  каком-нибудь  очень  дорогом
отеле.
   Глэдис достала из сумки конверт с фотографиями  и,  держа  его  в  руках,
отправилась в столовую. Сэм уже сидел там перед огромным блюдом  с  вафлями.
Губы его были в сладком кленовом сиропе, щеки оттопыривались, однако это  не
мешало ему вести с Полом серьезный мужской разговор.
   - А ты, Глэдис? Как насчет вафель? - предложил Пол, увидев ее, но  Глэдис
отрицательно покачала головой.
   - Нет, спасибо, - сказала она смущенно. -  Мне  и  так  неловко...  Можно
подумать, будто я не кормлю моих детей.
   - Перестань, - успокоил Пол. - Просто  любому  моряку  необходим  большой
завтрак, иначе у него не будет сил. Может, выпьешь хотя бы кофе, Глэдис?
   Полу нравилось, как звучит ее имя, и он старался произносить его  почаще.
Вчера он спросил, кто назвал ее так, и она ответила, что это была идея отца.
Когда она родилась, Джек Уильяме как раз работал  в  Шотландии  возле  озера
Глэдис, и ее  назвали  в  честь  этого  географического  объекта.  Полу  это
показалось занятным. В имени Глэдис ему чудилось что-то аристократическое.
   На кофе Глэдис согласилась. Одна из двух официанток, обслуживавших  стол,
сразу налила ей горячий кофе в тонкую чашку лиможского  фарфора  с  россыпью
маленьких голубых звездочек на ней. Весь фарфор  и  хрусталь  были  либо  со
звездочками, либо с названием яхты. Глэдис подумала про себя, что одно  это,
наверное, обошлось Полу в астрономическую сумму.
   Было уже начало девятого, когда Сэм наконец сказал, что больше не  может.
Тогда Пол предложил обоим подняться на мостик. Погода была  великолепной.  С
берега дул легкий бриз, что было как  нельзя  кстати.  Пол  некоторое  время
вглядывался в голубое небо, по которому скользили  редкие  барашки  облаков,
потом отдал приказ капитану. От яхт-клуба он собирался отойти  на  дизеле  и
только потом поставить паруса.
   На палубе закипела работа. Матросы бросились  отдавать  швартовы,  где-то
глубоко внизу  ожил  и  мерно  застучал  двигатель,  а  на  приборной  доске
вспыхнули зеленые и желтые огоньки. Пол сам встал к штурвалу, готовясь вести
яхту в открытое море, однако каждое свое действие он сопровождал  подробными
объяснениями, и Сэм слушал его как завороженный.
   Через несколько минут яхта стала медленно отходить от причала. Вскоре она
развернулась носом на восток и, набирая  ход,  двинулась  в  открытое  море.
Минут через десять Пол выключил двигатель и,  нажав  рычаг  опускания  киля,
внимательно посмотрел на Сэма.
   - Готов? - спросил он.
   - Готов, - серьезно ответил Сэм и облизнул пересохшие от  волнения  губы.
Еще вчера Пол показал ему все кнопки управления, и теперь он  никак  не  мог
дождаться, когда же наконец можно будет идти под парусами.
   И вот этот момент настал! Сэм нажал одну за другой три кнопки,  и  высоко
над головой Глэдис, которая сидела в сторонке и наблюдала  за  ними  обоими,
стали  разворачиваться  и  надуваться   огромные   паруса   из   серебристой
металлизированной ткани. Первым  наполнился  ветром  похожий  на  сверкающий
рыбий пузырь кливер, за ним - стаксель и грот  и  наконец  бизань.  Все  это
заняло едва ли больше минуты, и не успела Глэдис удивиться, как  палуба  под
ней упруго вздрогнула,  и  "Морская  звезда",  набирая  скорость,  рванулась
вперед. Казалось, она не скользит  по  воде,  а  летит  по  воздуху.  Глэдис
машинально ухватилась за попавшую ей под руку леерную стойку.
   Это было незабываемое  впечатление.  Ветер  посвистывал  в  ушах,  снасти
негромко гудели,  Сэм  сиял,  стоя  на  мостике  рядом  с  Полом,  а  Глэдис
любовалась ими обоими.
