боль и служили напоминанием, что они теперь сироты.
   Алексис по-прежнему была очень замкнутой,  но  Эдвина  изо  всех  сил
старалась  ее  расшевелить.  Иногда  она  заставала  девочку  в  маминой
спальне,  но  уже  не  волновалась  особенно   из-за   этого,   спокойно
разговаривала с Алексис, сидя на розовом диванчике в гардеробной, и  они
с сестрой перебирали разные случаи из прежней жизни, как будто  боялись,
что они сотрутся из памяти.
   Эдвина всегда как-то странно себя чувствовала  там,  наверху,  словно
комнаты родителей стали теперь чем-то вроде храма. Одежда  Берта  и  Кэт
все еще висела в шкафах, и у Эдвины не хватало духу  ее  убрать.  Мамины
расчески и золотой  несессер  тоже  лежали  там,  где  она  их  когда-то
оставила.
   Миссис Барнс аккуратно вытирала всюду пыль, но  даже  она  не  любила
заходить в эти комнаты. Она говорила, что там ей всегда хочется плакать.
А Шейла так и вовсе наотрез отказалась заглядывать туда, даже в  поисках
Алексис.
   Эдвина, испытывая тоску, время от времени поднималась наверх. Там  ей
казалось, что  она  становится  как-то  ближе  к  ним,  там  легче  было
вспоминать...
   Трудно было поверить, что прошло всего восемь месяцев, как  не  стало
родителей. Иногда эти месяцы казались  лишь  мигом,  а  иногда  -  целой
вечностью.
   Миновали рождественские праздники, хотя для Эдвины они стали  тяжелым
испытанием. Но она все сделала  как  полагается,  и  дети,  как  обычно,
вывесили чулочки для подарков, и спели рождественские гимны,  и  напекли
сладких  булочек,  и  сходили  в  церковь.  Эдвина,  как  раньше   мама,
занималась  покупками  и  упаковкой  подарков,  а  Филип,  сонно  зевая,
поблагодарил ее от имени всех в рождественскую ночь -  как  Берт  обычно
благодарил Кэт, и Эдвину это очень растрогало.
   Бен приехал к ним на Рождество, и все ему  страшно  обрадовались.  Он
всем привез подарки: чудесную игрушечную лошадку для Тедди,  девочкам  -
кукол, чрезвычайно интересный набор фокусов  Джорджу,  от  которого  тот
пришел в восторг, красивые карманные часы Филипу и  изящную  кашемировую
шаль  Эдвине.  Шаль  была  бледно-голубая,  и  Эдвина  с   удовольствием
представляла, как наденет ее в апреле, когда кончится траур. Бен вначале
думал купить ей черную, чтобы Эдвина могла ее носить  сейчас,  но  потом
ему расхотелось это делать.
   - Я жду не дождусь, когда опять увижу тебя в пестрых нарядах, - тепло
сказал он, когда Эдвина разворачивала подарок.
   Дети тоже приготовили для Бена кучу  подарков,  даже  Джордж  написал
маленький портрет собаки Бена, а Филип вырезал из дерева очень  красивую
подставку для ручек. Эдвина выбрала для него пару самых любимых  папиных
сапфировых запонок, спросив совета у Джорджа и Филипа. Они оба  одобрили
ее выбор: ведь Бен был их лучшим другом - верным и добрым.
   Рождество для Бена давно  уже  стало  грустным  днем:  оно  приносило
горькие воспоминания о семье, которой он лишился  шесть  лет  назад.  Но
сейчас, в кругу детей Уинфилдов, он словно обрел новую  семью,  им  было
хорошо вместе, они развлекали друг друга, а под конец  Тедди  заснул  на
коленях у Бена.
   Эдвина смотрела, как Бен относит его наверх и укладывает в  кроватку.
Как он добр к ним! И девочки любили  его  ничуть  не  меньше  мальчишек.
Фанни и даже улыбающаяся Алексис просили,  чтоб  он  и  их  тоже  уложил
спать.
