сь  о
некоторых  изменениях  в  доме  Вильяма.  Боюсь,  что  мой  сын   не   имеет
представления о том, что им необходимо и что должно сделать Сару  счастливой
и дать ей уют. Я хочу внести кое-какие изменения  в  его  простом  маленьком
доме, чтобы ей было там уютнее. Мне кажется, им нужен теннисный корт, не так
ли? Я слышала,  что  буквально  все  увлечены  этим,  а  бедный  Вильям  так
старомоден.
   Когда они вернулись вечером в отель, Эдвард не переставал изумляться, как
повезло их дочери полюбить такого человека, который души в ней  не  чаял,  и
даже свекровь так заботилась об их счастье и уюте.
   - Слава Богу, - сказал он вечером своей жене, когда они переодевались.
   - Она удачливая девочка, - согласилась Виктория, но считала, что ей самой
тоже повезло, и нежно  поцеловала  мужа,  вспоминая  свою  свадьбу,  и  свой
медовый месяц, и то, как счастливы они были тогда. Она радовалась, что  Саре
тоже выпало узнать это счастье. Ей пришлось пережить такое ужасное  время  с
Фредди, бедное дитя вовсе не заслужило этого. Но судьба посылает  ей  теперь
гораздо больше. Вильям был больше чем  жизнь,  он  был  благословением  всей
жизни.
   В последний день перед отъездом Сара  просто  разрывалась  на  части,  ей
нужно было сделать тысячу  дел,  а  Вильям  хотел,  чтобы  она  как  следует
осмотрела его дом в Лондоне. Он купил его, когда ему было восемнадцать  лет,
и прекрасно подходил для холостяцкой жизни, но Вильям сомневался,  что  Саре
будет удобно в нем. Он хотел узнать, не желает ли она, чтобы  он  присмотрел
что-нибудь побольше, или они подождут до тех пор, пока вернутся из  Франции,
где собирались провести медовый месяц, после рождественских праздников.
   - Дорогой, мне здесь нравится! - воскликнула Сара, когда осмотрела хорошо
спланированные и исключительно аккуратные комнаты. Дом был небольшим, но  не
меньше,  чем  квартира,  которую  они  занимали  с  Фредди.  -   Думаю,   он
превосходен, пока, во всяком случае.
   Она не могла вообразить, что им понадобится больше комнат, пока у них  не
появится ребенок. Внизу располагались  большая  солнечная  гостиная,  полная
прекрасных книг в старинных переплетах, которые Вильям привез  из  Вайтфилда
несколько лет назад, уютная кухня, опрятная  столовая,  достаточно  большая,
чтобы можно было принять гостей, а наверху большая, очень  красивая  и  явно
мужская спальня. В доме было две ванные комнаты: одна,  которой  пользовался
он, и другая внизу, для гостей. Саре они показались превосходными.
   - Как насчет шкафа? - Он старался не забыть ничего,  это  было  для  него
ново, но больше всего он хотел сделать  Сару  счастливой.  -  Я  отдам  тебе
половину моего. Я могу перевезти большую часть одежды в Вайтфилд. -  Он  был
удивительно уступчив для человека, который всегда жил один и никогда не  был
женат.
   - Я не привезу много одежды.
   - У меня превосходная идея.  Мы  будем  ходить  обнаженными.  -  Он  стал
игривее, зная, что скоро она будет его женой.
   Саре понравился его дом, и она заверила его, что не нужно искать для  нее
другой.
   - Тебе очень легко угодить.
   - Подожди, может быть, я стану сварливой, когда мы поженимся.
   - Если ты станешь сварливой, я буду тебя бить, это не проблема.
   -  Весьма  оригинально.  -  Она  удивленно  приподняла  брови,  и  Вильям
рассмеялся.
   Он едва мог дождаться того момента, когда он сможет раздеть ее  и  любить
несколько дней подряд. Хорошо, что она уплывала на следующее утро.
   Вечером они обедали вдвоем, и Вильям неохотно проводил ее в отель.
   Вильям предпочел бы отвезти ее к себе домой,  чтобы  они  провели  вместе
последнюю ночь, но решил вести себя как человек чести, чего бы это ни стоило
ему.
   -  Нелегко,  понимаешь,  -  пожаловался  он,  -  эта  чепуха,  касающаяся
приличий. Я могу появиться в Нью-Йорке на следующей неделе и похитить  тебя,
ждать до декабря бесчеловечно.
