сем женщинам, с  которыми  он  встречался,  даже
Саше, хотя она ему в этом не признавалась. Она никогда  не  говорила  Джону,
как сильно его любит или как хорошо себя чувствует в его компании, - считала
излишними для себя такие откровения.
   - Не надо, Джон. Через пять минут я встречаюсь на  углу  с  коллегами  из
труппы. До вечера.
   Она встала - маленькая, с  великолепной  осанкой,  вся  словно  мраморная
статуэтка - и, приподняв бровь, переспросила:
   - Не опоздаешь?
   - Клянусь!
   Джон  поднялся,  поцеловал  ее,  проводил  взглядом,   допивая   чай,   и
расплатился по счету. С  Сашей  он  почему-то  всегда  робел  и  волновался,
чувствовал какую-то неудовлетворенность, невозможность обладать ею до конца,
она словно ускользала каждый раз, когда он  протягивал  к  ней  руку,  но  в
определенном  смысле  это  Джону   нравилось.   Он   любил   добиваться   ее
благосклонности, вообще Саша нравилась ему во всех отношениях.  В  ней  было
гораздо больше жизни, чем в Элоизе и бесчисленных юристках и прочих  деловых
женщинах, с которыми Джон встречался на протяжении последних пяти лет.  Саша
была совершенно другой.
   Джон не торопясь возвращался к себе в офис, думая в первую очередь о Саше
и во вторую - об Артуре Паттерсоне и трех  женщинах,  которых  ему  поручили
разыскать. История выглядела довольно странно,  Джон  задавал  себе  вопрос:
рассказал ему Паттерсон все или что-то скрыл? Многое в этом деле  оставалось
неясным.
   Почему он хочет опять их всех собрать?  Какое  значение  для  них  теперь
имеет такая встреча? Они взрослые женщины, у каждой своя жизнь,  что  у  них
может быть общего? И почему Артур Паттерсон чувствует себя таким  виноватым?
Что он сделал? Или чего не сделал?  Что  представляли  собой  родители  трех
сестер?
   Все эти вопросы мелькали в голове Джона, пока он шел обратно  на  работу.
Он был профессионалом  в  своем  деле,  потому  что  обладал  исключительным
умением видеть  недостающие  детали  головоломок  и  отыскивать  пресловутую
иголку в стоге сена. Таких иголок, сыгравших решающую роль во многих  делах,
он нашел уже немало. Наилучших результатов он добивался в области уголовного
права и пользовался больший уважением адвокатов  и  судей  по  всей  стране.
Артур Паттерсон, таким образом, сделал правильный  выбор.  Однако  сам  Джон
Чепмен не был уверен, сможет ли разыскать сестер Уокер.
   Вечером он  забрал  папку  домой  и  внимательно  изучил  ее  содержимое.
Материалов было действительно смехотворно мало.  Прежде  всего  Джон  прочел
газетные  вырезки,  касающиеся  судебного  процесса,  надеясь  найти  в  них
недосказанные элементы истории.
   Почему в самом деле Сэм Уокер убил свою жену? Было  ли  это  преступление
преднамеренным или совершенным а состоянии аффекта?  Как  себя  вела  в  тот
момент Соланж Уокер, что она была за женщина? Знать это было  необязательно,
но вопросы  все  равно  интриговали  Джона.  Он  прочел  также  рецензии  на
несколько спектаклей, в которых играл Сэм, и вспомнил, что однажды видел его
на сцене, будучи еще мальчиком. В  памяти  осталось  только  впечатление  от
прекрасной игры и красивой внешности актера.
   На отдельном листочке Артур дрожащим почерком  объяснял,  что  он  и  Сэм
Уокер были  фронтовыми  друзьями,  перечислял  места,  которые  они  прошли,
описывал их первую встречу с Соланж, причем весьма лирично для человека  его
возраста да еще всю  жизнь  писавшего  лишь  юридические  тексты  и  деловые
письма.
   Джон подумал, что, может быть, в этом и кроется ответ - и Артур был в нее
влюблен? А возможно, это и не имело значения. Факт остался  фактом:  Сэм  по
какой-то причине  убил  Соланж,  и  в  результате  три  их  дочери  остались
сиротами.
   Старшая была  оставлена  у  родственников,  Эйлен  и  Джека  Джоунсов,  в
Чарлстауне, штат Массачусетс, по  такому-то  адресу.  Артуру  известно,  что
оттуда она уехала  в  Джексонвилл;  так  она  сказала,  когда  в  1966  году
приходила к нему в офис за адресами сестер.
