ько Сэм как-то  странно
молчал, и Глэдис поняла, что он тоже вспоминает "Морскую звезду"  и  Пола  и
мысленно прощается с ними. Они расстались как старые друзья, и  Пол  обещал,
что они обязательно увидятся снова,  но  кто  знает?  Теперь,  когда  Глэдис
познакомилась с Селиной, она чаще вспоминала о том, что Пол женат  и  что  в
его  жизни  есть  вещи  гораздо  более  важные,  чем  дачное  знакомство   с
многодетной матерью.
   Добравшись до коттеджа и убедившись, что детей дома нет, Глэдис  включила
Сэму видео, а сама поспешила  в  темную  комнату.  Как  только  пленки  были
готовы, она пропустила их через проектор.  Очень  и  очень  недурно.  Она  с
удовольствием отобрала самые лучшие кадры. Седина выглядела  на  них  просто
роскошно. Никаких сомнений -  знаменитая  писательница  останется  довольна.
Лучше всего удался последний кадр, где  Седина  была  запечатлена  вместе  с
Полом. Он стоял, опершись на спинку ее кресла, а на заднем  плане  виднелись
часть мачты и океан, простирающийся до самого горизонта и  отливающий  почти
небесной    лазурью.    Даже    "ньютоновы    кольца",     которые     среди
фотографов-профессионалов обычно считаются  браком,  были  здесь  более  чем
уместны. Именно они  создавали  на  снимке  атмосферу  солнечного  и  ясного
полдня.
   На следующий день Глэдис отослала готовые  фотографии  экспресс-почтой  в
Нью-Йорк. Вскоре ей позвонила Седина.
   - Глэдис, вы - гений! - заявила она  без  всяких  предисловий,  и  Глэдис
сначала даже не поняла, кто говорит. - Нет, в  самом  деле  это  бесподобно!
Хотела бы я на самом деле выглядеть так, как на ваших снимках!..
   Только тут Глэдис догадалась, что это Селина.
   - Вы выглядите гораздо лучше, -  возразила  она,  хотя  похвала  была  ей
приятна. Глэдис уже знала,  что  Седина  Смит  вряд  ли  способна  похвалить
кого-то просто из вежливости. - Значит, они годятся для вашей обложки?
   - Для обложки?! - воскликнула Седина. - Ну, разумеется!.. И не только для
обложки. Знаете, Глэдис,  я  просто  влюбилась  в  них.  В  моем  альбоме  с
фотографиями просто нет ничего подобного. Неудобно так говорить про себя, но
ваши.., то есть мои.., нет, ваши фотографии  -  это  настоящее  произведение
искусства!
   - А вам понравился снимок, где вы вместе с Полом? - спросила  Глэдис,  не
знавшая, куда деваться от смущения.
   - Я такого не видела... -  озадаченно  ответила  Седина.  -  Погодите-ка,
взгляну еще раз... Нет, его нет в конверте, - добавила она  после  паузы,  и
Глэдис почувствовала острое разочарование.
   - Должно быть, я  забыла  вложить  эту  фотографию  в  конверт!  Когда  я
отбирала  снимки,  она  еще  не  до  конца  просохла,  и  я  оставила  ее  в
лаборатории. А потом просто забыла! Ну ничего, я перешлю ее вам завтра.  Там
есть один интересный эффект, который.., в общем, сами увидите.
   - Вы меня заинтриговали. - Тон Селины неожиданно стал  более  деловым.  -
Знаете, Глэдис, сегодня утром я разговаривала со своим издателем,  он  готов
заплатить вам  за  использование  ваших  снимков.  Издержки  плюс  авторское
вознаграждение.
   - Право же, это совершенно ни к чему, -  смущенно  отозвалась  Глэдис.  -
Это.., подарок. Сэму было так хорошо с Полом. Фотографии - это  та  малость,
которую я могу сделать для вас, чтобы отблагодарить...
