ыла  Габриэла,
ей чудились таинственные голоса, но что они говорят, она разобрать не могла.
Одно только имя... Кто-то  звал  ее  по  имени,  умолял,  грозил,  запрещал,
заклинал ее вернуться из  молчаливой,  черной  бездны,  в  которую  Габриэла
неумолимо соскальзывала.
   - Габриэла! Габриэла!! Габриэла!!! Ну давай же!.. Открой глаза, Габриэла!
   Но она не желала понимать и подчиняться. Голоса (или то был один  голос?)
звали ее обратно к жизни, которая была ей больше не нужна. "Оставьте  меня!"
- хотелось сказать ей, но  кто-то  заорал  страшным  голосом,  и  из  тумана
высунулись  оранжевые  резиновые  руки  с  ножом,  который,  как  показалось
Габриэле, вонзился ей прямо в сердце. Она ждала боли,  но  боль  не  пришла.
Вернее, пришла, но не оттуда, откуда  Габриэла  ожидала.  Кто-то  как  будто
схватил ее за ноги и силился разорвать  напополам.  Так  погибла  одна  злая
фея... Кстати, как ее звали? Мария?  Миранда?  Мирабелла?  Забыла...  А  кто
привязал ее к двум согнутым соснам? Джо? Джон? Микки Маус?.. Тоже забыла. Ну
и пусть, не важно. Габриэле действительно было все равно, да и боль была  не
такая уж сильная. Чего она не хотела, это открывать глаза и  возвращаться  в
мир, где боль, стыд и горечь снова станут непереносимыми.
   Она совершенно не помнила, что с ней случилось.  Габриэла  знала  только,
что это было что-то очень плохое и что, когда она умрет  совсем,  ей  станет
лучше. И она готова была сама призвать смерть, но вместо этого вдруг открыла
глаза.
   В лицо ей сразу же ударил такой яркий свет, что она зажмурилась снова, но
блаженное забытье и невесомость не возвращались. Теперь  она  ясно  ощущала,
что с ней что-то делают: переворачивают, колют невидимыми  иглами,  отрезают
от нее куски и снова пришивают, протягивая прямо сквозь мясо толстую, грубую
нитку. Кто-то ковырялся у нее во  чреве  сразу  обеими  руками  и,  кажется,
каким-то железным  инструментом  наподобие  щипцов.  Этот  кто-то  буквально
вырывал у нее все внутренности, подбираясь к самому сердцу. Габриэла  ждала,
когда же холодные  скользкие  пальцы  разорвут  последние  артерии  и  вены,
которые все еще связывали ее с жизнью и с этой ослепляющей болью.
   - Габриэла, Габриэла, Габриэла!.. - кто-то продолжал звать ее. Как  будто
чайки галдели над морем или работала какая-то  машина...  Какая  -  Габриэла
додумать не  успела.  Боль,  такая  резкая,  что  по  сравнению  с  ней  все
предыдущие мучения казались детской забавой, пронзила  ее  насквозь,  и  она
сразу поняла, кто она. Она маленькая девочка, которую  снова  избила  родная
мать. Она Меридит,  фарфоровая  кукла,  которую  Элоиза  в  ярости  разбила,
растоптала и выбросила. Она...
   - Габриэла!!! - на этот раз голос показался ей сердитым. Она  по-прежнему
не видела ни лиц, ни рук людей, которые продолжали что-то с ней делать.  Она
вообще ничего не видела, кроме сменявших друг друга света и тьмы, ничего  не
слышала, кроме этого монотонного крика, ничего не чувствовала,  кроме  боли.
Потом явь снова стала путаться с бредом, и Габриэла  увидела  отца,  который
смотрел на ее муки с выражением тоскливой беспомощности на лице.
   Внезапно вместо отца появился Джо. Он улыбался ей, протягивал к ней  руки
и манил за собой. Джо что-то говорил, но Габриэла никак не могла  слышать  -
что. "Где ты?" - хотела спросить Габриэла, но, подняв глаза, увидела, что он
смеется.
