ыспрашивал, какой гроб ему больше нравится -  сосновый,  металлический  или
красного дерева, и какую взять подкладку - розовую, синюю  или  зеленую,  но
какая, к черту, разница? Лиз умерла.., всего три года.., и теперь он потерял
ее. Берни казалось, что сердце его превратилось в камень. Он  побросал  вещи
Джейн в один чемодан, сложил  одежду  Александра  в  другой,  выдвинул  ящик
комода и наткнулся на парики Лиз. Резко опустившись на стул, он расплакался.
Такое ощущение, будто он вечно будет лить слезы, не в силах остановиться. Он
посмотрел на море и, вскинув голову к небу, закричал: "За что, бог  мой?  За
что?" Кровать их опустела. Лиз больше нет. Прошлой ночью она поцеловала  его
и поблагодарила за жизнь, которую они делили друг с другом  и  с  детьми,  а
потом ее не стало, он не сумел удержать ее, хотя всеми силами пытался.
   Собрав вещи, он позвонил родителям. Было  два  часа  дня,  и  к  телефону
подошла его мать. В Нью-Йорке стояла страшная жара, от которой  не  помогали
даже кондиционеры. Они условились с друзьями о встрече, и,  услышав  звонок,
Руфь подумала: наверное, их что-то задержало и они решили предупредить.
   - Алло.
   - Мама, привет. - Внезапно на  Берни  накатил  приступ  малодушия,  и  он
побоялся, что у него не хватит духу сказать ей о случившемся.
   - Что-нибудь стряслось, дорогой?
   - Я... - Он помотал головой, потом закивал и опять заплакал. - Я.., хотел
сообщить тебе... - Нет, он не сможет произнести этих  слов.  Как  будто  ему
пять лет и весь мир вокруг него перевернулся... - Лиз... Ой,  мама...  -  Он
всхлипывал, как  маленький,  и  Руфь  тоже  заплакала,  слушая  его.  -  Она
умерла.., этой ночью... - Берни не удалось больше ничего сказать.  Лу  стоял
рядом с Руфью, встревоженно глядя на нее. Она махнула рукой.
   - Мы сейчас же выедем к тебе. - Она посмотрела на часы, на мужа, на  свое
выходное платье, не переставая плакать, думая о женщине, которую  так  любил
ее сын, о матери своих внуков. Ее не стало, просто уму  непостижимо,  и  это
жутко несправедливо. Ей не терпелось  обнять  Берни.  -  Мы  вылетим  первым
самолетом. - Лу понял, что означают ее странные жесты, подошел к телефону  и
взял трубку у нее из рук.
   - Сынок, мы очень тебя любим. Постараемся добраться  до  тебя  как  можно
скорей.
   - Хорошо.., хорошо.., я... - Он не знал, как себя  вести,  что  при  этом
полагается говорить и делать.., ему хотелось разразиться криками  и  плачем,
топая ногами, требуя, чтобы Лиз вернулась, но ведь этому не бывать. Никогда.
- Я не могу...
   Нет. Может. Он должен. Должен. У него двое  детей,  и  он  обязан  о  них
заботиться. Он остался один. Кроме них, у него никого нет.
   - Откуда ты звонишь, сынок? - Лу испытывал отчаянную тревогу за Берни.
   - Из Стинсон-Бич. - Ему хотелось поскорей покинуть  дом,  в  котором  она
умерла. Он торопливо огляделся по сторонам, радуясь тому, что чемоданы уже в
машине. - Это произошло здесь.
   - С тобой кто-нибудь есть?
   - Нет.., я отправил детей  домой  с  Трейси,  а...  Лиз  недавно  забрали
отсюда. - Он ужаснулся собственным словам. Они прикрыли ее тело брезентом..,
и голову, наверное, тоже, и лицо.., при  мысли  об  этом  на  него  накатила
тошнота. - А теперь мне пора ехать в город. Надо все организовать.
