он  на  своих  ногах  или  его   несли,   возвращение   мужа   неизменно
оборачивалось для Сары кошмаром.
   Еще хуже - хотя казалось, что хуже уже некуда, -  стало  после  того,
как их первый ребенок умер, не  прожив  и  нескольких  часов.  Для  Сары
ребенок был единственной надеждой,  единственным  лучиком  света  в  том
беспросветном мраке, в котором она жила, и вот его не стало.  Эдвард  же
почти не горевал, поскольку Сара родила девочку, а не мальчика, которого
он так ждал. Три ее следующих ребенка были мальчиками, но двое  родились
уже мертвыми, а один умер наутро после рождения. Потом Сара снова родила
двух девочек подряд, но и они прожили недолго.  Последнюю  из  них  Сара
продержала на руках несколько  часов,  завернув  безжизненное  маленькое
тельце в кружевные пеленки, которые ей так и не понадобились. От горя  и
боли она почти обезумела и не желала отдавать дочь никому, и  только  на
вторые сутки мертвое тельце отобрали у нее силой, чтобы предать земле.
   С тех пор Эдвард почти перестал с ней разговаривать, да и  сама  Сара
чувствовала себя виноватой. Всему графству - и ей в  том  числе  -  было
хорошо известно, что у графа  Бальфора  полным-полно  незаконнорожденных
детей, в том числе семеро сыновей, старшему из которых  уже  исполнилось
четырнадцать. Как-то раз, избив Сару чуть не до полусмерти,  муж  сказал
ей, что если она так и не родит ему сына, то он признает одного из своих
незаконных детей, лишь бы не передавать земли и  титул  своему  младшему
брату Хэвершему, которого он люто ненавидел.
   - Я не оставлю тебе ничего! - кричал он Саре. - И если ты  не  родишь
мне сына, я разорву тебя на  куски  своими  собственными  руками.  Я  не
допущу, чтобы после моей смерти ты жила на моей земле без меня!
   К этому времени Сара была за ним замужем  уже  восемь  лет;  ей  было
всего двадцать четыре года, но иногда ей самой казалось, что жизнь  ушла
из нее. Взгляд ее был равнодушным и  тусклым,  черты  лица  не  оживляла
улыбка, а под глазами залегли черные  круги.  После  того  как  умер  ее
последний ребенок, Саре стало совершенно безразлично, будет ли она  жить
дальше или тоже умрет. Если бы ее отец знал, на  что  он  обрекает  свою
дочь, он, несомненно, пришел бы в отчаяние. У Сары не было ни  упований,
ни надежд, все ее мечты пошли  прахом.  Муж,  которого  она  ненавидела,
оскорблял, избивал и преследовал ее; каждый  раз,  когда  она  приносила
мертвого младенца, он снова и снова брал ее чуть ли не  силой,  понуждая
Сару рожать ему новых детей. Она была ему  не  нужна  -  ему  нужен  был
наследник, и ради этого он готов был забить ее насмерть.
   В свои пятьдесят четыре года Эдвард был все еще силен и  очень  хорош
собой, а  его  аристократические  манеры  и  громкий  титул  делали  его
совершенно неотразимым для смазливых служанок в трактирах и  молоденьких
работниц на фермах. Видя только внешнюю сторону и не зная ничего  о  его
характере, они увлекались им, но он использовал их и выбрасывал, и, если
после его забав у девушки рождался ребенок, Эдвард не  интересовался  ни
младенцем, ни матерью. Он, похоже,  вообще  ничем  не  интересовался,  и
единственным, о чем  он,  похоже,  никогда  не  забывал,  была  яростная
ненависть и ревность к младшему брату.
   Кроме того, граф Эдвард Бальфор был патологически жаден.  Он  никогда
не упускал возможности завладеть каким-либо участком земли, который  мог
выкупить за бесценок у разорившегося  фермера  или  просто  отобрать  за
долги. Отец Сары дал за ней в приданое огромные угодья, но после  смерти
отца и все его земли тоже отошли к  Эдварду.  Все  деньги  Сары  Бальфор
давно растратил, даже украшения, подаренные ей отцом, он успел продать и
промотать в первые же годы после свадьбы, да и от драгоценностей матери,
которые перешли к Саре после смерти отца, тоже мало что осталось.