   - Я не слышу тебя. Что?.. Говори громче! - эти слова она повторяла  снова
и снова, но он ничего не отвечал и все смеялся. Потом Джо стал удаляться,  и
Габриэла крикнула, чтобы  он  подождал,  она  хочет  идти  с  ним,  но  ноги
отказывались ей повиноваться. Они были слишком тяжелыми. Габриэла  никак  не
могла сдвинуться с места, а Джо уже почти совсем  исчез  в  туманной  дымке.
Лишь на мгновение он задержался на границе света и мрака и, поднеся палец  к
губам, отрицательно покачал головой. В следующий миг он  исчез,  и  Габриэла
неожиданно почувствовала себя свободной. Сорвавшись с места,  она  бросилась
за ним вдогонку, но он исчез, просто перешел в другой мир и закрыл за  собой
дверь, которую она никак не могла разыскать в туманной мгле.
   Сердитые голоса за спиной Габриэлы сразу сделались громче. Они гнались за
ней, не хотели, чтобы она уходила от них,  и,  обернувшись  назад,  Габриэла
поняла, почему она не может последовать за Джо. Она была накрепко  привязана
к креслу: руки ее у  запястий  стягивали  широкие  резиновые  бинты,  широко
разведенные в стороны ноги были непристойно задраны вверх и тоже  привязаны.
Ослепительно яркий, но холодный свет заливал все вокруг.
   - Нет, я должна идти за ним, - беззвучно крикнула  Габриэла.  -  Он  ждет
меня. Я нужна ему...
   Но тут все снова заволокло туманом, и из него выступил Джо.  Он  выглядел
таким  счастливым,  что  Габриэла  даже  испугалась.  Но   невидимые   люди,
столпившиеся вокруг нее, закричали громче, и Габриэла поняла, что они делают
с ней что-то ужасное. Что? Они старались украсть ее душу, чтобы она не могла
последовать за Джо.
   - Нет, нет, нет! - кричала им Габриэла, но они  не  слушали  ее.  Или  не
слышали.
   - Все хорошо, Габриэла, держись, Габриэла, еще немножечко, Габриэла...  -
бубнил ей на ухо какой-то голос.  Она  попыталась  отодвинуться,  но  у  нее
ничего не вышло. Тогда Габриэла попробовала приподняться и, открыв глаза,  с
удивлением обнаружила, что начинает кое-что различать.  Над  ней  склонялись
мужчины и женщины, одетые в бледно-голубые бесформенные  одежды.  У  них  не
было лиц - были только руки в резиновых перчатках, и все они были  вооружены
острыми ножами, которые они по очереди вонзали в ее беззащитное, истерзанное
тело.
   - Черт побери. Дик, давление опять падает, - прозвучало где-то у нее  над
головой, и Габриэла поняла, что попала в ад. Но ее это почему-то не  пугало.
Жизнь была много, много страшнее.
   - Сделай же что-нибудь, - сказал другой очень сердитый голос. - Мы теряем
ее.
   Габриэла подумала, должно быть, это главный черт,  он  тоже  сердится  на
нее. Значит, такая уж у нее судьба, что никто - даже черти в аду - не  могут
относиться к ней нормально. Значит, она действительно  непослушная,  мерзкая
девчонка  -  настоящее  чудовище,  от  которого  с  ужасом   и   отвращением
отворачиваются даже служители преисподней. Несомненно, она совершила  что-то
очень страшное.
