не одинока и что у нее все получится, будь она хоть  Мари
Адамсон, хоть Джейн Смит.
   - Черт побери! - вырвалось у нее вдруг. - Да какая разница, одна я или не
одна?!
   Но она знала, что разница есть, и, поспешно  вскочив  с  кровати,  встала
перед зеркалом и повторила эти же слова как можно  тверже,  стараясь  лишний
раз убедить себя в том,  что  может  преспокойно  обойтись  без  посторонней
помощи.
   На глаза ей попался фотоаппарат в футляре, и, схватив его, Мари  почти  с
нежностью прижала его к груди. "Вот и все, что мне нужно, чтобы  чувствовать
себя уверенно в жизни, - подумала она. - С  помощью  этой  умной  машинки  я
добьюсь всего, чего захочу. Просто я немного устала с дороги.  Как  глупо  с
моей стороны вернуться домой и  тут  же  начать  беспокоиться  о  Питере,  о
будущем и обо всем остальном..."
   И, судорожно вздохнув, Мари снова вернулась на кровать.  "Буду  думать  о
моей работе", - решила она.

***

   На следующий день Мари проснулась  в  начале  седьмого  утра,  а  в  семь
тридцать уже вышла из дома. У Питера ей нужно было быть  в  девять,  но  она
хотела купить себе кое-что из продуктов и побывать на цветочном рынке, чтобы
сделать несколько снимков. Оттуда Мари поехала в ветеринарную клинику, чтобы
забрать Фреда, а по дороге заглянула в Чайна-Таун,  где  ей  посчастливилось
сделать один очень удачный снимок для серии фотографий о китайском квартале,
которую она готовила.
   Несмотря на все это, она успела в клинику вовремя и в пять минут десятого
уже входила в кабинет Питера.
   - О боже, Мари! Ты выглядишь  просто  великолепно!  -  воскликнул  Питер,
придирчиво рассматривая ее. Длинная шубка из койота, купленная по дешевке  в
индейской резервации в Нью-Мексико, очень шла Мари.  Кроме  шубки,  на  Мари
были черные джинсы, заправленные в мягкие замшевые сапожки, черный свитер  с
широким воротом и черный широкополый "стетсон".
   Войдя в кабинет.  Мари  остановилась  у  дверей  и  сняла  "стетсон".  На
мгновение ее рука задержалась над мусорной корзиной, потом пальцы разжались,
и шляпа полетела вниз.
   - Вот так, доктор Грегсон! - громко объявила она.  -  Больше  вы  меня  в
шляпе не увидите.
   Питер кивнул. Он понял все символическое значение этого жеста.
   - Тебе больше не придется ничего скрывать, Мари.
   - Благодаря тебе.
   Ей хотелось поцеловать его. Только сейчас Мари осознала, как  сильно  она
скучала по нему все это  время.  После  своего  путешествия  она  на  многое
смотрела совершенно другими глазами - в том числе и на Питера. Завтра - нет,
даже уже сегодня - Питер перестанет быть ее лечащим  врачом.  Он  станет  ее
хорошим приятелем, добрым другом, а может, и чем-то большим, если только она
этого захочет. В его любви Мари не сомневалась, но никак не могла отважиться
на последний шаг.
   - Я скучала по тебе, Питер...
   С этими словами Мари сбросила на кушетку шубку и подошла  к  нему.  Легко
коснувшись руки  Питера,  опустилась  в  хорошо  знакомое  ей  хирургическое
кресло. Прикрыв глаза, она ждала прикосновения его чутких сильных пальцев  к
своему лицу, но он почему-то медлил. Несколько  секунд  Питер  просто  стоял
рядом и смотрел на нее и  только  потом  опустился  на  вращающийся  табурет
рядом.
   - Что-то ты сегодня настроена решительно, - заметил он,  стараясь,  чтобы
голос его прозвучал как можно беззаботнее. - Ты не слишком торопишься?
   - После двадцати месяцев постоянных  операций  и  ты  заторопился  бы,  -
ответила Мари, слегка приоткрывая один глаз.
   - Понимаю, дорогая, понимаю...
   Питер загремел какими-то инструментами, лежавшими в стерилизаторе, и Мари
почувствовала, как он осторожно потянул за краешек пластырь,  приклеенный  к
ее коже под самыми волосами. С каждой  секундой  она  чувствовала  себя  все
свободнее и свободнее, и вот наконец  она  услышала,  как  Питер  облегченно
вздохнул и отодвинул табурет.
   - Можешь открыть глаза, Мари. И сходи посмотри на себя в зеркало.
