его видела - это  настоящий  гигант!  Говорят,  что  он  -  один  из  лучших
спортсменов во всей английской полиции.
   - Что ж, это несколько меняет дело, - обрадовался Пол. Надо сказать,  еще
три дня назад он связался с начальником лондонской полиции,  с  которым  был
неплохо знаком, и попросил его принять все возможные меры  предосторожности.
- И все-таки не суйся в самое пекло, ладно?
   - Конечно, - согласилась Глэдис, думая о том, как странно складываются их
отношения. Они  никогда  не  говорили  о  любви,  а  между  тем  Пол  иногда
разговаривал с ней так, словно он был  ее  мужем.  Возможно,  он  делал  это
просто по привычке - так, во всяком случае, считала Глэдис. Пол тосковал  по
Седине. Их разговоры были чисто дружескими, и в них не было  ничего  такого,
что указывало бы на возможность иных отношений.
   - Позвонишь мне, когда все закончится? - спросил Пол.
   - Постараюсь, только я не знаю, когда это будет. Если  все  пройдет,  как
планировалось, то часам к трем утра должны успеть. Если же нет...
   - Будем надеяться, что  ничего  непредвиденного  не  случится,  -  быстро
сказал Пол.
   Они распрощались, и Глэдис, поглядев на часы, со  всех  ног  помчалась  в
универмаг "Хэмли" купить подарки детям.
   Попросив, чтобы покупки  переслали  ей  в  отель,  Глэдис  отправилась  в
полицию. В полицейском  управлении  она  выслушала  подробный  инструктаж  и
получила пуленепробиваемый жилет.  Поздно  вечером  все  участники  операции
отправились в полицейский участок в Вест-Энде, откуда было рукой  подать  до
Уилтон-Креснт-роуд -  фешенебельной  улицы,  где  в  одном  из  особняков  и
содержались малолетние  проститутки.  Ровно  в  полночь  операция  началась.
Штурмовая группа, взломав  двери,  ворвалась  в  особняк.  Глэдис  со  своим
телохранителем вбежали следом за ними.
   То, что Глэдис увидела внутри,  невозможно  было  описать  словами.  Она,
крепко стиснув зубы, нажимала и нажимала на кнопку, перезаряжала  кассеты  и
снова снимала. Восьми-, девяти- и десятилетние девочки были прикованы цепями
к стенам или привязаны к кроватям. Их  тела,  едва  прикрытые  изорванным  в
клочья шелковым бельем, были покрыты синяками, ссадинами и следами ожогов от
сигарет. Многие из них  были  накачаны  наркотиками  и  дрожали,  словно  от
холода, хотя в комнатах оказалось довольно тепло. В основном девочки были из
Юго-Восточной Азии или из Индии, в одной из комнат Глэдис наткнулась на трех
очаровательных мулаток, которые, несмотря на свой  юный  возраст,  выглядели
вполне сложившимися женщинами. По-английски они почти не говорили.
   Полиции удалось  задержать  всех  клиентов.  Среди  этих  респектабельных
подонков оказался один член парламента,  который,  как  впоследствии  сказал
Глэдис один из инспекторов, наверняка ушел бы от  ответственности,  если  бы
она не сфотографировала его "со спущенными штанами" - и в  буквальном,  и  в
переносном смысле. Удалось снять  и  хозяев  притона.  Трое  мужчин  и  одна
женщина заправляли здесь всем и получали значительную  прибыль  от  торговли
детьми. Возможно, где-то у  них  были  высокие  покровители,  но  Глэдис  не
сомневалась, что им тоже не поздоровится. Сотни кадров,  несколько  десятков
пленок лежали у нее в сумке. Этот материал обладал убийственной силой, и это
был ее вклад в спасение этих девочек,  в  спасение  будущих  жертв,  которых
теперь, благодаря и ей тоже, может быть, не будет.
   Когда полицейские стали выводить девочек, чтобы отправить их в больницы и
детские приюты, она сама вынесла на  улицу  и  посадила  в  "Скорую  помощь"
восьмилетнюю китаянку, сплошь исхлестанную кнутом.  Полиция  вырвала  ее  из
объятий мерзавца, который только что кончил  заниматься  с  ней  извращенным
сексом. Глэдис, которая оказалась  свидетельницей  этого  кошмара,  едва  не
треснула  подонка  своим  фотоаппаратом.  К  счастью,  приставленный  к  ней
телохранитель успел вовремя схватить ее за руку и напомнить, что этого ни  в
коем случае нельзя делать.
   Вернувшись под утро в отель, Глэдис первым делом позвонила Полу.
