сственном  кормлении.  Что
ее действительно огорчало - постоянные боли  в  бедрах,  которые  так  и  не
проходили.
   В мае, после того как родители уехали, Берни отправился  в  свою  обычную
поездку в Нью-Йорк и Европу. Лиз чувствовала  себя  слишком  усталой,  чтобы
ехать вместе с ним, и, кроме того, категорически отказывалась расставаться с
ребенком даже на пару недель. Когда он вернулся, она чувствовала себя  точно
так же; состояние ее не улучшилось и на Стинсон-Бич. Он понимал, что  с  Лиз
что-то не так, однако она отказывалась говорить на эту тему и  с  ним,  и  с
доктором.
   - Сходила бы ты к доктору, Лиз.
   Он уже настаивал на этом. Александру было четыре месяца - он рос сильным,
здоровым мальчиком. Зеленые глаза достались ему от отца, золотистые кудри  -
от матери. Лиз же даже после двух месяцев, проведенных на  море,  оставалась
такой же бледной и вялой.  Последней  каплей,  переполнившей  чашу  терпения
Берни, был ее отказ пойти вместе с ним  на  открытие  оперного  сезона.  Она
сказала, что заниматься подобной чепухой ей теперь некогда. Она готовилась к
началу учебного года, предварительно  договорившись  с  Трейси,  что  та  на
какое-то время возьмет часть ее часов.
   - Что все это значит? Ты не хочешь выбирать платье, не желаешь в  будущем
месяце поехать со мной в Европу. -  Лиз  не  раздумывая  отклонила  это  его
предложение, хотя Берни знал, как ей нравится Париж. -  Ты  не  можешь  даже
работать в полную силу! Скажи - что с тобой происходит?
   Он разволновался настолько, что этой же ночью позвонил отцу.
   - Как ты думаешь, папа, что с ней такое?
   - Я не знаю... Она обращалась к своему доктору?
   - Она не хочет к нему идти. Говорит, что кормящая мать должна чувствовать
себя именно так. Но ведь ему уже пять месяцев, а она  все  никак  не  желает
отнимать его от груди.
   - Возможно, она права. Это может быть и обычная анемия.
   Столь простое решение  проблемы  мгновенно  успокоило  Берни,  однако  он
по-прежнему настаивал на том, чтобы Лиз посетила врача. Не мог он  исключить
и того, что Лиз вновь беременна.
   Гинеколог,  к  которому  Лиз  сходила  на  следующей  неделе,  нашел   ее
совершенно здоровой. Он послал ее к терапевту, чтобы она  прошла  простейшее
медицинское обследование: ЭКГ, рентген, анализ крови и  тому  подобное.  Лиз
записалась на прием к терапевту, и Берни, узнав об этом, обрадовался.  Через
несколько недель он должен был лететь в Европу и хотел узнать о  результатах
обследования еще здесь, в Сан-Франциско, чтобы при необходимости переправить
Лиз в Нью-Йорк и перепоручить ее отцу, который  быстро  бы  разыскал  нужных
специалистов.
   Терапевт,  осматривавший  Лиз,  не  нашел  у  нее   ничего   сколь-нибудь
серьезного. Он сделал несколько простейших тестов. Давление было нормальным,
кардиограмма хорошей, а кровь - вполне отвечающей норме.  Однако,  когда  он
стал прослушивать Лиз, ему показалось, что у нее может быть слабо выраженная
форма плеврита.
   - Если это так, то ваша усталость становится вполне объяснимой.
   Доктор заулыбался. Это был высокий человек нордического типа с  огромными
руками и зычным голосом. С ним Лиз чувствовала себя спокойно. Он  послал  ее
на рентген, и в пять тридцать она  уже  была  дома.  Войдя  в  детскую,  она
поцеловала Берни, читавшего  Джейн  книгу.  Сегодня  она  оставила  детей  с
сиделкой, что было ей несвойственно.
   - Итак... Со мной все в порядке. Как я и говорила.
   - Тогда почему ты так устаешь?
   - Плеврит. Он послал меня на рентген, чтобы убедиться, что не ошибся.  Во
всем остальном я в полном порядке.
   - А еще не хочешь ехать со мной в Европу... - Ее слова  ,  не  показались
Берни сколь-нибудь убедительными. - Кстати, как зовут доктора?
   - Зачем тебе это?
   Она удивленно посмотрела на Берни. Что ему от нее еще нужно?
   - Я хочу, чтобы с ним переговорил мой отец.
   - Господи...
   Из соседней комнаты послышался плач  ребенка,  требовавшего  поесть.  Лиз
поспешила к Александру, Берни же тем временем стал выписывать чек сиделке.