   Она закрыла глаза и снова услышала знакомый вой.  На  этот  раз  Габриэла
вспомнила, что так стонет и свистит сирена санитарной машины. Значит, решила
она, произошел  несчастный  случай,  и  кого-то  сильно  поранило.  Какую-то
женщину, поняла Габриэла, когда в скрежещущий вой сирен  вплелся  отчаянный,
исполненный муки женский вопль. Сразу  появились  новые  фигуры  в  белом  и
голубом; они были повсюду, и Габриэла подумала, что, может быть,  они  хотят
ей помочь. Руки и ноги были невероятно тяжелыми, она не могла даже  прогнать
демонов боли, которые, рассевшись у нее на животе, продолжали свой  пир,  по
одной вытягивая из нее жилы.
   "Они собрались, чтобы убить меня! - догадалась Габриэла. - Самым долгим и
болезненным способом. Что ж, наверное, я это заслужила..."
   - Вот незадача, - выплыл из темноты густой мужской голос. - Привезите еще
два литра плазмы.
   Врачи продолжали вливать ей в вены донорскую кровь, но им было уже  ясно,
что Габриэла не выживет. Спасти ее могло только чудо. Артериальное  давление
все время стремилось упасть до опасно низкого  предела,  а  сердце  работало
слабо, с перебоями, и каждую секунду могло остановиться.
   Неожиданно вокруг стало  очень  тихо,  и  Габриэла  блаженно  вытянулась.
Наконец-то ее оставили в покое! Прохладный туман  снова  начал  обволакивать
тело. Он заглушал чужие гневные голоса, холодил разгоряченную кожу и исцелял
раны.  Даже  боль  в  ее  чреве,  казалось,  затаилась  и  перестала  жевать
внутренности своими тяжелыми, как жернова, челюстями.
   Снова  пришел  Джо.  Он  возник  из   тумана   совершенно   бесшумно   и,
остановившись возле Габриэлы, опустил руку на ее потемневшие от пота золотые
волосы.
   Губы его шевельнулись. Он произнес несколько слов, и на этот раз Габриэла
отчетливо расслышала их. Она в мольбе протянула к нему руки, но он оттолкнул
их.
   - Я не хочу, чтобы ты уходила со мной во тьму, - повторил он, и его голос
не показался Габриэле ни сердитым, ни даже  печальным.  Джо  выглядел  очень
спокойным и умиротворенным - таким она давно его не видела.
   - Но почему, Джо?! Ведь я не могу без тебя. Ты обязательно  должен  взять
меня с собой.
   - Ты сильный человек, Габи. Она попыталась возразить ему, но  Джо  закрыл
ей рот ладонью.
   - Ты должна жить, - закончил он.
   - Никакая я не сильная... И не могу.., не могу жить без тебя!
   Но Джо снова покачал головой и исчез в тумане. Сразу  вслед  за  этим  на
Габриэлу снова обрушилась давящая тяжесть, распарывающая  внутренности  боль
захлестнула ее словно поток раскаленной лавы. Конечно, она тонет, тонет, как
Джимми, брат Джо. Водоворот боли затягивал ее во мрак, на самое дно,  и  она
почти не сопротивлялась, лишь судорожно открывала рот, стараясь в  последний
раз глотнуть воздуха. Ей казалось, что Джо где-то рядом. Сейчас  он  возьмет
ее за руку своими прохладными  сильными  пальцами.  Она  судорожно  пыталась
отыскать его в клокочущей, бешено вращающейся мгле и вдруг поняла,  что  его
давно здесь нет. Он ушел! Он бросил ее! Она совершенно одна  в  этих  бурных
волнах.
   И тогда случилась удивительная вещь. Какая-то сила, неумолимая, как закон
природы, внезапно выбросила Габриэлу на поверхность бурлящего черного озера,
она глотнула воздуха, закричала, заплакала.
   - О'кей, - сказал голос. - Сработало. Теперь мы ее вытащим.
   - Нет, нет, не надо! - беззвучно молила Габриэла. Она  снова  чувствовала
боль, уколы, прикосновения чужих рук, ремни на запястьях и лодыжках, которые
снова приковали ее  к  пыточному  креслу.  Страшный  огонь  сжигал  ее  тело
изнутри, и Габриэле казалось, что его не остудит даже  целый  океан  ледяной
воды.