   Выпив со старшими по последнему стакану  портвейна,  Бен,  довольный,
ушел домой. Рождество обещало быть таким  грустным,  а  оказалось  таким
счастливым.
   В  отличие  от  Рождества,  Новый  год  был  полон  слез  и   тяжелых
воспоминаний.
   К ним приехала тетя Лиз,  которая  плакала  не  переставая  с  первой
минуты, как вышла из поезда. Ее  черное  платье  было  таким  мрачным  и
строгим, что Эдвина сперва даже подумала, уж не умер  ли  дядя.  Но  Лиз
сообщила скорбным голосом, что Руперт совсем  ослаб  здоровьем,  безумно
страдает от подагры и пребывает в ужасном расположении духа.
   - Разумеется, он шлет вам всем свою любовь, -  быстро  добавила  она,
вытирая глаза.
   Она ходила с Эдвиной по дому и  рыдала  над  каждой  фотографией  или
памятной вещицей, а встречая кого-нибудь из детей, начинала плакать  еще
горше, чем совершенно их расстроила. Она никак  не  могла  привыкнуть  к
мысли, что ее любимая сестра погибла и дети осиротели.
   Эдвина с трудом выносила ее стенания, потому что восемь  месяцев  они
изо всех сил старались не просто стать на ноги, но жить полной жизнью, а
тетя Лиз упорно  отказывалась  это  замечать.  Она  сетовала,  что  дети
выглядят ужасно и они такие бледненькие, кто, интересно, у них повариха,
если она вообще имеется.
   - Та же, что и раньше, тетя Лиз. Вы же помните миссис Барнс.
   Но Лиз только плакала и твердила, как это плохо и  даже  недопустимо,
что  Филипа  и  Джорджа  воспитывает  сестра,  хотя  и  не  могла  точно
определить, почему это так плохо. Правда, за последние месяцы  Лиз  сама
впала в глубочайшую депрессию; она чуть не потеряла  сознание,  войдя  в
комнату сестры и увидев ее вещи, висевшие, как раньше, в шкафах.
   А в спальне она совершенно потеряла контроль над собой и закричала:
   - Я этого не вынесу.., не вынесу!.. О, Эдвина, как ты могла?! Как  ты
могла такое сделать?
   Эдвина в полном недоумении уставилась на нее, и тетя объяснила:
   - Как ты могла все  здесь  оставить,  как  будто  они  уехали  только
сегодня утром?!
   Лиз трясла  головой  и  истерично  всхлипывала,  обвиняюще  глядя  на
Эдвину. Она не могла понять, что им в каком-то смысле служило утешением,
что тут висели папины костюмы,  мамины  платья,  лежали  такие  знакомые
щетки для волос, покрытые розовой эмалью.
   - Ты должна немедленно все убрать! - потребовала Лиз, на  что  Эдвина
только отрицательно покачала головой.
   - Мы еще не готовы это сделать, - тихо сказала она, протягивая  тетке
стакан воды, предусмотрительно принесенный  Филипом.  -  И,  пожалуйста,
тетя Лиз, постарайтесь держать себя в руках. Детям тяжело все это видеть
и слышать.
   - О, как ты можешь так говорить? Неужели ты совсем бесчувственная?
   Лиз опять разразилась громкими рыданиями, и  Эдвина  отправила  детей
погулять с Шейлой, чтобы избавить их от тяжелой сцены.
   - Если б ты знала, как я оплакивала Кэт все  эти  месяцы..,  что  для
меня ее смерть.., моя единственная сестра!
   Тетя Лиз продемонстрировала Эдвине свой эгоизм. Она не подумала,  что
шестеро детей потеряли свою мать. Она не думала о Берте... Чарльзе..,  и
тем более бедной Уне... Лиз была занята только собственным горем и ни  о
ком больше не думала.
   - Тебе следовало  приехать  в  Англию,  как  этого  хотел  Руперт,  -
причитала она, - я бы позаботилась о вас.
