ебя недоставать. - Она одарила  Тану  ослепительной
улыбкой.
   В поезде они болтали о разных пустяках и играли в карты. Шарон  сошла
в Вашингтоне, а Тана поехала дальше, в Нью-Йорк.
   Было темно, и в воздухе пахло весной, когда она  вышла  из  поезда  и
наняла такси. Дома все  было  по-старому,  но  девушке  почему-то  стало
грустно. В их квартире абсолютно ничего не менялось и не добавлялось: ни
новых драпировок, ни свежих цветов, которые могли  бы  порадовать  глаз.
Всегда одно и то же, из года в год -  та  же  потертая  кушетка,  те  же
чахлые цветы в горшках. Когда она жила здесь постоянно, это не  казалось
таким унылым, но теперь - иное дело. Все теперь  выглядело  обветшавшим,
комнаты будто уменьшились в размерах.
   Ее мать еще не вернулась с работы. Тана свалила сумки на пол в  своей
спальне и вдруг  услышала  звонок  телефона.  Она  поспешила  обратно  в
гостиную.
   - Алло!
   - Говорит Уинслоу. Как дела, малютка? - Это было как  глоток  свежего
воздуха в душном помещении. Тана заулыбалась.
   - Здравствуй!
   - Когда ты приехала?
   - Только что. А ты?
   - Вчера вечером, вместе с двумя сокурсниками. И вот я снова здесь.  -
Он обвел взглядом номер, который оставлял за собой его отец в  гостинице
"Пьерра". - Тот же город, та же тюрьма. - Он озорно улыбнулся в  трубку.
Они столько узнали друг о друге за время разговоров по телефону  за  эти
месяцы,  что  чувствовали  себя  старыми  друзьями.  -  Давай  приезжай,
организуем выпивку. Согласна?
   Тана была рада возможности его увидеть.
   - Спрашиваешь! Ты где?
   - В гостинице "Пьерра", - сказал он, будто о чем-то не  заслуживающем
внимания.
   Тана усмехнулась.
   - Грандиозно!
   - Не слишком. Мой родитель в прошлом году пригласил дизайнера  и  все
здесь переделал. Теперь это выглядит как обыкновенный притон, но  хорошо
уже то, что я могу здесь остановиться, когда приезжаю в Нью-Йорк.
   -  Твой  отец  тоже  там?  -  Она  была  смущена.  Гарри   иронически
усмехнулся.
   - Не смеши меня! Я думаю, что мой предок теперь в Мюнхене,  он  любит
проводить  там  пасхальную  неделю.   Немцы   очень   ревностно   блюдут
христианские праздники, а также осенний праздник урожая. - В его  голосе
прозвучало на этот раз нетерпение. - Какая тебе разница? Приезжай, и  мы
устроим сабантуйчик. Я велю подать ленч в номер. Что  ты  хочешь?  Заказ
надо дать заранее, его исполнят через два часа.
   Это произвело на нее впечатление.
   - Я, право, не знаю... Может, гамбургер и коку? Как ты считаешь? - Ей
это  было  в  диковинку,  но  Гарри,  по-видимому,  ничуть  не   смущало
окружающее его великолепие.
   Когда она вошла к нему, он лежал на диване с босыми ногами, в джинсах
и смотрел по телевизору футбол. Он сгреб ее в  охапку  и  приподнял  над
полом, заключив  в  свои  медвежьи  объятия:  было  несомненно,  что  он
искренне рад  ее  видеть,  даже  больше,  чем  она  могла  ожидать.  Его
пронизала дрожь, когда  он  запечатлел  братский  поцелуй  на  ее  щеке.
Наступила некоторая неловкость: им  предстояло  перенести  ту  близость,
которая установилась между ними по телефону, в реальную  обстановку.  Но
это длилось недолго, к концу ленча они вели себя как закадычные  друзья,
и Тана явно огорчилась, когда пришло время уходить.