   "Морская  звезда"  на  всех  парусах  неслась  к  Нью-Сибери.  Ветер  был
попутным, однако Пол и Сэм время от времени изменяли  положение  парусов,  и
Пол объяснял мальчугану,  почему  он  это  сделал  и  какой  регулятор  надо
повернуть, чтобы добиться  максимальной  скорости.  Он  даже  позволил  Сэму
немножко подержаться за штурвал, после чего передал управление  капитану,  а
сам сошел вниз, к Глэдис. Сэм предпочел остаться на мостике.
   - Ты его испортишь, - со смехом сказала Глэдис, когда Пол  сел  в  кресло
напротив нее. - После "Морской звезды" любая яхта будет казаться ему  просто
дырявой калошей. Впрочем, я его понимаю. Прогулка просто волшебная!
   Говоря это, Глэдис нисколько не кривила душой. Она и в  самом  деле  была
довольна не меньше Сэма.
   - Я рад, - ответил Пол и кивнул с  довольным  видом.  -  Мне  тоже  очень
нравится моя яхта. На ее борту я провел лучшие часы моей жизни.
   - Думаю, что не только ты один, но и все, кто  когда-либо  поднимался  на
борт, - заметила Глэдис. -  Твои  друзья  вчера  рассказывали  мне  о  твоих
путешествиях.
   Пол лукаво посмотрел на нее.
   - Почему-то мне кажется, что мои друзья говорили не столько обо мне или о
яхте, сколько рассказывали анекдоты о  Седине.  Она  действительно  грозится
прыгнуть за борт каждый раз, когда яхта начинает двигаться. Что  ж,  не  все
ведь рождаются моряками.
   - У нее что, морская болезнь? - спросила Глэдис и тут же прикусила  язык.
- Прости, я не хотела!..
   Пол покачал головой.
   - Насколько я знаю - нет. На моей памяти Седину замутило лишь однажды, да
и то не на "Морской звезде", а на прогулочном  катере,  когда  мы  попали  в
серьезную болтанку в Мексиканском заливе. Просто она  почему-то  терпеть  не
может парусники. И вообще все, что плавает.
   - Но ты их так любишь! - воскликнула Глэдис. -  Разве  это  не..,  мешает
вашим отношениям?
   - Мешает. Из-за моего пристрастия к парусному спорту мы  проводим  вместе
меньше времени, чем могли бы. Седина способна в одну минуту изобрести тысячу
и одну причину, чтобы не подниматься на борт, и я нисколько ее не виню -  по
большей части она действительно очень занята, а  добраться  из  Нью-Йорка  в
Лос-Анджелес, конечно, проще самолетом, чем через Панамский канал.  Впрочем,
иногда эти ее срочные встречи со сценаристами, продюсерами  и  издателями  -
это просто предлог. Сначала я пытался уговаривать ее, но теперь предоставляю
ей поступать так, как она захочет. И иногда Селине удается  преодолеть  свое
отвращение и провести со мной день или два на яхте, но только пока она стоит
на якоре.
   - А когда ей это не удается? Что ты чувствуешь тогда? - Это был, пожалуй,
чересчур личный вопрос, но Глэдис чувствовала себя настолько  свободно,  что
ей уже начинало казаться, будто она знает Пола не один десяток лет.
   Кроме того, сейчас  ее  очень  интересовало,  как  другим  людям  удается
сохранить свои чувства в браке. Быть может, убеждала себя Глэдис, она узнает
что-нибудь, что будет полезно ей самой.
   - Иногда  меня  это  беспокоит,  -  признался  Пол  и  кивнул  подошедшей
официантке, которая принесла на подносе два бокала "Кровавой  Мэри".  -  Без
Седины мне бывает не по себе, я чувствую себя одиноко, но  я  уже  привык  к
этому. Не стоит заставлять кого-то делать то, чего он  делать  не  хочет.  А
если ты  все-таки  решаешься,  то  впоследствии  приходится  дорого  за  это
платить. Иногда слишком дорого. Я убедился в этом, когда  был  женат  первый
раз. Только потом я понял, что делал все не так, и тогда  я  поклялся  себе,
что если женюсь снова, то не повторю прежних ошибок.  И,  кажется,  мне  это
удалось. Жизнь с Сединой отличается от моего первого брака как небо и земля.
- Он усмехнулся. - Правда, я долго выбирал. Мне хотелось быть уверенным, что
я принимаю правильное решение.