   - Не говорите глупости, Глэдис! - перебила Седина. - Бизнес есть  бизнес.
Что скажет ваш агент, если узнает, что вы раздаете  ваши  прекрасные  снимки
направо и налево?
   - Да откуда же он узнает? В крайнем случае я  всегда  могу  сказать,  что
сделала эти фотографии для друзей. Нет-нет, я не хочу, чтобы вы платили  мне
за них.
   - Вы безнадежны, Глэдис, - вздохнула Селина. - Если вы  будете  раздавать
свои работы бесплатно, ни к чему хорошему это не приведет. Ведь на то, чтобы
проявить пленки и напечатать фотографии, наверняка ушло немало времени!  Вот
если бы я была вашим агентом!.. - Она немного помолчала. - Извините, Глэдис,
если я сказала что-то не то, -  добавила  она  неожиданно  мягким  тоном.  -
Просто обидно за вас - фотографии великолепны! Я даже не знаю, какую из  них
использовать для обложки. Ничего, скоро вернется  Пол,  мы  посоветуемся,  и
когда я решу,  то  обязательно  позвоню  вам.  Спасибо  большое,  Глэдис,  я
действительно очень вам признательна. - Она  вздохнула.  -  И  все-таки  мне
хотелось бы, чтобы вы позволили мне заплатить.
   - В следующий раз - обязательно, - поспешила обратить  разговор  в  шутку
Глэдис.  Впрочем,  она  действительно  рассчитывала,   что   следующий   раз
обязательно будет.
   Они попрощались, но Глэдис еще  долго  вспоминала  этот  разговор.  Когда
Селина сказала "мы посоветуемся", она просто не поверила своим ушам, но  тут
же последовало властное "...я решу", и все встало на свои места.  "Все-таки,
- с грустью подумала Глэдис, - они с Полом слишком независимы друг от друга.
Я бы, наверное, так не смогла".
   Пролетело еще несколько дней, а в субботу в Харвич наконец  приехал  Дуг.
За те две с лишним недели, что они  не  виделись,  он  немного  похудел,  но
выглядел почти счастливым оттого, что увидит детей.  Шесть  часов  за  рулем
утомили его, однако, искупавшись перед ужином, он заметно приободрился.
   Должно быть, в виде исключения все четверо их детей ужинали дома,  и  Дуг
успел наговориться с каждым. Но после ужина они снова улизнули  с  друзьями,
чтобы бродить по  берегу  в  темноте  и  рассказывать  друг  другу  страшные
истории, и Глэдис с Дугом остались одни.
   Глядя за окно, где все еще мелькали огоньки карманных  фонариков,  Дуглас
улыбнулся. Ему очень нравилось бывать летом в Харвиче.
   Глэдис, сидевшая напротив него на диване, чувствовала  себя  скованно.  С
тех пор как она  в  последний  раз  виделась  с  Дугом,  она  слишком  много
передумала, поняла, испытала. Одна только встреча с  Полом  Уордом  до  того
изменила ее взгляд на вещи, что сейчас, оказавшись в давно знакомой семейной
обстановке, она растерялась.
   Да, она могла рассказать Дугу и о "Морской звезде", и  о  дружбе  Сэма  и
Пола, и о том,  как  она  фотографировала  знаменитую  Седину  Смит,  но  по
какой-то неведомой причине ей этого не  хотелось.  Глэдис  чувствовала,  что
должна сохранить что-то только для себя.
   - Ну, что ты поделывала все это время? - небрежно спросил Дуг,  и  Глэдис
подумала, что таким тоном он мог  бы  обращаться  к  любому  из  соседей  по
поселку. В его голосе не было ни тепла, ни подлинного интереса. Ее  внезапно
поразила страшная мысль, что Дуг  так  разговаривал  с  ней  всегда.  Только
прежде она этого не замечала.
   - Да, собственно, ничего, все как обычно. Дети благоденствуют,  собака  -
тоже, - ответила она, в точности подражая его тону. На этот  раз  ничего  не
заметил он.