   - Тогда оставайся! Я сейчас обуюсь, и мы махнем в "21".
   - В таком виде? - Она с сомнением  оглядела  свою  клетчатую  юбку  и
ноги, обутые в мокасины с шерстяными носками. - Мне  надо  домой:  я  не
виделась с мамой целых четыре месяца.
   - А я уже начал забывать эти семейные ритуалы, -  сказал  он  скучным
голосом.
   Он выглядел еще красивее, чем раньше, однако Тана ничего не ощущала к
нему, кроме чувства дружбы,  которое  все  росло  с  момента  их  первой
встречи. Только дружба. Она была уверена, что он тоже испытывает  к  ней
чисто платонические чувства.
   Она взяла с кресла свой плащ и повернулась к нему.
   - Ты  когда-нибудь  видишься  со  своим  отцом,  Гарри?  -  Голос  ее
прозвучал мягко, в глазах было искреннее сочувствие. Она знала,  как  он
одинок. Все каникулы он проводил либо у товарищей по университету,  либо
в пустой квартире или гостиничном номере. Об отце он упоминал  только  в
ироническом контексте, рассказывая о его женщинах, собутыльниках, о том,
как он мыкается по разным городам.
   - Я вижу его очень редко: наши дороги пересекаются раз или два в год,
как  правило,  здесь  либо  на  юге  Франции.  -  Это  прозвучало  очень
впечатляюще, но Тане не составило труда распознать его  скрытую  печаль.
Он был бесконечно одинок, потому и открыл ей так  много.  Что-то  внутри
его искало выхода, жаждало понимания и любви. В себе она  ощущала  нечто
похожее. Какая-то часть ее существа страдала от  того,  что  у  нее  нет
полноценной семьи: отца, сестер, братьев.  Только  одна  мать,  одинокая
женщина, посвятившая свою жизнь человеку, который  ее  не  оценил.  А  у
Гарри нет даже и этого. Тана подумала о его отце с недобрым чувством.
   - Какой он?
   Гарри пожал плечами.
   - Женщины  находят  его  симпатичным..,  умный..,  холодный...  -  Он
взглянул на девушку в упор. -  Каким,  по-твоему,  может  быть  человек,
убивший мою мать? - Тана съежилась под его взглядом, не находя, что  ему
ответить. Она уже жалела, что задала этот вопрос, но Гарри обнял  ее  за
плечи и проводил до дверей. - Не забивай  себе  голову,  Тэн:  это  было
очень давно.
   Но она  не  могла  последовать  его  совету,  считая,  что  Гарри  не
заслуживает  одиночества:   он   такой   красивый,   остроумный,   такой
порядочный.., и в то же время избалованный, дерзкий на язык, дурашливый.
Когда они  завтракали  в  номере  в  первый  раз,  он  выдавал  себя  за
англичанина; во второй  раз  вдруг  заговорил  с  французским  акцентом.
Официантки не знали, что о нем и думать, а они с Таной держались за бока
от хохота. Можно было предположить, что он паясничает так  везде,  и  на
обратном пути ей вдруг показалось, что ее жизнь вдвоем с  матерью  в  их
унылой квартирке не так уж и плоха.
   В любом случае это лучше, чем роскошный  и  холодный  декор  в  отеле
"Пьерра". Номера там огромные, повсюду хром и стекло, предметы  роскоши,
рассчитанные на толстый кошелек.  На  полу  невероятных  размеров  белые
ковры, на стенах бесценные произведения живописи - но  и  только.  Никто
там его не ждет, когда он приезжает  из  университета,  никто  не  будет
ждать ни завтра, ни послезавтра. Гарри всегда остается один  на  один  с
батареей бутылок в холодильнике, с глазу на глаз со шкафом,  заполненным
дорогими костюмами, да еще с ТВ.
   - Привет, мам, это я! - закричала она с  порога.  Джин  бросилась  ей
навстречу и прижала ее к груди.