   - Ну и как, ты не ошибся? - Глэдис задала вопрос предельно мягким  тоном,
чтобы Пол не подумал, будто она вторгается в его частную жизнь.
   - Думаю, что нет. Мы с Сединой очень разные люди. Мы не всегда  хотим  от
жизни одного и того же, однако вместе нам очень хорошо. Я уважаю  Седину,  и
мне кажется, что  это  взаимно.  Успех,  которого  она  добилась,  ее  сила,
упорство и способность работать приводят меня просто в восхищение. Седина  -
человек редкого мужества, но иногда это сводит меня с ума. - Тут он  грустно
улыбнулся.
   - Извини, что накинулась на тебя  с  расспросами,  -  сказала  Глэдис.  -
Просто в последнее время я очень часто задаю себе.., похожие вопросы, но  не
всегда нахожу на  них  ответы.  Раньше  мне  все  было  ясно,  но  теперь...
Очевидно, я с самого начала в чем-то ошиблась.
   Пол внимательно посмотрел на нее.
   - Ты говоришь странные вещи, - сказал он осторожно. Глэдис вздохнула.  Ей
неожиданно захотелось выговориться. Казалось, что здесь, в открытом  океане,
на яхте, идущей под всеми парусами, они могут сказать друг  другу  все,  что
угодно.
   - Говоря словами героев фантастических  боевиков,  которые  когда-то  так
любили мои дети, я потеряла всякую ориентацию во времени и в пространстве. Я
не знаю, что я делаю, зачем и что ждет меня впереди. Последние  четырнадцать
лет моей жизни.., они как будто рухнули в пропасть. Семнадцать  лет  я  была
замужем. Раньше мне казалось, что все отлично, что лучше просто не бывает, и
вот... - Глэдис запнулась.
   - Что - "вот"? - спросил Пол.  Он  от  души  сочувствовал  Глэдис,  хотел
чем-то помочь, но не знал как. В ней было что-то такое, что заставляло  Пола
тянуться к ней всем сердцем. И это не измена Седине, это другое. Он и Глэдис
могли быть друзьями, настоящими  друзьями,  способными  говорить  открыто  о
самом сокровенном.
   - Четырнадцать лет назад я бросила свою карьеру фотожурналиста. До  этого
я два года работала в "Нью-Йорк тайме", а еще  раньше  -  побывала  в  Азии,
Африке и в Латинской Америке... Боже мой, Пол, я  объездила  весь  мир.  Мне
очень нравилась моя жизнь и моя работа, но Дуглас сказал,  что,  если  я  не
брошу свои сумасбродства, между нами все будет кончено. И я уступила. Дуг не
хотел, чтобы я подвергала себя опасности, фотографируя в гетто, в трущобах и
гоняясь за бандами хулиганов и налетчиков в надежде сделать удачный  снимок.
И он был прав. Я оставила фотографию и переехала вместе с ним в Коннектикут.
За пять лет я родила Дугу четверых детей, и с  тех  пор  они  стали  главным
содержанием моей жизни. Памперсы, ночные кормления, детские болезни,  школа,
автопул и прочее... Интересного мало, не так ли?
   - И ты.., ненавидишь такую жизнь? - спросил Пол, хотя ему  казалось,  что
ответ он знает заранее. Четырнадцать лет попали в мусорный контейнер  вместе
с использованными памперсами. И он не мог, просто  не  мог  понять  мужчину,
который обрек Глэдис на подобное унылое существование.
   - Иногда, - честно ответила Глэдис. - Да  и  кто  бы  на  моем  месте  не
возненавидел? Можешь быть  уверен,  что  не  об  этом  я  мечтала  всю  свою
сознательную жизнь. Хотя я люблю моих детей,  люблю  общаться  с  ними,  они
выросли счастливыми - это тоже что-нибудь да значит.
   - А ты? Ты сама? Прости за грубый вопрос, но что ты с этого имеешь?
   - Моральное удовлетворение, - ответила она и  улыбнулась.  -  Нет,  я  не
шучу. Мне нравятся мои дети. Кажется, из них вырастут славные  люди,  и  мне
очень приятно быть с ними.
   Пол прищурился, словно стараясь запомнить ее слова.
