попробовала  вернуться  в  старое
зеленое кресло, но уже через несколько минут почувствовала, что ей в нем
неудобно. У нее ныла поясница, болезненно тянуло живот.
   В полночь Элен Вайсман ушла, взяв с Джин обещание позвать ее в случае
необходимости. Джин выключила свет и присела  в  замолкшей  квартире,  в
полном  одиночестве,  предаваясь  мыслям   о   муже,   о   своем   Энди.
Зеленоглазый, с белокурыми волосами, звезда легкой атлетики, неукротимый
футболист.., ее первая и единственная любовь. Джин влюбилась в  него  по
самые уши с первого взгляда... В ту самую минуту, как  она  подумала  об
этом, нестерпимая боль пронзила ее насквозь, от живота до  спины,  потом
еще  и  еще...  Схватки  повторялись  одна  за  другой,  не   давая   ей
продышаться. Джин встала, шатаясь  от  слабости  и  дурноты,  и  кое-как
добралась до туалета. Почти целый час она простояла там,  уцепившись  за
раковину;  режущая  боль  разрывала  ее  на  части,   позывы   к   рвоте
выворачивали  наизнанку.  Измученная,  теряющая  сознание,  она   начала
кричать и звать Энди. Тут и нашла ее Элен Вайсман:  в  половине  второго
ночи миссис решила еще раз наведаться к соседке, прежде чем лечь  спать.
В ту душную ночь мало кому удавалось  заснуть,  поэтому  старая  женщина
долго не ложилась. Она возблагодарила за это господа, когда  увидела,  в
каком плачевном состоянии находится  Джин.  Поднявшись  к  себе,  миссис
Вайсман позвонила врачу и в полицию. Ей обещали  прислать  "Скорую"  без
промедления. Переодевшись в чистое  ситцевое  платье,  Элен  взяла  свою
сумочку и, как была в домашних туфлях, поспешила спуститься к Джин. Едва
успев накинуть на плечи роженицы купальный  халат,  она  услыхала  звуки
сирены. Джин, похоже, не слышала ничего: ее мучила тошнота, она  жалобно
стонала, миссис Вайсман пыталась в меру сил облегчить ее страдания. Джин
корчилась от болей и звала Энди. Вскоре после того, как ее  доставили  в
"Нью-Йорк  госпитал",  начались  роды  -  показалась  головка   ребенка.
Акушерки поспешно увезли  роженицу  на  каталке,  не  успев  оказать  ей
никакой помощи. Скоро она разрешилась маленькой, но здоровой девочкой, с
черными как смоль волосами и крепко сжатыми кулачками. Девочка, весившая
пять фунтов с четвертью, громко кричала, оповещая о своем  появлении  на
свет. Примерно через час Элен Вайсман попросила разрешения взглянуть  на
них, Джин к тому времени  дали  успокоительное,  ребенок  тоже  спокойно
спал.
   Элен вернулась домой. Из головы у нее не шла Джин Роберте, овдовевшая
в двадцать два года. Бедняжку ждет одинокая жизнь с ребенком  на  руках,
которого ей  придется  воспитывать  без  мужа.  Элен  смахнула  слезы  с
морщинистых щек. Было уже половина пятого, и мимо  окон  доходного  дома
прогромыхал  ранний  поезд  надземки.  Старая  женщина  знала,   сколько
требуется самозабвенной любви, чтобы вырастить ребенка в  одиночку.  Эта
любовь  сродни  любви  к  богу,  самоотверженной   преданности   святого
отшельника. Только так можно поднять  дочь,  которая  никогда  не  будет
знать отца.
   Джин увидела новорожденную следующим утром,  когда  девочку  принесли
кормить. Она  взглянула  на  крохотное  личико,  на  темные  шелковистые
волосики,  которые,  по  словам  медсестры,  должны  были  смениться,  и
материнским инстинктом поняла, что  ей  предстоит  сделать  для  дочери.
Джин, однако, не устрашилась: она сама желала  этого.  Это  был  ребенок
Энди, последний его подарок жене, и она будет хранить его,  беречь  пуще
жизни. Она сделает все возможное, чтобы  их  дочери  было  хорошо.  Джин
будет жить, дышать и работать ради нее одной, готовая отдать за нее даже
душу.
   Когда маленький ротик, похожий на  бутон  розы,  зачмокал  и  потянул
молоко из ее груди,  Джин  улыбнулась  новому  ощущению.  Она  с  трудом
верила, что прошли всего одни сутки с тех пор, как ей сообщили о  смерти
Энди. В палату вошла сестра, чтобы посмотреть, как они справляются. Судя
по всему, мать и  дочь  чувствовали  себя  хорошо.  Для  восьмимесячного
ребенка девочка была нормальной.
   - Видать, у нее неплохой аппетит. -  Сестра  в  белом  накрахмаленном
халате и такой же шапочке посмотрела на мать и на дитя. - А папа нас уже
видел? - Никто ничего не знал, кроме Элен Вайсман.
   Глаза Джин наполнились слезами,  она  отрицательно  мотнула  головой.
Сестра ласково похлопала ее по плечу, так и не поняв, что она  чувствует
в ту минуту. Отец не видел народившуюся дочь и никогда не увидит...
   - Как вы хотите ее назвать? - спросила сестра, чтобы сменить тему.
   Они с Энди долго обсуждали это в письмах и наконец сошлись  на  одном
женском имени, хотя оба  ждали  мальчика.  После  испытанного  в  первый
момент  чувства  удивления,  близкого  к  разочарованию,   Джин   теперь
казалось, что девочка несравненно лучше и что они с  мужем  отдавали  ей
предпочтение с самого начала. Что ни говори, а  природа  все  устраивает
наилучшим образом. Если бы родился мальчик, она назвала бы его Эндрю - в
честь отца, а для девочки она выбрала красивое женское  имя.  Интересно,
как оно звучит для других? Джин взяла дочь на  руки,  глаза  ее  засияли
гордостью.