   - Мы постараемся добраться до тебя сегодня вечером.
   - Мне хотелось бы побыть с ней в зале  прощания.  -  Точно  так  же,  как
прежде, в больнице. Он не оставит ее до самых похорон.
   - Хорошо. Мы приедем туда сразу, как сможем.
   - Спасибо, папа.
   Он говорил совсем как маленький мальчик, и от этого у Лу сжалось  сердце.
Повесив трубку, он повернулся лицом к Руфи. Она тихонько всхлипывала,  и  Лу
обнял ее. И вдруг по щекам его тоже покатились слезы. Он плакал от  горя  за
сына,  которого  постигла  чудовищная  трагедия.  Лиз   была   замечательной
женщиной, и они тоже очень ее любили.
   Отменив обед с  друзьями,  они  вылетели  в  Сан-Франциско  девятичасовым
рейсом и прибыли в полночь по местному времени. В  Нью-Йорке  было  уже  три
часа ночи, но за время полета Руфь отдохнула и попросила,  чтобы  они  сразу
поехали по адресу, который дал им Берни.
   Он сидел в зале прощания рядом с закрытым гробом, где покоилось тело  его
жены. Если бы он мог видеть ее на протяжении  всего  этого  времени,  он  бы
просто не выдержал, но и так ему  тоже  пришлось  крайне  тяжело.  Помещение
похоронного  бюро  давным-давно  опустело,  и   Берни   остался   в   полном
одиночестве. Другие посетители ушли домой, но в час ночи приехали Руфь и  Лу
Фаин, и двое неулыбчивых мужчин в  черных  костюмах  открыли  им  дверь.  По
дороге родители успели завезти чемоданы в  гостиницу.  Руфь  надела  строгий
костюм, черную блузу и черные туфли, купленные в "Вольфе" много лет назад, а
ее муж - темно-серый костюм с черным галстуком. Берни  переоделся  в  костюм
цвета сажи и белую рубашку с черным галстуком.  Он  как-то  разом  постарел,
казалось, ему куда больше тридцати семи лет. Вечером  он  заглянул  на  пару
часов домой, чтобы повидаться с детьми, а затем вернулся сюда.  Он  попросил
мать отправиться к детям, чтобы, проснувшись утром, они сразу же увидели ее.
А Лу сказал, что проведет ночь вместе с ним в бюро "Халстед".
   Они перемолвились лишь парой слов, и поутру Берни  поехал  домой,  а  его
отец в гостиницу, чтобы принять душ и переодеться. Руфь уже начала  готовить
завтрак для детей, а Трейси взялась сделать необходимые звонки. Она передала
Берни, что Пол Берман прилетит в Сан-Франциско  в  одиннадцать  утра,  чтобы
поспеть к полудню на похороны. Они решили похоронить Лиз в тот же  день,  по
еврейскому обычаю.
   Руфь приготовила  белое  платьице  для  Джейн,  а  Александр  должен  был
остаться дома с приходящей няней, которую Лиз раньше иногда нанимала.  Малыш
не понимал, что происходит в доме, и ходил вразвалку вокруг стола на  кухне,
покрикивая: "Маммм.., маммм.., маммм..." Так он всегда называл  Лиз,  и  это
словечко опять повергло Берни в слезы. Руфь похлопала его по плечу и  велела
ему прилечь ненадолго, но Берни подсел к столу рядышком с Джейн.
   - Привет, солнышко. Тебе очень плохо? - А кому сейчас хорошо? Но спросить
все-таки нужно. Ему тоже плохо, и Джейн это понимает.  Плохо  им  всем.  Она
пожала плечами, и ее маленькая ладошка прижалась  к  его  руке.  По  крайней
мере, никто больше не спрашивает, почему с Лиз и с ними  приключилась  такая
беда. Взяла и приключилась. Им ничего не остается, как смириться. Лиз больше
нет. Но она хотела, чтобы они научились жить без нее. Берни нисколько в этом
не сомневался. Только как это сделать? Вот в чем вся штука.