   - Бесчеловечно, - согласилась она, задумчиво глядя на него,  но  они  оба
считали, что следует подождать, хотя она теперь не совсем  понимала,  почему
это казалось таким важным им обоим. Она была свободна и могла  начать  новую
жизнь с чистой страницы. Сара страстно надеялась, что у них с Вильямом будет
много детей. Они говорили о пяти или шести, по меньшей мере  о  четверых,  и
такая перспектива ему явно понравилась. Все, что предстояло им в  совместной
жизни, волновало его, и они с нетерпением ждали дня бракосочетания.
   - Ты не хочешь зайти на минуту? - предложила она, когда они стояли  перед
ее номером.
   Он кивнул. Ее родители давно уже легли спать, и ему хотелось побыть с ней
еще немного перед тем, как она уплывет завтра утром. Он прошел в номер, Сара
положила на стул свою  шаль  и  сумочку  и  предложила  ему  бренди,  но  он
отказался.
   - Пойдем и посидим рядом, мисс Сара.
   - Ты хорошо будешь себя вести? - Сара посмотрела на него, подтрунивая,  и
он рассмеялся.
   - Нет, если ты будешь так смотреть, а может быть, совсем не буду,  пойдем
и сядем на минуту. За такой долгий срок я заслужил доверие.
   Он сел на обтянутый ситцем диван, Сара опустилась  рядом  с  ним.  Вильям
достал что-то из кармана.
   - Закрой глаза, - попросил он улыбаясь.
   - Что ты собираешься со  мной  делать?  -  Она  засмеялась,  но  послушно
закрыла глаза.
   - Нарисовать тебе усы, глупая... Что ты думаешь, я собираюсь делать?
   Но прежде чем она успела ответить, Вильям поцеловал ее и, взяв  ее  левую
руку, надел на палец кольцо. Она почувствовала холод металла и  взволнованно
посмотрела на палец. У нее перехватило дыхание от того, что она  увидела.  В
полумраке комнаты на ее руке сверкал прекрасный бриллиант старинной огранки,
совершенно круглый, в двадцать карат.
   - Мой отец заказал это кольцо  для  моей  матери  у  Гаррада,  когда  они
обручились. Она хочет, чтобы оно было твоим.
   - Это обручальное кольцо твоей матери? - Сара смотрела на  него  глазами,
полными слез.
   - Да. Мы долго говорили об этом, я собирался купить тебе  новое,  но  она
захотела, чтобы это принадлежало тебе. Она не может носить его больше  из-за
артрита.
   - О, Вильям... - Сара никогда не видела  ничего  более  прекрасного.  Она
вытянула  руку,  и  в  приглушенном  свете  из   глубины   камня   вырвались
разноцветные искры. Сара никогда еще не  была  так  счастлива  за  всю  свою
жизнь.
   - Это просто для того, чтобы ты  помнила,  кому  ты  принадлежишь,  когда
уплывешь завтра на этом проклятом корабле, и уплывешь так  далеко,  что  мне
просто невыносимо думать об этом. Я буду звонить тебе в Нью-Йорк каждый  час
до тех пор, пока я не приеду туда.
   - Почему бы тебе не приехать раньше? - спросила она, не  отрывая  взгляда
от кольца, и Вильям улыбнулся. Он был рад, что оно ей понравилось,  и  знал,
что его мать тоже будет довольна. Это был великодушный жест с ее стороны.
   - В самом деле, я мог бы. Я думал об октябре, но у меня так  много  здесь
дел. Я должен уделить внимание моей ферме.  -  Были  некоторые  проблемы,  с
которыми ему необходимо было разобраться, к тому же он должен еще  появиться
в палате лордов до отъезда в Нью-Йорк. - Во всяком случае, я непременно буду
у вас до первого ноября. Уверен, что к тому времени ты уже начнешь сходить с
ума из-за свадебных приготовлений. И я вцеплюсь любому в волосы,  но  ни  на
один день не задержусь в Лондоне. Я не смогу  дольше  переносить  разлуку  с
тобой. - Тут он страстно поцеловал ее, и  они  чуть  не  забылись,  упав  на
диван, и его длинные пальцы скользнули по ее прелестному телу. - О,  Сара...
Боже...
   Она чувствовала его пылкое желание, но ей хотелось подождать до  свадьбы,
ей хотелось, чтобы все было как в первый раз, словно не было другой  свадьбы
и не было никакого Фредди. Как если бы  Вильям  был  первым  мужчиной  в  ее
жизни. Они ждали бы. И до этого момента она хотела, чтобы так все и было, но
сейчас едва не забылась. Ее ноги раздвинулись, кротко  принимая  его,  и  он
сильно прижался к ней, но заставил себя оторваться от нее и встал со  стоном
сожаления. Вильям тоже хотел подождать из уважения к ней и к их супружеству.