   Иными  словами,  Эдвард  Бальфорский  использовал  свою   жену,   как
использовал своих грязных деревенских девок; он выжал ее почти досуха, а
то, что от нее осталось, его не интересовало. Он хотел только  одного  -
чтобы она принесла ему сына, наследника, или умерла сама. Саре все  было
уже безразлично. После всех несчастий и разочарований, после восьми  лет
унижений и страданий  она  надеялась  только  на  то"  что  какой-нибудь
несчастный случай положит конец ее мукам, и, судя по всему,  надежды  ее
имели все шансы осуществиться. Очередные жестокие побои или  роды  могли
убить ее, и тогда она переселилась бы в другой, более счастливый мир. От
мужа Сара уже ничего не ждала и не хотела - только смерти, которая стала
бы для нее избавлением, - но он хоть и бил ее  жестоко,  но  убивать  не
спешил, видимо, полагая, что у нее еще  есть  шанс  выносить  ребенка  и
благополучно разрешиться. А  уж  потом  он  посмотрит,  как  ему  с  ней
поступить.
   Сара ни разу не  задумалась  о  том,  что  с  Эдвардом  может  что-то
случиться. Даже сейчас, на четвертый день  его  отсутствия,  она  каждую
минуту ждала, что вот-вот загремят  цепи,  заскрипят  старые,  окованные
железом ворота и он въедет во двор на своей бешеной лошади, оживленный и
полный сил после очередного приключения. Или его привезут на телеге,  до
омерзения пьяного, распухшего от неумеренных возлияний. Сколько раз  уже
слуги, посланные на поиски своего господина, заставали его  храпящим  на
полу в  какой-нибудь  из  комнат  постоялого  двора  или  веселящимся  в
обществе  шумных  деревенских  шлюх,  и  у  Сары  были   все   основания
предполагать, что и сейчас все дело в какой-нибудь  смазливой  мордашке,
которая прельстилась, звоном золота в кошельке с графским гербом.
   Но ей было все равно. Любовные похождения мужа давно не были для  нее
тайной, к тому же ее положения они ничуть не  меняли.  Эдвард  неизменно
возвращался, чтобы наброситься на нее и изнасиловать. Так бывало уже  не
раз. Он насиловал и бил ее где угодно и когда угодно, и это продолжалось
до тех пор, пока Сара не замечала у себя признаков беременности. В  этом
случае она могла рассчитывать на то, что побои станут  менее  жестокими,
зато поток брани и оскорблений многократно усиливался, а это  было  едва
ли не хуже.
   Вот почему сейчас Сара была рада долгому отсутствию Эдварда, хотя все
остальные обитатели замка если и не волновались всерьез, то  по  крайней
мере пребывали в недоумении.  Но  она  знала,  что  Эдвард  был  слишком
большим мерзавцем, чтобы взять и умереть, и  слишком  большим  негодяем,
чтобы не вернуться к своей беспомощной и беззащитной жертве.
   Отвернувшись от окна, она поглядела  на  часы  на  каминной  полке  и
задумалась, не следует ли ей известить Хэвершема и попросить его принять
участие в поисках Эдварда. Хэвершем был сводным братом ее мужа,  и  хотя
отношения между ними были  откровенно  враждебными,  он  обязательно  бы
приехал, если бы она позвала его. Но стоит ли беспокоить его, задумалась
Сара. Ведь если Эдвард застанет его здесь, в своем замке,  он  придет  в
бешенство и выместит свою злобу на ней. Нет, лучше подождать  еще  день,
решила она.
   Вернувшись в свою  комнату,  Сара  опустилась  в  кресло,  машинально
подобрав юбку. На ней было длинное платье из  зеленого  атласа,  которое
поблескивало и переливалось  Даже  в  полутьме;  бархатный  лиф  платья,
расшитый мелким речным  жемчугом,  подчеркивал  высокую  грудь  Сары,  а
кремово-белый кружевной воротник был почти такого же  цвета,  что  и  ее
нежная кожа. Узкое платье так плотно облегало стройную фигуру Сары,  что
она казалась изящной и тонкой, как девочка-подросток, однако эта внешняя
хрупкость была обманчивой. На самом деле Сара  была  гораздо  сильнее  и
выносливей, чем казалось на первый  взгляд,  иначе  она  никогда  бы  не
выдержала  восьми  лет   кошмарного   замужества   и   шести   неудачных
беременностей.
   Ее светлая, как слоновая кость, кожа находилась в резком контрасте  с
длинными, черными как смоль волосами, которые она  заплетала  в  косу  и
собирала на затылке в тугой пучок. Несмотря на свою нелегкую  жизнь,  ей
каким-то образом удавалось оставаться  элегантной,  да  и  в  ее  манере
держаться  неизменно  присутствовало  достоинство,  которое  и  доводило
Эдварда до белого каления. Классическая красота ее черт, однако,  только
подчеркивала выражение безнадежного отчаяния в ее глазах.