   Артур написал, что во время  этого  визита  Хилари  вела  себя  замкнуто,
отчужденно и не упоминала о своем пребывании в  джексонвилльском  интернате.
Джон подумал, не имела ли она в юности конфликтов с законом. Если да, то это
могло  повториться,   и   можно   было   бы   разыскать   ее   в   картотеке
правонарушителей, что не представляло бы  труда,  особенно  если  она  сидит
где-нибудь в тюрьме.
   Вторую из сестер удочерил один  из  компаньонов  Артура,  который  вскоре
умер, а вдова находилась неизвестно где и, возможно, была замужем неизвестно
за кем. Тут предстояло много работы. Надо было начать с бумаг Горама  в  его
бывшей фирме  и  надеяться  на  то,  что  с  его  вдовой  в  последние  годы
поддерживались какие-то контакты по вопросам наследования. Артур  не  был  в
курсе этих дел, потому что не входил в число попечителей имущества Горама.
   Оставалась еще младшая... Она тоже в буквальном смысле слова исчезла,  но
не без предупреждения со стороны приемных родителей. Дэвид Абрамс был против
каких-либо контактов Паттерсона с ребенком. Они хотели, чтобы девочка начала
новую жизнь, никак не связанную с прошлым. Джон предположил, что  это  могло
быть даже поводом для их переезда в Калифорнию, где никто бы вообще не  знал
о факте удочерения.
   И это, собственно, было все.  На  дне  папки  лежала  еще  одна  вырезка,
упомянутая Артуром, но, несмотря на тождество имени и фамилии, Джон,  как  и
Артур, полагал, что это просто совпадение.
   В статье из газеты "Нью-Йорк тайме" говорилось об успешной карьере Хилари
Уокер в телекомпании Си-би-эй;  маловероятным  казалось,  что  это  одна  из
сестер. Артур не узнал ее на фотографии; кроме того, это  было  бы  чересчур
просто - обнаружить ее  совсем  рядом.  Конечно,  надо  было  проверить,  но
сомнений, что это какая-то другая Хилари Уокер, не было.
   Вот и все. Ничего больше. Джон откинулся в кресле и  стал  размышлять  об
этой истории:  как  разыскать  сестер  Уокер,  с  чего  начать.  Колеса  уже
закрутились...
   Вздрогнув, он посмотрел на часы.
   - Черт меня побери!.. - пробормотал он. Было  без  двадцати  одиннадцать.
Джон схватил пиджак и помчался  вниз  по  лестнице.  Он  жил  на  последнем,
третьем этаже респектабельного дома на Шестьдесят девятой улице. К  счастью,
удалось почти сразу  поймать  такси,  но  вечером,  во  время  "театрального
разъезда",  движение  на  улицах  было  интенсивным,  и  он  едва  успел   к
назначенному времени.
   Саша вышла из  служебного  подъезда,  конечно  же,  ровно  в  одиннадцать
десять, усталая, с большой сумкой, в которой был балетный костюм.
   - Ну как?
   В их разговорах всегда присутствовало напряжение, как  у  хирургов  перед
серьезной операцией.
   - Ужасно.
   Джон слишком хорошо знал Сашу, чтобы сомневаться  в  ее  искренности.  Он
взял у нее сумку и обнял за плечи.
   - Ты слишком требовательна  к  себе,  малышка.  Ее  миниатюрность  всегда
вызывала у Джона желание защитить ее;  впрочем,  он  вообще  по  натуре  был
защитником.
   - Нет, это правда было ужасно. У меня жутко  ломит  ступни.  Ночью  будет
дождь. Я это всегда чувствую.
   Джон уже усвоил, что ступни у балерин - это постоянный источник  мучений,
и излюбленная тема для разговоров.
   - Я их тебе помассирую, когда приедем домой, - пообещал он, усаживая ее в
такси.
   В его квартире царили идеальная тишина и покой. Во  всем  доме  было  еще
только два  жильца:  врач-акушер,  который  был  моложе  Джона  и  постоянно
пропадал то на дежурствах в больнице, то у разных женщин, и сотрудница фирмы
Ай-би-эм, находившаяся в командировках от восьми до десяти месяцев  в  году.
Таким образом, большую часть времени Джон жил в доме один. Из его окон виден
был небольшой палисадник и более  обширные  скверы  у  домов  на  Шестьдесят
восьмой улице.
   - Что выпьешь? - спросил  он,  выглянув  из  содержавшейся  в  образцовом
порядке кухни.
   - Только немного чаю, спасибо.
