иной Венди.
   - Это просто превосходно! - желчно ответила она.
   - Что ты имеешь в виду? - Теперь Майкл смотрел прямо на нее, но выражение
лица Венди ничего ему не говорило. Если бы он дал себе труд сосредоточиться,
то сразу бы понял, в чем дело, но Майкл даже не старался. Никогда.
   - Ничего.
   - Послушай, Венди, строительство медицинского  центра  во  Фриско  займет
года два, и все это время мне придется выкладываться до предела. Это один из
самых крупных заказов, какой только возможен в нашей отрасли. Ты...
   - Если бы не  Фриско,  обязательно  подвернулось  бы  что-нибудь  другое.
Оклахома, Лос-Анджелес, Чикаго, Монреаль... Ладно, ступай. И  можешь  впредь
не оправдываться.
   - Тогда не надо разговаривать  со  мной  так,  будто  я  на  работу  хожу
развлекаться, - сварливо  откликнулся  Майкл  и,  бросив  газету  на  траву,
посмотрел на Венди.
   Венди вся кипела, но еще старалась сдерживаться.
   - Вчера ты вернулся домой в половине первого ночи, - тихо сказала она.  -
Мы были приглашены на ужин к Томпсонам, но ты даже не  позвонил.  И  я,  как
дура, ждала твоего звонка, вместо того чтобы пойти одной.
   - Почему же ты не пошла? Тебя никто не заставляет сидеть и ждать меня.
   - Ты вроде как позабыл, что я люблю тебя, - ответила Венди. - Я вижу, что
тебе это безразлично, но мне нет. Пока нет, - подчеркнула она. -  Что,  ради
всего святого, с тобой происходит, Майкл? Ты словно боишься бывать где-либо,
кроме своего кабинета. Может быть, ты опасаешься, что  тоже  можешь  в  меня
влюбиться? Разве это будет так ужасно?
   - Не говори глупости, - рассердился Майкл. - Ты отлично знаешь,  какое  у
меня напряженное рабочее  расписание  -  встречи,  переговоры,  контракты...
Приходится работать не разгибая спины, но ты, похоже, даже не пытаешься меня
понять.
   - Я понимаю. И еще я понимаю, что ты проводишь  на  рабочем  месте  вдвое
больше времени, чем это действительно  необходимо.  Работа  стала  для  тебя
образом жизни. Ты прячешься в нее, словно черепаха в свой панцирь, прячешься
от меня и от всех...  -  "И  от  Нэнси",  -  хотелось  ей  сказать,  но  она
промолчала.
   - Это смешно!
   Майкл вскочил с шезлонга и заходил из стороны в сторону по ее  крошечному
садику. Стоял сентябрь, но в Нью-Йорке было еще по-летнему жарко, и нагретая
трава приятно щекотала его босые ступни.
   Их увлечению  друг  другом,  так  внезапно  вспыхнувшему  теплым  майским
вечером, было уже почти четыре месяца. В самом начале они провели вместе две
приятные недели, но потом пришло лето с его заботами и хлопотами, и Майкл  с
головой погрузился в работу. Правда, раза два они с Венди все  же  выбрались
на уик-энд на Лонг-Айленд, но это было исключение, а не правило. А теперь...
   - Какого черта ты от меня хочешь? - спросил Майкл, резко  останавливаясь.
- Я думал, что мы с тобой уже давно обо всем  договорились.  Я  сказал  тебе
честно и откровенно, что я не хочу...
   - Ты сказал мне, что не хочешь слишком близких отношений, что  твоя  рана
еще не зажила и ты боишься новой боли. Ты предупредил меня, что  не  знаешь,
захочешь ли ты когда-нибудь жениться. Но ты  не  говорил  мне,  что  боишься
жить, боишься любить, боишься быть нормальным человеком. Господи, Майкл,  да
ты проводишь со своим диктофоном гораздо больше времени, чем со мной!  И,  я
подозреваю, с ним ты гораздо более любезен, чем со мной. Во всяком случае  -
более разговорчив.
   - Ну и что?
   Венди посмотрела на его лицо, и по спине ее пробежал легкий холодок.  Ему
действительно было все равно.
   Решение сойтись с ним было с ее стороны чистой воды безумием -  из  этого
все равно бы ничего не вышло. Никогда. И все  же  в  нем  было  что-то,  что
продолжало притягивать Венди словно магнитом. Даже сейчас.  Во  всем  облике
Майкла  заключалась  какая-то  особая  сила,  загадочная  недосказанность  и
мужественная красота, которые не могли бы оставить Венди  равнодушной,  даже
если бы он ее ненавидел. И, самое главное, она очень хорошо чувствовала, как
сильна его боль, как глубока тоска.