   Это короткое путешествие из кабинета в приемную и обратно Мари совершала,
наверное, уже в тысячный раз. Сначала она видела  только  крошечные  участки
чистой, неповрежденной кожи, но постепенно, словно  мозаика,  складывающаяся
из кусочков, перед ней возникало лицо - ее новое лицо.  Но  до  сегодняшнего
дня она еще ни разу не видела лица Мари  Адамсон  без  бинтов,  без  швов  и
пластырей. Теперь же на коже не осталось - не  должно  было  остаться  -  ни
малейшего следа, ни малейшего напоминания о той колоссальной работе, которую
проделал Питер.
   И неожиданно она поняла, что боится идти к зеркалу.
   - Ну же, - подбодрил ее Питер, - ступай, полюбуйся.
   Но Мари словно парализовало. Она чувствовала, что  не  может  двинуть  ни
рукой, ни ногой. Почему-то ей казалось, что кусочки пластыря, которые  Питер
уже  отправил  в  мусорную  корзину,  были   последними   частичками   Нэнси
Макаллистер,  и  она  боялась,  что  увидит  в  зеркале  совершенно   чужое,
незнакомое лицо.
   И все же она справилась с собой и медленно вышла в приемную, где на стене
висело большое, беспощадно правдивое зеркало. Питер как-то  рассказывал  ей,
что, в отличие от так называемых "льстящих"  зеркал,  это  было  сделано  по
специальному заказу, и даже расположение развешанных  вокруг  ламп  дневного
света было рассчитано на компьютере.  Мари  встала  перед  зеркалом;  Прошло
несколько секунд, и губы ее расплылись в широкой улыбке, а по щекам  потекли
слезы.
   Питер тоже вышел в приемную, но встал в отдалении, чтобы не мешать  Мари.
Это был переломный момент, миг ее второго рождения, и от того, понравится ли
она себе сейчас, зависело то, как сложится ее новая жизнь.
   - О Питер! Как.., как оно прекрасно! Он негромко рассмеялся.
   - Нет, глупенькая, не "оно" - это  ты  прекрасна!  Это  ведь  ты  там,  в
зеркале! Ты, а не кто-нибудь другой.
   А Мари на  мгновение  лишилась  дара  речи  и  только  кивнула  в  ответ.
Несколько полосок пластыря, снятые Питером сегодня,  не  могли,  разумеется,
сильно изменить ее внешность, но  ведь  это  был  последний  пластырь.  И  в
каком-то смысле он был важнее всех тех сотен метров бинтов, которые когда-то
полностью скрывали ее лицо.
   - Ох, Питер!.. - Мари повернулась к  нему  и,  порывисто  шагнув  вперед,
крепко обняла его, а он в ответ прижал ее голову к своей  груди.  Они  долго
стояли так и молчали, потом Питер слегка отстранился и бережно отер слезы  с
ее лица.
   - Это ничего.., ничего, - смущенно пробормотала Мари и шмыгнула носом.  -
Это просто вода... Не бойся, я не растаю.
   - Я знаю. - Питер улыбнулся. - Теперь  ты  можешь  купаться  и  принимать
солнечные ванны, хотя на первых порах злоупотреблять ими не  следует.  Кроме
того, через пару недель, когда внутренние  рубцы  окончательно  заживут,  ты
можешь кататься на лыжах, бегать, играть в теннис и так далее... С  чего  ты
собираешься начать?
   - Я? Я собираюсь работать. - Мари усмехнулась и,  вернувшись  в  кабинет,
уселась на его  вращающийся  табурет.  Подтянув  колени  к  подбородку,  она
принялась крутиться на нем, и Питер в комическом отчаянии всплеснул руками.
   - Господи! Не хватает еще, чтобы ты  сломала  ногу  у  меня  в  кабинете!
Перестань сейчас же, слышишь?
   - Даже если я сломаю  обе  ноги,  я  все  равно  уйду  сегодня  из  этого
кабинета, чтобы никогда больше сюда  не  возвращаться.  Сегодня  я  родилась
заново, Питер: у меня впереди целая жизнь, и я собираюсь наслаждаться ею.
   - Рад это слышать,  -  заметил  Питер  и  ахнул,  когда  сквозь  неплотно
прикрытую дверь в кабинет ворвался Фред.
   Радость хозяйки как будто передалась песику, и он носился кругами  вокруг
операционного кресла, прыгал, лаял и всячески выражал свою радость.
   - Прекрати немедленно! - Питер сделал строгое лицо.  -  Хорошо  еще,  что
сегодня  я  никого  больше  не  жду,  иначе  пришлось  бы  тут  заново   все
дезинфицировать.  -  И,  не  выдержав,  он  улыбнулся  и  наклонился,  чтобы
потрепать Фреда за ушами.