   Берни вспомнил, что у Лиз хранилась Библия, которую она иногда читала,  и
решил; пусть во время похорон прозвучит  двадцать  третий  псалом.  Зайдя  в
спальню, он взял Библию в руки и почувствовал,  что  она  стала  толще,  чем
прежде, и тут к его ногам, выскользнув, упали четыре письма. Он  наклонился,
подобрал их и увидел, что это за письма. Не пытаясь сдержать поток слез,  он
прочел свое, затем позвал Джейн и  вслух  прочитал  ей  прощальное  послание
мамы. Он отдал Руфи  письмо,  которое  Лиз  написала  для  нее.  А  то,  что
предназначалось Александру, он уберет и достанет его лишь через  много  лет.
Берни решил, что будет его хранить до тех пор, пока Александр  не  подрастет
как следует и сможет понять его смысл.
   День нескончаемой боли, неизбывной нежности, незабываемый день памяти. Во
время похорон Пол Берман все время стоял рядом с Берни, а тот крепко  держал
Джейн за руку. Отец Берни поддерживал Руфь, и все плакали, а к гробу все шли
и шли друзья, соседи и сотрудники Лиз. Директор школы сказал,  что  все  они
будут тосковать по ней, а Берни растрогался,  заметив,  что  в  толпе  очень
много работников магазина "Вольф".  Какое  множество  людей,  любивших  Лиз,
будет теперь грустить о ней.., но их горе несравнимо с тем,  что  выпало  на
долю ее мужа и осиротевших детей.  "Когда-нибудь  мы  снова  встретимся",  -
пообещала она каждому из них. С теми  же  словами  она  обратилась  к  своим
ученикам  в  последний  день  занятий..,  который   назвала   Днем   святого
Валентина... Она дала им обещание. Берни надеялся, что так  оно  и  будет..,
ему очень хотелось увидеться с ней снова.., очень.., но сначала ему придется
вырастить двоих детей... И, слушая,  как  звучат  строки  двадцать  третьего
псалма, он стоял, сжимая руку Джейн в своей, отчаянно горюя о том,  что  Лиз
не смогла остаться с ними, заливаясь слезами от тоски по  ней.  Но  Элизабет
О'Райли-Файн покинула их навсегда.

Глава 24

   Лу пришлось улететь в Нью-Йорк, а Руфь задержалась в Сан-Франциско на три
недели и уговорила Берни отпустить после этого детей к ней в гости  хотя  бы
ненадолго. На дворе еще только конец июля, и заняться им нечем. Со  временем
Берни придется вернуться к работе, и Руфь считала, что  это  пойдет  ему  на
пользу, хоть и держала свое мнение при  себе.  От  дома  в  Стинсон-Бич  они
отказались, и, пока Берни будет на работе, детям ничего  не  останется,  как
сидеть дома с приходящей няней.
   - И к тому же тебе необходимо наладить быт, Бернард. - Руфь  замечательно
ласково обходилась с ним, но Берни нередко срывался. Он досадовал на судьбу,
которая так жестоко с ним обошлась, и ему хотелось выместить  на  ком-нибудь
свое недовольство, а кроме матери, никто не подворачивался под руку.
   - Черт возьми, о чем ты толкуешь?
   Дети уже легли спать, а Руфь только что вызвала такси, чтобы вернуться  к
себе в гостиницу. Она по-прежнему ночевала  в  "Хантингтоне",  зная,  что  и
сыну, и ей самой необходимо каждый день хоть недолго побыть наедине с собой.
По вечерам она укладывала  детей  в  постель  и  отправлялась  в  гостиницу,
чувствуя облегчение. Но сейчас он стоит и сверлит ее  злобным  взглядом.  Он
явно набивается на ссору, только Руфи не хотелось бы с ним ругаться.