   Светловолосый, зеленоглазый  малыш  стал  радостно  попискивать,  завидев
мать. Насытившись, он вновь заснул. Лиз  на  цыпочках  вышла  из  комнаты  и
увидела у двери ожидавшего ее Берни. Она улыбнулась и потрепала его по щеке.
   - Не надо так волноваться, милый, - еле  слышно  прошептала  она.  -  Все
хорошо.
   Он привлек ее к себе и крепко обнял.
   - Мне очень хочется, чтоб так оно и было. Он посмотрел в лицо Лиз. У  нее
под глазами появились круги, которых никогда не было прежде, сама она  стала
куда тоньше. Он был бы только рад поверить, что  с  ней  все  нормально,  но
где-то в глубине души отчетливо понимал, что это  не  так,  что  она  больна
неведомой страшной болезнью.  Когда  Берни  выпустил  Лиз  из  объятий,  она
отправилась готовить ужин; он же решил немного поиграть с  Джейн.  Ночью  он
долго смотрел на спящую Лиз, пытаясь понять, в чем все-таки дело... Когда  в
четыре утра проснулся Александр, Берни не стал будить ее,  подогрел  заранее
приготовленную им бутылочку с молочной смесью и покормил младенца сам.
   Александра вполне удовлетворило содержимое бутылочки. Берни  поменял  ему
пеленки и вновь уложил в кроватку. В пеленании младенцев Берни уже  не  было
равных. Утром, когда зазвонил телефон, Лиз еще спала.
   - Алло?
   - Попросите, пожалуйста, госпожу Фаин. Голос  звучал  отрывисто  и  сухо.
Берни пошел будить Лиз.
   - Это тебя.
   - Кто это?
   Она смотрела на него ничего не понимающим взглядом. Была суббота, и  часы
показывали всего девять.
   - Не знаю. Он не представился. Берни понимал, что скорее всего это звонит
доктор, но боялся признаться в этом самому себе.
   - Мужчина? Меня?
   Звонивший тут же представился и попросил ее прийти в его кабинет к десяти
утра. Это был доктор Йохансен.
   - Что-нибудь не так? - удивленно спросила Лиз, глядя на своего мужа.
   Доктор долго не отвечал. Конечно, она чувствовала себя усталой,  но  ведь
не настолько. Она нахмурилась и вновь посмотрела на Берни.
   - А как-нибудь в другой раз нельзя? Берни отрицательно покачал головой.
   - Думаю, лучше с этим не тянуть, госпожа Фаин. Приезжайте ко  мне  вместе
со своим супругом. - Он говорил таким спокойным голосом, что это не могло не
испугать Лиз. Она повесила трубку и сокрушенно покачала головой.
   - Можно подумать, у меня сифилис.
   - Что он тебе сказал? Чем ты больна?
   - Он не сказал. Велел через час приехать к нему.
   - Так мы и поступим. - Берни пытался держать себя в  руках,  однако  было
видно, что он напуган. Он позвонил Трейси, и та пообещала через полчаса быть
у них. Она занималась своим садом,  но  была  рада  возможности  провести  с
детишками часок-другой. Она взволновалась не меньше самого Берни, однако  не
подавала и виду, вела себя так, словно ничего особенного не происходило.
   По дороге в больницу  они  молчали.  Доктор,  сидевший  возле  стенда,  к
Которому были прикреплены два рентгеновских снимка, приветственно улыбнулся,
но было в его улыбке что-то такое, отчего Лиз захотелось  сбежать  из  этого
места, чтобы не слышать всего того, что он им сейчас скажет...
   Берни представился, после чего доктор Йохансен попросил их  присесть.  Он
немного помедлил и заговорил подчеркнуто  спокойным  и  безразличным  тоном.
Речь шла о чем-то действительно серьезном. Лиз замерла.
   - Госпожа Фаин, во время вчерашнего осмотра я предположил, что вы  больны
плевритом. Плеврит в смазанной форме. Сегодня я хочу сделать  ряд  серьезных
уточнений.
   Он повернулся вместе с вращающимся креслом и указал рукой на  два  темных
пятнышка в ее легких.
   - Мне не нравится, как они выглядят. Он решил ничего не скрывать.
   - И что это может значить? - с трудом выдавила из себя Лиз.
   - Пока не знаю. Меня в данном случае интересует один  из  названных  вами
вчера симптомов. Боль в бедрах.
   - Но при чем здесь легкие?