   Лицо матери сияло от счастья.
   - О, беби! Ты замечательно выглядишь. - Эта радостная  встреча  вновь
заставила ее подумать о Гарри и обо всем, чего он лишен, несмотря на его
богатство и громкое имя. У него нет того, что имеет она, Тана. Ей  вдруг
нестерпимо захотелось, чтобы он был  счастлив.  Джин  смотрела  на  дочь
такими счастливыми глазами, что Тана в кои-то веки и сама  почувствовала
радость оттого, что она дома. - Я увидела твои сумки и не могла  понять,
куда ты подевалась.
   - Мне надо было повидаться кое с кем. Я не думала, что  ты  вернешься
так рано.
   - Сегодня я ушла с работы пораньше по случаю твоего приезда.
   - Извини, мам.
   - К кому ты ездила? - Джин, как всегда, хотелось знать, что делает ее
дочь, с кем встречается, но  Тана  уже  отвыкла  давать  отчет  в  своих
поступках.  Она  помолчала,  решая,  надо  ли  рассказывать  все.  Потом
заставила себя улыбнуться.
   - Я была в отеле "Пьерра", у Гарри Уинслоу. Ты его вряд ли помнишь.
   - Как не помнить! - Джин выказала живейший интерес.  -  Он  сейчас  в
городе?
   - У него там постоянный номер. -  Тана  сказала  это  по  возможности
безразличным тоном. В глазах матери отразились  смешанные  чувства.  Это
хорошо, что он такой состоятельный и такой солидный,  чтобы  платить  за
номер в дорогой гостинице, однако для Таны бывать там рискованно.
   - Вы были одни? - озабоченно спросила Джин. Тана рассмеялась.
   - Конечно. Мы ели сандвичи и смотрели ТВ. И то,  и  другое  абсолютно
безопасно, мам.
   - И все же... Мне кажется, что тебе не следует... - Она  выразительно
посмотрела в глаза своей красавицы дочери.
   Лицо Таны помрачнело.
   - Он мой друг, мам.
   -  Он  -  молодой  мужчина.  Никогда  нельзя  предвидеть,  что  может
произойти в такой ситуации.
   - Я знаю это лучше, чем ты думаешь! - Ее глаза вдруг стали  жесткими.
Она знала это слишком хорошо. Только случилось такое не в гостинице, а в
заполненном гостями доме ее обожаемых Дарнингов, в  собственной  спальне
отца Билли. - Я знаю, кому можно доверять.
   - Ты слишком молода, Тэн, чтобы судить об этом.
   - Нет. Я уже взрослая. - Тана сидела с каменным лицом. То, что сделал
с ней Билли, перевернуло всю ее жизнь. Она теперь имеет печальный  опыт,
и если бы почувствовала хоть малейшую опасность  со  стороны  Гарри,  то
никогда не вошла бы в его  номер,  тем  более  не  осталась  бы  в  нем.
Интуиция ей говорила, что его можно не опасаться. Гарри  совсем  не  то,
что сын любовника ее матери. - Мы с ним просто друзья.
   - Как ты наивна, Тана!  Между  юношами  и  девушками  не  может  быть
дружбы. Это противоестественно.
   Глаза Таны изумленно распахнулись: она не верила своим ушам.
   - Как ты можешь говорить это, мам?
   - Но это правда! Если он приглашает тебя в номер, значит, у него есть
что-то на уме. Может, он хочет  улучить  момент,  а  ты  об  этом  и  не
подозреваешь. - Внезапно она улыбнулась. - Ты считаешь, у него серьезные
намерения, Тэн?
   - Что значит "серьезные намерения"? - Тана едва  сдерживала  себя.  -
Говорят тебе, мы только друзья!
   - А я говорю, что не верю в такую дружбу.  -  Теперь  Джин  улыбалась
почти интригующе. - Знаешь, Тэн, это был бы неплохой улов.
