лежали  в  объятиях  друг
друга.
   Но Саша была странно молчалива. Она смотрела на стену и,  казалось,  была
чем-то расстроена.
   - В чем дело, дорогая?
   - Этот сукин сын орал на меня сегодня всю вторую половину  дня,  будто  я
делаю что-то не так.., а я знаю, что все делала правильно...
   Саша была просто помешана  на  своем  балете,  и  Джону  стало  от  этого
тоскливо. Он такое уже пережил, только прежде речь шла об Элоизиных чертовых
персонажах, Книгах и их  сюжетах,  которые  не  давали  ей  покоя.  Подобные
женщины крайне утомительны. Он хотел, чтобы  Саша  была  другая,  чтобы  она
больше думала о нем, но временами сомневался, способна ли она вообще на это.
Она была полностью поглощена собой.
   И когда Джон встал, чтобы  принести  из  кухни  что-нибудь  попить,  она,
похоже, даже не заметила его отсутствия. Он долго сидел на диване в темноте,
вслушиваясь в звуки, долетавшие с улицы, и задавал себе вопрос, встретит  ли
когда-нибудь женщину, которую интересовали бы его  работа,  его  жизнь,  его
друзья, его потребности, которая радовалась бы общению с ним.
   - Что ты здесь делаешь? -  тихо  спросила  Саша.  Она  стояла  в  дверном
проеме. Изящество ее силуэта подчеркивал лунный свет, недостаточный, однако,
для того, чтобы заметить грусть в глазах Джона.
   - Думаю.
   - О чем?
   Саша подошла и села рядом.  Джон  уже  подумал,  что  зря  обвинял  ее  в
эгоизме, но она вдруг посмотрела на свои ступни и вздохнула:
   - Господи, опять надо идти к врачу.
   - Почему?
   - Они теперь все время болят.
   - Саша, а ты никогда не думала бросить балет? Она посмотрела на него  как
на сумасшедшего.
   - Да ты что! Я бы скорее умерла. Если бы мне сказали,  что  я  больше  не
могу танцевать, я бы покончила  с  собой.  Судя  по  тону,  каким  Саша  это
сказала, она не шутила.
   - А как насчет детей? Разве ты не  хочешь  их  иметь?  Джон  давно  хотел
задать ей эти вопросы, но всегда сложно было отвлечь ее от балетной темы.
   - Может, когда-нибудь потом, - неопределенно ответила она.
   Элоиза говорила примерно так же. А когда ей исполнилось  тридцать  шесть,
она решила, что ребенок слишком повредил  бы  ее  карьере,  и  сделала  себе
стерилизацию, пока Джон был в одной из командировок.
   - Бывает, что "потом" никогда не наступает...
   - Ну что ж, значит, не судьба. Мне для самореализации дети  не  нужны,  -
гордо сказала Саша.
   - А что тебе нужно? Может, тебе и муж не нужен?  Может,  тебе  достаточно
только балета?
   - Я никогда не считала себя настолько старой, чтобы думать о замужестве.
   Она произнесла это искренне, глядя на Джона при свете луны. Но  ему  было
уже сорок два года, и в последнее время он много думал обо всех этих  вещах.
Он не хотел до конца жизни быть одиноким, хотел быть любимым и самому любить
не только в промежутках между книгами, балетными спектаклями и репетициями.
   - Тебе двадцать восемь. Пора начать думать о своем будущем.
   - Я о нем думаю ежедневно, а этот старый маньяк орет на меня.
   - Я имею в виду не твое профессиональное будущее, а настоящую жизнь.
   - Это и есть моя настоящая жизнь, Джон. Вот этого-то Джон и боялся.
   - А в ней есть место для меня?
   Похоже, что в этот раз получилась ночь откровений.
   Джон сомневался, стоило ли затевать такой разговор, но пути к отступлению
уже не было. Рано или поздно им пришлось бы побеседовать о чем-то другом,  а
не только о ее ступнях и репетициях.
   - Это зависит от тебя. В данный момент я не могу предложить  тебе  больше
того, что есть. Если тебе этого достаточно - прекрасно. А если нет...
   Саша пожала плечами. По крайней мере, она была честна.
   Джон задавал себе вопрос, сможет ли переубедить ее,  уговорить  выйти  за
него замуж.., иметь детей... "Нет,  -  думал  он,  -  это  безумие  -  опять
предпринимать такую попытку. У меня, наверное, склонность  к  рискованным  и
безнадежным случаям".