   - Что это такое вы говорите, сэр? - Мари приняла оскорбленный вид.  -  Вы
хотите сказать, что мой пес - грязный?
   - Я-то знаю, что  он  почти  что  стерильный,  -  вздохнул  Питер,  -  но
санитарная инспекция может со мной не согласиться... Да, ты не сказала - наш
уговор насчет торжественного обеда остается в силе?
   Он смотрел на нее с такой надеждой, что Мари почувствовала себя  тронутой
до глубины души. Он ждал этого совместного обеда,  надеялся  на  него,  быть
может, мечтал о нем. Ей даже показалось, что она улавливает ход его  мыслей.
"Я сделал свое дело и больше не  нужен  ей.  У  нее  теперь  новая  жизнь  -
найдется ли в ней место для меня?" В это  мгновение  Питер  вдруг  показался
Мари совсем беззащитным, и она, спустив ноги на пол, протянула ему руку.
   - Что это тебе пришло в голову? Конечно, мы пообедаем  сегодня...  -  Она
заглянула ему в лицо. - И еще, Питер... Что бы ни случилось,  в  моей  жизни
всегда будет место для тебя. Всегда. Надеюсь, ты это понимаешь?  Ведь  всем,
что у меня теперь есть, я обязана тебе.
   - Нет, не только...
   Он покачал головой, думая о Марион  Хиллард.  Впрочем,  Питер  знал,  как
относится Мари к женщине, оплатившей ее лечение,  и  потому  счел  за  благо
промолчать. Чем вызвана такая неблагодарность, он никак не мог понять, но, в
конце концов, это его не касалось.
   - В общем, - добавил он шутливо, - я рад, что оказался поблизости и сумел
помочь. Можешь и впредь располагать мною. Если  я  понадоблюсь  тебе..,  для
чего-нибудь, я буду рад помочь.
   - Хорошо. Тогда - пока. Заедешь за мной в двенадцать?
   Питер  кивнул,  и  Мари  направилась  в  приемную.   Разговор   получился
неожиданно серьезным, и она была рада тому,  что  на  этом  можно  поставить
точку.
   - Кстати, куда мы пойдем? Питер галантно  подал  ей  шубку,  которую  она
бросила на кушетке у дверей кабинета.
   - Можно поехать в новый ресторан на побережье.  Он  стоит  на  холме  над
портом, так что из окон видна бухта со всеми судами на рейде. Как ты на  это
смотришь?
   - Договорились. Пожалуй, я поеду туда прямо сейчас и поснимаю  немного  в
порту. В двенадцать я подойду прямо к ресторану, хорошо?
   - Я готов ждать тебя хоть вечность. - Питер улыбнулся  и,  заговорщически
подмигнув, открыл перед ней дверь.
   - Значит, до вечера?
   - Да. До вечера.
   Выйдя на улицу, Мари, однако, не поехала  в  порт,  как  обещала.  Вместо
этого она прошла несколько кварталов до ближайшего универсального  магазина,
поскольку ей неожиданно захотелось купить себе что-нибудь особенное, что она
могла бы надеть в ресторан. В конце концов, сегодняшний день был  совершенно
особенным, и Мари хотелось сделать так, чтобы каждая его  минута  доставляла
ей радость.
   По дороге Мари заглянула в бумажник. Там лежала порядочная сумма, которую
она получила незадолго до Рождества за фотографии, отправленные по настоянию
Питера в один крупный журнал. Теперь у  нее  было  достаточно  денег,  чтобы
сделать себе самый роскошный подарок. Себе - и Питеру тоже.
   В секции одежды  Мари  присмотрела  себе  желтовато-коричневое  шерстяное
платье, которое облегало ее фигуру словно перчатка  и  очень  шло  к  шубке.
Потом она зашла в парикмахерскую и сделала новую прическу,  впервые  за  два
года попросив уложить волосы назад,  чтобы  они  не  закрывали  лица.  После
парикмахерской  Мари  заглянула  в  отдел   бижутерии   и   купила   большие
позолоченные серьги в виде обручей  и  чудесную  перламутровую  раковину  на
бежевом шелковом шнурке. В обувной секции того же универмага  она  приобрела
бежевые замшевые туфли, а в  галантерейной  -  замшевую  же  сумочку  в  тон
платью. В парфюмерном отделе Мари купила флакончик  своих  любимых  духов  и
наконец почувствовала себя вполне готовой к праздничной трапезе  в  обществе
доктора Питера Грегсона. Впрочем, и любого другого мужчины тоже.  Мари  была
так хороша, что могла с легкостью вскружить голову любому.