   И все же, несмотря ни на что, Сара оставалась нежной и  кроткой.  Она
была внимательна со слугами, всегда находила  для  них  доброе  слово  и
никогда не отказывалась поехать на какую-нибудь отдаленную ферму,  чтобы
помочь заболевшему  ребенку  и  дать  ему  какое-нибудь  снадобье.  Если
кому-то требовалась ее помощь, она всегда готова была ее  оказать,  если
только не лежала без сил после очередных родов или побоев.
   Дальше этих ферм она никогда не бывала. Правда, в детстве она  ездила
с отцом в Италию и во Францию, читала  книги  и  любовалась  прекрасными
произведениями искусства, но Эдвард держал ее под замком и  обращался  с
ней как с предметом обстановки. Ее исключительной  красоты  он  тоже  не
замечал - со своими лошадьми Эдвард обходился лучше, чем с Сарой,  -  но
это было мелочью в длинной череде бед и несчастий, которые обрушились на
нее, лишь только она переступила порог его замка.
   Зато Хэвершему Сара была далеко не безразлична. Только он  замечал  и
ее красоту, и тоску в ее глазах, и страдал, когда  узнавал,  что  Эдвард
снова избил ее. То, как его  сводный  брат  обходится  со  своей  женой,
потрясало его до глубины души, но сделать он ничего не мог.
   Когда Эдвард женился на Саре, Хэвершему исполнился двадцать один год,
и он влюбился без памяти, как только увидел ее. Чтобы  признаться  ей  в
своих чувствах,  ему  понадобилось  два  года,  но,  когда  это  наконец
произошло, Сара пришла в ужас. Она хорошо представляла себе, что сделает
с ней Эдвард, если она ответит  на  любовь  Хэвершема,  а  он  обо  всем
узнает. Опасаясь за него и за  себя,  она  заставила  своего  поклонника
поклясться, что он никогда больше не заговорит с ней об этом. И  все  же
сомневаться в том,  что  их  чувство  взаимно,  не  приходилось,  и  это
повергало Сару в настоящий ужас. Вот уже несколько лет они  любили  друг
друга тайно и безнадежно,  ибо  Сара  так  и  не  осмелилась  признаться
Хэвершему, что она тоже  любит  его.  Поступить  так  означало  для  нее
рискнуть не только своей, но и его жизнью, которая была для Сары дороже,
чем ее собственная.
   Оба прекрасно знали, что у них нет ни малейшей  надежды  когда-нибудь
быть вместе, поэтому четыре года назад Хэвершем в конце  концов  женился
на  одной  из  своих  двоюродных  сестер   -   глупенькой,   но   доброй
семнадцатилетней девочке по имени Элис. Она выросла  в  Корнуэлле  и  во
многих  отношениях  была  слишком  проста  и  провинциальна,  однако   с
финансовой точки зрения это был весьма  выгодный  брак.  Обе  семьи,  во
всяком  случае,  были  весьма  довольны  союзом,  который,  кроме  всего
прочего,   неожиданно   увенчался   рождением   четырех   очаровательных
девочек-погодков, которых и Элис, и Хэвершем любили без памяти. Увы, это
не решило основной проблемы, ибо по закону женщины не мотли  наследовать
земли и титул. Единственным  наследником  поместья  и  графского  титула
оставался по-прежнему сам Хэвершем, и это бесило его старшего брата.
   Когда за окном стали сгущаться сумерки, Сара бесшумно встала с кресла
и обошла комнату, зажигая  свечи.  Во  внутреннем  дворе  ей  послышался
какой-то шум, и,  молясь,  чтобы  это  был  не  Эдвард,  она  подошла  к
выходившему туда окну,  чтобы  узнать,  в  чем  дело.  Сара  знала,  что
поступает нехорошо, желая мужу смерти, однако отрицать, что если  бы  он
никогда не вернулся, то ее жизнь изменилась бы, и изменилась к  лучшему,
она не могла. Мысль о том, что ей придется провести с ним остаток  своей
жизни, была для нее невыносимой.  Пусть  даже  ей  осталось  жить  всего
несколько дней, рядом с Эдвардом этот срок мог показаться вечностью.
   Поставив подсвечник на столик у  окна,  Сара,  торопясь,  откинула  в
сторону тяжелую портьеру и впилась взглядом в темноту внизу. Это был он.