   - Ты хочешь, чтобы я сегодня осталась у тебя? Казалось, она склонна  была
уйти. Ей нисколько не претил хаос, царивший в ее квартире в Вест-Сайде.
   - Я хотел бы, чтобы ты осталась.
   На самом деле он ожидал от нее гораздо большего, но  только  сейчас  стал
понимать, что переоценивал ее возможности.
   - Ну, тогда я пошла спать... - Она  поднялась  и  направилась  обратно  в
спальню. - У меня завтра утром репетиция.
   А Джону предстояло лететь в Джексонвилл. Когда он тоже  лег  и  попытался
снова начать ласки, Саша сказала, что слишком  устала  и  что  у  нее  болят
мышцы.

Глава 18

   Полет в  Джексонвилл  был  недолгим,  однако  Джон  успел  просмотреть  и
подписать около  полудюжины  различных  бумаг,  хотя  мысли  его  все  время
возвращались к Хилари и той жизни, которую ей пришлось вести у Эйлен и Джека
Джоунс.
   В Джексонвилле он направился прямо в интернат, нашел директора и объяснил
суть расследования.  Обычно  дела  питомцев  подобных  заведений  никому  не
предоставлялись, но в данном случае прошло очень много лет, кроме того, Джон
пообещал сохранить полную конфиденциальность.
   Так или иначе,  требовалось  разрешение  местного  судьи,  и  Джону  было
предложено прийти на следующее утро. Он снял номер в мотеле в центре города,
побродил по улицам и просмотрел телефонную книгу. Нашел в ней пятерых Джеков
Джоунсов и решил не откладывая им позвонить.
   Трое из них оказались неграми,  четвертый  номер  не  отвечал,  пятый  же
Джоунс, как выяснилось, восемнадцатилетний юноша, сообщил, что его отец  был
родом из Бостона и вроде бы был женат  на  женщине  по  имени  Эйлен,  затем
овдовел и женился на его матери. Паренек сказал, что отец  умер  десять  лет
назад от цирроза печени, но сам готов был поделиться тем,  что  знает.  Джон
спросил, известно ли ему или его матери, где жил отец с прежней женой. Ответ
оказался очень простым:
   - Он всегда жил в одном и том же доме. Мы и сейчас в нем живем.
   Любопытство Джона возросло, он поинтересовался, может ли к ним зайти.
   - Конечно.
   Джон записал адрес.
   Он совсем не удивился,  увидев,  что  внешний  вид  дома  Джоунсов  очень
напоминает чарлстаунский: такой же  мрачный,  грязный  район  поблизости  от
верфи, с той лишь разницей, что здесь жили преимущественно  негры  -  черные
подростки носились по улицам на мотоциклах, пугая немногочисленных прохожих.
Место  было  не  из  приятных  и,  похоже,  привлекательностью  никогда   не
отличалось.
   Джек Джоунс-младший ждал Джона во дворе, где возился со своим мотоциклом.
Визит  нью-йоркского  гостя,  видимо,  прибавил  ему  в  собственных  глазах
значительности. Он кратко рассказал об отце, показал несколько фотографий  и
пригласил Джона внутрь, чтобы познакомить со своей матерью.
   В доме царили жуткое  зловоние  и  грязь,  а  его  хозяйка  имела  крайне
плачевный вид. Ел, вероятно,  не  было  еще  и  пятидесяти,  но,  совершенно
беззубая, она выглядела лет на тридцать старше. Джон не мог понять,  вызвана
ли ее немощь пьянством или болезнью.
   Неопределенно   улыбнувшись,   миссис   Джоунс   уставилась   куда-то   в
пространство. Она не  только  совершенно  ничего  не  помнила  о  племяннице
предыдущей жены Джека, но порой, кажется, не узнавала собственного сына.
   Когда Джон, отчаявшись, собрался уходить,  Джек-младший  посоветовал  ему
поговорить с соседями - старожилами этого района, знавшими Джека-старшего  и
Эйлен с момента их приезда в Джексонвилл. Джон поблагодарил его и направился
в соседний дом.
   На стук  к  застекленной  двери  подошла  пожилая  женщина  и  с  опаской
спросила:
   - Что вам?
   - Можно минуточку побеседовать с вами, мэм? Джон давно сам  не  занимался
сыскной работой и вдруг вспомнил, как трудно всегда было входить в доверие к
людям, сколько дверей захлопнулось у него в свое время перед носом.
   - Вы из полиции?
   Знакомый вопрос.
   - Нет. Я ищу женщину по имени Хилари Уокер.  Она  жила  здесь  много  лет
назад, будучи еще девочкой. Вы не знаете, где она может быть теперь?
