е бывало уже не раз, и  сегодня  Тана  не  была  к  этому
расположена.
   - Запомни раз и навсегда, мам: я туда не пойду.
   - Но ведь до субботы еще целая неделя! Зачем принимать решение именно
сегодня?
   - Я тебе уже сказала... - Зеленые глаза смотрели непреклонно,  в  них
зажглись недобрые огоньки. Джин знала, что в такие минуты  ее  лучше  не
трогать.
   - Что разморозить на обед? - спросила она дочь.  Зная  ее  испытанные
тактические приемы, Тана решила  поставить  точку  в  их  разговоре,  не
откладывая его на потом. Она последовала за матерью на кухню.
   - Я уже вынула из морозилки бифштекс для тебя, г меня к обеду не  жди
- сегодня мы встречаемся с  одноклассниками.  -  Она  выглядела  немного
смущенной: ей хотелось самостоятельности, и в то же время она не  любила
оставлять Джин одну.  Тана  знала,  как  много  дала  ее  мать,  сколько
принесла жертв. Она слишком хорошо понимала,  что  всем  обязана  ей,  а
вовсе не Артуру Дарнингу с его испорченными, эгоистичными, избалованными
сверх всякой меры детками. - Ты не возражаешь, мам? Я  собираюсь  не  на
свидание. - Голос дочери звучал примирительно.
   Джин обернулась и посмотрела  на  дочь:  она  казалась  старше  своих
восемнадцати лет. Их связывали особые отношения: они  очень  долго  жили
одни, только мать и дочь; они делили горе и радость, плохое  и  хорошее;
мать никогда еще не подводила Тану,  а  та  была  разумной  и  послушной
дочерью.
   Джин улыбнулась ей в ответ.
   - Я хочу, чтобы ты имела друзей и ходила на  свидания,  моя  радость.
Завтра у тебя особенный день.
   Назавтра они собирались пообедать в ресторане "21". Джин  бывала  там
не иначе как с Артуром, но по случаю выпуска Таны можно  было  позволить
себе некоторые излишества, и Джин решила, что ей нет нужды скаредничать.
Она получала несравнимо большее жалованье в  "Дарнинг  Интернэшнл",  чем
двенадцать лет назад, когда работала в адвокатской фирме, но  оставалась
по-прежнему очень бережливой и экономной. За восемнадцать лет, прошедших
после гибели мужа, ей пришлось многое пережить. Всю жизнь  ее  одолевали
заботы  -  Энди  Роберте  в   этом   отношении   составлял   ей   полную
противоположность. Тана походила скорее на отца: веселая и озорная,  она
чаще смеялась и  воспринимала  жизнь  легче,  чем  Джин.  Но,  с  другой
стороны, и жить ей было легче: было кому  любить  и  опекать  ее.  Жизнь
девушки складывалась более удачно, и мать нередко напоминала ей об этом.
   Джин  достала  сковородку,  чтобы  приготовить  себе  бифштекс.  Тана
ласково ей улыбнулась.
   - Я с нетерпением жду завтрашнего вечера, мам. -  Она  была  тронута,
узнав, что мать поведет ее в такой дорогой ресторан.
   - Я тоже. Куда ты идешь сегодня?
   - В "Деревню", на пиццу.
   - Будь осторожна, - озабоченно сказала Джин. Она всегда  беспокоилась
за дочь, куда бы та ни уходила.
   - Я всегда осторожна, мам.
   - Будут ли там мальчики, чтобы защитить тебя в случае  необходимости?
-  Джин  невольно  улыбнулась,  спросив  об  этом:  порой   так   трудно
определить, откуда исходит угроза, а откуда можно ожидать защиты; иногда
то и другое неотделимы.
   Прочитав ее мысли, Тана засмеялась:
   - Будут. Можешь не волноваться.
   - На то я и мать, чтобы волноваться.
   - Ты у меня такая глупенькая, мам! Но я все равно тебя люблю. - Обняв
мать за плечи, Тана поцеловала ее и исчезла  за  дверью  своей  комнаты,
чтобы еще больше увеличить громкость музыки. Джин поморщилась.  И  вдруг
услышала, что Тана подпевает певцу - она уже выучила  песенку  наизусть.
Наконец она выключила плейер и вышла к матери в белом  платье  в  черный
горошек,  перетянутом  черным   лакированным   ремнем,   в   черно-белых
туфлях-лодочках. Джин поразилась  наступившей  благословенной  тишине  и
одновременно подумала, как тихо станет в квартире после отъезда дочери в
колледж - точно в могиле.
   - Желаю тебе хорошо повеселиться.