   - Мы сделаем авторадиограмму, и она нам все покажет... - Он  объяснил  им
смысл процедуры и сообщил, что  необходимые  приготовления  уже  сделаны.  С
помощью инъекции раствора,  содержащего  радиоактивные  изотопы,  они  могли
составить заключение о состоянии ее костных тканей.
   - И что же это может быть?
   Лиз было страшно задавать этот вопрос, но не задать его она не могла.
   - Трудно сказать. Эти пятна могут свидетельствовать о том,  что  с  вашим
организмом что-то не так.
   Они шли по больничным коридорам, держась  за  руки.  Берни  не  терпелось
позвонить отцу и посоветоваться с ним, но теперь он не мог оставить  Лиз  ни
на минуту. Процедура  была  практически  безболезненной  и  недолгой.  Самое
страшное ждало их впереди. Результаты обследования оказались, мягко  говоря,
обескураживающими. Доктор пришел к заключению, что Лиз больна остеосаркомой,
раком кости, метастазы которой проникли уже и  в  легкие.  Этим  объяснялись
боли  в  пояснице  и  бедрах  и  частая  одышка,  прежде  объяснявшиеся   ее
беременностью. Она была больна раком. Биопсия должна была  подтвердить  этот
диагноз, в котором доктор практически не сомневался.  Лиз  и  Берни  сидели,
держа друг друга за руки, по их щекам катились слезы. Лиз  все  еще  была  в
зеленом больничном халате.

Глава 17

   Он пытался успокоиться.., прийти в себя... Нужно вести себя здраво... Рак
- это не всегда смерть, далеко не всегда... И потом - что может  знать  этот
доктор?  Не  случайно  же  он  порекомендовал  им   обратиться   к   четырем
специалистам. Остеопату, пульманологу, хирургу и онкологу.  Он  рекомендовал
сделать  биопсию,  возможно,  попытаться  сделать   операцию   и,   наконец,
прибегнуть  к  помощи  химиотерапии,  если,  конечно,  с   этим   согласятся
специалисты. По признанию самого доктора, в этой области он был не силен.
   - Мне все равно! Я не стану этого делать! Она была близка к истерике.
   - Послушай же меня! - Он схватил ее за плечи. - Я хочу, чтобы мы  поехали
в Нью-Йорк вместе!
   - Я не стану делать химиотерапию! Это ужасно. Все  волосы  выпадают...  Я
лучше умру, чем соглашусь на такое! Ведь я все равно теперь умру!
   Они стояли обнявшись. Лиз  рыдала,  уткнувшись  лицом  ему  в  плечо.  Он
чувствовал, что еще немного, и у него разорвется сердце. Им надо было как-то
успокоиться...
   - Это не так. Мы будем бороться до последнего... Черт  возьми,  успокойся
же ты наконец! Слушай, что я тебе скажу! Мы поедем в Нью-Йорк все вместе - и
ты, и дети. Там тебя посмотрят лучшие специалисты.
   - Чем они могут мне помочь? Я не хочу никакой химиотерапии!
   - Сначала мы послушаем, что они скажут. Еще никто не  сказал,  что  нужно
делать именно это. Ведь доктор Йохансен тоже в этом не был  уверен,  правда?
Может быть, это всего-навсего артрит, который он ошибочно принял за рак.
   Он все еще надеялся на это.
   Впрочем,  в  данном  вопросе  ничего  не  значили  мнения  пульманологов,
остеопатов и хирургов - ответ могла дать только биопсия. Именно  это  сказал
отец во время их  телефонного  разговора.  Нью-йоркским  докторам  в  первую
очередь потребовалась бы  эта  информация  -  без  нее  разговор  становился
беспредметным.  Биопсия  подтвердила  правильность  диагноза,  поставленного
Йохансеном. Это была остеосаркома. Мало  того,  исследование  показало,  что
оперативное вмешательство  уже  ничего  не  даст.  Врачи  предложили  срочно
прибегнуть к интенсивной радио-" терапии, за  которой  тут  же  должна  была
последовать химиотерапия. Лиз казалось,  что  она  видит  страшный  сон,  от
которого никак не может пробудиться. Они решили ничего не говорить  Джейн  -
мол, мама плохо чувствует себя после рождения ребенка, и только.  Да  и  как
они могли открыть девочке правду?
   Верни сидел возле больничной  койки  Лиз.  Было  уже  очень  поздно.  Лиз
полулежала. Над каждой ее грудью, в тех местах, где  производилась  биопсия,
было наклеено по кусочку пластыря. Теперь ей  в  любом  случае  пришлось  бы
отказаться от кормления ребенка грудью. Он плакал где-то дома, она же рыдала
в объятиях Берни здесь,  в  больнице,  пытаясь  выразить  весь  ужас  своего
положения.