   - Перестаньте! - хотела крикнуть Габриэла, но не смогла.  Из  нее  что-то
рвали и тащили страшными железными щипцами. А это - ее сердце! Они отняли  у
нее сердце, потому что хотели  отнять  Джо.  Габриэла  не  сомневалась,  что
теперь ее медленно, кусочек за кусочком, разрежут  на  части,  чтобы  лишить
последнего.., и самого дорогого, что у нее было.
   Она не знала, кто придумал для нее эту изощренную пытку, но почему-то  не
сомневалась, что  то  была  ее  мать.  Это  Элоиза  все  подстроила,  Элоиза
выследила ее и выдала настоятельнице. Элоиза предала ее в руки палачей. И за
это Габриэла ненавидела ее сильнее, чем когда-либо в своей жизни.
   - Габриэла! Габриэла! Ответь нам, Габриэла! - голоса зазвучали неожиданно
мягко, почти ласково, но Габриэла могла только кричать от невыносимой  боли,
которую они ей причинили и от которой не  было  спасения.  Кто-то  продолжал
звать ее по имени, и  на  мгновение  ей  показалось,  что  матушка  Григория
подошла к ней и ласково провела рукой по волосам.
   Не сразу она поняла, что демона, который пожирал  ее  изнутри,  уже  нет.
Пока она кричала, кто-то изгнал его.
   - Господи Иисусе, слава тебе! - произнес голос совсем рядом. - Мы чуть не
потеряли ее. Еще бы немного, и...
   Это многозначительное "и..." означало, что Габриэла чуть  не  отправилась
вслед за Джо. Она была жива, хотя сама хотела умереть. Она выжила, и в  этом
был виноват Джо, который не захотел взять ее с собой. Он бросил  Габриэлу  и
ушел, чтобы никогда больше не возвращаться, как не вернулся  ее  отец.  Все,
кого она когда-то любила и от кого зависела, оставляли ее совершенно одну. И
она выживала, хотя могла погибнуть уже много  раз.  И  именно  это  казалось
Габриэле самой большой несправедливостью.
   - Как ты себя чувствуешь, Габриэла? Услышав этот тихий  вопрос,  Габриэла
открыла глаза и увидела над собой лицо женщины средних лет.  Вернее,  только
глаза, поскольку остальное было закрыто белой хирургической маской. Все, кто
ее окружал, были в таких масках. Голоса,  которые  сначала  так  пугали  ее,
звучали теперь гораздо мягче.
   Габриэла хотела ответить, но не сумела произнести ни слова. Дело было  не
только в слабости - ее сердце умерло, а душа была пуста. Габриэла просто  не
хотела говорить, даже если бы могла.
   - Она меня  не  слышит,  -  сказала  женщина,  и  Габриэла  едва  заметно
вздрогнула. В голосе врача ей послышалось разочарование, какое часто звучало
в голосе Элоизы. "Ты  подвела  меня!"  -  кричала  она  в  таких  случаях  и
набрасывалась на Габриэлу с  кулаками.  "Интересно,  станут  они  бить  меня
сейчас?" - равнодушно  подумала  Габриэла.  Ее  это  нисколько  не  трогало.
Хотелось  только  избежать  возвращения  демонов  с  заостренными  хвостами,
которыми они словно пиками язвили и мучили ее тело и душу.
   На некоторое время ее оставили одну, и Габриэла  снова  унеслась  куда-то
далеко - в какое-то незнакомое место, где она еще ни разу не  бывала,  но  и
там было тоскливо, жутко и одиноко.
   Когда она очнулась, на лице у нее была прозрачная кислородная  маска,  от
которой сильно пахло какой-то  кислятиной,  и  Габриэлу  едва  не  стошнило.