   Жалея его, Венди хотела протянуть ему  руку  помощи,  показать,  что  его
любят, но он оттолкнул ее. И продолжал отталкивать. Венди не смогла заменить
ему Нэнси, а это значило, что Майкл в любой момент может перестать  замечать
ее существование.
   Венди встала с кресла и, отвернувшись, чтобы Майкл не видел ее слез, ушла
в дом. В кухне она смешала себе новую  "Кровавую  Мэри"  и  некоторое  время
стояла возле стола, крепко сжав веки. Ее всю трясло. Больше всего  на  свете
Венди хотелось, чтобы, протянув руку, она могла коснуться его,  но  она  уже
начинала понимать, что, сколько бы ни продолжался  их  роман,  Майкл  всегда
будет в недосягаемом далеке. И никогда  ни  для  кого  он  не  сможет  стать
по-настоящему близким человеком.
   Судорожно вздохнув, Венди  быстро  допила  коктейль  и  поставила  пустой
стакан на стол. Она уже собиралась перейти из кухни в  гостиную,  как  вдруг
почувствовала прикосновение его теплых рук.
   Майкл просто стоял позади и ничего не говорил, и она тоже молчала. От его
тела исходило жаркое тепло, и Венди чувствовала это. И, как  и  всегда,  она
очень хотела его, но, боже!  -  сколько  таких  вот  выходных  она  провела,
загорая в саду одна! Майкл прекрасно знал это, знал и  то,  как  жаждет  она
близости с ним, но редко когда давал себе труд ответить на  зов  ее  души  и
тела. И вот наконец Венди решила, что с нее хватит.
   - Я хочу тебя, Венди, - тихо сказал Майкл,  и  каждая  клеточка  ее  тела
заныла от желания.
   Однако она пересилила себя  и  осталась  стоять  неподвижно,  по-прежнему
повернувшись к нему спиной. В  эти  минуты  Венди  почти  ненавидела  теплую
нежность его ладоней, которые медленно спускались по ее обнаженной спине.
   - Как ты уже говорил: "Ну и что?"
   - Ты же знаешь, я не могу, когда на меня начинают давить. - Голос  Майкла
был негромким и мягким, совсем как его руки.
   - Никто на тебя не давит, Майкл. Я просто люблю  тебя.  Но,  как  это  ни
печально, для тебя это одно и то же. Ты не понимаешь  разницы.  С  ней..,  у
тебя тоже так было?
   Его руки вздрогнули и замерли у нее на пояснице,  но  сдерживаться  Венди
больше не могла. Ей хотелось уязвить его побольнее.
   - Может, и ее  ты  боялся  любить?  Или  теперь,  когда  она  умерла,  ты
чувствуешь себя свободнее? Еще бы, ведь ты больше никому  ничем  не  обязан!
Как это просто - отгородиться от всех, спрятаться за своей скорбью, и думать
только о себе. Это снимает все проблемы, не так ли?
   Она медленно повернулась к нему и увидела, как в  глазах  Майкл  вскипает
ненависть.
   - Как ты можешь так говорить? - процедил он сквозь зубы,  сдерживая  себя
неимоверным усилием воли. - Как ты смеешь?!
   На мгновение он напомнил Венди свою мать. Майкл был почти так же холоден,
несгибаем и резок, как Марион, но никто, ни один человек не мог бы превзойти
в этом Марион Хиллард.
   - Как ты смеешь передергивать, перевирать то, что я рассказал тебе?
   - Я не передергиваю, Майкл, я просто спрашиваю.  Извини,  если  я  что-то
сказала не так. Но, к сожалению, с каждым днем я все больше  убеждаюсь,  что
моя догадка очень недалека от истины.
   Она слегка отодвинулась  от  него  и  встала,  опираясь  бедрами  о  край
кухонного столика. В следующее мгновение - неожиданно даже для себя -  Венди
обняла его за шею обеими руками и притянула к себе.
   - О, Майкл!..
   Десять минут спустя - тяжело дыша после отчаянно бурных ласк - они лежали
в постели, и Венди слышала, как на кухне тикают часы. Майкл лежал молча,  но
не спал. Он просто смотрел в потолок, и его глаза были печальны и строги.
   - С тобой все в порядке?
   Это Майкл должен был задать Венди этот вопрос, но она знала,  что  он  не
спросит, и спросила первая. Их роман был обречен с самого  начала,  и  Венди
прекрасно  понимала  это,  но  прекратить  его  она  не  могла.  Иногда  она
спрашивала себя, что будет, когда все кончится и они разойдутся как  в  море
корабли, но ответа не находила. "Скорее всего, -  решила  наконец  Венди,  -
Майкл заставит Бена Эйвери уволить меня. Да, так оно и будет. Наверняка".