   - У меня такое чувство, что я отравлю его, если буду  продолжать  кормить
грудью... Какой ужас! Ты только подумай, что все это может значить!
   Он сказал ей то, что было прекрасно известно им обоим:
   - Рак не заразен.
   - Откуда ты это знаешь? Может быть, я подхватила  его  где-то  на  улице!
Какой-то микроб вошел в меня - и все. Это могло произойти где угодно, даже в
той больнице, где я рожала...
   Она шмыгнула носом и вопросительно посмотрела на Берни. Они так до  конца
и не могли понять всей серьезности ситуации. Казалось, это происходит  не  с
ними, а с кем-то другим...
   В эти дни он звонил своему отцу раз по пять в сутки. В Нью-Йорке  их  уже
ждали - к приезду Лиз  все  было  готово.  Перед  тем  как  забрать  Лиз  из
больницы, Берни вновь позвонил в Нью-Йорк.
   - Как только вы приедете, они ею займутся, -  мрачно  ответил  ему  отец.
Руфь, сидевшая возле него, рыдала в голос.
   - Отлично. - Можно было подумать, что Берни получил радостное известие. -
Это действительно лучшие специалисты?
   - Да, несомненно. - Отец говорил очень тихо - сердце его было переполнено
жалостью к своему единственному сыну и  к  женщине,  которую  тот  любил.  -
Берни, об этом  трудно  говорить...  Вчера  я  переговорил  с  Йохансеном...
Метастазы чрезвычайно разрослись... - Как он ненавидел это слово.  -  Ее  не
мучают боли?
   - Нет. Но она все время чувствует, себя крайне усталой.
   - Передавай ей привет от нас с мамой.
   Лиз в этом нуждалась так же, как нуждалась и в их молитвах.  Когда  Берни
повесил трубку, он увидел стоявшую в дверях спальни Джейн.
   - Что случилось с мамой?
   - Она.., она просто очень устала, моя хорошая. Мы ведь тебе уже  говорили
об этом - помнишь? Рождение ребенка стоило ей дорого.  -  Он  заставил  себя
улыбнуться, чувствуя, как к горлу подступил комок, и нежно взял  девочку  за
плечи.
   - Людей не берут в больницу, если они просто устали.
   - Ну почему же, иногда как раз берут. - Берни поцеловал Джейн в носик.  -
Сегодня мама приедет домой. - Он вздохнул, понимая, что девочку  надо  будет
как-то подготовить. - На той неделе мы все отправимся в Нью-Йорк - к бабушке
и дедушке. Представляешь, как будет здорово?
   - Маму опять положат в больницу? Джейн знала слишком много. Наверняка она
подслушала какой-то из его разговоров.
   - Может быть. На пару деньков.
   - Но зачем?! - Нижняя губа затряслась, а на глаза  навернулись  слезы.  -
Что с ней?
   Отчаяние, с которым были произнесены последние  слова,  ясно  говорило  о
состоянии души девочки: она прекрасно понимала, что с  мамой  ее  что-то  не
так.
   - Мы должны обходиться с ней очень-очень бережно, - сказал  Берни  сквозь
слезы. - Ты понимаешь меня? Очень-очень бережно.
   - Я знаю.
   - Я понимаю... И я тоже это знаю... Увидев, что он  плачет,  Джейн  своей
маленькой ручкой вытерла ему слезы.
   - Ты очень хороший, папа.
   На глаза Берни вновь навернулись слезы. Они  с  Джейн  стояли  так  целую
вечность. Это было хорошо для них обоих - общая тайна  только  сблизила  их.
Тайна общей любви и заботы.
   Джейн ждала Лиз в машине, сжимая в руках букет нежных розовато-белых роз.
Едва оказавшись в машине, Лиз посадила девочку себе на  колени,  и  Джейн  с
Берни стали наперебой рассказывать ей о том, что делал Александр этим утром.
Казалось, они оба понимали, что спасти Лиз может теперь только их  любовь  и
забота, и поэтому то и дело пытались рассмешить ее  или  сказать  что-нибудь
особенно приятное. Эта общая забота легла на их плечи тяжелой ношей.
   Едва оказавшись дома, Лиз тут же поспешила к Александру, который, завидев
ее,  радостно  заверещал  и  замахал  ручками.  Лиз  подхватила  ребенка  и,
расстегнув платье, стала кормить грудью, время от времени слегка морщась  от
боли в ранках, оставшихся после недавней биопсии.
   - Ты долго собираешься кормить его грудью, мам? Джейн  стояла  в  дверях,
глядя на мать широко открытыми голубыми глазами, в которых читалась тревога.