Каталку, на которой она лежала, куда-то везли. Габриэла видела  проплывающие
над ней лампы, потолки и верхние части  белых  дверей  с  черными  номерами.
"Сейчас мы отвезем тебя  в  твою  комнату",  -  сказал  кто-то,  и  Габриэла
подумала,  что  она,  наверное,  в  тюрьме.  Здесь  ей  предстоит   отбывать
пожизненный срок за все те ужасные вещи, которые она совершила.
   Она всерьез ждала, что кто-нибудь скажет ей: ты  виновна  в  том-то  и  в
том-то, но не дождалась. Каталку  ввезли  в  какую-то  комнату,  и  Габриэла
почувствовала, как ее поднимают  и  перекладывают  на  кровать.  Крахмальные
простыни обожгли тело  ледяным  океанским  холодом,  но  после  перенесенных
страданий это было даже приятно. "Закована в холод и лед; весна,  жди  -  не
жди, не придет", - вспомнила она. Кажется, это стихи  Шелли.  Но,  насколько
она знала, Шелли  никогда  не  был  на  Северном  полюсе.  А  она,  по  всей
видимости, находилась именно там, на самой макушке Земли,  чтобы  Богу  было
виднее, кому он выносит свой окончательный приговор.
   - Продолжайте вливать физиологический раствор,  -  раздался  в  отдалении
приятный мужской голос. - Каждые три часа - переливание крови.  И  кислород,
обязательно кислород...
   Потом Габриэла  заснула  и  проспала  почти  сутки.  Дважды  или  трижды,
потревоженная шорохом близкого  движения,  она  приоткрывала  глаза.  Теплые
сильные руки поправляли на ней простыню, оттягивали кожу на плече и на сгибе
локтя, и тогда она ощущала легкий укол. К этому времени Габриэла уже поняла,
что находится не в тюрьме, а в больнице. Потом  она  вспомнила,  что  с  ней
делали, вспомнила донесшийся из тумана  жалобный  крик  какой-то  женщины  и
поняла, в чем дело. Она потеряла ребенка Джо.
   От этой мысли Габриэле захотелось плакать, но у  нее  не  было  сил.  Она
только несколько раз глухо всхлипнула. Но когда  часа  через  два  к  ней  в
палату пришел врач, она не сдержалась и зарыдала в голос.
   - Ну-ну, не надо, успокойтесь, - сказал врач и потрепал ее по руке.  -  Я
очень  вам  сочувствую,  но  медицина,  к  сожалению,   не   всесильна.   Не
расстраивайтесь так, девочка моя. Вы скоро поправитесь и сами  увидите,  что
все не так страшно.
   Врач был пожилым и очень опытным, но откуда он мог знать, что значил  для
Габриэлы этот ребенок. Габриэла поступила в больницу из монастыря, но  врачу
даже в голову не пришло, что она может быть  послушницей.  Он  полагал,  что
Габриэла скорее всего одинокая мать или дочь  чрезмерно  строгих  родителей,
которую упрятали от позора.
   - Вы обязательно поправитесь, - повторил он,  -  и  у  вас  будут  другие
детки,  крепкие,  здоровенькие,  умненькие.  Конечно,  потерять  первенца  -
трудно, но не смертельно. Считайте, что вам просто немного не повезло.
   Но от этих слов Габриэла зарыдала еще горше. Она вообще не  хотела  иметь
детей, боясь превратиться в такое же исчадие ада, какой была ее мать. Пока у
нее был Джо, она могла надеяться, что сумеет начать новую  жизнь  с  любимым
человеком и с ребенком, рожденным от их искренней и чистой любви. Эту  мечту
она лелеяла все те два месяца, что продолжались их с Джо тайные встречи,  но
теперь все полетело в тартарары. Должно  быть,  она  просто  не  заслуживала
счастья.
