щим  летом  Тана
осталась работать в Бостоне, а Гарри улетел в Европу. По его возвращении
они  снова  отправились  на  Кэйп-Код,  и  на  этом   счастливое   время
окончилось. Оставался один год до  вступления  в  реальную  жизнь.  Они,
каждый по-своему, старались не слишком забивать себе этим голову.
   - Что ты  собираешься  делать?  -  хмуро  спросила  его  Тана  как-то
вечером.
   Уступив его настояниям, она согласилась познакомиться с одним из  его
товарищей, но дело у них не клеилось. Тана не интересовалась им всерьез,
чему Гарри был втайне рад. Но он все же надеялся, что такие, ни  к  чему
не обязывающие встречи будут ей полезны.
   - Он не в моем вкусе, - возражала ему Тана.
   - Откуда тебе это знать? Ведь ты ни с кем не  встречалась  целых  три
года.
   - Я теперь вижу, что ничего не потеряла. Он усмехнулся.
   - Ты - настоящая стерва.
   - Нет, серьезно, Гарри. Что мы будем делать после окончания колледжа?
Ты думал о магистерской степени?
   - Ну, нет! С меня довольно. Не протирать же  мне  штаны  за  школьной
партой до конца жизни! Я выхожу из игры.
   - И что потом? - Тана мучилась этим вопросом уже два месяца.
   - Откуда мне знать? Наверное, поживу какое-то время в Лондоне, в доме
отца, пока он смотается в Южную Африку. Может быть, поеду в Париж или  в
Рим,  потом  вернусь  сюда.  Я  хочу  развлекаться,  видеть   мир.   -Не
признаваясь в этом самому себе, он бежал от нее - от того,  чего  желал,
но пока не мог получить.
   - Разве ты не собираешься работать? - изумилась она.
   - Зачем? - пробурчал он.
   - Безделье недостойно мужчины!
   - Что тут недостойного? Мужчины в моей  семье  никогда  не  работали,
зачем же мне нарушать святую семейную традицию?
   - Как ты можешь это говорить?
   - Но это правда. Все они - просто богатые, ленивые бездельники, вроде
моего отца.
   Тана пришла в ужас от услышанного.
   - А что скажут о тебе твои дети? - Ей хотелось думать, что его  слова
не более чем рисовка.
   - Я надеюсь, что у меня хватит ума не заводить детей.
   - Вот теперь ты похож на меня.
   - Упаси бог! Оба рассмеялись.
   - Серьезно, Гарри. Ты совсем не хочешь работать? Даже для приличия?
   - А зачем?
   - Сейчас же перестань паясничать!
   - Кому нужно,  чтобы  я  работал,  Тэн?  Тебе?  Мне?  Моему  старику?
Репортерам светской хроники?
   - Зачем же тогда ты учился?
   - Я не знал, куда себя девать, а в Гарварде было интересно.
   - Не правда! Ты  был  прилежным  студентом.  -  Она  перекинула  свою
золотистую гриву на спину и настойчиво продолжала:
   - Ты готовился к  экзаменам  не  разгибая  спины.  Ради  чего  же  ты
старался?
   - Ради самого себя. А ты? Ты можешь сказать, для чего ты училась?
   - То же самое. Но теперь я не знаю, что делать дальше. За две  недели
до Рождества ее выбор был сделан.
   Позвонила Шарон Блейк и  спросила  Тану,  не  хочет  ли  она  принять
участие в марше протеста, организуемом доктором Кингом. Тана  размышляла
над ее предложением всю ночь, а на следующий день позвонила Шарон.
   - Ты снова достала меня, подружка.
   - Ура! Я знала, что ты согласишься.