   - Не могу дождаться, когда мне наконец дадут отпуск, - проговорил  Дуг  и
зевнул. - В Нью-Йорке стоит адская жара. У нас в  Уэстпорте  лишь  ненамного
легче.
   - Как твои новые клиенты? - спросила Глэдис и тотчас поймала себя на том,
что задала мужу вполне равнодушный светский вопрос.
   - А-а... - Дуглас махнул рукой. - В  общем,  неплохо,  только  приходится
тратить на них уйму времени. Несколько раз я задерживался в офисе чуть ли не
до десяти. В этом смысле даже хорошо, что тебя и детей нет дома -  не  нужно
спешить на шестичасовой поезд.
   Глэдис сочувственно кивнула. "Идиотский разговор!" - мелькнуло  у  нее  в
голове. В самом деле, после двух недель разлуки они могли  бы  поговорить  о
чем-то более интересном, чем погода и работа. Дуг приехал в Харвич и ни разу
не сказал ей, что соскучился, что с нетерпением ждал  того  дня,  когда  они
наконец увидятся. Откровенно говоря, Глэдис даже  не  помнила,  когда  он  в
последний раз говорил ей нечто подобное. И тут же ей пришло  в  голову,  что
Седина Смит ни одной минуты не стала бы мириться с подобным отношением.  Все
в ней выдавало страстную, чувственную натуру, которая не могла  не  вызывать
ответной  страсти.  Отношения  же  Глэдис  с  Дугом  были  пресными,  словно
диетическая пища. "Они были такими всегда, с  самого  начала,  -  с  горечью
подумала Глэдис. - Просто я этого не замечала!"
   До тех пор, пока дети не вернулись домой, они оба  сидели  в  гостиной  и
разговаривали на какие-то общие темы. Потом Дуг включил телевизор, а  Глэдис
пошла поить всю ораву теплым молоком.
   Когда дети улеглись, они тоже решили отправиться спать. Предполагая,  что
Дуг захочет заняться с  ней  любовью,  Глэдис  долго  плескалась  в  душе  и
выбирала самую короткую  ночную  рубашку,  но  когда  она  наконец  вошла  в
спальню, он уже крепко спал, зарывшись лицом в  подушку.  Глэдис  стало  так
одиноко, что она даже не рассердилась. Прислушиваясь к его негромкому храпу,
она подумала, что это - достойный конец "вечера вдвоем", который они провели
за разговорами о жаре в Нью-Йорке, о клиентах Дуга и тому  подобной  ерунде.
Конец вечера и конец их совместной жизни. Такой вердикт вынесло ее сердце, и
обжалованию он не подлежал.
   Все же в эту ночь Глэдис легла рядом с мужем - легла осторожно, чтобы  не
разбудить его. Заснуть ей никак не удавалось. В окно светила полная луна, и,
глядя на ее холодный свет, квадратами ложившийся на мебель и  стены,  Глэдис
тихо плакала, мечтая о том, чтобы  какой-нибудь  волшебный  ураган  унес  ее
подальше отсюда.

Глава 8

   Следующий день Дуг и Глэдис провели на пляже вместе  с  детьми,  а  когда
жара спала, устроили в местном кафе что-то вроде  званого  ужина  для  своих
старых знакомых и соседей. Лишь поздно вечером, когда они наконец  вернулись
домой. Дуг увлек Глэдис в постель.
   Но все теперь  стало  иным.  Романтическое  очарование  близости,  тепло,
нежность, уют его объятий - казалось, все это Глэдис  просто  выдумала.  То,
что Дуг проделывал с ней, не заботясь даже о том, приятно ей  это  или  нет,
напоминало    Глэдис    какую-то    гигиеническую    процедуру,    наподобие
профилактического  осмотра   у   стоматолога.   Предупредить   нежелательные
последствия воздержания, дать организму необходимую разрядку, исполнить свой
супружеский долг - все это молча, как будто по обязанности. Когда же - после
всего - Глэдис повернулась к нему пошептаться, Дуг уже негромко  похрапывал.