   - Майкл?
   - Что?.. А.., да, со мной все в  порядке.  Извини,  Венди.  Я  знаю,  что
иногда бываю совершенно невыносим... Я вел себя, как последний болван.  -  В
уголках его глаз блеснули слезы, и Венди поспешно отвернулась.
   - Ну, с этим я спорить не буду, - ответила она и,  поддавшись  внезапному
порыву, вдруг поцеловала его в подбородок. -  И  все  равно  я  люблю  тебя,
Майкл.
   - Ты не заслуживаешь той жизни, какую  тебе  приходится  вести.  Ты...  -
Пожалуй, впервые за несколько месяцев он посмотрел на нее, а не сквозь  нее.
- Я знаю, что мучаю тебя, и ненавижу себя за это. Но я...
   Голос его сорвался, и Венди поспешно прижала пальцы к его губам.
   - Я знаю, милый, знаю...
   Он молча кивнул, встал и направился к двери.
   - Майкл...
   - Что? - Он обернулся, и Венди увидела его лицо. От  холодности,  которую
она видела в его глазах полчаса назад,  не  осталось  и  следа.  Его  взгляд
смягчился, и Венди  подумала,  что  она  все-таки  сумела  что-то  для  него
сделать.
   - Скажи.., ты тоскуешь по ней до сих пор,  да?  Он  долго  молчал,  потом
кивнул, и в его глазах снова появилось выражение мучительной боли. Не сказав
больше ни слова, Майкл  вышел  в  гостиную  и  стал  одеваться.  Венди  тоже
поднялась. Сидя на краю кровати, она  раздумывала  о  том,  что  только  что
видела в его глазах.
   Когда несколько минут спустя Майкл вернулся в спальню, он застал  ее  все
еще погруженной в раздумья.
   Заслышав его шаги, Венди вскинула голову. Майкл был  в  джинсах  и  белой
рубашке с открытым воротом. В одной руке он держал кейс, в другой  -  легкий
джемпер, и Венди поняла, что, несмотря на воскресенье, Майкл идет на  работу
и что он снова вернется за полночь. Это  огорчило  ее,  но  она  знала,  что
другого ожидать от него просто бессмысленно.
   - Мы.., еще увидимся сегодня? - Она ненавидела себя за  этот  вопрос,  за
этот умоляющий тон, но сдержаться было выше ее сил. Проклятие!.. А  Майкл...
Майкл снова неопределенно качает головой!
   - Вряд ли. Мне нужно поработать. Я освобожусь только часа в два-три ночи,
а потом вернусь к себе на квартиру. Мне  все  равно  надо  переодеться,  так
что...
   Короткая вспышка нежности, согревшая его несколько минут  назад,  прошла.
Майкл снова был холоден и собран, снова не замечал ничего и  никого  вокруг.
Он снова был прежним Майклом, и Венди поняла,  что  снова  теряет  его,  как
бывало уже не раз. Она знала, что все безнадежно, но сдаться просто так  она
не могла. Он отталкивал ее, но, как ни странно, от этого  Венди  только  еще
сильнее хотелось достучаться до его сердца.
   - Тогда, значит, увидимся завтра... - Венди сделала все, чтобы  ее  голос
не был ни молящим, ни жалким. Венди даже улыбалась, провожая его до  дверей,
но, когда он ушел, она была рада, что он не поцеловал ее на  прощание  и  не
обернулся, потому что, закрывая за ним дверь, она уже плакала.
   Что бы она ни делала, как бы ни старалась, Майкл Хиллард  не  принадлежал
ей. И никогда не будет принадлежать.

Глава 16

   Сельские  пейзажи  проносились  за  окнами  машины  с  головокружительной
быстротой, но Питер только  сильнее  нажимал  на  педаль  газа.  Его  черный
"Порше" стремительно  несся  по  автостраде,  рассекая  воздух  с  негромким
басовитым гудением, подобным тому, какое издает на лету майский жук, и Питер
упивался скоростью, благо шоссе было почти свободно.
   В последнее время они с Нэнси ездили кататься почти  каждое  воскресенье.
Обычно он заезжал за ней  около  одиннадцати,  и  они  направлялись  на  юг,
забираясь так далеко, как только  позволяло  время.  Достигнув  какой-нибудь
живописной местности, они останавливались  у  обочины  или  у  какого-нибудь
крошечного ресторанчика, чтобы позавтракать, побродить  по  рощам  и  полям,
поболтать о прошлом и о будущем, а потом возвращались  к  машине  и  мчались
домой, в Сан-Франциско.