   - Может быть, хорошо, что ты уезжаешь, - хрипло проговорил он, расхаживая
по комнате, стараясь успокоиться.
   Сара встала, растрепанная и взволнованная, и кивнула ему. И тут вдруг она
рассмеялась. Они оба были похожи на разгорячившихся школьников.
   - Разве мы не ужасны?
   - Нисколько. - Он засмеялся. - Я не могу дождаться.
   - Я тоже, - призналась она.
   И тогда он спросил ее о том, о чем - он знал - не следовало спрашивать.
   - Это было... так же... с ним? - Вильяму давно хотелось знать об этом.
   Сара медленно и печально покачала головой.
   - Дорогой, он никогда не любил меня, теперь я знаю, что никогда не любила
его. В своей жизни я не переживала такой любви, как  наша...  Я  никогда  не
любила и не жила, я только существовала, пока ты не  нашел  меня.  До  конца
своих дней ты будешь моей единственной любовью.
   В его глазах были слезы, когда он поцеловал ее. Но  на  этот  раз  он  не
позволил большего и распрощался с ней до утра.
   Она лежала без сна почти всю ночь, думая о нем и в  темноте  рассматривая
свое обручальное кольцо и любуясь им. А  на  следующее  утро  она  позвонила
герцогине Вайтфилд, чтобы сказать ей, как много значит для нее  это  кольцо,
как благодарна она за него и как любит Вильяма.
   - Это  самое  главное,  моя  дорогая.  Однако  драгоценности  всегда  так
забавляют, не правда ли? Счастливого пути... и веселой свадьбы.
   Сара  поблагодарила  ее,  упаковала  вещи,  а  через  час  встретилась  в
вестибюле с Вильямом. Она надела белый шерстяной костюм,  сшитый  специально
для нее в Париже, и великолепное обручальное кольцо. Вильям не мог  оторвать
от нее взгляда. Он не забыл, какое желание  она  пробудила  в  нем  накануне
ночью, когда они лежали на диване в ее номере. Ему страстно хотелось поплыть
с ними на "Королеве Марии".
   - Могу себе вообразить, как рад твой отец, что я не еду.
   - Думаю, на него произвело впечатление твое примерное поведение.
   - Ну, оно не продлится долго, - тихо простонал Вильям. - Я, кажется,  уже
дошел до предела. - И они, держась за руки, прошли за ее  родителями  к  его
"бентли". Вильям вызвался отвезти Томпсонов, их багаж был отправлен  раньше.
Но два часа езды пролетели незаметно. Сара снова увидела знакомые  очертания
"Королевы Марии", вспоминая свои ощущения, когда они отплывали из  Нью-Йорка
всего два месяца назад.
   - Никогда не знаешь, что приготовила для тебя  жизнь,  -  благожелательно
улыбнулся им Эдвард, предложив Вильяму  осмотреть  корабль.  Но  Вильяму  не
хотелось покидать Сару ни на минуту, и он вежливо отклонил это предложение.
   Они стояли с Сарой на палубе, пока не прозвучал гонг и, ожив, не взревела
пароходная  труба.  Внезапно  Вильяма  охватил  страх:  что,  если  с   ними
произойдет несчастье. Его кузен был на "Титанике" двадцать шесть лет  назад.
Мысль, что с Сарой может что-нибудь случиться, повергла его в ужас.
   - Ради Бога... береги себя... Я не могу без тебя жить... - Он вцепился  в
нее, как утопающий в последний миг хватается за соломинку.
   - Со мной все будет хорошо, я обещаю. Просто  приезжай  в  Нью-Йорк,  как
только сможешь.
   - Я приеду.  Возможно,  в  следующий  вторник,  -  грустно  сказал  он  и
поцеловал ее, а она улыбнулась сквозь слезы.
   - Мне будет ужасно не хватать тебя, - прошептала она.
   - Мне тоже. - Он прильнул к ней.
   Один из офицеров с почтением приблизился к ним.
   - Ваша светлость, прошу прощения за вторжение, но  я  боюсь...  мы  очень
скоро отплываем. Надо сойти на берег.
   - Верно. Простите. - Он виновато улыбнулся. - Пожалуйста, позаботьтесь  о
моей жене и ее семье. Вы позаботитесь о них? То есть о моей будущей  жене...
- Он улыбнулся ей сияющей улыбкой, и большой круглый бриллиант на  ее  левой
руке ярко заискрился в лучах сентябрьского солнца.