   - Ты не понимаешь, о чем я веду  речь?  По-моему,  тебе  не  помешало  бы
переехать куда-нибудь в другое место. Сейчас вполне удачное время для  того,
чтобы переселиться в Нью-Йорк, а если  с  этим  все  же  придется  погодить,
переберитесь хотя бы в другой дом. Здесь все напоминает  вам  о  Лиз.  Джейн
каждый день подолгу простаивает у шкафа с маминой одеждой, вдыхая аромат  ее
духов. Стоит тебе сунуться в комод, и ты тут же натыкаешься то  на  сумочку,
то на шляпку, то на парик. Нельзя же  так  себя  терзать.  Вам  надо  уехать
отсюда.
   - Никуда мы не поедем. - Руфи показалось, что сын вот-вот затопает на нее
ногами, но она решила не сдаваться.
   - Не глупи, Бернард. Ты только мучаешь детей. И себя самого.
   - Что за чепуха. Это наш дом, и мы из него не уедем.
   - Он не ваш, ты просто снимаешь его. Да и что в нем такого особенного?  -
В этом доме жила Лиз, благодаря этому он стал особенным, и Берни не  находил
в себе сил расстаться с ним. Пусть все вокруг говорят что угодно, пусть  это
кажется им ненормальным. Берни не хотелось убирать вещи Лиз или  ее  швейную
машинку. Ее кастрюли и сковородки по-прежнему стояли  на  привычных  местах.
Несколькими днями раньше к ним заходила Трейси и призналась  в  разговоре  с
Руфью, что в свое время прошла через такое же  испытание  и  смогла  раздать
вещи мужа  лишь  через  два  года  после  его  смерти.  Но  Руфь  все  равно
тревожилась. Это не на пользу никому из них. Она была совершенно  права,  но
Берни ни в какую не хотел ее слушать. - Позволь мне  хоть  забрать  детей  в
Нью-Йорк на несколько недель, пока у Джейн не начнутся занятия в школе.
   - Я подумаю на эту тему. - И он действительно подумал и отпустил их.  Они
уехали в конце недели, так и не оправившись от шока,  и  после  этого  Берни
стал задерживаться на работе до девяти, а  то  и  до  десяти  часов  вечера.
Вернувшись  домой,  он  подолгу  сидел  в  кресле  в  гостиной,  уставясь  в
пространство, и мысли его устремлялись к Лиз. Он откликался, наверно, только
на десятый звонок телефона, когда мать звонила ему.
   - Бернард, тебе нужно нанять женщину для  присмотра  за  детьми.  -  Руфи
хотелось, чтобы он заново наладил распорядок жизни, а Берни хотелось,  чтобы
она оставила его в покое. Будь у него склонность к выпивке, он  сделался  бы
алкоголиком, но он ни разу даже не взялся за бутылку, а все сидел без дела в
каком-то тупом оцепенении  и  ложился  спать  не  раньше  трех  часов  ночи.
Постель, в которой больше не было Лиз, стала  ему  ненавистна.  А  утром,  с
трудом добравшись до  "Вольфа",  он  уходил  к  себе  в  кабинет  и  так  же
бессмысленно сидел там. Берни находился в состоянии шока,  и  Трейси  первой
догадалась об этом, но никто почти ничем не мог ему помочь. Она  велела  ему
звонить в любое время, когда захочется, но  он  ни  разу  этого  не  сделал.
Трейси неизменно вызывала у него воспоминания о Лиз. Вот и теперь  он  опять
стоял у шкафа, вдыхая запах ее духов, совсем как Джейн.
   - Я буду сам ухаживать за детьми, - всякий раз говорил он матери,  а  она
всякий раз отвечала, что это безумие.
   - Ты собираешься уволиться с работы?
   Она перешла на  ироничный  тон,  чтобы  хоть  немного  растормошить  его.
Нельзя, чтобы он вот так просиживал целыми днями в бездействии, это  опасно.