   Нэнси успела полюбить этот воскресный ритуал, и иногда ей  казалось,  что
она начинает влюбляться в Питера. А может быть, она уже любила его...
   Нэнси было трудно разобраться в тех сложных  и  противоречивых  чувствах,
которые она  испытывала  каждый  раз,  когда  они  отправлялись  куда-то  на
прогулку или просто сидели у нее дома и болтали.  Да,  она  была  благодарна
Питеру. Она понимала, как много он для нее сделал и какую роль сыграл  в  ее
жизни, в ее судьбе. Он вернул ей красоту, вернул  надежду  на  осуществление
всех ее давних желаний и научил мечтать о новом, несбыточном.  Одного  этого
было вполне достаточно, чтобы Нэнси относилась к нему, как к  родному  отцу,
однако к этому чувству  примешивалось  что-то  волнующее,  терпко-сладкое  и
смутно знакомое.
   Сегодня они доехали до Санта-Крус и остановились пообедать  у  небольшого
сельского  ресторанчика,  оформленного  под  французский   постоялый   двор.
Усевшись под парусиновым тентом на открытой веранде,  выходившей  к  залитым
солнцем полям, они заказали запеканку с грибами,  салат  "Нисуа"  и  бутылку
сухого белого вина.
   Это был весьма изысканный обед, но  Нэнси  уже  привыкла  к  такой  пище;
ярмарки Новой Англии с их  хот-догами,  сахарной  ватой  и  голубыми  бусами
остались далеко в прошлом. Да  и  Питер  Грегсон  не  склонен  был  к  таким
простым, безыскусным радостям. Он был человеком весьма  искушенным  и  любил
все самое лучшее, самое изысканное, и, как ни странно, эта его черточка тоже
нравилась Нэнси. Во всяком случае, рядом с ним она чувствовала  себя  вполне
уверенно и гораздо меньше стеснялась своих бинтов и нелепых огромных шляп.
   Между тем нижняя половина ее лица была уже практически закончена.  Только
область возле глаз все еще была заклеена тонкими телесного цвета пластырями,
но большие темные  очки  скрывали  их  от  чужих  взглядов.  Бинты  все  еще
закрывали лоб Нэнси, но она почти не переживала по этому поводу,  зная,  что
пройдет еще немного времени, и она избавится от них навсегда.
   Да, Питер отлично поработал,  и,  судя  по  видимой  части  ее  лица,  он
совершил  настоящее  чудо,  проявив  свой  талант  во  всем  блеске.   Нэнси
постепенно осознала свою привлекательность и от этого стала чувствовать себя
гораздо увереннее. Она перестала надвигать шляпы на самые глаза и носила  их
чуть-чуть набок, что придавало ей немного кокетливый вид.
   Со  временем  Нэнси  начала  покупать  себе  и  новые   наряды,   отдавая
предпочтение   ярким,    привлекающим    внимание    цветам    и    модному,
ультрасовременному  покрою,  к  которому  прежде  относилась   с   некоторым
предубеждением. Кроме того, она похудела еще  на  пять  фунтов  и  выглядела
теперь еще более стройной, гибкой и грациозной. Ее голос стал гуще и богаче,
и она с наслаждением играла его бархатными полутонами.
   Иными словами, женщина, в которую постепенно  превращалась  Нэнси,  очень
нравилась ей самой.
   - Знаешь, Питер, я хочу сменить имя, - призналась она,  поднося  к  губам
бокал с вином. Почему-то обсуждать это с ним ей было гораздо труднее, чем  с
Фэй. Она уже почти жалела, что заговорила об этом, но ответ Питера сразу  же
успокоил ее.
   - Это меня не удивляет, - серьезно ответил он. - Ты теперь новый человек,
Нэнси, так почему бы тебе не назваться другим именем? А каким? Ты уже думала
об этом?
   Он с нежностью посмотрел на нее  и,  прищурившись,  стал  прикуривать  от
серебряной зажигалки длинную тонкую  сигару.  Это  был  "Дон  Диего"  -  его
любимый сорт, и Нэнси с удовольствием принюхалась. Она уже  полюбила  тонкий
аромат этих  сигар.  Особенно  приятным  он  казался  ей  после  еды.  Питер
предпочитал  все  самое  лучшее,  и  с  его  помощью  Нэнси   тоже   коротко
познакомилась с дорогими французскими винами, изысканными блюдами,  душистым
ароматом хорошего табака.
   И дело было не в цене и не  в  престиже  -  просто  во  всех  этих  вещах
действительно было что-то особенное, изысканно-тонкое, почти  неуловимое,  и
это тоже объединяло их с Питером.