   - Спасибо. Я не задержусь, мам.
   -  На  это  я  не  рассчитываю.   -   Джин   улыбнулась   про   себя:
восемнадцатилетней дочери  не  установишь  комендантский  час,  она  это
понимала. Но Тана вела себя большей частью благоразумно.
   Джин слышала, как  она  вернулась  где-то  в  половине  двенадцатого.
Тихонько постучавшись в дверь ее спальни, Тана шепнула:
   - Я дома, мам, - после чего пошла к себе. Успокоенная, Джин  легла  в
кровать и заснула.
   Следующий день стал незабываемым  для  Джин  Роберте.  Невинные  юные
девушки, одетые в белые платья и связанные  между  собой  гирляндами  из
бело-розовых маргариток,  образовали  длинный  ряд;  позади  них  встали
торжественно-серьезные юноши; и все они запели  в  унисон  -  их  голоса
взлетали к потолку, такие звонкие и чистые, их лица были такими  свежими
и цветущими! Казалось, им предстоит родиться заново, вступая в этот мир,
полный политических страстей и интриг, полный лжи и инфарктов - все  это
ждет их за школьным порогом, чтобы причинить им страдания.  Джин  знала,
что их жизнь теперь не будет такой гладкой, какой была до сих пор; слезы
градом катились по ее щекам, когда все они выходили из  зала  и  молодые
голоса сплетались в общий хор - в последний раз. Из груди  Джин  рвались
рыдания,  и  она  не  была  одинока  в  проявлении  своих  чувств:  отцы
выпускников плакали, не таясь, как и матери...
   И  тут  вдруг  началось  вавилонское  столпотворение:  едва  выйдя  в
коридор,  молодежь  начала  громко  кричать,  обниматься,   обмениваться
пылкими  поцелуями,  обещаниями,  клятвами,  которые   вряд   ли   будут
выполнены. Они клялись встречаться,  ездить  вместе  в  путешествия,  не
забывать.., приехать скоро.., на будущий  год..,  когда-нибудь  после...
Джин наблюдала за ними исподтишка, в особенности  за  дочерью.  Глаза  у
Таны стали как темные изумруды, лицо горело оживлением. И все  они  были
такие возбужденные, такие счастливые, такие не искушенные жизнью...
   Волнение Таны еще не улеглось,  когда  вечером  того  же  дня  они  с
матерью отправились в ресторан. Им  подали  деликатесный  обед,  и  Джин
преподнесла дочери сюрприз, заказав шампанское. Вообще говоря,  Джин  не
хотела с таких лет приучать дочь  к  спиртному:  судьба  ее  собственных
родителей и Мери Дарнинг была еще свежа  в  ее  памяти.  Однако  сегодня
допускалось исключение. Поздравив дочь с бокалом в руке, она преподнесла
ей небольшой футляр от Артура. Выбирала подарок, конечно, сама Джин, как
все другие подарки, даже  и  те,  что  предназначались  его  собственным
детям. Внутри лежал красивый золотой браслет, который Тана  надела  себе
на запястье с выражением сдержанной радости.
   - Очень мило с его стороны,  -  сказала  она  без  особого,  впрочем,
воодушевления, и обе они знали почему.
   Тана не стала вдаваться в дискуссии на эту тему,  не  желая  огорчать
Джин.
   А к концу недели Тана проиграла ей решающую битву: у нее  не  хватило
терпения слушать непрестанные материнские причитания, и она  согласилась
пойти на вечеринку к Билли Дарнингу.
   - Но это в последний раз, мам. Договорились?
   - В кого ты такая упрямая, Тана? Ведь тебе оказали любезность.
   - Но  почему?  -  Глаза  девушки  полыхнули  зеленым  огнем,  и  язык
повернулся раньше, чем она успела сдержать себя. - Потому что я  -  дочь
наемной служащей? Всемогущий Дарнинг снизошел до меня! Это все равно что
пригласить горничную.
   Глаза Джин наполнились слезами, а Тана удалилась к  себе  в  комнату,
проклиная свою несдержанность.  Но  она  больше  не  могла  видеть,  как
пресмыкается ее мать перед Дарнингами - не только перед  Артуром,  но  и
перед Энн, и перед Билли. Ей было нестерпимо, что каждое  их  слово  или
жест воспринимаются матерью как неслыханная  милость,  за  которую  надо
униженно  благодарить.  Тана  хорошо  знала,  что   представляют   собой
вечеринки, устраиваемые  Билли:  реки  вина,  парочки  в  темных  углах,
приставания пьяных нахалов. Она ненавидела такие  вечеринки,  и  эта  не
была исключением.