   Это  было  уже  слишком!  Тана  вскочила  на  ноги  и  окинула   мать
презрительным взглядом.
   - Что он, рыба, по-твоему?! Я не хочу никого  "ловить"!  Я  не  желаю
выходить замуж, не хочу,  чтобы  меня  продавали,  точно  вещь.  Я  хочу
учиться и иметь друзей.
   Можешь ты это понять? - В ее  глазах  стояли  слезы,  отражавшиеся  в
глазах Джин.
   - Почему непременно надо так раздражаться по любому поводу? Раньше ты
не была такой, Тэн. - Печальный голос матери разрывал ей сердце, но  она
уже не владела собой.
   - Раньше ты не давила на меня так.
   - Разве я на тебя давлю? - Джин страшно  обиделась.  -  Ведь  я  тебя
почти не вижу, Тэн. Мы встречаемся два раза в полгода,  какое  же  может
быть давление?
   - Еще какое! "Выездной вечер",  намеки  в  адрес  Гарри,  бесконечные
разговоры о том, что надо не упустить добычу, "пристроиться", - что это,
по-твоему? Ради всего святого, мам! Мне только восемнадцать лет.
   - Тебе уже почти девятнадцать. А что впереди? Когда же ты собираешься
думать об этом, Тэн?
   - Не знаю. Может быть, никогда. И что из того?  Может,  я  вообще  не
хочу выходить замуж. Если мне хорошо, какое кому дело?
   - Матери до всего есть дело, Тэн. Я хочу видеть тебя  женой  хорошего
человека, хочу, чтобы у тебя был свой дом, были дети...
   Джин теперь плакала в открытую: она всегда  хотела  этого  для  самой
себя и в конце концов осталась одна... Любимый человек навещает ее  лишь
изредка, а теперь она теряет и дочь... Она наклонила голову и  зарыдала.
Тана подошла и крепко ее обняла.
   - Не надо, мам, перестань... Я знаю, что  ты  хочешь  мне  добра,  но
позволь мне идти своим путем.
   Мать посмотрела на нее огромными грустными глазами.
   - Ты хоть понимаешь, кто такой Гарри Уинслоу?
   - Да, - негромко ответила ей Тана. - Он мой друг.
   - Его отец - один из богатейших  людей  в  Соединенных  Штатах.  Даже
Артур Дарнинг нищий в сравнении с ним.  -  "Артур  Дарнинг!  -  невесело
подумала Тана. - Единственное мерило всему".
   - Ну и что?
   - Ты представляешь себе, какая жизнь у тебя может быть с ним?
   Тану охватила грусть - за мать и за  самое  себя.  Джин  не  понимает
главного в жизни и, вероятно, не понимала  никогда.  При  всем  том  она
сумела дать дочери многое, и Тана чувствовала себя обязанной ей.  Однако
в дни каникул девушка редко виделась с  матерью.  Не  признаваясь  ей  в
этом, она почти каждый день встречалась с Гарри.  Ее  страшно  разозлили
сказанные Джин слова: "Ты хоть понимаешь, кто он такой?" Как будто  Тане
есть до этого  дело!  Интересно,  сколько  вокруг  него  людей,  которые
подходят к нему с такой меркой? Наверное, это очень противно, когда тебя
оценивают по твоей громкой фамилии.
   Один раз она осторожно спросила Гарри об этом, когда они  отправились
на пикник.
   - Тебе это не претит, Гарри? Тебя не раздражают те люди, которые ищут
знакомства с тобой только потому, что ты  Уинслоу?  -  Ей  казалось  это
ужасным, а он лишь пожал плечами. Они лежали  на  траве  в  Общественном
парке, и он грыз яблоко.
   - Так уж устроены люди, Тэн. Когда они видят сильных мира  сего,  это
приводит их в восторженное состояние. Я  уже  насмотрелся  на  окружение
моего отца.
   - Они его не раздражают? Гарри глядел на нее с улыбкой.