   - Итак, - спросил он, - как зовут мою новую подружку?
   - Я пока не знаю, - ответила Нэнси. - Я перебрала много имен,  но  больше
других мне нравится Мари. Мари Адамсон. А ты что скажешь?
   Питер немного подумал, потом кивнул:
   - Неплохо, неплохо... Да нет, мне действительно нравится! Откуда ты взяла
это имя?
   - Адамсон была девичья фамилия моей матери,  а  Мария  -  так  звали  мою
любимую сестру в приюте.
   - Ах да, ты говорила. Сестра Эгнесс-Мария!.. - Питер хлопнул себя по лбу.
- Знаешь, в этом имени что-то  есть.  Мисс  Мари  Адамсон...  Звучит  весьма
необычно.
   Они дружно рассмеялись, и Нэнси откинулась на  спинку  стула.  Новое  имя
очень ей нравилось, и она уже много раз мысленно примеряла его к себе.
   - А когда ты собираешься оформить  это  официально?  -  спросил  Питер  и
выпустил изо рта тонкое колечко синеватого дыма.
   - Не знаю. - Нэнси пожала плечами. - Я ведь еще не решила окончательно.
   - Может быть, попробуем начать им пользоваться? Ты как бы примеришь его к
себе, и это поможет тебе принять окончательное решение. Кроме того,  ты  уже
можешь подписывать этим именем свои работы  -  многие  знаменитые  фотографы
пользуются псевдонимами.
   Эта идея, похоже, действительно была ему по душе. Впрочем, Питер  никогда
не скрывал своего энтузиазма, когда речь заходила о его или о ее  работе.  И
Нэнси очень льстило, что он не делал разницы между своим  сложнейшим  трудом
пластического  хирурга  и  ее  любительским,  как  она  считала,  увлечением
фотографией. Когда Питер говорил с ней об этом, его восторженность  невольно
передавалась Нэнси, и тогда у нее появлялось ощущение, что она действительно
занимается чем-то нужным и важным.
   А между тем Питер всерьез преклонялся  перед  ее  талантом,  хотя  Нэнси,
впрочем, не без кокетства, утверждала, что никакого особенного таланта у нее
нет.
   - Нет, серьезно, Нэнси, почему бы нет?
   - Что? Подписывать именем Мари Адамсон снимки, которые я дарю тебе?
   Нэнси улыбнулась. Ей было очень приятно, что он так серьезно воспринимает
ее работы. Увы, кроме него и Фэй, ее снимков никто больше не видел.
   - Ну, если тебя смущает только это, - отозвался Питер, - то это  как  раз
не проблема. Я давно считаю, что тебе пора, так  сказать,  выйти  со  своими
работами в широкий мир.
   Он уж не в первый раз заговаривал с ней об этом, поэтому ничего нового  в
его предложении не было.  В  ответ  Нэнси  только  улыбнулась  и  решительно
покачала головой.
   - Нет, Питер, и не начинай... Все равно я скажу "нет". Ты же знаешь, я...
   - Я знаю, что ты чертовски талантлива, - горячась, возразил  Питер.  -  И
буду снова и снова заговаривать об этом до тех пор, пока ты не образумишься.
Нельзя зарывать свой талант в землю, Нэнси, ведь он  несет  людям  свет.  Ты
остаешься художником независимо от  того,  работаешь  ли  ты  с  красками  и
кистями или с пленкой и фотоаппаратом. И прятать свои работы  от  всех,  как
поступаешь ты, попросту.., преступно. Да, Нэнси, преступно!  Ты  обязательно
должна устроить выставку своих работ.
   - Нет, - твердо сказала Нэнси и, отпив еще глоток вина, стала смотреть на
зеленые холмы, над которыми дрожал лиловатый, нагретый солнцем воздух.  -  Я
не хочу больше никаких выставок. С этим покончено.
   - Великолепно! -  едко  возразил  Питер.  -  Я  сделал  из  тебя  писаную
красавицу, чтобы ты до конца  жизни  пряталась  от  всех  по  темным  углам.
Неужели ты действительно хочешь, чтобы никто, кроме меня, так  и  не  увидел
твоих фотографий?
   - А что, разве это плохо?
   - Для меня - нет. - Он взял ее за руку и дружески улыбнулся. - А вот  для
тебя - да. Природа так щедро одарила тебя способностями... Неужели тебе жаль
поделиться ими с другими? Не прячь свой дар, хотя  бы  ради  себя  самой.  И
потом, я не понимаю - почему бы  Мари  Адамсон  не  выставить  свои  работы?