   Саша села на диван и потянулась. Она никогда ничего  не  готовила  в  его
маленькой кухне ни ему, ни себе, ей такое  просто  не  приходило  в  голову.
Готовкой всегда занимался Джон.
   Спустя несколько минут он появился  со  стаканом  чаю  для  нее.  К  этой
русской традиции он пристрастился сам и даже купил для чаепития  специальные
подстаканники.
   С таким же знанием дела он готовил закуски для Элоизы, когда та работала,
а она, в свою очередь, в перерывах между книгами  варила  ему  замечательные
обеды.  Она  обожала  печь  и  была  непревзойденной  в  приготовлении  блюд
французской кухни. В отличие от Саши, которая  считала  приготовление  теста
оскорблением достоинства артистки.
   - Ты придешь завтра на спектакль? -  спросила  она,  медленно  вытаскивая
шпильки из волос.
   Длинные светлые пряди заструились по ее плечам. Джон  виновато  посмотрел
на нее. Ему очень не хотелось напоминать Саше,  что  на  следующий  день  он
улетает в Бостон, поскольку знал - это чревато бурной сценой. Ее раздражало,
когда он куда-либо уезжал.
   - Я на уик-энд улетаю к родителям. Я говорил тебе  об  этом  пару  недель
назад, но ты, наверное,  забыла.  У  моей  мамы  день  рождения.  Я  пытался
отвертеться, но не смог. Ей исполняется семьдесят - это важная дата.
   На юбилей собирались оба  его  брата  с  женами  и  детьми.  Джон  всегда
чувствовал себя  неловко,  приезжая  в  одиночку.  Достижения  братьев  были
осязаемы  и  очевидны:  жены,  соперничающие  друг  с  другом   нарядами   и
драгоценностями, дети с ободранными коленками и щербатыми ртами, старший  из
племянников даже имел аттестат зрелости.
   В общем, уик-энд предстоял долгий, но Джон знал, что скучать не придется.
Он любил своих братьев - старшего и младшего - и их детей, невесток, правда,
несколько меньше.
   Взять Сашу с собой он не решался.  Несмотря  на  современный  либерализм,
родители бы обиделись, что  он  прибыл  на  семейное  торжество  с  какой-то
женщиной.
   - Я вернусь в воскресенье.
   - Не беспокойся... - Саша распрямила спину и спустила ноги  с  дивана  на
пол. - У меня в воскресенье днем репетиция, и меня не  интересуют  крохи  со
стола твоих родителей!
   Она выглядела глубоко оскорбленной, но Джон едва  не  рассмеялся  над  ее
фразой. Временами ее английский звучал очень забавно.
   - Ты и меня относишь к таким крохам, да, Саша? Было более  чем  очевидно,
что именно так она и думала. - Я не понимаю, почему твои родственники  такие
консервативные. Я тебя познакомила со своими родителями,  с  моей  тетей,  с
бабушкой. Чем твои родители  лучше  моих?  Они  что,  не  одобрили  бы  моей
профессии?
   Саша, возмущенная, расхаживала по  комнате,  не  поправляя  рассыпавшихся
волос, засунув руки в задние карманы джинсов. Все ее миниатюрное  тело  было
напряжено.
   - Они просто очень  старомодны,  вот  и  все.  -  "Как,  впрочем,  многие
бостонцы", - подумал Джон.
   Им было трудно смириться с его женитьбой на  писательнице.  Появление  же
балерины окончательно доконало бы его маму.  Она  уважительно  относилась  к
представителям богемы, но предпочитала видеть артисток  на  сцене,  а  не  в
спальне своего сына.
   - Они не понимают таких отношений, как наши.
   - Я тоже не понимаю. Вместе мы или нет? Стоя перед  ним,  она  напоминала
очаровательного  эльфа,  но  весьма  разгневанного.  Саша  чувствовала  себя
отвергнутой семьей, которой никогда не была  представлена,  ощущала  к  себе
недоброжелательное отношение, хотя Джон никогда ничего подобного не говорил.
   - Ну, конечно, мы вместе. Но, по их мнению, это не считается, пока мы  не
поженились или по крайней мере не объявили о помолвке.
   Именно Саша возражала против этого.  Она  не  считала  нужным  оформление
отношений.
   - Они что, считают нас безнравственными?
   - Возможно. Они предпочитают об этом не думать, не иметь  дела  с  такого
рода проблемами. И я, будучи их сыном, обязан уважать их точку зрения.  Они,
Саша, уже очень пожилые. Маме в субботу исполнится  семьдесят,  отцу  сейчас
семьдесят девять. Поздновато заставлять их одобрять современные нравы.