   - Не думаю, чтобы его  это  трогало:  он  слишком  бесчувственный.  Я
вообще сомневаюсь, что он может испытывать эмоции.
   Тана уставилась на него в немом изумлении.
   - Неужели он в самом деле такой, каким ты его представляешь?
   - Такой. Даже еще хуже.
   - Тогда почему ты другой? Он рассмеялся.
   - Наверное, мне просто повезло. А может, я унаследовал гены матери.
   - Ты все еще помнишь ее?  -  Она  спросила  об  этом  впервые;  Гарри
посмотрел куда-то мимо нее.
   - Иногда.., очень смутно... Я не уверен, Тэн. - Он повернулся к  ней.
- Когда я был ребенком, я делал  вид  перед  сверстниками,  приходившими
поиграть со мной, что она жива - ушла в магазин или еще куда-нибудь.  Но
они каждый раз меня разоблачали. Начинали спрашивать у родителей,  и  те
им открывали глаза. Меня считали чокнутым, но я  не  сдавался.  Мне  так
хотелось быть как все, хотя бы на несколько часов, и я начинал говорить,
что она куда-то вышла.., или поднялась наверх, в свою комнату. -  В  его
глазах заблестели слезы, и он посмотрел на нее почти  сердито.  -  Такая
глупость - тосковать по матери, которую никогда не знал!..
   Тана отозвалась на его печаль всем сердцем.
   - На твоем месте я поступила бы точно так же, - мягко произнесла она.
   Он промолчал, взор его блуждал где-то далеко. Но позднее,  когда  они
гуляли по парку и говорили совсем о другом: о Фримене Блейке, о Шарон, о
занятиях Таны в "Грин-Хиллз", Гарри вдруг взял ее за руку  и  неожиданно
сказал:
   - Спасибо тебе за те слова.
   Она сразу поняла, какие слова он имеет в  виду.  С  самой  первой  их
встречи между ними установилось полное взаимопонимание.
   - Не за что. - Она сжала его руку, и они продолжили свой путь.
   Тана не переставала дивиться, почему ей так легко с ним. Он  не  имел
обыкновения на нее давить и больше не спрашивал, почему у нее нет парня.
Он принимал ее такой, как есть, и она была признательна ему за это и  за
многое другое: за  его  веселость  и  юмор,  постоянно  заставлявшие  ее
смеяться. И кроме того, было так чудесно знать, что рядом есть  человек,
разделяющий  твои  мысли,  твои  взгляды  на  жизнь.  В  нем,  точно   в
резонаторе, находило отклик все,  что  было  у  нее  на  душе.  Это  его
качество она оценила сполна по возвращении в "Грин-Хиллз".
   Когда они вновь повстречались с Шарон,  ей  показалось,  что  подругу
будто  подменили.  От  прежней  умеренности  политических  взглядов   не
осталось и следа - она вдруг стала такой же неистовой, как  и  ее  мать.
Тана не верила своим ушам. Наконец  она  не  выдержала  и  закричала  на
Шарон:
   - Ради всего святого, Шар! Я тебя не узнаю!  За  эти  два  дня  после
твоего возвращения наша комната превратилась в  политическое  ристалище.
Прекрати митинговать, подружка, и скажи мне наконец, что произошло.
   Шарон вдруг села и  уставила  глаза  в  одну  точку;  из  них  градом
покатились  слезы.  Она  наклонила  голову,  плечи  ее   затряслись   от
сдерживаемых рыданий. Тана не знала, что и подумать. Ясно было  одно:  с
ее подругой случилось нечто  ужасное.  Она  обняла  Шарон  и  начала  ее
утешать. Прошло не менее получаса, прежде чем девушка смогла заговорить.
Тана слушала, и сердце ее разрывалось от жалости.
   - Они убили Дика.., в Страстную субботу.., они убили его, Тэн!..  Ему
было пятнадцать лет.., они его повесили. - Тане чуть не сделалось плохо.