   Она засыпала Тану подробностями: марш состоится в Алабаме, за три дня
до Рождества;  риск  сравнительно  невелик.  Все  это  выглядело  весьма
увлекательно, и девушки болтали без умолку, как в прежние времена. Шарон
так и не стала больше учиться, к большому  огорчению  своего  отца.  Она
влюбилась  в  одного  молодого  чернокожего  юриста,  этой  весной   они
собираются пожениться. Тана была безумно рада за нее и, повесив  трубку,
долго не могла успокоиться. Назавтра она рассказала Гарри о марше.
   - Твоя мать не будет в восторге, Тэн.
   - Я не обязана ей докладывать об этом. По-твоему,  она  должна  знать
каждый мой шаг?
   - Но что как тебя снова арестуют?
   - Тогда я позвоню тебе, и ты внесешь за меня залог. - Она сказала это
совершенно серьезно, но он с сомнением покачал головой.
   - Не выйдет - я в это время буду в Швейцарии.
   - Вот бродяга!
   - Я тебе не советую, Тэн.
   - Оставь свои советы при себе.
   Однако  накануне  вылета  она  слегла  в  постель  с  очень   высокой
температурой. У нее оказался вирулентный грипп. Вечером  она  попыталась
встать и уложить вещи,  но  ее  шатало  от  слабости.  Она  позвонила  в
Вашингтон. К телефону подошел Фримен Блейк.
   - Вы слышали печальную новость... - В голосе, звучавшем точно со  дна
глубокого колодца, была неизбывная печаль.
   - Какую?
   Он не мог говорить, только плакал, и Тана, еще ничего не  зная,  тоже
начала плакать.
   - Она мертва.., ее убили вчера  вечером,  они  ее  застрелили..,  мою
девочку.., мое дитя... - Он не мог продолжать. Тана рыдала вместе с ним,
напуганная почти до истерики.
   Наконец трубку взяла Мириам. Она тоже была расстроена,  но  держалась
лучше, чем муж. Мириам сказала ей, на какое время назначены похороны,  и
в утро Сочельника Тана, вся в жару, вылетела в Вашингтон. К тому времени
гроб с телом Шарон уже привезли домой. Проститься с нею  приехал  Мартин
Лютер Кинг, который произнес надгробное слово.
   В программе новостей центрального ТВ было передано сообщение о смерти
Шарон  Блейк;  фотокорреспонденты  ломились  в   церковь,   бесцеремонно
направляя вспышки юпитеров в  лица  убитых  горем  людей.  Фримен  Блейк
совершенно не владел собой: он потерял обоих своих детей, отдавших жизнь
за одно и то же дело. После похорон Тана провела недолгое время  в  доме
своих друзей. Они сидели и тихонько разговаривали.
   - Употребите свою жизнь на что-нибудь полезное,  дитя,  -  сказал  ей
Фримен Блейк, глядя на нее потухшими глазами. - Выходите замуж,  рожайте
детей. Не надо следовать примеру Шарон. - Он снова заплакал. Доктор Кинг
увел его наверх, а к Тане подсела Мириам. Слезы лились в  этом  доме  не
переставая, Тана была совершенно обессилена горем и лихорадкой.
   - Я так опечалена, миссис Блейк.
   - Я тоже. - Ее глаза казались реками, из которых струилась боль.  Она
прошла через это, но удержалась на  ногах.  Такую,  как  она,  не  могло
сломить ничто, и Тана невольно залюбовалась ею.  -  Что  вы  собираетесь
делать, Тана?
   Она не совсем поняла, что имелось в виду.
   - Полечу домой. - Тана хотела успеть  на  последний  авиарейс,  чтобы
провести Рождество  с  матерью.  Артур,  как  всегда,  уехал  куда-то  с
компанией друзей, и Джин осталась одна.
   - Я хотела сказать - после окончания колледжа.
   - Пока не знаю.
   - Вам никогда не хотелось поработать  в  государственных  структурах?
Наша страна испытывает нужду  в  энергичных  людях.  -  Тана  с  улыбкой
вспомнила, что говорила Шарон о ее несгибаемой твердости. Вот и  сейчас,
не успев похоронить дочь, она уже готова вернуться на поле битвы. Это  и
пугало, и привлекало девушку. - Вы можете заняться юриспруденцией. Вы из
тех людей, которые могут изменить положение дел; вам это под силу.