   Один из друзей Таны,  живущих  неподалеку,  привез  ее  в  Гринвич  в
красном "Корвете", который взял у отца.  Всю  дорогу  они  проделали  со
скоростью восемьдесят  миль  в  час:  парень  хотел  произвести  на  нее
впечатление, в чем, однако, не преуспел: Тана приехала  на  вечеринку  в
том же скверном настроении, в каком выехала из дома. На ней  было  белое
шелковое платье и белые туфли без каблуков.  Ее  длинные  стройные  ноги
смотрелись очень грациозно, когда она выбиралась из низко сидящей кабины
автомобиля. Перекинув на спину золотистые пряди  волос,  она  огляделась
вокруг, заведомо не надеясь встретить знакомое лицо. Особенно ненавистны
были ей эти вечера, когда Тана была маленькой и дети Артура  открыто  ее
игнорировали. Теперь было проще. К ней направились трое молодых людей  в
полосатых хлопчатобумажных пиджаках, наперебой предлагая принести джин с
тоником или что-нибудь другое по ее выбору. Она отвечала отказом и скоро
смешалась с толпой  гостей,  потеряв  из  виду  привезшего  ее  молодого
человека. С полчаса она бродила по саду, кляня себя за то, что поддалась
на уговоры. Развязные  хохочущие  девицы,  собравшись  компаниями,  лихо
поглощали пиво или джин с тоником, на них глазели молодые люди.  Немного
погодя заиграла музыка, и образовались пары танцующих. Еще через полчаса
огни  притушили,  и  разгоряченные  алкоголем  и  танцами  тела   начали
самозабвенно приникать друг к другу. Несколько пар, как успела  заметить
Тана, потихоньку ретировались. Только теперь она заметила наконец  Билли
Дарнинга, который, когда они подъехали, и не подумал  их  встретить.  Он
подошел к ней и окинул ее холодным,  оценивающим  взглядом.  Раньше  они
встречались довольно часто, и каждый раз он оглядывал Тану заново, будто
приценяясь. Это всегда сердило ее, как рассердило и теперь.
   - Привет, Билли!
   - Здравствуй. Черт знает, какая ты стала длинная!  Такое  приветствие
ее не вдохновило, к тому же в нем не было смысла: он в любом случае  был
значительно выше ее. Но тут она заметила, что он уставился на ее высокий
бюст,  и  ей  захотелось  ударить  его.  Она  стиснула  зубы  и   решила
продемонстрировать хорошие манеры, хотя бы ради матери.
   - Спасибо тебе за приглашение, - сказала она, хотя глаза ее  говорили
другое.
   - Мы всегда приглашаем как можно больше девчонок.
   "Точно скот, - подумала Тана. -  Столько-то  голов,  столько-то  ног,
титек, ягодиц..."
   - Благодарю за откровенность.
   Он засмеялся и передернул плечами.
   - Пойдем погуляем?
   Она хотела отказаться, но потом подумала: "А почему бы и нет?" Он был
старше ее на два года, но  держался  всегда  так,  что  его  можно  было
принять за десятилетнего ребенка, если,  конечно,  забыть,  что  он  уже
десять лет как пьет.  Он  схватил  ее  за  руку  и  повел  сквозь  толпу
незнакомых ей людей в ухоженный сад, в дальнем конце которого  находился
крытый бассейн, где расположились его друзья. Накануне  они  уже  успели
сжечь стол и два кресла, и Билли просил приятелей умерить свой пыл, если
они не хотят иметь дело с его отцом. Однако Артур, будучи не в состоянии
выносить присутствие сына,  предусмотрительно  уехал  на  эту  неделю  в
загородный клуб.
   - Ты должна посмотреть, что мы там натворили, -  Билли  усмехнулся  и
махнул рукой в сторону бассейна, а Тана ощутила чувство досады при мысли
о том, что восстанавливать эти разрушения придется ее матери. Она должна
будет привести все в порядок и сверх того - успокоить Артура,  когда  он
увидит этот вандализм.
   - Почему бы вам не попытаться вести себя как люди, а не как животные?
- Она взглянула на него с кроткой улыбкой, и он на секунду смешался.
   Внезапно что-то злобное и сердитое промелькнуло в его устремленных на
нее глазах.
   - Очень даже глупо так говорить! Впрочем,  мне  помнится,  ты  всегда
была круглой дурой, скажешь, нет? Если бы мой предок не платил  за  твое
обучение в частной нью-йоркской школе,  ты  скорее  всего  сшивалась  бы
сейчас в каком-нибудь бардаке  на  Западной  стороне,  ублажая  тамошних
учителей.