   Эдвина лишила ее последнего шанса  заняться  воспитанием  детей.  Они
отказались ехать и остались в Сан-Франциско, а теперь Руперт успокоился,
потому что поверенный написал, как у них все  хорошо.  Своим  упрямством
Эдвина все разрушила, она ведет себя совсем как ее папочка.
   -  Некрасиво  с  твоей  стороны  было  отвечать   отказом   на   наше
приглашение, - произнесла Лиз, и Филип внезапно разозлился.
   - Ничего некрасивого моя сестра не сделала, мэм, - процедил он сквозь
зубы, и Эдвина велела ему пойти  вниз  посмотреть,  чем  там  занимается
Джордж, чтобы избежать ненужных препинаний.
   Лиз прожила у них двадцать шесть дней, и временами Эдвина думала, что
еще один день - и она сойдет с ума.  Лиз  плакала  все  дни  напролет  и
наводила этим тоску на детей. А в конце она буквально  заставила  Эдвину
убрать хотя бы часть вещей из родительской спальни. Лиз решила  взять  с
собой в Англию некоторые вещи Кэт, напоминавшие об их юности и мало  что
значащие для ее племянников и племянниц.
   Наконец, почти через четыре недели, они проводили тетю Лиз до парома,
который шел в Окленд на станцию. Эдвине казалось, что  от  тетиных  слез
дом отсырел, а та сердилась на Эдвину до самого отъезда.
   Она гневалась на судьбу, которая так  жестоко  обошлась  с  ней.  Лиз
сетовала, что погибла ее сестра, злилась, что Эдвина и  дети  отказались
после этого  к  ней  приехать,  жаловалась,  что  ее  собственная  жизнь
кончена. И еще она злилась на Руперта за несчастливые годы,  прожитые  с
ним в Англии. Эдвина не была уверена, оплакивает  ли  она  смерть  своей
сестры или собственные несбывшиеся надежды.
   Даже Бен стал ее избегать, и Эдвина, проводив  тетку,  опустилась  на
стул в холле в совершенном изнеможении. Дети тихо стояли рядом, радуясь,
что тетя наконец уехала. Она им не понравилась:  тетя  изводила  Эдвину,
жаловалась на все, а в остальное время плакала.
   - Я ненавижу  ее!  -  неожиданно  заявила  Алексис,  и  Эдвина  мягко
упрекнула ее:
   - Не говори так.
   - Почему? Она заставила тебя убрать мамины вещи, она не имела права!
   - Тетя считает, что так нам будет легче, - тихо сказала Эдвина.  -  А
может, тетя все-таки права? Может, и в  самом  деле  пора?  Но  это  так
трудно. Вещи ничего не значат, - успокаивала  она  Алексис,  -  мама  же
осталась в нашей памяти, она всегда с нами.

Глава 14

   Наступила печальная годовщина смерти родителей.  Во  время  службы  в
церкви о них было сказано много  теплых  слов.  Все  вспоминали,  какими
добрыми были Кэт и Бертрам, какими отзывчивыми, как их все любили.  Дети
Уинфилдов сидели на передней скамье, внимательно слушая добрые  слова  в
адрес родителей и время от времени утирая слезы. Они с гордостью ощущали
себя продолжением Кэт и Берта.
   После  службы  Эдвина  пригласила  на  ленч  нескольких   друзей   их
родителей. Это  был  первый  прием  после  их  рокового  путешествия  на
"Титанике".
   В этот апрельский день они еще праздновали седьмой раз день  рождения
Алексис. Миссис Барнс испекла  красивый  пирог,  и  этот  грустный  день
превратился в теплый домашний праздник. Знакомые их  семьи,  с  которыми
Эдвина давно не встречалась, засыпали  ее  приглашениями  -  ведь  траур
давно кончился. Многие заметили, что Эдвина все еще носит на левой  руке
обручальное кольцо, но Эдвина была красивой молодой девушкой, и  поэтому
никто  не  сомневался,  что  пройдет  время,  и  она  осчастливит  своим
согласием какого-нибудь мужчину.