   - Я в этом не уверена.
   - Можете не сомневаться. Вы наделены сильной волей. Шарон  тоже  была
волевая, но у нее был другой склад ума. В некотором отношении вы  похожи
на меня, Тана. - Это утверждение испугало девушку: она  находила  Мириам
чересчур холодной и не хотела походить на нее.
   - Разве? - спросила она чуть удивленно.
   - Вы знаете, чего хотите, и добиваетесь этого. Тана улыбнулась.
   - Не скажите.
   - Вы не дрогнули даже тогда, когда вас выбросили из "Грин-Хиллз".
   - Мне просто  повезло:  один  из  моих  друзей  посоветовал  пойти  в
Бостонский университет.
   - Но вы в любом случае приземлились бы  на  ноги.  -  Она  помолчала,
потом сказала со вздохом:
   - Подумайте над моими словами. У нас не хватает хороших юристов, Тэн;
вы нужны нашей стране.
   Пожалуй, это было сказано слишком сильно в  отношении  двадцатилетней
девушки. Сидя в самолете, Тана пережевывала эти все еще звучавшие  в  ее
ушах слова, но они  заглушались  рыданиями  убитого  горем  отца  Шарон,
словами, сказанными ее подругой, когда они жили  в  "Грин-Хиллз",  когда
гуляли по улицам Йолана; Тану захлестывали  воспоминания,  она  снова  и
снова вытирала лицо, а слезы все не иссякали. Под  конец  она  вспомнила
про ребенка Шарон, которого отдали в чужие руки четыре года  назад.  Где
он? Что с ним? Тане представилось, что  Фримен  тоже  думает  сейчас  об
этом. Теперь у четы Блейков не осталось никого.
   И в то же время она  продолжала  думать  о  советах  Мириам.  "Страна
нуждается в вас..." Тана заикнулась об этом  своей  матери,  прежде  чем
ехать в университет. Джин Роберте пришла в ужас.
   - Какая еще юридическая школа?! Разве ты  мало  училась?  Сколько  же
можно учиться? Всю жизнь?
   - Но если это принесет мне пользу...
   - Почему ты не хочешь устроиться на работу? Там ты можешь повстречать
кого-нибудь.
   - Ради всего святого, мам!
   Джин зациклилась на одном: "встретить  кого-нибудь",  "пристроиться",
"нарожать детей". Но Гарри, когда она поделилась с ним  своими  планами,
тоже отнесся к ним прохладно.
   - Господи Иисусе! Зачем это тебе?
   - А почему бы и нет? Это может оказаться  интересным.  Вдруг  у  меня
получится. - Она все больше  загоралась  этой  идеей,  пока  наконец  не
уверовала, что юриспруденция - ее призвание. Она увидела в ней  смысл  и
цель жизни. - Я подаю документы в юридическую школу  при  Калифорнийском
университете, в Беркли. - Решение было окончательным.  Существовало  еще
два юридических колледжа,  куда  она  собиралась  обратиться  на  всякий
непредвиденный  случай,  но  предпочтение   отдавалось   Калифорнийскому
университету.
   Гарри уставился на нее, еще не поверив до конца.
   - Ты это серьезно?
   - Вполне.
   - Но это безумие, Тэн!
   - Ты не хочешь присоединиться ко мне?
   - Ну нет! - Он пренебрежительно усмехнулся. -Как я уже сказал, это не
для меня. Я хочу малость порезвиться.
   - Тебе не жаль на это времени?
   - Жду не дождусь желанной свободы.
   С не меньшим нетерпением Тана ожидала ответа на свое заявление. В мае
ей сообщили, что она  принята.  Она  даже  получила  право  на  неполную
стипендию; кроме того, у нее были сбережения.