Она едва не разрыдалась. Таких неудачных выходных  у  Глэдис  уже  давно  не
было.
   А на следующее утро, когда дети ушли гулять, Дуг неожиданно спросил:
   - Что с тобой, Глэдис? С тех пор, как я приехал, ты как-то  странно  себя
ведешь.
   Глэдис ответила ему растерянным взглядом. Что говорить, как сказать  все,
что у нее на душе, она не знала.
   - Со мной?.. Ничего. Ничего особенного.
   Я тут размышляла кое о чем, но стоит ли это сейчас обсуждать?
   Глэдис действительно считала, что ни к чему возвращаться к разговору о ее
карьере. Не то чтобы она передумала - просто  она  считала  себя  не  вправе
сбросить  на  мужа  этакую  бомбу  прямо  сейчас.  Вечером  ему   предстояло
возвращаться в Уэстпорт.  Вот  когда  он  приедет  в  отпуск,  тогда  они  и
поговорят.
   - Может быть, тебя что-то беспокоит?  -  продолжал  допытываться  Дуг.  -
Проблемы с Джесс?
   Этой зимой Джессика действительно  несколько  раз  нагрубила  матери,  но
теперь эти трудности переходного возраста были уже позади.
   - Напротив, Джесс мне очень помогает. И она, и все остальные.  Нет,  Дуг,
дело не в детях, а во мне.
   - Так  выкладывай,  в  чем  дело,  -  нетерпеливо  бросил  он,  и  Глэдис
показалось, что сейчас он посмотрит на часы. - Ты же знаешь,  я  терпеть  не
могу всяких недоговоренностей. Что за тайны у тебя завелись? Надеюсь, это не
интрижка с Диком Паркером?
   Он, разумеется, шутил, и в другой раз Глэдис непременно бы улыбнулась, но
сейчас - нет. Дуг всегда был слишком уверен в ней: Глэдис не может изменить.
Глэдис никуда не денется. Он был прав. Но Глэдис впервые пожалела о том, что
действительно не может этого сделать, каким бы привлекательным  мужчиной  ни
казался ей Пол Уорд.
   - Я думала о своей жизни.
   - И что, черт возьми, это означает? - осведомился Дуг. - Надеюсь,  ты  не
собираешься взяться за старое - подняться на Эверест или добраться до Южного
полюса на собачьей упряжке?
   Глэдис не собиралась ни на полюс, ни  на  Эверест,  но  то,  как  он  это
сказал, снова ранило ее  в  самое  сердце.  Можно  было  подумать,  что  Дуг
просто-напросто считает ее неспособной на поступок. "Твое место  в  детской,
только там ты можешь чего-то достичь", -  вот  что  означал  его  "шутливый"
вопрос. И Глэдис решилась.
   - Помнишь наш последний разговор в "Ма Пти Ами"? - начала она. - Тогда ты
все очень доходчиво мне объяснил. Есть только одно маленькое "но"... Дело  в
том, дорогой, что мне никогда  не  хотелось  быть  просто  твоей  "спутницей
жизни". Я думала, нас связывает нечто большее, чем чисто деловое соглашение.
   Дуг уже понял, куда она клонит.
   - Ради всего святого, Глэдис, нельзя же быть такой  мнительной!  Ведь  ты
прекрасно поняла, что я имел в виду. Я не говорил, что не люблю тебя. Просто
после семнадцати лет брака трудно  ожидать,  чтобы  отношения  между  людьми
оставались на уровне вздохов и поцелуев.
   - При чем тут вздохи и поцелуи? - возразила Глэдис. - Хотя я не  понимаю,
почему нельзя подарить любимой жене цветы даже после семнадцати  лет  брака.
Или для тебя это слишком обременительно?