   - Ну что?! - в тревоге воскликнул он, как только услышал ее  голос.  -  С
тобой все в порядке?
   - Д-да, - неуверенно ответила Глэдис. - Я жива-здорова,  -  добавила  она
поспешно, так как Пол в трубке издал какое-то восклицание. -  Ты  только  не
волнуйся, Пол, но.., я не могу даже рассказать  тебе,  что  я  увидела  этой
ночью! И боюсь, что этого мне никогда не забыть.
   - Я понимаю. Это, наверное, было ужасно...
   - Непередаваемо ужасно. Я видела одну девочку... У нее на теле были следы
самых настоящих пыток. Представляешь,  она  еще  моложе  Сэма,  но  ее  били
кнутом, прижигали грудь сигаретами!
   Пол громко скрипнул зубами. Ему казалось, что подобное зрелище -  не  для
ее глаз, но он считал, что не имеет права указывать ей, что  и  как  делать.
Единственное, что мог Пол, - это просить Глэдис поберечь себя. И  надеяться,
что все обойдется.
   - Тебе, наверное, стоит поспать, - предложил он. - Ты ужасно устала.
   - Конечно. Но я вряд ли засну. Пожалуй, лучше приму душ и  пойду  поброжу
по улицам - может, сумею прийти в себя.
   - Хорошо, - сказал Пол и тяжело вздохнул. - Тебе здорово досталось?..
   - Да нет, не сказала бы, - ответила Глэдис, стараясь говорить  как  можно
бодрее. - Кто-то ведь должен был это сделать?
   В конце концов Пол велел ей принять горячую ванну, погулять по Лондону  и
постараться немного поспать перед обедом. По его мнению,  это  было  лучшее,
что Глэдис могла предпринять, чтобы  поскорее  успокоиться.  Взяв  с  Глэдис
слово, что вечером она снова позвонит ему, Пол дал отбой и вышел на  палубу.
Стоя у самого борта, он долго смотрел на море, блестевшее в лучах солнца.
   Он думал о Глэдис. Она во всем была не  похожа  на  Седину,  однако  было
нечто, объединяющее этих двух женщин. И теперь он, кажется, понял, что  это.
Глэдис обладала такой же внутренней силой и душевной чистотой.  Подчас  Пола
это даже пугало. Вместе с тем его тянуло к ней, но он старался  об  этом  не
думать, как не задумывался и о том, что будет с ними дальше. Он  так  привык
говорить с ней, что уже не представлял, как он сможет прожить хотя  бы  один
день без того, чтобы не снять  трубку  и  не  позвонить  ей.  Ее  негромкий,
успокаивающий, мягкий голос оставался для  него  единственным  ориентиром  в
мире, погрузившемся во мрак в тот  самый  миг,  когда  Пол  узнал  о  гибели
самолета, на котором летела его жена.
   Примерно о том же самом думала и Глэдис. Лежа в огромной мраморной ванне,
она старалась представить себе, как она  сможет  обходиться  без  ежедневных
разговоров  с  Полом,  когда  вернется  в  Уэстпорт.  Даже  если  они  будут
перезваниваться в отсутствие Дуга, в конце концов он все равно увидит  счета
от телефонных компаний и начнет допытываться, с кем это  она  разговаривала.
Что она тогда ему скажет?
   Почему  ей  так  нужны  эти  ежедневные  беседы?  Всего  за  неделю   она
пристрастилась к ним, словно наркоман к наркотику. Непостижимо! Однако  факт
оставался фактом: жить без этого она уже не могла, да и  не  хотела.  Они  с
Полом были нужны друг другу гораздо больше, чем  каждый  из  них  готов  был
признаться даже самому себе. Бесспорно было одно: несмотря на разделявшее их
расстояние -  расстояние,  измерявшееся  не  только  милями,  но  и  годами,
вместившими множество самых разных событий и самый разный жизненный опыт,  -
оба они потихоньку двигались навстречу друг другу.
   "И что потом?.." - спросила себя Глэдис, закрывая глаза.
   Пол, все еще стоявший на палубе своей яхты, пожал плечами и, засунув руки
в карманы, спустился к себе в каюту, задаваясь тем же вопросом.

Глава 3

   Дела отняли у Глэдис гораздо больше времени, чем  она  рассчитывала,  так
что домой она сумела вылететь только в пятницу.  Когда  в  четверть  шестого
вечера она вошла в свой собственный дом, дети сидели на кухне  и  пили  чай,
перебрасываясь шуточками. Пес  терпеливо  сидел  возле  стола,  выжидая,  не
перепадет ли ему кусочек печенья, но, заслышав шаги Глэдис, сразу ринулся ей
навстречу. Эйми, обернувшись, испустила  восторженный  вопль,  и  вся  орава
бросилась следом.