   - Я выбрала свой путь.
   Они с Гарри сидели на лужайке возле ее общежития.
   - Ты уверена, что не ошиблась?
   - Как никогда прежде. - Они обменялись  долгими  взглядами,  думая  о
скорой разлуке.
   Она поехала в Гарвард на церемонию выпуска, где лила обильные слезы -
о Гарри, об ушедшей из жизни Шарон Блейк, о Джоне Кеннеди,  убитом  семь
месяцев тому назад, о людях, которых она  встречала,  и  о  тех,  с  кем
никогда не встретится. Заканчивалась некая эра  в  жизни  их  обоих.  На
своей собственной выпускной церемонии она снова плакала, как и ее  мать.
Приехал даже Артур Дарнинг. А Гарри сидел в заднем ряду, делая вид,  что
старается завоевать симпатии молоденьких  девушек-новичков.  Однако  его
взоры были прикованы к Тане. Сердце его устремилось ей навстречу и вслед
за тем упало, когда он подумал,  что  их  пути  отныне  разойдутся.  Они
неизбежно пересекутся вновь, и он будет ждать  этого.  Он  всем  сердцем
желал ей удач на ее пути. Пусть ей будет хорошо и спокойно в Калифорнии!
Но это так далеко - у него защемило сердце  при  одной  мысли  об  этом.
Однако другого выхода нет  -  он  должен  ее  отпустить..,  пока.  Слезы
выступили у него на глазах, когда она спускалась со сцены, держа в руках
диплом бакалавра, такая юная и  свежая,  с  большими  зелеными  глазами,
блестящими золотистыми волосами и яркими губами, которые он так страстно
мечтал поцеловать целых четыре года. Когда он поздравлял ее,  эти  самые
губы скользнули по его щеке, и на какой-то миг - всего на один миг -  он
ощутил ее близость, заставившую его вздрогнуть.
   - Спасибо, Гарри! - В ее глазах стояли слезы.
   - За что? - спросил он, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать.
   - За все.
   На них  надавили  стоявшие  вокруг  люди,  и  счастливый  момент  был
утрачен. Гарри показалось, что ее оторвали от  него  насильно.  С  этого
момента началась их раздельная жизнь.

Часть вторая

ЖИЗНЬ НАЧИНАЕТСЯ

Глава 7

   В этот раз дорога до аэропорта показалась  нескончаемой.  Тана  взяла
такси.  Джин  решила  проводить  ее.  Бесконечное   молчание,   короткие
отрывистые  фразы,  словно  автоматные  очереди   вдогонку   противнику,
скрывшемуся в кустах... Но наконец они приехали. Джин так настаивала  на
том, чтобы заплатить за такси, словно  это  была  последняя  возможность
что-то сделать для своей девочки, единственный в жизни шанс. Видно было,
что она с трудом сдерживает слезы. Тана сдавала багаж.
   - И это все, что ты взяла с собой, родная? - Джин нервно  повернулась
к дочери, и Тана кивнула, улыбаясь.
   Ей тоже  было  трудно  в  это  утро.  Не  надо  больше  притворяться.
Долго-долго она еще не приедет домой. Ну разве что на каникулы, на  пару
дней. А если ей удастся зацепиться в Боалте,  скорее  всего  она  больше
никогда не  будет  жить  в  своем  доме.  Когда  она  ездила  учиться  в
"Грин-Хиллз" или в Бостонский  университет,  ей  не  приходилось  решать
жилищную проблему, а сейчас она была готова уехать насовсем. Но на  лице
Джин застыло выражение паники. То самое выражение, что  она  носила  вот
уже двадцать три года, с тех  пор,  как  Энди  Роберте  ушел  на  войну.
Понимание того, что ничто и никогда уже не будет по-прежнему.
   - Ты ведь позвонишь мне вечером, дорогая, не забудешь?