   - Вся эта твоя  так  называемая  романтика  хороша  в  юности,  -  упрямо
повторил Дуглас. - Когда человеку двадцать лет, он еще может позволить  себе
расходовать время на всякие глупости. Но  когда  работаешь  как  вол,  чтобы
семья ни в чем не нуждалась, когда  каждый  день  мчишься  как  угорелый  на
шестичасовой поезд, чтобы  успеть  домой  к  ужину,  и  валишься  с  ног  от
усталости, и не желаешь ни слышать, ни видеть  никого,  включая  собственную
жену, - вот тогда всякая романтика  проходит.  Да  и  что  это  такое,  если
разобраться? Блажь, дурь, пустое место!..
   - Картина, которую  ты  только  что  нарисовал,  действительно  не  очень
романтична, - согласилась Глэдис, - но ведь я  говорю  не  об  усталости.  Я
говорю о чувствах! О том, что даже после семнадцати лет брака  можно  любить
свою жену и делать так, чтобы она ощущала  себя  любимой.  Я,  например,  не
уверена, любишь ли ты меня.
   - Ты знаешь, что люблю! И вообще, чего ты от меня хочешь? Чтобы я  каждый
день распевал серенады у тебя под балконом или охапками носил тебе цветы?
   - Нет, было бы вполне достаточно, чтобы ты дарил мне цветы хотя бы раз  в
год. Интересно, ты помнишь, когда ты в последний раз принес мне цветы?  Я  -
нет.
   - Я помню. Это было в прошлом году, в годовщину нашей  свадьбы.  Я  купил
тебе ровно семнадцать роз.
   - Да, ты поставил их в вазу и сел смотреть телевизор. Ты  даже  не  повел
меня в ресторан, сказал, что лучше отложить это на будущий год.
   - Мы были в ресторане месяц назад. Теперь,  когда  я  вижу,  к  чему  это
привело,  мне  кажется,  что  водить  тебя  по  ресторанам  -  не  такая  уж
замечательная идея.
   - Ты думаешь, что я поднимаю шум на пустом месте? Речь идет о моей жизни!
Я все  стараюсь  понять,  ради  чего  я  бросила  работу,  которая  так  мне
нравилась. Я знаю, что пожертвовала своей  карьерой  ради  детей,  но  этого
недостаточно. Я должна быть уверена, что сделала это ради человека,  который
любит меня и понимает, от чего я отказалась, чтобы быть  с  ним.  А  ты?  Ты
способен оценить мою жертву?
   Это был прямой и честный  вопрос,  и  теперь  Глэдис  ожидала  такого  же
прямого и честного ответа.
   - А-а... - протянул Дуг. - Так ты опять о своей дурацкой  работе?  Я  же,
кажется, уже сказал тебе, это невозможно. Кто будет заботиться о детях, если
ты на полгода уедешь в какую-нибудь захудалую Камбоджу? С  финансовой  точки
зрения это не имеет смысла. Вряд ли ты заработаешь больше,  чем  за  это  же
время уйдет на гувернанток для детей и приходящую прислугу. И не говори  мне
про Пулитцеровскую премию - насколько я помню, все твои призы  и  премии  не
дали тебе ничего, кроме сомнительной известности. Что это за  карьера,  если
она не приносит денег? Для девчонки, отработавшей один срок в Корпусе  мира,
это действительно  неплохой  шанс  найти  себе  нормальную  работу,  но  для
взрослой женщины... К тому же у тебя четверо детей, Глэдис,  не  забывай  об
этом. И заботиться о них и есть твоя  главная  работа!  Я  не  позволю  тебе
болтаться по всему миру в поисках неизвестно чего!
   У Дугласа сделалось такое лицо, словно он собирался вскочить  и  уйти  из
комнаты, но Глэдис не собиралась оставлять за ним  последнее  слово.  Он  не
имел никакого права распоряжаться ею.