   Женщина покачала головой, с подозрением оглядывая Джона:
   - А зачем она вам понадобилась?
   - Друг ее родителей хочет разыскать Хилари и нанял меня.
   - Ему надо было это сделать двадцать пять лет назад. Бедное дитя...
   Она снова покачала головой, вспоминая прошлое, а  Джон  обрадовался,  что
наконец нашел нужного человека. Дверь медленно  открылась;  пожилая  женщина
стояла на пороге в домашнем платье и тапочках, глядела на  Джона,  но  войти
его не приглашала.
   - Этот так называемый дядюшка избил ее  до  полусмерти.  Она  под  ливнем
приползла сюда и чуть не отдала богу  душу  на  моем  крыльце.  Мы  с  мужем
отвезли ее в больницу. Девочка едва выкарабкалась. Говорят,  он  пытался  ее
изнасиловать.
   - Она подала на него в суд? - спросил Джон, ужаснувшись.
   История становилась все страшнее. Жизнь Хилари  представлялась  настоящим
кошмаром.
   Но его собеседница покачала головой:
   - Она была слишком напугана... Малышка Хилари... Я совсем ее забыла.
   - А что случилось потом?
   - Потом она была в нескольких "домах временного  проживания"  и  в  конце
концов, по-моему, осталась в интернате. Мы навещали ее,  кажется,  дважды...
Только, знаете, она была странной девочкой. Конечно, винить ее нельзя,  мало
кто выдержал бы этот кошмар. Но Хилари ко всем относилась очень холодно.
   В свете того, что Джон услышал, такую реакцию девочки  легко  можно  было
понять.
   - Спасибо. Большое вам спасибо.
   Итак, теперь было ясно, почему она попала в интернат  -  не  потому,  что
сама преступила закон. Хотя из этой среды  детей  из  неблагополучных  семей
выходило большое число правонарушителей.
   Но в случае с Хилари этого не произошло.  Утром  Джон  получил  ее  дело.
Папка не содержала ничего любопытного. Хилари являлась  примерной  ученицей,
законы не нарушала,  была  в  двух  "домах  временного  проживания",  адреса
которых прилагались, а потом на протяжении трех лет находилась в  интернате.
По окончании школы она получила пособие - двести восемьдесят семь  долларов,
уехала и больше не сообщала о себе.
   Папка была тонкая, а скупую информацию о Хилари  как  личности  содержали
лишь  отчеты  воспитателей,  которые  отмечали  замкнутость,  склонность   к
одиночеству, но в то же время дисциплинированность и способности к учебе.
   Воспитатели и инспектора, которые ее знали, уже давно не  работали.  Джон
подумал, что и оба "дома временного проживания" тоже не  существуют,  но  на
всякий случай решил проверить. По первому адресу, как  ни  странно,  хозяйка
была еще жива и даже смутно помнила Хилари.
   - Да, она была такая гордая, умнее всех себя  считала.  Но  жила  у  меня
недолго. Не помню, как она работала. Потом что-то захандрила, ее и забрали в
интернат. Больше ничего про нее не помню.
   Но и этого было достаточно.  Резкие  слова  женщины  о  других  девочках,
обстановка дома говорили сами за себя. Второй  "дом  временного  проживания"
оказался давно снесенным под новую застройку.
   "Неудивительно, - думал Джон, - что женщина из Си-би-эй оказалась  совсем
не той, которую я ищу. Моя Хилари Уокер, наверное, продолжила свою  жизнь  в
такой нищете, в какой ее  начала  или,  во  всяком  случае,  на  какую  была
обречена с восьми лет, когда ее отец убил мать и покончил с собой, а  лучший
друг семьи забрал у нее сестер, а ее саму бросил на произвол судьбы.
   Теперь понятно, почему она тогда,  двадцать  два  года  назад,  пришла  к
Паттерсону в офис, чтобы выразить свою ненависть. Вопрос  в  том,  куда  она
оттуда направилась? С чего следует начать поиск девушки,  которая  в  раннем
возрасте испытала столько боли и невзгод?"
   Джон уже безрезультатно просмотрел списки осужденных по разным  штатам  и
картотеку ФБР, хотя это ничего  не  значило.  Она  могла  поменять  фамилию,
несколько раз выйти замуж. Могла вообще умереть.  Много  чего  могла  Хилари
Уокер сделать за эти годы, но  Джон  обещал  себе,  что  если  она  все  еще
находится в Нью-Йорке, то он ее обязательно найдет.