   Приласкав собаку и целуя детей, Глэдис  почувствовала  себя  так,  словно
никуда не уезжала. Поездка в Лондон казалась сном,  репортажи,  которые  она
сделала, потеряли всякую реальность, а дружба с Полом (накануне  ее  отъезда
они пришли к выводу,  что  их  отношения  -  просто  дружба,  и  не  больше)
представлялась чем-то, не  имеющим  никакого  отношения  к  ее  повседневной
жизни.
   Только теперь Глэдис поняла, как она соскучилась. Целую неделю  она  была
совершенно свободна,  самостоятельна,  независима,  и  эта  жизнь  ей  очень
нравилась. Но теперь ей самой уже было непонятно, как  она  могла  променять
эти милые мордашки на что-то постороннее.
   - Как вы тут без меня? - спросила она, обнимая всех по очереди.
   - Отлично, мам, просто отлично! - наперебой заговорили  они  и  принялись
вываливать ей последние новости. Сэм забил победный гол во время  одного  из
футбольных матчей, у Эйми выпал последний молочный зуб, Джейсону,  наоборот,
сняли с зубов скобки, а у Джессики появился  новый  поклонник  "с  настоящей
бородой", как, хихикая, сказала Эйми, хотя Глэдис подозревала, что она,  как
всегда, преувеличивает. Впрочем, она была рада, что за время  ее  отсутствия
не произошло ничего из ряда вон выходящего.
   Минут через двадцать дети как ни в  чем  не  бывало  разошлись  по  своим
комнатам, чтобы готовить уроки, звонить друзьям или  смотреть  телевизор,  а
Глэдис отправилась на кухню, чувствуя, что жизнь вошла в привычную колею.
   Отпустив приходящую домработницу, Глэдис поставила вариться  картошку,  а
сама поднялась в спальню, чтобы  распаковать  чемодан.  Сидя  на  кровати  и
оглядываясь по сторонам, она думала о том, что за время ее отсутствия в доме
ничто не изменилось. Ее маленький мир остался таким  же,  каким  был,  да  и
дети, похоже, перенесли ее  отсутствие  спокойно,  и  это  заставило  Глэдис
испустить  вздох  облегчения.  Поездка  в  Лондон  уже  казалась  ей  плодом
собственной фантазии.
   Но когда вернулся с работы  Дуг,  Лондон  снова  стал  реальностью.  Едва
только Глэдис увидела лицо мужа, она сразу поняла, что  грозы  не  миновать.
Едва поздоровавшись с ней,  он  уклонился  от  поцелуя  и  прошел  в  ванную
комнату. Там он долго мыл руки и переодевался. Наконец Дуг спустился в кухню
и, сев за стол, принялся в мрачном молчании поглощать  картофельное  пюре  с
фасолью и тушеным мясом. На Глэдис он даже не смотрел.
   - Ну, как съездила? - спросил он наконец, когда  Глэдис  подала  кофе  со
сливками и черничным рулетом, купленным ею по дороге из аэропорта.
   - Превосходно, - непринужденно ответила она и,  налив  кофе  себе,  стала
рассказывать  о  свадьбе  и  о  том,  как  она  снимала  королей,  герцогов,
премьер-министров и президента США с супругой.
   - Ты передала ему от меня привет? - спросил Сэм, лукаво улыбаясь.
   - Конечно, дорогой! - Глэдис улыбнулась в ответ. - Я передала ему от тебя
привет, и президент сказал: "Передайте и вы привет моему другу Сэму".
   При этих ее словах дети громко расхохотались. Только Дуг продолжал сидеть
мрачнее тучи и молчать.
   Его прорвало, когда они наконец поднялись в спальню.
   -  Ты,  похоже,  ужасно  собой  гордишься,  -  неприязненно  сказал  Дуг,
убедившись, что Глэдис не обнаруживает ни малейших признаков раскаяния. Дугу
было невдомек, что это спокойствие и  уверенность  в  себе  -  подарок  Пола
Уорда. Глэдис теперь чувствовала себя другим  человеком.  Она  действительно
гордилась тем, что она совершила, однако у Дуга было такое мрачное лицо, что
в конце концов Глэдис все же стало немного не по себе.
   - Я прекрасно поработала, - сказала она негромко, но в ее голосе не  было
ни намека на извинение. В эти минуты Глэдис больше всего жалела о  том,  что
не может разделить свой триумф с мужем. -  Дети  в  отличном  настроении,  -
добавила она.