   - Нет. - Лиз грустно покачала головой. Молоко у нее все еще было, но  она
решила прекратить кормить им своего ребенка, что бы ей там ни говорили. - Он
уже большой мальчик. Правда, Алекс?
   Она боялась расплакаться и поэтому поспешила уйти в соседнюю комнату, где
ее никто не видел. Джейн вернулась в детскую и, взяв в руки  любимую  куклу,
уставилась в окно.
   Берни и Трейси готовили на кухне обед. Дверь была закрыта, а кран включен
на полную мощность. Берни плакал, вытирая глаза кухонным полотенцем.  Трейси
время от времени, пытаясь приободрить Берни, похлопывала его по плечу. Когда
Лиз рассказала ей о том, что с ней, Трейси долго плакала, но теперь она  уже
была исполнена решимости помогать им всем: Лиз, Берни  и  детям,  и  поэтому
была не вправе тратить силы понапрасну.
   - Может, выпьешь что-нибудь? Он покачал головой и, вздохнув, посмотрел  в
лицо Трейси:
   - Что мы можем для нее сделать? Он выглядел  совершенно  беспомощным.  По
щекам его катились слезы.
   - Все, что в наших силах, - ответила Трейси. - Только в этом случае может
произойти чудо. Так оно в жизни и бывает.
   Онколог был так искренен с ними еще и потому, что он  уже  ничем  не  мог
помочь Лиз. От химиотерапии же она,  как  и  прежде,  отказывалась  наотрез.
Оставалось уповать на бога или на чудо.
   - Она не хочет делать химиотерапию.
   Берни понимал: ему нужно как-то взять себя в руки. В таком состоянии, как
сейчас, он был ни на что не способен. Ничего более страшного,  ничего  более
ужасного с ними произойти не могло, и он никак не мог поверить, что все  это
правда, что Лиз действительно больна раком.
   - Ты ее за это осуждаешь? - спросила Трейси, продолжая готовить салат.
   - Нет... Но говорят.., иногда это дает какой-то эффект...
   Как сказал Йохансен,  речь  могла  идти  только  о  ремиссии,  длительной
ремиссии... Пятьдесят лет, или десять, или пять, или.., год...
   - Когда же вы отправляетесь в Нью-Йорк?
   - На этой неделе. Отец  уже  обо  всем  побеспокоился.  Я  известил  Пола
Бермана, своего босса, что поехать в Европу я не смогу. Он воспринял это как
должное. Все сочувствуют нашему горю.
   В магазине он не был уже два дня и не  знал,  когда  же  он  сможет  туда
вернуться. Управляющие пообещали на время его отсутствия взять  все  в  свои
руки,  заверив  Берни,  что  ему  не  о  чем  волноваться.  В  магазине  его
действительно любили.
   - Может быть, в Нью-Йорке они посоветуют что-то иное...
   Но этого не  произошло.  Доктора  в  один  голос  сказали  то  же  самое:
химиотерапия. Молитвы. Чудеса. И ни слова больше. Берни  вновь  сидел  у  ее
больничной койки. Ему стало казаться, что Лиз начинает таять на глазах.  Лиз
теряла вес, круги под ее глазами стали глубже. Казалось, она  стала  жертвой
каких-то зловещих страшных чар. Берни взял жену за руку. Губы ее дрожали, им
обоим было страшно. На сей раз он ничего не скрывал. Они держались за руки и
плакали... Они все еще были вместе.
   - Как дурной сон, правда?
   Она пригладила волосы и вдруг с ужасом подумала о том, что  их  скоро  не
будет. Когда они вернулись в Сан-Франциско, Лиз согласилась на химиотерапию.
Берни хотел уже было уволиться из "Вольфа" и вернуться в Нью-Йорк, но тут  в
дело вмешался его отец. Он сказал, что врачи в Сан-Франциско ничем  не  хуже
нью-йоркских, зато атмосфера для Лиз там куда привычней. Помимо прочего,  им
не нужно было думать ни о новой квартире, ни о доме, ни о школе,  в  которую
бы могла пойти Джейн. Сейчас же все это было нужно им как никогда: привычная
обстановка, друзья.., и даже ее работа. Об этом с Берни говорила и Лиз.  Она
хотела вновь выйти на  работу.  Доктор  против  этого  не  возражал.  Сеансы
химиотерапии вначале должны были проводиться раз в неделю, через месяц - раз
в две недели, а затем - раз в три недели. Самым страшным обещал быть  первый
месяц: после каждого сеанса Лиз нужно было де