   - Конечно, сэр. - Офицер был под впечатлением и постарался запомнить, что
следует упомянуть об этом капитану. Будущая герцогиня Вайтфилд плыла с  ними
в Нью-Йорк, и не было сомнений в том, что с ними будут обращаться с  крайней
учтивостью.
   - Береги себя, дорогая. - Он поцеловал ее в  последний  раз,  пожал  руку
своему будущему тестю,  ласково  поцеловал  в  щеку  Викторию,  обнял  ее  и
спустился по трапу. Сара плакала, не в силах  удержаться  от  слез,  и  даже
Виктория прослезилась, так приятно ей было  смотреть  на  них.  Он  неистово
махал им, пока они не скрылись из виду,  а  Сара  еще  два  часа  стояла  на
палубе, глядя в море.
   - Теперь спустимся вниз, Сара, - нежно произнесла  ее  мать.  Причин  для
печали не осталось. Впереди был повод только для праздника.
   Когда Сара спустилась вниз, ее ждали телеграмма от Вильяма и  букет  роз,
такой огромный, что он едва прошел в двери их каюты. "Я не могу вынести даже
мгновения разлуки. Люблю тебя.  Вильям",  -  прочитала  в  телеграмме  Сара.
Виктория  улыбнулась,  глядя  на  великолепное  обручальное  кольцо  дочери.
Поразительные события произошли за два  коротких  месяца.  Она  едва  верила
этому.
   - Ты счастливая, Сара Томпсон, -  сказала  Виктория,  и  Саре  оставалось
только  согласиться  с  ней,  мысленно  произнося  свое  новое  имя...  Сара
Вайтфилд... Ей нравилось, как оно звучало... и кольцо  было  великолепным...
"Герцогиня Вайтфилд", - прошептала она важно и рассмеялась над собой,  потом
подошла к большому букету роз, который стоял  на  столе  возле  ее  кровати,
чтобы вдохнуть их аромат.
   На этот  раз  плавание  на  "Королеве  Марии"  казалось  бесконечным.  Ей
хотелось поскорее добраться до дома и начать приготовления к свадьбе. Все на
корабле оказывали ей внимание, узнав, что она будущая герцогиня Вайтфилд.
   Томпсонов несколько раз приглашали за стол капитана, и на этот  раз  Сара
чувствовала,  что  обязана   быть   более   любезной.   Теперь   она   несла
ответственность перед  Вильямом,  и  ее  родители  радовались,  видя  в  ней
разительную перемену. Вильям сотворил с их дочерью чудо.
   По прибытии в Нью-Йорк их ждали Питер и Джейн, но  на  этот  раз  они  не
взяли с собой детей. Джейн  рассказала  семейные  новости  и  вскрикнула  от
восторга, заметив на руке Сары великолепное обручальное кольцо.  А  Питер  и
Эдвард бесконечно обсуждали новости из Европы.
   Действительно, это была та  самая  неделя,  когда  через  день  после  их
возвращения программы радиовещания были прерваны, чтобы передать американцам
воинственную речь Гитлера на его нацистском конгрессе в Нюрнберге. Все,  кто
слушал его, поняли, что над Чехословакией нависла  угроза.  Он  сказал,  что
Германия больше не станет терпеть притеснения  судетских  немцев  чехами,  и
объявил, что около трехсот тысяч немцев работают над укреплением  германской
границы вдоль сегрегационной линии. Опасность была очевидна,  но  оставалось
неясным, как Гитлер собирается действовать и как отреагирует мир,  когда  он
начнет свои действия. Злоба, ярость и ненависть, исходящие от него, потрясли
американцев до глубины души, волны радио словно разбудили их, и  первый  раз
угроза войны в Европе показалась им реальной. Было ясно, что если ничего  не
случится, то  Чехословакия  будет  проглочена  Германией.  И  все  слушавшие
угрожающую речь Гитлера были озабочены судьбами мира.
   На следующей неделе  люди  обсуждали  только  события  в  Европе.  Газеты
объявили, что во многих странах проходит мобилизация,  приводится  в  боевую
готовность флот, и Европа ждала очередного шага Гитлера.
   И вот двадцать первого  сентября  в  восемь  пятьдесят  по  нью-йоркскому
времени события в Праге наконец достигли кульминационной точки.  Французский
и британский премьер-министры заявили, что не будут проводить мобилизацию  в
поддержку Чехословакии,  чтобы  не  разъярить  Гитлера.  У  Чехословакии  не
осталось другого выбора, как капитулировать. К пяти часам утра правительство
Чехословацкой  республики  пришло  к  заключению,  что  выбора  нет.   Прага
капитулировала перед германской армией, в то время как их сторонники во всем
мире слушали новости и плакали.