   Дети - это было теперь единственное, что их связывало.  По  крайней  мере
так казалось Глэдис. Дуг не обнял и не поцеловал  ее  при  встрече.  Он  был
занят собственной недовольной персоной.
   - Возможно, - согласился он. - Но только не благодаря тебе. Кстати,  тебе
не приходило в голову, что в конце концов ты можешь проделать с  ними  такую
же штуку, какую проделал с тобой твой собственный отец? Я,  например,  думал
об этом всю неделю, пока ты шаталась бог  знает  где.  А  ты?  Ты  хоть  раз
вздрогнула при мысли, что твои дети могут остаться сиротами?
   - Неделя в Лондоне и полгода в Дананге - это совсем не одно и  то  же,  -
отрезала Глэдис. - Перестань делать из мухи слона, Дуг.
   - Как известно, дети могут быть сиротами и при живой матери,  -  возразил
он. - Кроме того, я не исключаю, что рано или поздно дело  может  обернуться
самой настоящей  трагедией.  Куда  ты  отправишься  теперь?  В  Пакистан?  В
Индонезию? На Балканы?
   -  Никуда.  Пока  никуда,  -  спокойно  ответила  Глэдис.  -  Можешь   не
волноваться - дети не пострадают. Я знаю, что делаю.
   - В самом деле? - спросил Дуг, не скрывая язвительной иронии. - Может,  в
таком случае ты поделишься со мной своими планами?
   - Я уже говорила тебе все это тысячу раз! Я собираюсь  время  от  времени
выполнять небольшие задания, не требующие  длительного  отсутствия  и..,  не
сопряженные с особенной опасностью.  -  Глэдис  слегка  запнулась,  вспомнив
вторую часть своей лондонской эпопеи. Пожалуй, хорошо, что Дуг о ней  ничего
не знает. Но, что ни говори, она обманывала Дуга.
   - Так-так... - Дуглас покачал головой. - Значит, ты не хочешь  заниматься
как следует ни домом, ни работой. Стало быть, все дело  в  твоем  непомерном
тщеславии, которое ты стремишься утолить любыми способами!.. Ах, ах, как  же
моя фамилия не появится в журналах!
   Он сказал это так, словно она была стриптизершей в ближайшем ночном клубе
и  мечтала  попасть  на  страницы  желтой  прессы.  Глэдис   покраснела   от
возмущения.
   - Послушай, Дуг, ты не понимаешь... При чем тут тщеславие?  Мне  нравится
фотожурналистика, но это не мешает мне любить тебя и  детей.  Эти  две  вещи
вовсе не исключают друг друга, скорее - наоборот...
   - В твоем случае - исключают! - перебил Дуглас. Он  сказал  это  почти  с
угрозой, и Глэдис неожиданно рассердилась. Перелет  из  Лондона  утомил  ее,
время приближалось к двум часам ночи, и ей ужасно хотелось спать. И  все  же
она решила выяснить отношения до конца.
   - Что это значит? - спросила она ледяным тоном. - Что ты хочешь сказать?
   - Ты прекрасно знаешь - что. Я предупреждал тебя перед отъездом, но  если
ты забыла -  могу  повторить:  в  День  благодарения  все  нормальные  семьи
собираются вместе за столом, но ты предпочла бросить нас  и  уехать,  потому
что тебе так захотелось!
   - Я вовсе не "бросила" вас, как  ты  выражаешься.  Во-первых,  я  заранее
приготовила вам праздничный ужин, а во-вторых... Во-вторых, ничего страшного
не произошло, ведь так? Кроме того, я не понимаю, почему  у  меня  не  может
быть своих дел? Помнишь, летом ты не мог приезжать  в  Харвич  по  выходным,
потому что ты работал? Вот и я работала, кстати, впервые за семнадцать  лет.
И не моя вина, что мне пришлось пропустить  один  День  благодарения.  Дети,
по-моему, прекрасно это пережили, и я не понимаю, почему ты делаешь из этого
трагедию!
   - Потому что я не могу спокойно смотреть, как ты разрушаешь нашу семью, -
упрямо твердил  Дуг.  -  Ты  права  -  мне  действительно  приходится  много
работать, поэтому, когда я дома, ты должна быть со мной, со своей семьей,  а
не бог весть где!
   - Если ты думаешь, что твои интересы мне безразличны, это не  так.  Я  не
понимаю только, с чего ты решил, будто только твои интересы и  твои  желания
имеют значение? Почему весь мир должен вращаться исключительно вокруг  тебя?