Этого не может быть! Такого еще не бывало с теми людьми, кого она знала,
- ни с черными, ни с кем другим. Однако она видела по  лицу  Шарон,  что
это правда. Вечером того  дня  ей  позвонил  Гарри,  и  она  со  слезами
рассказала ему об этом.
   - О боже! Я что-то такое слышал в университете.  Говорили,  что  убит
сын видного негра, но я не врубился...  Так  это  был  брат  Шарон,  еще
совсем мальчик...
   - Да. - На сердце  у  Таны  лежала  свинцовая  тяжесть.  Когда  через
несколько дней позвонила Джин, она сразу уловила ее настроение.
   - Что случилось, солнышко? Ты поссорилась  с  Гарри?  -  Мать  теперь
избрала новую тактику,  делая  вид,  что  у  дочери  с  ним  роман.  Она
надеялась навести Тану на эту мысль, но та нетерпеливо ее оборвала:
   - Умер брат моей подруги по комнате.
   - Какая страшная потеря! - ужаснулась Джин. - Несчастный случай?
   Тана помолчала, обдумывая, что ей  можно  ответить:  "Нет,  мам,  его
повесили... Ты знаешь, он был черный". Вместо этого она сказала:
   - Вроде того. - Собственно говоря, смерть всегда  несчастный  случай.
Разве ее кто-нибудь ждет?
   - Передай ей мои соболезнования. Это та самая подруга, у  которой  ты
гостила в День Благодарения?
   - Да. - Голос Таны звучал еле слышно.
   - Какой ужас!
   Тана была не в состоянии продолжать этот разговор.
   - Мне надо идти, мам.
   - Позвони мне через несколько дней.
   - Постараюсь. - Она нажала на рычаг и повесила трубку. Ей ни с кем не
хотелось говорить, однако с Шарон они снова проговорили допоздна.
   Жизнь подруги теперь кардинально изменилась. Она даже вошла в контакт
с местным темнокожим священником и начала  помогать  ему  организовывать
акции  ненасильственного  протеста  в  выходные   дни,   оставшиеся   до
наступления лета.
   - Ты уверена, что тебе надо  это  делать,  Шар?  Та  сердито  на  нее
посмотрела.
   - А разве у меня есть выбор? Я этого не думаю. -Теперь ее  душа  была
охвачена гневом, который нельзя сдержать;  в  ее  крови  полыхал  пожар,
который не могла затушить никакая любовь. Убили мальчика, с которым  она
вместе росла. - Дик был такой живчик, как  веретено.  -  Она  улыбнулась
сквозь слезы. Подруги лежали в темноте и разговаривали. - Он  был  очень
похож на маму, и вот...
   Шарон еле сдерживала рыдания, и Тана  села  к  ней  на  кровать.  Так
продолжалось каждую ночь: Шарон не переставая говорила о маршах протеста
где-то на Юге, о "живых цепочках" в их городе, о докторе Мартине  Лютере
Кинге; она будто помешалась на этом.
   К началу семестровых экзаменов Шарон  ударилась  в  панику:  материал
оказался  основательно  запущен,  и  немудрено:  она  почти  совсем   не
занималась. Шарон была способная девушка, но  теперь  она  боялась,  что
провалится.  Тана  помогала  ей,  как  могла:  давала  свои   конспекты,
подчеркивала нужные места в книгах, но  надежды  все  равно  было  мало.
Между тем голова Шарон была занята другим: она готовила акцию  протеста,
которую предполагалось провести в Йолане на будущей неделе. Горожане уже
дважды жаловались на нее декану,  но,  учитывая  заслуги  ее  отца,  тот
ограничивался внушением. Он понимает ее состояние  после..,  э..,  после
"печального случая" с ее братом, но тем не менее  надо  держать  себя  в
рамках. Одним словом, он не желает, чтобы она сеяла смуту в городе.
   - Уймись, Шарон, так будет лучше для всех. Они могут вышв