   - В первое время, конечно, придется поберечься,  -  продолжал  между  тем
врач. - Вы потеряли слишком много крови, и мы едва смогли  вас  вытащить.  К
счастью,  бригада  "Скорой"  сразу  начала  переливание.  Опоздай  они  хоть
немного, и все было бы кончено.
   Врач умолчал о том, что у Габриэлы трижды останавливалось сердце  -  один
раз в санитарной машине и дважды - в  приемном  покое.  За  всю  его  долгую
практику это был самый тяжелый случай выкидыша.
   - Вам придется несколько дней полежать у нас, - сказал  он.  -  Потом,  я
думаю, мы отпустим вас домой, но только если вы обещаете избегать  всяческих
волнений и тяжелой  работы.  -  Врач  предостерегающе  поднял  палец.  -  И,
разумеется, никаких танцев, вечеринок или свиданий! Все это  вам  совершенно
противопоказано по крайней мере в ближайший месяц. Вам ясно?
   Врач старался казаться суровым, но при мысли о том, как эта  ослепительно
красивая девочка кружится в танце или смеется,  запрокинув  назад  голову  и
сияя  своими  небесно-голубыми  глазами,  он  не  сдержал  улыбки.  Он   был
совершенно уверен, что как только Габриэла  выпишется,  ей  сразу  захочется
встретиться с друзьями или,  быть  может,  даже  с  тем  молодым  человеком,
который сделал ей ребенка.
   Старый врач, конечно, не догадывался, что  возникшая  в  его  воображении
картина не имеет ничего общего с жизнью, которую вела Габриэла.  Поэтому  он
был по-настоящему потрясен, когда увидел в ее  взгляде  бесконечный  ужас  и
горе.
   -  Мой  муж  умер  вчера,  -  сказала  Габриэла  хриплым   шепотом.   Она
действительно считала  Джо  своим  мужем.  Формальности  не  имели  для  нее
никакого значения - ни тогда, ни тем более сейчас.
   Врач посмотрел на нее с сочувствием.
   - Мне очень жаль, - проговорил он, качая головой. Теперь ему многое стало
понятно. На протяжении всего времени, пока шла борьба за жизнь Габриэлы, его
не оставляло ощущение, что пациентка не хочет жить и отчаянно сопротивляется
любым усилиям врачей. Она хотела умереть, чтобы быть вместе с  любимым  -  с
человеком,  которого  она  только  что  назвала  своим  мужем,   хотя   врач
сомневался, что они были женаты официально.
   В противном случае Габриэле вряд ли позволили бы жить в монастыре.
   - Постарайтесь заснуть, - сказал врач. - Вам нужно как следует отдохнуть.
Ну а потом уже можно будет думать, как жить дальше.
   Он не сомневался, что впереди Габриэлу ждет долгая и счастливая жизнь.  В
конце концов, она была еще очень молода, а врач знал, что молодость - лучшее
лекарство и от болезней, и от всех жизненных невзгод. Когда-нибудь эта беда,
это  двойное  несчастье,  которое  заставило  ее  так  страдать,  забудется,
сотрется из памяти, заслоненное новой счастливой  встречей.  А  в  том,  что
такая встреча в ее жизни состоится, он  не  сомневался.  Габриэла  была  так
хороша собой, что врач  почти  жалел,  что  не  может  скинуть  годков  этак
двадцать пять и снова стать молодым и гибким юношей,  каким  он  был,  когда
заканчивал медицинский колледж.
   Но  пока  девочка  выглядела  так,  словно  мир   вокруг   нее   перестал
существовать, и, с точки зрения самой Габриэлы, так  оно  и  было.  Без  Джо
жизнь теряла всякий смысл. Каждый  час,  каждую  минуту  она  вспоминала  их
тайные встречи и свой дневник, в котором она обращалась к нему. Вся короткая
история их любви развертывалась перед ней день  за  днем,  и  Габриэла  тихо
плакала, когда в ее ушах начинали звучать те нежные слова, которые