   - Нет, мама, не забуду. Но на будущее не могу обещать,  -  улыбнулась
Тана. - Если верно все, что я слышала, то  полгода  у  меня  времени  не
будет вздохнуть.
   Она уже предупредила мать, что на Рождество приехать не сможет, да  и
дорога слишком дорога. Джин с этим смирилась.  Она  надеялась,  -  может
быть, Артур купит ей билет, чтобы слетать к дочери, но  тогда  нечего  и
думать о том, чтобы провести Рождество  вместе  с  ним.  Ах,  жизнь  так
нелегка. А для многих она - одни трудности.
   Ожидая объявления посадки, они выпили по  чашке  чаю,  смотрели,  как
улетают самолеты. Тана не раз ловила на себе пристальный взгляд  матери.
Двадцать два года мать заботилась о ней, формально сейчас это кончалось,
и обеим было нелегко.
   Неожиданно Джин взяла дочь за руку и посмотрела ей в глаза:
   - Ты действительно хочешь именно этого, Тэн?
   - Да, мама, - спокойно ответила Тана.
   - Ты уверена? Тана улыбнулась:
   - Конечно. Знаю, тебе это покажется странным, но я хочу именно этого.
Никогда еще я не была так уверена, хотя мне придется нелегко.
   Джин нахмурилась и задумчиво покачала  головой.  Странное  время  для
такого разговора, перед ее отъездом, и место странное,  среди  множества
людей, ну что ж, они сейчас здесь... Джин снова подняла глаза на дочь  и
высказала то, что было у нее на сердце:
   - Такая карьера больше подходит мужчине. Я никогда не думала...
   - Я знаю, - печально ответила Тана, - ты  хотела  бы,  чтобы  я  была
вроде Энн. (Энн жила в Гринвиче  с  отцом,  у  нее  только  что  родился
первенец. Муж ее был полноправным партнером в фирме "Шерман и Стерлинг",
имел "Порше", а Энн - "Мерседес" - седан. Любая мать мечтала бы о  таком
счастье для дочери.) - Но это не для меня, мама. Я никогда не стремилась
к такой жизни.
   - Но почему? - не могла понять Джин. Возможно, в чем-то она ошиблась.
Наверное, это ее вина.
   Тана покачала головой:
   - Может быть, мне нужно что-то большее. Может быть, я хочу, чтобы это
было достижением моим, а не моего мужа. Не знаю, но мне кажется,  что  я
не могла бы быть счастлива, имей я все, что есть у Энн.
   - Я думаю, что Гарри Уинслоу влюблен  в  тебя,  голос  матери  звучал
мягко, но Тана не хотела вслушиваться в слова.
   - Ты ошибаешься, мама. (Ну вот, опять  начинается.)  Мы  очень  любим
друг друга, нежно, по-дружески, но не влюблен он в меня, и я тоже нет.
   Тана хотела вовсе не этого. Он ей нужен как брат, как друг.
   Объявили посадку на самолет. Джин кивнула и ничего  не  сказала.  Она
предприняла последнюю попытку изменить решение Таны, но ничего не  могла
предложить взамен: ни увлекательной жизни, ни мужчины, ни подарка, перед
которым нельзя устоять, - все  равно  ничто  не  заставило  бы  ее  дочь
отказаться от своего пути. Тана взглянула в глаза матери,  потом  крепко
обняла ее и шепнула на ухо:
   - Мам, я так хочу. Я уверена. Клянусь.
   Попрощались. Тане казалось, будто она  улетает  в  Африку.  Словно  в
другой мир, в другую жизнь, - в каком-то смысле так  оно  и  было.  Мать
горевала, разрывая сердце Таны. Джин  не  утирала  слез,  струящихся  по
щекам, махала рукой. Поднимаясь на борт самолета, Тана крикнула:
   - Я позвоню вечером!