   - И что ты собираешься делать дальше? - спросил он наконец. - Вернешься к
своей карьере или будешь возить детей в школу до тех пор, пока тебя не лишат
водительской лицензии по старости?
   - В этом-то и проблема. Я только  недавно  об  этом  задумалась,  но  мой
муж... Дуг решительно возражает против  того,  чтобы  я  снова  вернулась  в
фотожурналистику.  Из-за  этого  между  нами  возникла,  гм-м..,   небольшая
размолвка. Несколько недель назад у нас состоялся серьезный разговор, и  Дуг
напрямую высказал мне, чего он ждет от нашего брака.
   - И чего же? - подбодрил Пол,  заметив,  что  Глэдис  опустила  голову  и
замолчала.
   - Увы, не многого. Как он сказал, ему нужен человек, которому он "мог  бы
доверить своих детей". И это все. Пол! Больше я ему ни для чего не нужна.
   - На мой взгляд, звучит не очень романтично, - сухо заметил Пол, и Глэдис
улыбнулась. Разговаривать с  ним  было  легко  и  приятно.  Пол  понимал  ее
буквально с полуслова, и от одного  этого  ей  становилось  легче  на  душе.
Должно быть, ей давно надо было выговориться.
   - Зато теперь у меня не осталось никаких иллюзий, - заявила Глэдис.  -  Я
словно бы прозрела и, оглядываясь назад, ясно вижу, что значу для него очень
мало. И так было с самого начала... Ну, во всяком случае, довольно давно,  -
тут же поправилась она, хотя обоим было ясно, что это  было  сказано  не  от
чистого сердца, а лишь в качестве  фигуры  вежливости,  этакое  "уважение  к
памяти покойного". - Иными словами, почти всю мою жизнь  я  была  экономкой,
няней, уборщицей, поварихой и черт знает чем еще! У  меня  не  было  времени
заметить, во что я превратилась. Быть может, если бы у меня была возможность
работать, я бы как-то смирилась. Но ведь Дуг фактически  запретил  мне  даже
думать о фотографии, - закончила Глэдис.
   - Это очень глупо с его стороны, -  заметил  Пол.  -  Однажды  я  пытался
играть в ту же игру и проиграл с треском. Я имею в виду  свою  первую  жену.
Когда мы познакомились,  я  еще  учился  в  колледже,  а  она  уже  работала
редактором крупного журнала.  Такая  работа  требует  много  времени,  и  я,
наверное, немного ревновал Мэри  Энн  к  ее  редакторскому  месту.  Когда  я
закончил колледж и получил перспективное место,  Мэри  Энн  забеременела.  Я
настоял на том, что она должна оставить работу. В те времена многие  мужчины
поступали подобным образом, но Мэри... Мири возненавидела меня за это и  так
никогда и не простила. Она обвиняла меня в том, что я погубил ее  карьеру  и
обрек на никчемную, пустую жизнь. Впрочем, Мэри Энн  никогда  не  смогла  бы
стать хорошей матерью просто по складу характера, но меня  это,  разумеется,
не извиняет. Как бы там ни было, дети ей были не нужны, а  потом  и  я  тоже
стал не нужен. Наш брак рассыпался, и Мэри Энн вернулась на  работу.  Сейчас
она - старший редактор "Вог" и по-прежнему ненавидит меня...  -  Он  перевел
дух. - Вот откуда я знаю, как  опасно  пытаться  подрезать  женщине  крылья.
Подобная  хирургическая  операция  слишком  часто  приводит  к   трагическим
последствиям.  И  именно  поэтому  я  стараюсь  не  вмешиваться  в  то,  чем
занимается Седина. Я не стал настаивать, когда она  сказала,  что  не  хочет
иметь детей. Теперь-то я понимаю: нам с Мэри Энн  тоже  не  стоило  заводить
ребенка. Она быстро вернулась на  работу,  и  с  тех  пор  моего  сына  Шона
воспитывали  гувернантки.  В  десять  лет  он  оказался  в  пансионе,  а   в
тринадцать... В тринадцать мы с ним остались вдвоем. До сих пор Шон не очень
близок со своей матерью, так что в этом отношении ты поступила правильно. По
крайней мере твои дети не чувствуют себя сиротами при живой матери.
   Он сказал это очень уверенно, ибо ему достаточно было пообщаться с Сэмом,
чтобы понять, какая Глэдис мать.