Она сразу узнала лошадь мужа, которую вели, а вернее - тащили  в  поводу
полдюжины мужчин из числа  слуг.  Следом  за  ними  шла  другая  лошадь,
тащившая  расхлябанную  телегу,  на  которой   на   расстеленном   плаще
распростерлось неподвижное тело графа Бальфора.
   Сердце  Сары  рванулось  из  груди,  словно  птичка,  почувствовавшая
свободу. Если  он  мертв,  подумала  она,  то  слуги  будут  молчать,  и
кто-нибудь поднимется к ней, чтобы сообщить печальную новость. Но  слуги
внизу вдруг забегали и завопили; в углу двора вспыхнули  факелы;  кто-то
проскакал верхом обратно к воротам -  как  поняла  Сара,  за  врачом,  а
четверо  мужчин,  соорудив  из  досок  грубое  подобие  носилок,   стали
осторожно сгружать тело хозяина с телеги, чтобы нести в дом.
   Сердце Сары упало. Она еще не знала, что случилось с ее мужем, но уже
поняла, что он жив и что его еще можно спасти.
   - Господи, прости меня, грешную... - машинально пробормотала  она  и,
услышав, как внизу гулко хлопнула дверь, поспешила к лестнице.
   Внизу  несколько  мужчин  уже  вносили  импровизированные  носилки  в
просторную залу. Эдвард лежал неподвижно, словно мертвый, но Сара знала,
что он жив.
   - Его сиятельство упали с лошади, - шепнул ей кто-то, но граф  так  и
не пошевелился, и Сара знаком приказала нести его наверх, в спальню. Там
слуги со всеми предосторожностями переложили тело на кровать. Эдвард все
еще был одет в тот же камзол, в  котором  он  отправился  на  охоту,  но
теперь камзол был изорван и покрыт грязью. Исцарапанное лицо графа  было
серым, а в бороде застряли репьи и веточки ежевики.
   Свою  охоту  граф  начал  на  ближайшей  ферме  с  одной  девицею,  а
сопровождавшую его пятерку слуг отослал  с  наказом  дожидаться  его  на
постоялом дворе. Они ждали его целых три дня;  в  этом  не  было  ничего
необычного, и они ничуть не беспокоились, весело проводя время за  элем.
Лишь когда у них вышли все деньги, а  хозяин  так  и  не  появился,  они
отправились на ферму, чтобы получить  новые  распоряжения  -  или  новые
деньги на расходы, но тут обнаружилось, что граф покинул девицу уже  три
дня назад. Тогда один "из них известил шерифа, а  остальные  отправились
на поиски хозяина.
   Они нашли его только сегодня утром. Судя  по  всему,  Эдвард  упал  с
лошади и все три дня пролежал в бреду. Сначала они решили, что он сломал
себе шею, однако это было не так. По пути в замок он даже пришел в  себя
- очень ненадолго - и тут же снова впал в забытье. Сейчас он  был  похож
скорее на мертвого, чем на живот о, но он дышал.
   Ничего этого Сара так и не узнала. Слуги сказали ей только,  что  при
падении с лошади Эдвард, видимо, сильно ударился головой.
   - Когда это случилось? - тихо спросила Сара, но тогда ей сказали, что
сегодня утром, она не поверила. Следы рвоты  и  пятна  крови  на  одежде
давно уже засохли.
   Когда появился врач, ей было нечего ему сказать. Один из слуг отозвал
врача в сторону и рассказал, как было дело. Эскулапа это не удивило - он
и сам считал, что супруге  его  светлости  совершенно  незачем  знать  о
похождениях мужа. Впрочем, и он тоже мог не выслушивать все подробности,
поскольку независимо от них он мало  чем  мог  помочь  больному.  Как  и
всегда  в  подобных  случаях,  лекарь  мог  только  пустить  ему  кровь,
поставить дюжины две пиявок и ждать  результатов.  Основные  надежды  он
связывал с тем, что и в пятьдесят  четыре  года  его  пациент  оставался
крепким  и  здоровым  мужчиной  и  его  могучий  организм  способен  был
самостоятельно справиться с любой напастью, будь то обычное похмелье или
сотрясение мозга.