   В последнюю очередь она,  словно  по  наитию,  заглянула  в  салон  фирмы
"Шривз" и нашла там то, что с удовольствием  бы  подарила  Питеру.  Это  был
небольшой золотой брелок для часов, изображавший комическую античную  маску.
Мари знала, что у Питера есть золотые карманные часы, которые он очень любил
и носил по особо торжественным случаям. На маске  она  хотела  выгравировать
дату, но потом решила, что с этим  успеется.  Главное,  у  нее  теперь  есть
подарок.
   Попросив покрасивее упаковать коробочку с брелоком, Мари наконец покинула
супермаркет и, остановив такси, поехала домой, чтобы  переодеться.  Из  дома
она поспешила в ресторан.
   Она опоздала всего на минуту или две. Питер только что пришел  и  сел  за
столик. Увидев направляющуюся к нему по проходу Мари, он просиял.  Казалось,
он вот-вот лопнет от радости и гордости. Впрочем, не он один - все  мужчины,
что были в ресторане,  невольно  оборачивались  на  Мари  или  провожали  ее
взглядами.
   - Привет, вот и я! - весело сказала Мари.
   - Это и в  самом  деле  ты?  -  переспросил  Питер,  вежливо  вставая  ей
навстречу.
   - Золушка к вашим услугам. Ты одобряешь?
   - Одобряю?.. Еще как! Ты выглядишь просто как..,  как  королева.  Что  ты
делала весь день? Бродила по магазинам?
   - Вообще-то, да. Ведь сегодня особенный день...
   Она была неописуемо прекрасна, но дело было даже не в ее  внешности.  Еще
раньше, до того как Питер начал работать над  ее  изуродованной,  изрезанной
плотью, он был покорен чем-то,  чему  никак  не  мог  подобрать  подходящего
названия. Сначала Нэнси, а теперь - Мари как-то  повлияли  на  его  чувства,
изменили его образ мыслей, и теперь Питер плохо  представлял  себе,  как  он
должен держать себя с ней. Больше всего ему хотелось прижать  ее  к  себе  и
поцеловать прямо здесь, в ресторане, но он не посмел. Вместо этого он только
крепче сжал ей руку и восхищенно улыбнулся.
   - Я очень рад, что ты так счастлива, дорогая.
   - Да, ты прав, я действительно счастлива, но вовсе не из-за лица. То есть
не только из-за него, - поправилась Мари. - Завтра открывается моя выставка,
и у меня есть моя жизнь, моя работа и... И ты.
   Последние слова она произнесла совсем тихо, но для Питера они  прозвучали
оглушительно, словно раскат грома. Он ждал их, надеялся на  них,  и  теперь,
когда Мари наконец произнесла  их,  так  растерялся,  что  не  нашел  ничего
лучшего, кроме как обратить все в шутку.
   - Вот как? - спросил он. - Значит, я иду на последнем месте? Кстати,  ты,
кажется, забыла Фреда...
   Они оба рассмеялись этим его словам, и Питер заказал обоим  по  "Кровавой
Мэри", но тут же передумал и велел официанту принести шампанского.
   - Шампанское? - удивилась Мари. - Боже мой, шампанское!..
   - Почему бы нет? Сегодня  у  меня  больше  нет  приема,  кабинет  закрыт,
ассистенты отпущены, и я совершенно свободен...  Если  конечно,  -  поспешил
поправиться он, - у тебя нет каких-нибудь особенных планов.
   - О боже, Питер, какие у меня могут быть планы?
   - Ну, я не знаю... Может быть, ты хотела поработать сегодня? - спросил он
и сразу же понял, что задал глупый вопрос.
   Мари негромко рассмеялась.
   - Ну что ты. Я правда хотела  сделать  несколько  снимков,  но  сейчас  я
решила, что работать в  такой  день  было  бы  по-настоящему  грешно.  Давай
развлекаться, развлекаться на всю катушку. Устроим загул!
   Питер тоже улыбнулся:
   - И с чего бы ты хотела начать? Мари  на  мгновение  заколебалась,  потом
подняла на него взгляд.
   - Придумала! Пойдем на пляж!
   - На пляж? В январе?!
   - А что тут такого? В конце концов, мы с  тобой  в  Калифорнии,  а  не  в
Вермонте. И потом, не обязательно лезть в  воду.  Мы  могли  бы  доехать  до
Стинсона и немного погулять по берегу.
   - Годится. - Он улыбнулся. - Как тебе все-таки легко угодить!