   - Не стоит принуждать людей к тому, что не является для них естественным,
- сказал он. - Хотя бы потому, что из этого  все  равно  ничего  не  выйдет.
Странно, что твой муж этого не понимает.
   - Пока мои дети были маленькими, я даже получала  удовольствие,  ухаживая
за ними, - задумчиво сказала  Глэдис.  -  Мне  нравится  моя  семья,  и  мне
нравится быть матерью. И хотя дети уже совсем большие, мне не хотелось бы их
бросать даже ради карьеры. Я не могу оставить их на  попечении  гувернанток,
чтобы, как прежде, носиться по всему миру как  угорелая.  Но,  мне  кажется,
никому не повредит, если раза два в год я буду уезжать на неделю или две.  Я
могла бы делать небольшие репортажи на местном материале. Это  занимает  еще
меньше времени. Главное, что,  работая  хотя  бы  время  от  времени,  я  не
чувствовала бы себя никем.  -  Она  улыбнулась.  -  Нет,  я,  конечно,  мать
четверых детей. Просто никому нет  дела  до  того,  от  чего  я  ради  этого
отказалась. В первую очередь - моему мужу. Он  не  хочет  понимать,  что  за
жертвуя принесла. Для  него  мое  увлечение  фотожурналистикой  -  это  даже
меньше, чем хобби. Дуг считает, что до того, как  мы  поженились,  я  просто
приятно проводила время, путешествуя по разным странам и щелкая камерой.
   - Дик Паркер говорил, что за  свои  фотографии  ты  получила  целую  кучу
престижных премий.
   - Четыре или пять, - призналась Глэдис.  -  Но  дело  не  в  них.  Просто
внезапно я поняла, как много для меня значит фотография. А Дуг и слышать  не
хочет о моем возвращении в профессиональную фотожурналистику.
   - И что ты собираешься делать  дальше?  Послушаешься  мужа  или  устроишь
скандал? - Селина, не колеблясь ни минуты, выбрала бы второе, но Глэдис была
совсем другим человеком, и Пол ясно видел это.
   - Не знаю. - Глэдис пожала плечами и бросила быстрый взгляд на  Сэма.  Он
все еще стоял на мостике рядом  с  капитаном  и  глядел  вдаль  в  настоящий
морской бинокль. - Я еще не успела принять решение. Начались каникулы, и мне
пришлось поехать с детьми сюда. Последнее, что сказал мне Дуг, это  чтобы  я
позвонила моему агенту и отказалась от сотрудничества.
   -  Не  делай  этого,  -  решительно  сказал  Пол.  Он  знал  Глэдис   еще
недостаточно хорошо, но отлично чувствовал:  если  она  послушается  мужа  и
уступит, какая-то часть ее личности будет потеряна навсегда. Он сразу понял:
фотография была для Глэдис одной из форм самовыражения,  языком,  с  помощью
которого она общалась с миром и утверждала в нем  свое  "я".  Отказаться  от
фотографии было бы для нее все равно что перестать дышать.
   - Кстати, где сейчас твой муж? - неожиданно спросил Пол.
   - Дома. В Уэстпорте.
   - А он знает, как сильно тебя расстроили его слова?
   - Вряд ли. Мне кажется, он  не  вполне  отдает  себе  отчет  в  том,  что
происходит.
   - Да-а... - протянул Пол. - Моя бывшая жена три года исподтишка  вымещала
на мне свою досаду, а я имел глупость этого  не  замечать.  Однажды  ей  это
надоело, и она в лицо высказала мне все,  что  думает.  И  опять  я  ошибся,
думая, что это просто начало нового, не очень счастливого  периода  в  нашей
жизни. На самом деле это был конец - конец нашего брака и наших отношений. Я
и опомниться не успел, как мне пришло уведомление от ее адвоката.
   - Не думаю, чтобы я была способна на такое, - задумчиво сказала Глэдис, -
но  я  действительно  теперь  на  многое  смотрю   по-другому.   Моя   жизнь
разваливается буквально у меня на глазах.  Можно  ли  здесь  что-то  спасти?
Нельзя? Я просто не знаю. Что мне говорить, что думать, во что верить? Я  не
знаю, кто мне Дуг.., и кто я ему. Два месяца назад я была счастливой и  всем
довольной. А сегодня.., сегодня я все чаще