   Джон покидал Джексонвилл без сожаления, скорее  с  облегчением.  Грязь  и
высокая влажность этого города не  располагала  к  возвращению  в  него.  Он
представил себе, с каким чувством ехала Хилари  в  Нью-Йорк,  где  надеялась
найти сестер, нашла же только Артура, потерявшего их след. Какое это  должно
было быть для нее разочарование!

***

   Домой Джон добрался около десяти часов вечера в четверг,  позвонил  Саше,
продиктовал автоответчику информацию о своем возвращении.  Он  знал,  что  у
Саши важней спектакль, но из-за позднего времени и усталости решил  остаться
дома.
   На следующий день Джон из офиса позвонил Артуру Паттерсону и доложил  ему
о том, что обнаружил. На другом конце провода  наступило  долгое,  тягостное
молчание. Джон не мог видеть слез, которые текли по щекам Артура,  пока  тот
слушал его отчет.
   - После того как она вас посетила, ее след обрывается. Не  имею  понятия,
куда она делась, но постараюсь это выяснить.
   Джон уже поручил одному из своих помощников проверить учебные  заведения,
больницы,  бюро  по  трудоустройству,  молодежные  общежития,  гостиницы  на
предмет появления в них Хилари Уокер за все годы начиная с  1966-го.  Задача
была не из легких, но могла дать хоть какую-то зацепку. Пока же он собирался
приступить к поискам Александры.
   - Мне надо будет зайти к вам в контору в понедельник.
   Я хочу просмотреть дела о наследстве Джорджа Горама и проверить, были  ли
в последнее время контакты по этому поводу с его вдовой.
   Артур кивнул и вытер слезы. Джон Чепмен выполнял свою  работу  тщательно.
Ужасно  было  сознавать,  что  пережила  Хилари...  Но  он   не   мог   даже
догадываться... Если бы только... Размышления Артура прервал тяжелый приступ
кашля, и в конце концов ему пришлось положить трубку.
   Джон снова принялся за дела. За  неделю  пребывания  во  Флориде  на  его
письменном столе накопилась целая гора бумаг, и он пробыл в кабинете до семи
тридцати, а потом по пути домой заехал перекусить в "Автопаб".
   Переступив в девять часов порог своей квартиры, он  услышал,  что  звонит
телефон. Это была Саша.
   - Где ты весь вечер пропадал? - спросила она с подозрением.
   - На работе. А потом еще заезжал перекусить. А  как  вы  поживаете,  мисс
Рива?
   Саша даже не справилась о его  самочувствии  и  ни  разу  не  звонила  во
Флориду, хотя Джон оставил  автоответчику  свой  номер  телефона  в  мотеле.
Впрочем, он знал, что у нее были очень интенсивные репетиции.
   - Нормально. Вчера я подумала, что повредила себе  сухожилие,  но,  слава
бору, все обошлось.
   За время его отсутствия ничто не изменилось.
   - Я рад. Хочешь заехать на рюмочку чего-нибудь? С  одной  стороны,  Джону
хотелось ее повидать, а с другой -  нет.  Неделя,  проведенная  во  Флориде,
оставила тягостный след в его душе, и ему надо было развеяться, но в  то  же
время не хотелось слушать знакомые речи на тему связок и сухожилий.
   - Я очень устала и звоню уже из дома. Но этот уик-энд у меня свободен. Мы
можем завтра что-нибудь предпринять.
   - Давай куда-нибудь махнем. Может, в Хэмптон или на Файр-Айленд?
   Лето уже вступило в свои  права,  и  стояла  жаркая  погода.  Уик-энд  на
природе обещал быть прекрасным.
   - Доминик Монтень в воскресенье празднует свой день рождения.  Я  обещала
быть и не могу его подвести. Мне очень жаль.
   Балет, балерины, танцовщики, репетиции, спектакли. Этому не было конца.
   - Ну ладно. Можем поехать на один день. Я мечтаю вырваться  из  города  и
полежать где-нибудь на пляже.
   - Я тоже.
   Но Джон знал, что она  полежит  ровно  полчаса,  а  потом  начнет  делать
упражнения и растягивать мышцы, чтобы, чего доброго, не  потерять  формы  за
время отдыха. Порой это его ужасно раздражало.
   - Я за тобой заеду в девять, о'кей?
   Саша согласилась, Джон положил  трубку  и  вдруг  почувствовал  грусть  и
невероятное одиночество. Ее никогда не было рядом, когда он в ней  нуждался.