   А в Нью-Йорке в это время шел дождь, словно Бог оплакивал чехов,  и  Сара
тоже плакала, слушая радио. Радиоволны пришли в  Нью-Йорк  странным  кружным
путем, из-за "плохой" погоды над  Атлантикой,  из  Праги  через  Кейптаун  и
Буэнос-Айрес в Нью-Йорк. И были едва слышны. Но к полудню совсем  ничего  не
было слышно. В Чехословакии было шесть часов утра, и  для  них  борьба  была
закончена. Сара выключила радио, как сделали и все остальные, и  не  слышала
предупреждения о приближающемся шторме, которое передали в час  дня.  Шторм,
разыгравшийся над Атлантикой, направлялся в сторону  Лонг-Айленда.  К  этому
времени уже поднялся сильный ветер, но Сара обсуждала со своей матерью,  что
ей следует отправиться в Саутгемптон, чтобы начать свадебные  приготовления.
Ей предстояло множество дел, а дом на Лонг-Айленде был спокойным местом, где
она могла бы этим заняться.
   - Надеюсь, ты не собираешься на самом деле ехать  туда  в  такую  ужасную
погоду, дорогая, - сказала Виктория.
   Саре  нравилось  побережье  в  дождь.  В  нем  было   что-то   мирное   и
успокаивающее. Но она знала, что мать всегда беспокоилась, когда она  ездила
на машине в такую погоду, поэтому Сара осталась в городе, чтобы  помочь  ей.
Отец позвонил владельцу фермы, которому она уже внесла задаток,  и  объяснил
ему, что дочь выходит замуж и уезжает в  Англию.  Фермер  был  исключительно
любезен и вернул деньги Сары, однако отец все еще бранил ее за то,  что  она
сделала такую глупость, и заверил ее, что никогда не  позволил  бы  ей  жить
одной в полуразрушенном доме на Лонг-Айленде. Она примирительно взяла у него
деньги и положила их в банк. Это была тысяча долларов, полученная  Сарой  от
продажи обручального кольца, которое ей вернул Фредди, бесполезный  предмет,
он ей никогда не понадобился бы.
   Но в этот день Сара не думала о ферме, не думала даже о свадьбе,  все  ее
внимание было приковано к событиям в  Праге.  Внезапно  сильное  дребезжание
стекла в спальне прервало ее мысли. Было два  часа  дня,  но  за  окном  все
погрузилось во мрак, словно наступила полночь.  Деревья,  растущие  у  дома,
ветер пригнул к  земле.  Сара  никогда  не  видела  такой  свирепой  бури  в
Нью-Йорке, и как раз в этот момент вернулся домой отец.
   - Что-нибудь случилось? - с тревогой спросила Виктория.
   - Вы видели, какая буря? Я едва смог выйти из автомобиля и войти  в  дом.
Мне пришлось держаться за столбы навеса, и два  человека  на  улице  помогли
мне. - Затем он повернулся к дочери, тревожно нахмурив брови:
   - Ты слышала новости? - Он знал, что она следила за событиями в Европе  и
днем часто слушала радио, если оставалась дома с матерью.
   - Только о Чехословакии. - Сара рассказала ему о последнем  сообщении,  и
он покачал головой.
   -  Это  необычный  шторм!  -  произнес  он  зловеще  и  пошел  в  спальню
переодеться. Через пять минут он вышел в грубой одежде.
   - Что ты собираешься делать? - с беспокойством спросила Виктория. Ее  муж
привык браться за дело, не думая о своем умении и своих годах, словно  желая
доказать, что он еще способен на что-то.
   - Я хочу съездить в Саутгемптон и убедиться, что там все в  порядке.  Час
назад я звонил Чарльзу, телефон не отвечал. Сара  взглянула  отцу  в  глаза,
затем твердо сказала:
   - Я поеду с тобой.
   - Нет, ты не поедешь, - возразил отец, а Виктория рассерженно  посмотрела
на них обоих.
   - Вы оба поступаете  глупо.  Это  просто  шторм.  Даже  если  там  что-то
случилось, вы ничего не сможете сделать.
   Пожилой человек и молодая девушка  не  в  силах  справиться  со  стихией,
однако ни отец, ни дочь не разделяли ее мнения. Пока Эдвард надевал  пальто,
Сара вышла из своей комнаты в какой-то старой одежде,  которую  носила,  еще
живя в одиночестве в Лонг-Айленде. На ней  были  тяжелые  резиновые  сапоги,
брюки цвета хаки, теплый свитер и макинтош.