   - Это смешно.
   Она снова стремглав пронеслась  по  комнате  и,  встав  в  дверях  кухни,
уставилась на него:
   - Если бы ты был хоть чуточку  мужчиной,  ты  бы  взял  меня  с  собой  и
заставил их признать мое существование.
   - Лучше я приглашу родителей посмотреть спектакль, где ты танцуешь, в  их
следующий приезд. Так знакомиться будет легче, тебе не кажется?
   Саша, лишь незначительно смягчившись, ходила по гостиной,  обдумывая  его
слова, а потом села на диван и стала надевать кроссовки. Джон знал, что  это
плохое предзнаменование. Обычно в таких ситуациях она, несмотря на  глубокую
ночь, как вихрь улетала из его квартиры и отправлялась к себе.
   - Что ты делаешь?
   - Иду домой. К себе!
   Она злобно сверкнула глазами. Джон вздохнул. Он терпеть не мог сцен, Саша
же обожала подобные встряски и, казалось, без  них  чувствовала  себя  не  в
форме.
   - Оставь эти глупости... - Джон протянул руку и коснулся ее плеча. Пальцы
словно наткнулись на камень. - У каждого из нас есть свои  дела.  У  тебя  -
спектакли, репетиции, у меня - моя работа и обязательства перед семьей.
   - Я этого не желаю слушать.
   Она встала и смерила его гневным взглядом, надевая на плечо сумку.
   - Правда в том, мистер Чепмен, что вы сноб и боитесь, что  ваши  родители
сочтут меня недостойной вас. Но  знаете,  что  я  вам  скажу?  Меня  это  не
волнует. Все ваши Плимут-Роки и Бостоны. Я не стремлюсь попасть  в  светскую
хронику, потому что и так когда-нибудь попаду в справочник "Кто есть кто". А
если вам этого мало...
   Она сделала выразительный жест и гордо направилась к двери. Джон  впервые
не стал ее останавливать. Он знал, что к воскресенью Саша остынет, отказ  же
от поездки все равно бы ее не успокоил.
   - Я сожалею, что ты это так болезненно воспринимаешь.
   В ответ она с силой хлопнула дверью. Джон со вздохом опустился на  диван.
Временами Саша вела себя как ребенок и была удивительно  эгоцентрична.  Джон
старался об этом не думать, но ведь она даже ни разу не спросила его о новом
деле, которое он начал. На его жизнь Саша обращала  внимание,  только  когда
она по какой-либо причине вызывала у нее злость.
   Джон  погасил  в  гостиной  свет  и  пошел  спать,  не   помыв   стаканы.
Домработница утром сделает это...
   Лежа в кровати, он думал о ее  обвинениях  в  том,  что  он  сноб  и  его
родители не приняли бы ее. В определенном смысле Саша была  права.  Родители
вряд  ли  бы  пришли  в  восторг  от  Саши.  Они  бы  посчитали  ее  слишком
ограниченной, сложной в общении и недостаточно образованной. Тот  факт,  что
она "не их круга", конечно, тоже имел бы  для  них  немалое  значение.  Джон
знал, что для родителей, в отличие от него, данный вопрос весьма существен.
   С Элоизой такой проблемы не было. Правда, со свекровью  она  не  особенно
ладила, да и невесток считала жуткими занудами, но происходила из прекрасной
семьи,  с  отличием  закончила  Йельский  университет,  была   исключительно
интеллигентной и умной, что, впрочем, не  делало  ее  автоматически  хорошей
женой. Скорее препятствовало этому. Саша вообще-то тоже не подавала  в  этом
смысле больших надежд, правда, по другим статьям.
   Джон думал позвонить ей, когда она  доберется  до  дома,  но  не  захотел
будить ее соседок  по  квартире  и,  кроме  того,  чувствовал  себя  слишком
усталым, чтобы вымаливать прощение за то, что собирается слетать к матери на
юбилей.
   Поэтому он уткнулся в подушку и  крепко  спал,  пока  утром  не  зазвонил
будильник.
   Джон принял душ, побрился, выпил кофе и отправился  на  работу.  Читая  в
метро газету, он наткнулся на заметку о  том,  что  Элоиза  выпустила  новый
бестселлер, и порадовался за нее. Писательский труд был для нее всем,  делал
ее счастливой.