Впрочем, отец Берни полагал, что  рано  или  поздно  это  пройдет.  Он  куда
сильней беспокоился за Джейн: за три недели девочка похудела на пять фунтов,
и ей каждую ночь снились кошмары. А оставшийся в  Калифорнии  Берни  сбросил
двенадцать фунтов. Только Александр чувствовал себя хорошо, но, если  кто-то
произносил при  нем  имя  Лиз,  на  личике  у  него  появлялось  озадаченное
выражение, как  будто  он  пытался  понять,  куда  она  подевалась  и  когда
вернется.  Никто  теперь  не  откликался  на  его  зов:  "Маммм..,  маммм..,
маммм..."
   - Мама, мне нет нужды уходить с работы, чтобы ухаживать за детьми.  -  Он
глупо упорствовал, и это доставляло ему какое-то удовольствие.
   - Правда? Ты собираешься брать Александра с собой в магазин?
   Он упустил это из виду, приняв в расчет только Джейн.
   - Я могу обратиться к женщине, которую нанимала Лиз,  пока  в  школе  шли
занятия. Да и Трейси будет помогать.
   - И каждый день по вечерам ты будешь готовить обед, застилать  кровати  и
пылесосить дом? Не говори чепухи, Бернард. Тебе нужна женщина, и в этом  нет
ничего зазорного, придется кого-нибудь найти. Когда дети вернутся  домой,  я
могу приехать и подобрать тебе подходящую няню, хочешь?
   - Нет-нет. - Он опять заговорил раздраженным тоном. - Я сам справлюсь.  -
Он постоянно испытывал досаду. На всех вокруг, а порой даже  на  Лиз,  из-за
того, что она его покинула. Так нечестно. Она столько всего ему  обещала.  И
столько всего делала для него и для всех. Она готовила еду,  пекла  и  шила,
она так нежно их любила и вела уроки в школе чуть ли  не  до  самого  конца.
Разве прислуга  или  гувернантка  сможет  заменить  им  такую  замечательную
женщину? Сама идея казалась ему ужасной; но на следующий день он позвонил  в
агентство и объяснил, что ему требуется.
   - Вы в разводе? - звонким голоском спросила  его  девушка.  Семь  комнат,
домашних животных нет, двое детей, жены нет.
   - Нет,  не  в  разводе.  Я  -  похититель,  и  мне  нужно,  чтобы  кто-то
присматривал за двумя детьми. О, черт. У детей... - Он чуть было  не  сказал
"нет матери", но это было бы ужасно несправедливо  по  отношению  к  Лиз.  -
Просто я живу один. У меня двое детей. Сыну год и  четыре  месяца,  а  дочке
почти девять. Можно считать, что девять. Она ходит в школу.
   - Естественно. С ночевкой или без?
   - Без ночевки. Она слишком мала, чтобы учиться в интернате.
   - Я не о девочке, а о прислуге.
   - Ах так... Не знаю, я  как-то  об  этом  не  подумал.  А  она  могла  бы
приходить к восьми утра, а вечером после обеда возвращаться на ночь домой.
   - У вас найдется, где ее поселить? -  Берни  призадумался.  Если  она  не
будет возражать, можно поместить ее на ночь в комнате Александра.
   - Пожалуй, да.
   - Постараемся кого-нибудь подобрать для вас. Но их старания  не  принесли
ничего хорошего. Агентство прислало ряд претендентов на место, и,  когда  те
показались в магазине "Вольф", Берни  впал  в  тихое  недоумение  по  поводу
выбора  кандидатур.  Почти  никому  из  них  раньше  никогда  не  доводилось
ухаживать за детьми, зачастую выяснялось, что  они  нелегально  проживают  в
стране или что им глубоко  плевать  на  все  и  вся.  Выглядели  они  весьма
неряшливо, а некоторые даже не трудились  проявить  хотя  бы  любезность.  В
конце концов пришлось нанять очень  непривлекательную  норвежку.  Оказалось,
что у  этой  девушки  шестеро  братьев  и  сестер,  она  отличалась  крепким
сложением и сказала, что ей  хочется  пожить  здесь  годик-другой,  а  также
заверила Берни, что умеет готовить. Он взял ее с  собой  в  аэропорт,  когда
поехал встречать детей. Джейн отнеслась к ней без восторга, зато Александр с
любопытством посмотрел на девушку, а потом заулыбался и захлопал  в  ладоши.