   Пока доктор отворял Эдварду вены и сливал в медный таз кровь, которая
была густой, почти черной, Сара стояла рядом с ним, но  граф  так  и  не
пошевелился и не открыл глаз. Потом принесли пиявки, вида  которых  Сара
не переносила, но она набралась мужества и осталась около мужа. К  концу
процедуры Сара выглядела  немногим  лучше  Эдварда.  Лишь  когда  доктор
уехал, она зашла в свою  комнату,  чтобы  написать  коротенькую  записку
Хэвершему и ввести его  в  курс  событий.  И,  коль  скоро  существовала
вероятность того,  что  Эдварду  может  стать  хуже,  Сара  решила,  что
Хэвершему необходимо быть у постели брата.
   Запечатав письмо, она отослала его с одним из гонцов. До  места,  где
жил  Хэвершем  с  семьей,  было  около  часа  езды  верхом,  и  Сара  не
сомневалась, что он приедет,  как  только  получит  известие  о  болезни
брата. Сама же она вернулась в  спальню  мужа,  чтобы  быть  около  него
неотступно.
   Опустившись в кресло возле кровати Эдварда, Сара задумалась. Глядя на
бледное неподвижное лицо мужа, она попыталась разобраться,  что  же  она
чувствует к человеку,  с  которым  прожила  восемь  лет.  Ни  гнева,  ни
ненависти к нему не было в  ее  сердце  -  только  отвращение,  страх  и
безразличие.  Она  не  могла  даже  припомнить,  любила   ли   она   его
когда-нибудь. Если и да, то очень недолго, да  и  это  ее  чувство  было
основано на минутном романтическом порыве юного сердца, на самообмане  и
на воле  отца.  Нынче  же  даже  воспоминание  о  той  любви  совершенно
изгладилось из  ее  памяти.  Эдвард  был  для  нее  неприятным  и  чужим
человеком, и Сара, не мучаясь угрызениями совести, тихо молилась,  чтобы
он не дожил до утра.
   Временами ей начинало казаться, что, если ей придется прожить с  этим
чудовищем хотя бы еще один день,  она  не  выдержит  и  умрет.  В  такие
моменты мысль о том, что ей снова придется терпеть его  прикосновения  и
грубые ласки, была для нее невыносимой. Она готова была умереть, лишь бы
не носить под сердцем очередное дитя - его дитя, но вместе  с  тем  Сара
хорошо знала, что если Эдвард выживет, то он будет насиловать ее до  тех
пор, пока она не понесет.
   Незадолго до полуночи в спальне графа неожиданно появилась Маргарет -
молоденькая служанка Сары, которая пришла спросить,  не  нужно  ли  чего
госпоже. Маргарет была предана своей хозяйке;  она  была  с  ней  рядом,
когда умер последний ребенок Сары, и, считая госпожу самой замечательной
женщиной на свете, готова была сделать для нее все что угодно.  Но  Сара
отослала ее спать.
   Хэвершем  приехал  в  два  часа  ночи.  Его  жена  неожиданно  тяжело
заболела, заразившись корью  от  дочерей;  она  вся  покрылась  сыпью  и
буквально задыхалась от приступов кашля. Меньше всего Хэвершему хотелось
бросать ее в таком состоянии, да и дочери его еще не совсем поправились,
однако, получив записку от Сары, он без колебаний отправился в путь.
   - Как он? - это было первое, что спросил Хэвершем, войдя в полутемную
мрачную комнату, в которой горело всего две или три свечи. Он был  высок
ростом, подтянут и смугл и очень напоминал своего сводного брата,  каким
тот был в молодости. Хэвершему сейчас было только двадцать девять, и при
виде его Сара  почувствовала,  как  ее  сердце  словно  встрепенулось  и
забилось чаще.
   - Лекарь пустил ему кровь, - сказала она слабым голосом. - И поставил
пиявки. Это было несколько часов назад, но за это  время  он  так  и  не
пришел в себя и даже не пошевельнулся. Я думаю, что он... Доктор сказал,
что у него может быть  внутреннее  кровоизлияние.  На  теле,  во  всяком
случае, нет ни ран, ни явных  ушибов,  которые  могли  бы  быть  опасны.
Трудно быть уверенным, но, похоже у него ничего не сломано.
   Голос ее заметно дрожал, но по глазам Сары Хэвершем  так  и  не  смог
ничего прочесть.
   - Я подумала, что ты должен быть здесь на случай, если  он  умрет,  -
добавила она. Хэвершем кивнул.
   - Ты правильно поступила, - сказал он, и Сара, посмотрев  на  него  с
благодарностью, подвела Хэвершема к постели брата.
   Эдвард по-прежнему не подавал никаких признаков жизни. Насколько Сара
могла судить  по  его  виду,  состояние  его  нисколько  не  изменилось.
Хэверше