   Бен обратил внимание, как на нее смотрели молодые люди,  и  почему-то
ему это не очень понравилось.
   - Чудесный был день, - тихо сказал он Эдвине, сидевшей на  качелях  в
саду.
   - Правда? - Она была довольна и улыбнулась Бену:
   - Им бы понравилось. Он улыбнулся в ответ и кивнул:
   - Да. Они бы  гордились  вами.  -  Особенно  старшей  дочерью,  хотел
добавить он.
   Какой удивительной женщиной она стала. Тяжелые испытания, выпавшие на
ее долю, превратили Эдвину из беззаботной девочки в мудрую  мужественную
женщину.
   - Ты проделала невероятную работу за этот год.
   Эдвина польщенно улыбнулась, но она знала, что предстоит сделать  еще
больше. Каждый из детей нуждался в ее помощи,  особенно  Филип,  который
ужасно волновался из-за своего предстоящего поступления в Гарвард.
   - Иногда я жалею, что не могу сделать большего для них, -  призналась
она Бену, - особенно для Алексис.
   - Тебе не в чем себя упрекнуть, - успокоил ее Бен.
   К Эдвине подходили люди, благодарили ее, говорили теплые слова  о  ее
родителях, и, когда ушел последний гость, она почувствовала  себя  очень
уставшей. Дети сидели на  кухне  с  Шейлой  и  миссис  Барнс  и  доедали
именинный торт. Эдвина с Беном расположились  в  библиотеке  и  делились
впечатлениями о празднике.
   - Ты, кажется, получила кучу приглашений. - Он был рад за нее, но все
же, к собственному изумлению, почувствовал укол ревности  Как  будто  он
рассчитывал, что она всегда будет в трауре и  видеться  будет  только  с
ним.
   Эдвина лишь слегка улыбнулась в ответ.
   - Да, все были так добры ко мне. Но  все  равно  ничего  особенно  не
изменится, у меня  по-прежнему  забот  полон  рот,  а  многие  этого  не
понимают.
   Облегчение? Почувствовал ли он облегчение, спрашивал себя Бен,  не  в
силах разобраться в своих чувствах. Она ведь дочь его  лучшего  друга...
Но он испытывал к ней совсем не отцовские чувства,  боясь  признаться  в
этом самому себе, и нахмурился, когда Эдвина,  улыбаясь,  протянула  ему
рюмку шерри.
   - Ну, не будьте таким мрачным.
   - Вовсе я не мрачный, - солгал он.
   - Да-да. Вы напоминаете мне тетю Лиз. Чего вы боитесь? Что я  опозорю
имя Уинфилдов? - поддразнила его Эдвина.
   - Едва  ли.  -  Он  отхлебнул  шерри,  поставил  рюмку  и  решительно
посмотрел на нее. - Эдвина, что ты собираешься делать в этой жизни?
   Он взглянул на кольцо на ее левой руке и подумал, не  сочтет  ли  она
его сумасшедшим. Сам-то он считал, что давно уже сходит с ума.
   - Я серьезно, - сказал Бен с настойчивостью, удивившей Эдвину, - этот
год прошел... Что ты собираешься делать теперь?
   Она задумалась на минутку, но ответ ей был ясен еще  с  той  страшной
апрельской ночи.
   - Мои планы не изменились. Я  буду  заботиться  о  детях.  -  Ей  это
казалось таким очевидным. У нее не было выбора, только долг и любовь,  и
обещание, что она дала родителям, садясь в спасательную  шлюпку.  -  Мне
больше ничего не нужно, Бен.
   "Но не в ее же возрасте! У  нее  вся  жизнь  впереди",  -  с  горечью
подумал он.
   - Эдвина, когда-нибудь ты пожалеешь об этом. Ты слишком молода, чтобы
отказываться от собственной жизни ради братьев и сестер.