Но пока Берни разыскивал их чемоданы  и  складывал  коляску  для  сына,  она
бросила мальчика без присмотра, и он чуть  было  не  ушел  на  улицу.  Джейн
вовремя хватилась и привела его обратно. Она сердито посмотрела на норвежку,
а Берни отрывисто бросил:
   - Приглядывайте за ним, Анна, уж будьте так добры.
   - Хорошо, - ответила она,  приветливо  улыбаясь  длинноволосому  молодому
блондину с рюкзаком за плечами, а Джейн шепотом спросила Берни:
   - И где ты такую выискал?
   - Неважно. По крайней мере, она будет готовить еду. - И тут он улыбнулся,
глядя на дочку с высоты своего роста. По приезде Джейн  тут  же  кинулась  к
нему в объятия, и затесавшийся между ними Александр завизжал от  радости,  а
Берни по очереди подкинул их в воздух, сначала сына, а потом дочку.
   - Ребята, я отчаянно скучал по вас. - Руфь предупредила  его,  что  Джейн
мучают кошмары. - Особенно по тебе, Джейн.
   - Я тоже. - Она до сих пор ничуть не повеселела. Да и сам он  по-прежнему
грустит. - Бабушка все время меня баловала.
   - Она очень тебя любит.
   Оба улыбнулись, и Берни пошел искать носильщика, а  уже  через  несколько
минут все погрузились в машину и отправились в город.  Джейн  устроилась  на
переднем сиденье рядом с ним,  а  норвежка  с  Александром  разместились  на
заднем. Ничто  в  ней  не  произвело  на  Джейн  впечатления:  ни  джинсы  с
фиолетовой рубашкой, ни светлые волосы, длинные и косматые, ни ее участие  в
общем разговоре на пути из аэропорта. Она никак не попыталась расположить  к
себе детей, а если к ней обращались, отвечала односложно или просто хмыкала.
Обед,  приготовленный  ею  по  возвращении  домой,   состоял   из   хлопьев,
предназначенных для завтрака, и недожаренных гренок. Берни пришел в отчаяние
и заказал по телефону пиццу, которую Анна принялась  уписывать  прежде,  чем
кто-либо другой успел взяться за свою порцию. Внезапно Джейн бросила на Анну
возмущенный взгляд.
   - Откуда у вас такая блузка? - Девочка смотрела на  норвежку  так,  будто
перед ней возникло привидение.
   - Какая? Эта?  -  Анна  покраснела.  Она  сменила  фиолетовую  блузку  на
зеленую, шелковую и очень изящную, а под  мышками  проступили  темные  пятна
пота, которых прежде там не было. - Я нашла ее там, в шкафу. -  Она  махнула
рукой в ту сторону, где находилась спальня Берни, и у Берни, как и у  Джейн,
глаза полезли на лоб. Она надела блузку Лиз.
   - Не смейте больше никогда этого делать, - проговорил он,  стиснув  зубы.
Девушка пожала плечами.
   - А что от этого изменится? Все равно она больше  не  вернется.  -  Джейн
вскочила из-за стола. Берни отправился следом за ней и попросил прощения.
   - Мне очень жаль, солнышко. Когда я беседовал с ней перед тем, как  взять
на работу, она показалась мне довольно симпатичной. Вроде бы не  грязнуля  и
молоденькая, и я решил, что вам будет с ней поинтересней, чем с какой-нибудь
старой бабкой.
   Джейн  грустно  улыбнулась  в  ответ.  В  их  жизни   появилось