   Джон временами ей завидовал.  Он  желал  бы  быть  столь  же  увлеченным,
поглощенным трудом, чтобы не обращать больше ни на  что  внимания.  Ему  его
работа нравилась, но хотелось чего-то  большего.  Пока  же  этого  найти  не
удавалось. Именно поэтому его так взволновало  обращение  Паттерсона.  Таких
интересных и сложных дел у Джона давно не было.
   Прежде всего он намеревался разыскать старшую из  сестер  Уокер,  Хилари.
Почему-то она не шла у него  из  головы.  Одному  богу  ведомо,  что  с  ней
происходило после того, как Артур оставил ее в Чарлстауне.
   Правда, она, посетив Артура в его офисе, сообщила, что проживала затем  в
Джексонвилле, штат Флорида, но обстоятельств и сроков ее пребывания  там  не
знал никто, а может, это и не было важно. Что случилось с ней  потом,  также
являлось загадкой. Она больше никогда не давала Артуру  о  себе  знать.  Она
просто исчезла. Имелась лишь вырезка из газеты "Нью-Йорк тайме" со статьей о
Хилари Уокер, сотруднице телекомпании Си-би-эй.
   Но была ли это та женщина? Джон сильно сомневался. Такой вариант  казался
весьма маловероятным.

Глава 16

   Джон прибыл в офис, когда не было еще девяти. Он собирался уйти с  работы
пораньше и наметил ряд неотложных дел. Во-первых,  он  хотел  позвонить  той
Хилари Уокер, статья о которой была в газете. В любом случае этот факт  надо
было проверить. Разыскиваемая особа может действительно оказаться у них  под
носом, в руководстве одной из ведущих телекомпаний.
   Джон взглянул на часы. Стрелки показывали четверть десятого. Он  позвонил
в справочную, а затем набрал названный ему номер:
   - Хилари Уокер, пожалуйста.
   К своему удивлению, он почувствовал сухость во рту. Он не понимал, почему
так близко к сердцу принял всю эту историю.
   Трубку подняла секретарша. Джон повторил просьбу.
   - Извините, как ей вас представить? - спросил женский голос.
   - Джон Чепмен из "Чепмен и К°".  Она  меня  не  знает,  но  я  по  весьма
срочному вопросу. Будьте любезны это передать.
   - Минуточку.
   Секретарша по селектору связалась с Хилари, которая понятия не имела, кто
такой Чепмен и зачем он звонит.  В  десять  часов  ей  надо  было  проводить
производственное  совещание,  и  она  не  хотела  тратить  время  на  пустые
телефонные разговоры.
   - Спроси, могу ли я ему позже перезвонить, - сказала  Хилари  секретарше,
но тут же отменила свое указание; - Ладно, не надо, я сама с ним поговорю.
   Она нажала кнопку, и Джон услышал ее холодный, глубокий голос:
   - Хилари Уокер у телефона.
   На мгновение ему  вспомнился  глубокий  голос  матери.  Первый  раз  Джон
встретил у женщины подобный по глубине тембр голоса, но он тут же перешел  к
делу. Та это Хилари Уокер или нет - она наверняка очень занятой человек.
   - Спасибо, что вы согласились со мной поговорить, я это очень ценю и буду
краток, чтобы сэкономить время. Меня зовут Джон Чепмен, я  возглавляю  фирму
"Джон Чепмен и К°" и разыскиваю некую Хилари Уокер,  чьими  родителями  были
Сэм и Соланж Уокер и которая проживала в Бостоне у супругов  Джека  и  Эйлен
Джоунсов. Скажите, это случайно не вы?
   К счастью для Хилари, Джон не мог видеть в этот момент ее лица. Она стала
белой как бумага, все поплыло у нее перед глазами, рука судорожно  вцепилась
в край письменного стола. Однако голос звучал бесстрастно;
   - Нет. А в чем, собственно, дело?
   Первой  ее  реакцией  было  отвергнуть  его  предположение,   но   Хилари
обязательно хотела знать, почему Чепмен ее разыскивает.  Связано  ли  это  с
сестрами? Теперь это не  имело  значения.  Они  расстались  очень  давно,  и
девочки, наверное, вообще ее не помнили. А она отказалась от поиска их много
лет назад. У нее в жизни теперь  было  лишь  одно  -  телекомпания.  Однако,
вероятнее всего, это была инициатива Артура... Этого прохвоста...
   - Я веду поиск по просьбе клиента, который надеется найти  сестер  Уокер.
Ему попались статьи о вас в "Тайме" и "Уолл-стрит джорнэл", и он решил,  что
вы, может быть, как раз та особа. Что ж, промашка  получилась.  Извините  за
беспокойство.
   По тону ее голоса он