   От изумления Тана лишилась дара речи и  какое-то  время  смотрела  на
него, не произнося ни слова. Потом она повернулась и пошла прочь,  слыша
у себя за спиной его язвительный смех. "Что за мерзкий тип этот  Билли!"
- думала она, пробираясь назад к дому сквозь заметно погустевшую  толпу.
Большинство гостей было, как она отметила, старше ее, особенно девушки.
   Немного погодя она увидела парня, который привез  ее  сюда.  Глаза  у
него были красные, ширинка расстегнута, рубашка выехала из  брюк.  Рядом
была девица, с которой они допивали уже наполовину пустую бутылку виски.
Руки собутыльницы безо всякого стыда оглаживали интимные части его тела.
Увидев такое, Тана с отчаянием подумала, что  этот  вариант  возвращения
домой отпадает: она ни за что не сядет в машину,  если  за  рулем  будет
пьяный. Остается  поезд.  Можно  также  попытаться  найти  какого-нибудь
трезвого попутчика, что, впрочем, маловероятно.
   - Потанцуем?
   Она удивленно повернулась и вновь увидела Билли. Глаза его покраснели
еще больше, они смотрели на нее с вожделением, не отрываясь от ее груди.
Она покачала головой.
   - Спасибо, нет.
   - Мои друзья отбивают  себе  задницы,  трахая  девчонок  у  бассейна.
Хочешь посмотреть?
   Ее замутило от этого  предложения.  Если  бы  он  не  выглядел  столь
омерзительно, она бы рассмеялась, вспомнив, как слепа  была  ее  мать  в
своем поклонении перед "непогрешимыми" Дарнингами.
   - Спасибо, нет.
   - В чем дело? Может, ты еще целка?
   При взгляде  на  его  лицо  ей  сделалось  нехорошо;  она  не  хотела
продолжать этот разговор. Пусть его думает,  что  он  ей  противен,  тем
более что это соответствует действительности.
   - Я не хочу на это смотреть.
   - Тьфу, дьявольщина! Почему нет? Это лучший вид спорта!
   Тана повернулась и постаралась затеряться в толпе гостей, не понимая,
почему он так упорно преследует ее в этот вечер; ей стало  не  по  себе.
Она еще раз окинула взглядом зал и не увидела его:  скорее  всего  Билли
присоединился к своим друзьям в бассейне. Если это так, то  появится  он
не скоро. Ей надо  успеть  вызвать  такси,  доехать  до  железнодорожной
станции и сесть в поезд. Это не самый приятный вариант, но  и  не  самый
трудный. Кинув взгляд через плечо, чтобы убедиться, что за ней никто  не
следует, она  на  цыпочках  поднялась  по  задней  лестнице  к  частному
телефону, о существовании которого знала и раньше.  Все  получилось  как
нельзя лучше: Тана узнала по справочной нужный номер и вызвала такси. Ей
обещали прислать машину в течение пятнадцати минут, после чего останется
более чем достаточно времени до последнего поезда. Впервые за весь вечер
она почувствовала облегчение, избавившись наконец от этих алкоголиков  и
наглецов, собравшихся  там,  внизу.  Она  медленно  шла  по  застланному
толстым  ковром  коридору,  разглядывая  висящие  на  стенах  фотографии
Артура, Мери и их детей в детском возрасте. Внезапно ей пришла в  голову
мысль, что здесь должны быть и фотографии Джин: она была как  бы  частью
их семьи, от нее в большей степени  зависело  их  благополучие,  и  было
несправедливо исключать ее из семейного круга. Машинально  она  потянула
на себя одну из дверей, зная, что эту комнату  ее  мать  использует  как
кабинет, когда ей случается работать здесь. На стенах кабинета тоже были
развешаны фото, но на этот раз Тане не пришлось  их  увидеть.  Приоткрыв
дверь, она услышала чей-то  испуганный  вскрик,  увидела  мелькнувшие  в
воздухе две белые "луны" и какую-то возню на  полу.  Поспешно  захлопнув
дверь, она отскочила назад и услышала, что позади нее кто-то засмеялся.
   Она обернулась: Билли смотрел на нее все тем же похотливым взглядом.
   - Ради бога... - Она считала, что он где-то внизу.
   - А я думал, что ты не любишь подглядывать, мисс Недотрога.
   - Я просто шла по этажу и натолкнулась нечаянно... -  Она  покраснела
до самых корней волос, чувствуя на себе его язвительную усмешку.