   - Ты не можешь что-то мне позволять или  запрещать,  -  холодно  ответила
она, с трудом взяв себя в руки. - Я сама имею право решать, что мне  делать.
За свои деньги, мистер, вы получили четырех  здоровых  и  счастливых  детей,
что, на мой взгляд, не так уж мало. Но дело не в этом. Дело в том, что,  мне
кажется, я потеряла слишком много, но не получила за это почти ничего.  Тебя
это,  похоже,   ни   капельки   не   волнует.   Для   тебя   мое   увлечение
фотожурналистикой было и остается ничего не значащим  капризом  избалованной
девчонки, вообразившей о себе невесть что. А ведь работай я  в  полную  силу
все это время - "Пулитцер" был бы у меня в кармане. Это мне говорят  многие.
Три тысячи  долларов  на  дороге  не  валяются.  А  кроме  того  -  престиж,
известность, дорогостоящие контракты... - Тут она  вспомнила  о  фотографиях
Седины и пожалела, что не взяла за  них  денег  или,  хотя  бы,  не  узнала,
сколько ей причиталось. Для Дугласа это  могло  бы  оказаться  доводом  куда
более веским, чем все ее разглагольствования о своих правах. - Вот от чего я
отказалась ради того, чтобы убирать за твоими детьми! - закончила она, теряя
самообладание.
   Дуглас презрительно поджал губы.
   - Если для тебя это так важно, что ж... Никто не тянул тебя в Нью-Йорк на
аркане. Ты могла бы оставаться там, где ты была  -  в  Зимбабве,  Кении  или
Каламанго, - и фотографировать своих партизан, обезьян и прочих... Но почему
же ты предпочла вернуться, выйти за меня замуж  и  завести  четверых  детей?
Почему, Глэдис?
   - Если бы не ты, я бы вполне могла совмещать одно и другое.
   - Это невозможно, и ты отлично это знаешь. Заруби себе на  носу,  Глэдис:
твоя карьера за-кон-че-на, - произнес он по слогам. - Закончена,  хочешь  ты
того или нет. Надеюсь, тебе это понятно?
   - Боюсь, что закончена  не  моя  карьера,  а  кое-что  другое,  -  храбро
ответила она, хотя по лицу  ее  давно  текли  слезы.  Но  Дуг  не  собирался
уступать, и Глэдис ясно видела - почему. У него в отличие от нее  было  все:
работа, карьера, дети и жена, которая обо всем заботилась. И только у нее не
было ничего.
   - Ты что же это, угрожаешь мне? - спросил Дуг зловеще. - Не знаю, от кого
ты набралась таких идей - от своего проныры-агента, от этой шлюхи Мэйбл  или
от Дженни с ее феминизмом, - мне на это глубоко наплевать. От того,  что  ты
будешь  их  слушать,  хуже  будет  только  тебе.  Наш  брак,  Глэдис,  будет
существовать только до тех пор, пока все будет по-прежнему. Если  же  нет  -
значит, нет. Надеюсь, я ясно излагаю?
   - Наш брак - это не сделка, и я - не клиент, с  которым  можно  разорвать
договор, если условия тебе не подходят! -  выпалила  Глэдис.  -  Я  -  живой
человек, Дуглас. Ты запер меня в четырех стенах и  лишил  всего,  чем  живут
нормальные люди. Я просто сойду с ума, если в моей жизни и дальше  не  будет
ничего, кроме этого проклятого автопула, школы, готовки, стирки и прочего...
   Она громко всхлипнула, но Дуга это ни капельки не тронуло. В  эти  минуты
он явно не испытывал ничего, кроме раздражения.
   - Значит, тебе скучно? Но ведь раньше ты никогда не жаловалась на  скуку.
Что с тобой случилось? Скорее всего маловато дел по дому.
   - Я выросла, Дуг. - Глэдис горько улыбнулась сквозь слезы. - Дети  больше
не нуждаются во мне, как раньше; у теб