   - А разве я отказываюсь? - Она улыбнулась, тронутая его беспокойством
за нее. - Что в этом плохого?
   - Плохого ничего нет, - мягко сказал Бен, не отрывая от нее  глаз,  -
но нельзя на это тратить жизнь. Тебе нужно гораздо больше, Эдвина.  Твои
родители всегда были вдвоем.
   Они одновременно вспомнили, как  утром  священник  говорил  о  Кэт  и
Берте, и Эдвина подумала, что она тоже собиралась начать  свою  жизнь  с
Чарльзом, но  потеряла  его.  А  больше  ей  никто  не  нужен...  Только
Чарльз...
   Но Бен смотрел на нее выжидающе.
   - Разве ты  не  понимаешь,  о  чем  я  говорю,  Эдвина?  -  Он  нежно
улыбнулся, и она на секунду смутилась.
   - Понимаю, - спокойно  ответила  она.  -  Вы  хотите,  чтобы  я  была
счастлива, но я счастлива здесь, с детьми.
   - И это все, что тебе надо? - Бен поколебался, но только мгновение. -
Я хочу предложить тебе нечто большее.
   Ее глаза широко открылись от удивления.
   - Вы? Бен...
   Она никогда даже не думала, не подозревала, что он любит ее. Да он  и
сам тоже сначала не знал, а в последние месяцы понял это и с  Рождества,
кроме Эдвины, не мог ни о ком думать. Он  обещал  себе  не  говорить  ей
ничего хотя бы до апреля.., пока не  кончится  траур,  но  сейчас  вдруг
испугался, что надо было еще подождать. Может, в конце концов что-нибудь
и изменилось бы.
   - Я никогда не думала... - Она вспыхнула  и  отвернулась,  как  будто
сама мысль о его любви стесняла ее и причиняла боль.
   - Прости. - Он подошел к ней и взял ее руки в свои.  -  Мне  не  надо
было ничего говорить, да, Эдвина? Я  люблю  тебя..,  давно  люблю..,  но
больше всего на свете я боюсь потерять нашу дружбу... Ты для меня все..,
и дети тоже... Пожалуйста, Эдвина.., я не хочу терять тебя.
   - Вы не потеряете, - прошептала она,  заставляя  себя  посмотреть  на
Бена. Она стольким ему  обязана,  и  она  любит  его,  конечно,  но  как
папиного самого близкого друга, не больше. Иначе она просто не может. Не
может надеть ради него свадебную фату... Она любит  Чарльза.  В  глубине
своей души она все еще его невеста и всегда останется ею.
   - Я не могу, Бен... Я люблю вас.., но я не  могу.  -  Она  не  хотела
причинять ему боль, но и не хотела лгать.
   - Может, я слишком рано заговорил об этом? - с надеждой  спросил  он,
но Эдвина отрицательно покачала головой. - Из-за детей? - Он тоже  любил
детей, но она снова покачала головой, и его  объял  страх  потерять  ее.
Что, если она никогда с ним не  захочет  больше  говорить?  Он  совершил
ошибку, что признался ей в любви.
   - Нет, не из-за детей, Бен, и не из-за вас... - Она улыбнулась сквозь
слезы и решила быть с ним честной. - Из-за Чарльза... Я бы  чувствовала,
что изменила ему, если б...
   Слезы мешали ей  говорить,  и  Бен  опять  стал  упрекать  себя,  что
поторопил события. Может быть, придет время.., но не сейчас.
   Он рискнул - и проиграл, проиграл погибшему возлюбленному Эдвины.
   - Даже вдовы снова выходят замуж, - попытался переубедить ее  Бен.  -
Ты имеешь право на счастье, Эдвина.
   - Может быть, - неуверенно сказала она. -  Может  быть,  говорить  об
этом рано... - Однако в глубине души она знала, что  никогда  не  выйдет
замуж. - Но, чтобы быть честной, я  не  думаю,  что  когда-нибудь  выйду
замуж.