   - Черт побери, зачем ты забрела сюда, Тэн? - Он много раз слышал, как
Джин называет ее этим ласковым именем, но это было домашнее  имя,  и  ей
было неприятно, что его употребил Билли: он  никогда  не  принадлежал  к
числу ее друзей. Отнюдь.
   - Здесь обычно работает моя мама.
   - Нет. - Он сделал вид, что  удивился  ее  неосведомленности.  -  Она
работает в другом месте.
   - Я хорошо это помню.  -  Тана  посмотрела  на  свои  часы,  опасаясь
опоздать на такси. Однако сигнала еще не было слышно.
   - Если хочешь, я покажу тебе, где она на самом деле работает.
   Он  направился  по  коридору  в  противоположную  сторону,   и   Тана
засомневалась, как ей быть. Спорить с ним не  хотелось,  хотя  она  была
уверена, что Джин пользуется именно этой комнатой. В  конце  концов,  он
здесь живет, ему лучше знать. Ей было неловко стоять  там:  из-за  двери
начали доноситься недвусмысленные вскрики и стоны. До прихода такси  еще
оставалось несколько минут, и она от нечего делать последовала за Билли.
Он распахнул дверь в какую-то комнату. - Вот здесь!
   Тана вошла в нее и, оглядевшись, убедилась, что это  не  был  рабочий
кабинет ее матери. Большую часть помещения  занимала  огромная  кровать,
покрытая серым плюшевым покрывалом с  шелковыми  оборками;  на  стоявшем
рядом  шезлонге  лежало  одеяло  из  меха  опоссума  и   другое   -   из
искусственного серого меха. Ковер тоже был серый, с  красивым  рисунком.
Тана была раздосадована.
   - Очень странно! Это спальня твоего отца, разве нет?
   - Да. В ней и работает твоя мать. Большую часть работы старушка  Джин
выполняет именно здесь.
   Тане захотелось вцепиться ему в волосы и отхлестать его по щекам,  но
она сдержала себя. Ни слова не говоря, она повернулась, чтобы  уйти,  но
он схватил ее за руку и втащил обратно, захлопнув дверь ударом ноги.
   - Сейчас же отпусти меня, ты, дерьмо!  -  Тана  попыталась  выдернуть
руку, но, к своему удивлению, обнаружила, что он сильнее, чем можно было
ожидать. Билли грубо схватил ее за плечи и с силой прижал к  стене,  так
что ей стало трудно дышать.
   - А ну, покажи, сучка, как работает твоя мама! -Он больно заломил  ей
руки назад. Она задыхалась, на глазах выступили слезы -  не  столько  от
страха, сколько от бессильного гнева.
   - Я не останусь здесь  больше  ни  одной  минуты!  -  Она  попыталась
оттолкнуть его от себя, но он снова кинул ее на  стену,  больно  стукнув
затылком о камень. Увидев его глаза, она испугалась по-настоящему. А  он
хохотал ей прямо в  лицо,  у  него  был  вид  сумасшедшего.  -  Не  будь
кретином, Билли! - Голос Таны срывался от негодования и испуга.
   Его глаза зловеще сверкнули. Одной рукой он стиснул оба ее запястья -
она и понятия не имела, какая сила  таится  в  его  руках,  -  а  другой
расстегнул "молнию" на ширинке и брючный ремень.  Схватив  ее  руку,  он
подтянул ее к себе.
   - Потрогай вот эту штуку, маленькая потаскушка!
   Ее лицо побелело от ужаса, она рванулась, чтобы освободиться,  но  он
снова ударил ее головой о стену. Она сопротивлялась изо всех сил,  а  он
смеялся над ее беспомощностью. И тут Тану охватил панический  ужас:  она
поняла, что происходит. Билли с силой ударял девушку  головой  о  стену,
еще и еще, пока у нее на губах не показалась  тоненькая  струйка  крови;
вцепившись в ее платье, он  разодрал  его  надвое,  обнажив  смуглое  от
загара, стройное тело; она почувствовала на себе его  грубые  руки;  они
хватали ее, тискали, мяли, давили; они были  везде:  на  ее  животе,  на
грудях, на бедрах... Он нажимал на нее что было  сил,  проводя  слюнявым
языком по лицу, обдавая его спиртным перегаром; внезапно он засунул руку
ей между ног, она вскрикнула и укусила его за шею, но он  и  тут  ее  не
выпустил. Захватив большую  прядь  длинных  белокурых  волос,  он  начал
зверски наматывать их на свой кулак, пока Тане не  показалось,  что  они
вырываются с корнями; при этом он кусал ей лицо. Она  молотила  кулака