   Но на самом деле Питер так не думал. Он знал, что их прогулки вдвоем  уже
давно стали для Мари чем-то особенным.  И  она  относилась  к  ним  почти  с
суеверным чувством, пребывая в  полной  уверенности,  что,  как  только  они
прекратят свои воскресные поездки на побережье, удача отвернется от нее.
   Была и еще одна причина - Мари хотелось вручить  Питеру  свой  подарок  в
совершенно особенной обстановке, и ресторан, каким бы  замечательным  он  ни
был, совершенно для этого не подходил. Ей с первой  минуты  хотелось  отдать
ему брелок, однако Мари выдержала характер. Только когда  они  очутились  на
безлюдном берегу океана,  она  достала  из  сумочки  маленькую  перевязанную
ленточкой коробочку и повернулась к нему.
   - У меня кое-что для тебя есть, Питер... Он удивленно посмотрел  на  нее,
как будто не совсем понимая, что она имеет в виду, а  Мари  уже  протягивала
ему свой подарок.
   - Вот, возьми. Если тебе хочется,  я  могу  потом  выгравировать  на  нем
сегодняшнее число.
   - Мари, зачем это... Я не знаю... Это лишнее!.. Питер был одновременно  и
тронут до глубины души, и смущен ее вниманием, а когда он открыл  маленькую,
отделанную внутри бархатом коробочку, то не смог удержаться от  восхищенного
возгласа.
   - Спасибо, огромное тебе спасибо! Я.., я... - И не зная, как еще выразить
свои чувства, он крепко обнял ее за плечи свободной рукой.
   - Я знала, что тебе понравится, - проговорила она удовлетворенно.
   - И все равно тебе не следовало... - сказал Питер, но Мари  не  дала  ему
договорить.
   - Нет, следовало, - решительно возразила она. - Ведь ты ничего  для  меня
не сделал и никогда ничего мне не дарил, вот я и решила - пусть  тебе  будет
стыдно...
   Ее глаза озорно блеснули, и Питер невольно рассмеялся.  Потом  он  шагнул
вперед и, обняв Мари, поцеловал ее долгим, нежным  поцелуем,  который  яснее
всяких слов сказал ей о его чувствах. И на этот раз  Мари  ответила  на  его
поцелуй.
   - Может.., может быть, нам лучше вернуться? - спросил он некоторое  время
спустя.
   Мари кивнула в ответ и все так же молча пошла за ним к машине, кутаясь на
ходу в шубку, защищавшую ее от сырого холодного ветра,  дувшего  со  стороны
океана. "Как хорошо, что мы съездили сюда", - подумала она, садясь  рядом  с
ним на переднее сиденье.
   На обратном пути они разговаривали мало,  и  с  лица  Питера  не  сходило
торжественное и слегка напряженное выражение. Лишь когда они подъехали к  ее
дому,  лоб  его  немного  разгладился,  однако  когда   Мари,   улыбнувшись,
пригласила его подняться, Питер снова нахмурился.
   - Ты уверена, что действительно хочешь этого? - спросил он.
   - Абсолютно. Если, конечно,  у  тебя  есть  время.  Дело  в  том,  что  я
приготовила для тебя еще один подарок...
   И Мари первой стала подниматься по лестнице. Питеру не оставалось  ничего
другого, кроме как последовать за ней.
   В квартире было темно, но Мари не стала зажигать лампу. Вместо этого  она
сразу прошла в гостиную и развернула мольберт от окна.  Только  после  этого
она включила верхний свет и позвала Питера.
   Он шагнул в комнату и замер на  пороге.  Перед  ним  стоял  на  мольберте
готовый холст -  пейзаж  с  деревом,  в  ветвях  которого  прятался  озорной
мальчуган.  Мари  закончила  эту  картину  еще  до  того,  как   уехать   на
рождественские каникулы, но приберегала свой сюрприз до сегодняшнего дня, до
этого самого часа.
   Питер некоторое время рассматривал картину, потом склонил голову набок  и
внимательно посмотрел на Мари, как будто о чем-то догадавшись.
   - Это тебе, Питер. Я начала эту картину.., давно. И теперь я закончила ее
для тебя.
   - Мари, дорогая... - Он шагнул вперед, и лицо его  сделалось  удивительно
нежным. - Это мне, правда? - спросил Питер, как будто все еще не  веря,  что
она действительно дарит ему этот чудесный пейзаж.
   Впрочем, его растерянность была Мари понятна - для них обоих  сегодняшний
день был слишком насыщен сюрпризами.
   Остановившись у самого мольберта, Питер неожиданно покачал головой:
   - Я не могу принять это, Мари. У меня и так уже много твоих фотографий...
Если ты будешь дарить мне свои лучшие рабо