   - Но уже никогда не будет по-прежнему, - шептала про себя Джин, глядя
на закрывающиеся  двери,  на  отъезжающий  трап,  на  гигантскую  птицу,
набиравшую разбег и наконец оторвавшуюся от земли. И долго-долго глядела
ей вслед, пока та не превратилась в сверкающую точку.  Вышла  на  улицу,
чувствуя себя очень маленькой  и  очень  одинокой,  остановила  такси  и
поехала назад в контору, туда, где Артур Дарнинг нуждался в ее помощи.
   Хоть кто-то пока еще нуждается в ней.  Но  она  боялась  возвращаться
домой сегодня. И так будет не только сегодня, а еще несколько лет.

Глава 8

   Когда Тана вышла в аэропорту Окленда, он  показался  ей  маленьким  и
дружелюбным. Меньше, чем в Бостоне и Нью-Йорке, и гораздо  больше  всего
Йолана, где вообще не было аэропорта. Она  взяла  такси  до  студгородка
Беркли, загрузила весь  свой  багаж,  получила  ключ  от  своей  комнаты
(комнату сняли специально для нее: это входило в стипендию), распаковала
вещи и огляделась: все было  по-другому,  новым  и  незнакомым.  В  этот
прекрасный теплый солнечный  день  люди  в  джинсах,  свободных  летящих
рубашках - кто в чем - выглядели такими спокойными. Так и мелькали шорты
и футболки, сандалии, кеды, кроссовки,  тапочки,  а  то  и  босые  ноги.
"Еврейские  принцессы"  из  Нью-Йорка  в  своих  дорогих   шерстяных   и
кашемировых  нарядах  от  Бергдорфа  не  маячили  здесь,  не  то  что  в
Бостонском университете. Ходи в чем хочешь - так было принято,  и  можно
было встретить все что угодно, кроме опрятного  костюмчика.  И  во  всем
чувствовалось какое-то возбуждение.
   Тана с приятным оживлением  оглядывалась  вокруг.  Это  оживление  не
покинуло ее и тогда,  когда  началась  учеба,  и  следующий  месяц:  она
радостно переходила из одного кабинета в другой, весело бежала  домой  и
погружалась в учебники до поздней ночи. Единственным  местом,  куда  она
еще заходила, была библиотека. Ела она обычно у себя в  комнате  или  на
бегу. За этот первый месяц она похудела на два с  половиной  килограмма,
хотя в этом не было необходимости. И одно только  было  хорошо  в  таком
насыщенном расписании:  она  не  тосковала  по  Гарри  так  сильно,  как
ожидала. Три года они ходили буквально рука об руку, даже когда  учились
в разных школах, и вот вдруг его нет рядом, хотя он и звонит в свободные
часы.
   В этот день, пятого октября, она сидела у себя; в дверь  постучали  и
позвали к телефону. Она решила, что  это  опять  мать,  и  ей  очень  не
хотелось спускаться. Завтра предстоял зачет по договорному праву,  и  по
другому предмету надо было написать реферат.
   - Узнай, кто это. Можно ли перезвонить?
   - Хорошо, сейчас, - дежурная ушла, вернулась. -Это из Нью-Йорка.
   "Опять матушка".
   - Я позвоню сама.
   - Он сказал, что это невозможно.
   "Он? Гарри?" Тана улыбнулась. Для него она готова даже  отвлечься  от
учебы.
   - Сейчас приду.
   Она схватила с кресла смятые джинсы, натянула и побежала к  телефону,
застегивая по дороге.
   - Алло?
   - Что, черт побери, ты делаешь? Развлекаешься на четырнадцатом  этаже
с каким-нибудь парнишкой? Я уже целый час торчу здесь, Тэн.
   Ее натренированное ухо уловило его раздражение и то, что он пьян.  Уж
она-то хорошо его знала.
   - Прости, пожалуйста. Я была у себя, читала. И вообще, я думала,  что
это мама.
   - Тебе не повезло.
   Его голос звучал необычно серьезно.
   - Ты в Нью-Йорке? - Тана улыбалась, он