Джон обнаружил, что думает вовсе не о Саше,  а  о  той  незнакомой  девушке,
которая  более  двадцати  лет  назад  в  одиночку  сражалась  с   жизнью   в
Джексонвилле.
   Этого только не  хватало.  Джон  чувствовал  себя,  словно  Элоиза  с  ее
вымышленными персонажами. Смысла в этих раздумьях было примерно столько  же,
но получилось так, что  за  последнюю  неделю  Хилари  Уокер  обрела  в  его
представлении реальные черты. Даже более реальные, чем он бы того хотел.
   На следующий день они с Сашей поехали на  пляж.  В  конце  концов  решили
отправиться просто в Монток, на Лонг-Айленде, там хорошо отдохнули и приятно
провели время.
   Джон бегал трусцой вдоль берега, пока Саша делала упражнения. На обратном
пути заехали в ресторан и съели  на  ужин  омара.  Домой  вернулись  лишь  в
половине двенадцатого и повалились в постель, как усталые дети. Саша была  в
хорошем настроении, и на этот раз близость не сопровождалась ее жалобами  на
то, что он в пылу страсти может причинить ей какую-нибудь травму.
   Обнявшись, они проспали до десяти часов утра. Проснувшись, Саша взглянула
на часы, вскрикнула и вскочила с кровати.
   - Что случилось?.. Куда ты?..
   Щурясь от яркого солнечного света, заливавшего спальню, Джон увидел,  что
Саша скользнула в ванную, и затем услышал шум льющейся воды.  Он  сбросил  с
себя простыню и нехотя побрел посмотреть, чем занята любимая.
   - Что ты тут делаешь?
   Ванная была полна пара.  Саша  стояла  с  подобранными  кверху  волосами,
подставив лицо под струи воды.
   - А как ты думаешь?
   - Почему ты так рано вскочила?
   - Я обещала Доминику, что буду у него в полдвенадцатого.
   - О господи, зачем так спешить?
   - Я должна для всех приготовить ленч, - объявила она, выключила душ стала
вытираться.
   - Это интересно. Я даже не подозревал, что ты умеешь готовить.
   Джон расстроился. Накануне они так замечательно провели  день,  а  теперь
она в спешке убегала. Ему снова хотелось очутиться с ней в постели, но у нее
уже не было времени.
   - Там другое дело, - объяснила Саша с  серьезным  видом.  -  Это  артисты
балета.
   - Они что, едят как-то иначе?
   - Не глупи...
   Он не глупил. Он просто устал от того  бесконечного  напряжения,  которое
Саша создавала вокруг себя.
   - Я вечером тебе позвоню, когда приду домой.
   - Можешь не беспокоиться.
   Джон вышел из ванной, взял со столика сигарету и  закурил.  Вообще-то  он
курил редко, только когда Саша его сильно огорчала, - это успокаивало нервы,
а может, наоборот - Джон точно не знал. Во всяком случае, какое-то  действие
никотин оказывал.
   - Джон, - сказала она с ангельской улыбкой, расчесывая волосы его щеткой,
- не веди себя как ребенок. Я бы взяла тебя, но там же будут только балерины
и танцовщики. На такие мероприятия никто не приводит посторонних. Знаешь,  -
усмехнулась она, и Джон впервые увидел что-то  мстительное  в  выражении  ее
глаз, - это вроде твоих семейных торжеств в Бостоне.
   Так вот в чем дело. Если не совсем, то по крайней мере отчасти. Ну и черт
с этими ее играми и ее танцовщиками.
   - А завтра вечером мы увидимся? Саша с сомнением протянула:
   - Возможно. В понедельник у меня очень много работы. Она подошла к Джону,
прильнула к нему своим сильным, гибким телом и  крепко  поцеловала  в  губы.
Джон стоял в дверях спальни совершенно голый,  и  новый  прилив  возбуждения
сразу дал о себе знать.
   - Я люблю тебя.
   Ее сарказм он иногда любил, иногда же просто ненавидел.
   Не   успел   он   ответить   Саше,   как   она   исчезла.   От   ощущения
неудовлетворенности ему хотелось кричать.
   За неимением ничего лучшего Джон позвонил младшему брату и провел день  в
Гринвиче, играя с ним, его женой и сыном в теннис  и  плавая  в  бассейне  с
дочерью Филипа. День в итоге прошел приятно, позволил  расслабиться,  но  по
дороге домой Джон опять со смущением вынужден был  признаться  себе,  что  в
компании родственников ему безумно  скучно.  Но  люди  они  были  все  равно
хорошие, да и приятно было убежать и