   - Как это глупо!
   - Возможно, - она виновато улыбнулась, - но так легче, из-за детей. Я
не смогла бы дать мужчине того,  что  он  заслуживает,  Бен.  Я  слишком
занята детьми, и любой нормальный мужчина рано или поздно обиделся бы.
   - Ты думаешь, и я такой? - Он  выглядел  расстроенным,  и  она  опять
улыбнулась.
   - Может быть, и вы. Ведь вам требуется все мое внимание, а я не смогу
его уделять никому целиком по крайней мере лет пятнадцать, пока Тедди не
уедет учиться в колледж. Слишком долгий срок.
   Бен покачал головой и усмехнулся. Он потерпел поражение, он знал это.
Она была упрямой девушкой, и если что  говорила,  значит,  держала  свое
слово. Он уже хорошо это знал и, кстати, любил и за  это.  Он  любил  ее
мужество,  ее  принципы,  упорство..,  ее  смех,   ее   волосы,   глаза,
восхитительное чувство юмора. И он знал, что она тоже любит его,  но  не
так, как ему бы хотелось.
   -  Пятнадцать  лет  многовато  для  меня,  Эдвина.  Мне  будет  тогда
шестьдесят один, и ты" может быть, не захочешь за меня замуж...
   - Но вы наверняка будете моложе меня, Бен. Дети меня состарят к  тому
времени... - Она серьезно посмотрела на него. -  Моя  жизнь  принадлежит
им.
   Она пообещала маме заботиться о них, что бы ни случилось.  И  она  не
может думать о себе, прежде всего - дети. И как бы она ни  любила  Бена,
она знала,  что  не  хочет  быть  его  женой  и  вообще  ничьей.  Но  он
нахмурился; он безумно боялся ее потерять.
   - Мы можем остаться друзьями?
   Ее глаза наполнились слезами, и она кивнула с улыбкой.
   - Конечно, можем. - Она встала и обняла его. Он был ее  лучший  друг,
ее самый любимый друг, не просто друг отца. - Я  бы  не  справилась  без
вас.
   - По-моему, ты  отлично  справляешься,  -  кисло  произнес  он  и  на
мгновение крепко прижал Эдвину к себе.
   Он не пытался поцеловать ее, не спорил с нею.  Он  был  рад,  что  не
потерял ее привязанность и дружбу, и, может быть, так оно и лучше.
   Но все  же  уходил  он  с  тяжелым  сердцем.  Садясь  в  машину,  Бен
оглянулся, помахал Эдвине рукой и уехал, жалея, что все так получилось.
   На следующий день пришла телеграмма от тети Лиз: в  годовщину  гибели
Берта и Кэт умер дядя Руперт.
   Эдвина с грустью сообщила об этом детям и весь день была очень тиха и
задумчива,  вспоминая  разговор  с  Беном.  Она  была  взволнована   его
признанием, но не сомневалась, что поступила правильно.
   Дети не особенно расстроились, узнав про  смерть  дяди.  Филип  после
обеда помог Эдвине сочинить телеграмму тете Лиз. Они написали, что очень
ей сочувствуют и молятся за дядю. Эдвина решила не  упоминать,  что  они
надеются вскоре увидеть тетю, уж слишком  долго  они  приходили  в  себя
после ее визита три месяца назад.
   Эдвина размышляла, не надеть ли снова траур, но потом решила, что  не
стоит: ведь они едва знали дядю, да и не слишком-то любили его.
   Она неделю ходила в сером, а потом вернулась к своей обычной одежде и
даже стала надевать красивую бледно-голубую  шаль,  которую  подарил  ей
Бен. Он, кстати, приходил к ним  почти  так  же  часто,  как  и  раньше.
Правда, порой он казался несколько смущенным, хотя Эдвина вела себя так,
будто между ними ничего не произошло. Дети и  вовсе  остались  в  полном
неведении, только Филип раз и