Почему все мы должны делать только то, что ты хочешь и что ты скажешь? - Тут
Глэдис подумала, что именно в этом и заключается  суть  происшедших  с  ними
перемен.  Она  осознала  себя  личностью,  обладающей   собственной   волей,
собственными  желаниями  и  интересами,  а  Дуглас  никак  не  хотел   этого
признавать. - Неужели ты не замечаешь очевидного? - спросила она. - Меня  не
было целую неделю, но никто из детей не умер, не заболел и не превратился  в
малолетнего преступника! И даже если  вам  пришлось  немного  поскучать,  то
почему бы и нет? Ведь эта поездка пошла мне на пользу - неужели ты не видишь
этого, Дуг?!
   Она все еще пыталась докричаться до него, но все было напрасно.
   - Я вижу только, что ты собираешься продолжать в том же духе. И меня  это
не устраивает, - сказал он хмуро.  -  Или  ты  будешь  вести  себя  как  все
нормальные жены и матери, или...
   В его голосе снова  прозвучала  угроза.  Дуглас  хотел  держать  ее,  как
прежде, на коротком поводке, но Глэдис не собиралась позволять ему и  дальше
командовать собой. Не слепое подчинение, а любовь - вот что было  ей  нужно,
но Дуг никак не хотел ей этого дать. Или просто не мог.
   - Очень жаль, что ты придаешь этому такое  большое  значение,  -  сказала
она, пожимая плечами. - На  твоем  месте  я  бы  оставила  все  как  есть  и
посмотрела, что из этого выйдет.
   В эту ночь они ни о чем больше не разговаривали. Когда Глэдис приняла душ
и вернулась в спальню, Дуг уже спал, и она быстро легла рядом.
   Но ей не спалось. Ворочаясь с боку на  бок,  Глэдис  думала  о  Поле.  Ей
хотелось позвонить ему, но это было, разумеется,  невозможно,  и  она  стала
представлять себе, как он плывет по Средиземному морю и,  стоя  на  мостике,
вглядывается в даль. Уже засыпая, Глэдис на мгновение  представила  рядом  с
ним себя. Мечта, несбыточная мечта. В ее жизни  Пол  скорее  всего  навсегда
останется далеким голосом в телефонной трубке.
   Потом все пошло по накатанной колее. Глэдис была так занята, что почти не
разговаривала с Дугом. Он, впрочем, и сам не особенно к этому  стремился.  В
воскресенье Глэдис повезла Сэма на футбол. На стадионе она немного поболтала
с Мэйбл, потом отвезла Сэма домой  и,  сложив  в  кофр  отснятые  в  Лондоне
пленки, отправилась к Раулю. Они вместе пообедали. Рауль был в восторге.  Он
назвал репортаж о детской проституции "настоящей  бомбой"  и  пообещал,  что
займется им в первую очередь.
   На обратном пути Глэдис остановилась на бензозаправочной  станции.  Номер
спутникового телефона Пола  она  знала  наизусть,  а  в  кармане  ее  куртки
позвякивала целая пригоршня четвертаков.
   На "Морской звезде" трубку взял главный  стюард.  Глэдис  узнала  его  по
английскому акценту. Поздоровавшись, она попросила позвать Пола.
   Пол подошел почти мгновенно. Судя по голосу, он был очень рад ее звонку.
   - Привет, Глэдис, как дела? - спросил он жизнерадостно. - Ты где?
   Глэдис огляделась по сторонам и засмеялась.
   - В будке телефона-автомата на бензозаправочной станции в десяти милях от
Нью-Йорка, - сказала она. - Я отвозила моему  агенту  пленки  и  вот  решила
позвонить.  У  нас  идет  снег,  -  добавила  она,  увидев,  что  в  воздухе
закружились крупные белые хлопья.
   - Как там мой друг Сэм?
   - Неплохо. По-моему, дети вообще не заметили, что я  куда-то  уезжала,  -
ответила Глэдис и замолчала. Когда ее отец отправлялся на съемки, она всегда
отчаянно скучала. Впрочем, Глэдис оставалась с матерью одна, в то время  как
каждый из ее детей мог рассчитывать на  компанию  братьев  и  сестер.  Кроме
того, ее дети выросли в нормальной,  спокойной  обстановке,  которую  Глэдис
создавала для них на протяжении всех четырнадцати лет.
   - А.., а все остальное как? - после недолгого  колебания  поинтересовался
Пол, и Глэдис вздохнула.
   - Без изменений. Дуг со мной почти не разговаривает. Когда  я  вернулась,
он сказал, что я - эгоистка, которая совсем не думает о  детях  и  разрушает
семью своим неслыханным поведением. В общем, старая песня...