   - Ее зовут Тана Андреа Роберте. Тана... - повторила она имя  девочки,
прислушиваясь к звучанию этого имени, и ей показалось, что оно  подходит
дочери как нельзя лучше.
   Когда она кончила кормить, сестра с улыбкой забрала у  нее  крохотный
сверток. Другой рукой она привычно поправила постели и посмотрела в лицо
Джин.
   - Теперь отдохните немного, миссис Роберте. Я принесу вам Тану снова,
как только она проголодается.
   Когда дверь за ней закрылась, Джин откинулась назад и  смежила  веки,
стараясь не вспоминать о  муже  и  сосредоточиться  на  ребенке.  Ей  не
хотелось думать о том, как он умер, что с ним произошло,  произносил  ли
он перед смертью имя жены; из груди рвались рыдания. Она  повернулась  и
впервые за много месяцев легла на живот,  уткнувшись  лицом  в  подушку.
Прошел не один час, когда Джин наконец заснула, вся в слезах. Во сне она
видела парня с волосами цвета спелой ржи, которого  любила,  и  ребенка,
которого он ей оставил. Ей снились муж и Тана.

Глава 3

   Джин Роберте  снимала  телефонную  трубку  моментально,  сразу  после
первого звонка. За долгие годы управления огромным  предприятием  у  нее
выработался  четкий  и  эффективный  стиль.  Она  работала   здесь   уже
двенадцать лет. Когда ей исполнилось двадцать восемь, а  Тане  -  шесть,
она вдруг почувствовала, что не в состоянии проработать больше ни одного
дня ни в одной адвокатской фирме. За шесть лет  она  сменила  три  места
работы, одно  скучнее  другого.  Но  платили  секретарю  хорошо,  и  она
мирилась со своим положением - ради Таны. Тана  у  нее  всегда  была  на
первом месте, только для Таны вставало и заходило солнце.
   - Ты не даешь ребенку ни минуты  покоя,  -  сказала  как-то  одна  из
сослуживиц.
   Этого было достаточно, чтобы испортить с ней отношения.  Джин  знала,
что делает. Она водила  Тану  в  театры,  музеи,  библиотеки,  картинные
галереи, на концерты -  всюду,  куда  только  могла.  Она  тратила  свои
скудные средства на образование дочери, на ее развлечения, ни в  чем  ей
не отказывая. Она сберегала для ребенка пенсию, получаемую  за  Энди,  -
всю до последнего пенни.  Девочка  не  была  избалованной,  просто  Джин
хотела, чтобы ее дочь имела все то, чего она сама была лишена в  детстве
и юности, чтобы Тана приобщилась к сокровищам культуры. Теперь уже  было
не припомнить, как они проводили свободное время с Энди.  Будь  он  жив,
то, вероятнее всего, брал бы напрокат лодку и  отвозил  бы  их  в  залив
Лонг-Айленд, чтобы учить Тану плавать с раннего возраста;  они  собирали
бы  раковины  моллюсков,  бегали  по   дорожкам   парка,   катались   на
велосипеде... Энди, конечно  же,  боготворил  бы  хорошенькую  белокурую
девчушку, которая была вылитый отец.
   Не по годам рослая и стройная, она таила в глазах  озорную  отцовскую
улыбку. Медсестра оказалась права: черные шелковистые  волосы  сменились
белокурыми кудрями, которые с годами  превратились  в  роскошный  каскад
густых золотистых прядей цвета спелой ржи. Тана была прелестная девочка,
и мать гордилась ею. Когда  ей  исполнилось  девять  лет,  Джин  удалось
перевести ее из обычной государственной школы в  частную,  принадлежащую
миссис Лоусон. Это была счастливая возможность для Таны, и Джин не могла
нарадоваться за дочь.
   Им помог Артур Дарнинг, не  посчитавший  это  за  труд.  Он  знал  по
собственному опыту, что значит для детей хорошая школа. Его  собственные
дети - двумя и четырьмя годами старше Таны - учились в Гринвиче, в самых
что ни на есть привилегированных заведениях.
   Место менеджера досталось Джин совершенно случайно: Артур обратился в
адвокатскую фирму "Поуп, Мэдисон и  Уатсон",  чтобы  получить  подробные
консультации у Мартина Поупа, старшего компаньона  фирмы.  Джин  к  тому
времени проработала у них два года. Работа была смертельно  скучная,  но
платили секретарше сверх всяких ожиданий. Она не  могла  позволить  себе
гоняться за интересной работой: ей приходилось  думать  о  дочери.  Джин
заботилась о ней денно и нощно, вся ее жизнь  замыкалась  на  Тане.  Она
рассказала  об  этом  Артуру,  когда   тот,   после   завершения   почти
двухмесячной серии встреч с Мартином Поупом - Джин присутствовала на них
по должности, - пригласил ее однажды в бар.
   Артур к тому времени жил  раздельно  со  своей  женой  Мери,  которая
находилась в одной из  частных  клиник  в  Новой  Англии.  Ему  явно  не
хотелось говорить на эту тему, и Джин не стала настаивать: у нее хватало
своих проблем и обязанностей. Она не имела привычки "плакать в жилетку",
рассказывая чужим людям о погибшем муже, о ребенке, которого воспитывает
в одиночку, о чувстве ответственности, заботах  и  страхах.  Она  знала,
чего хочет  для  дочери:  нормальной  жизни,  образования,  друзей.  Она
хотела, чтобы ее дочь была защищена от любых трудностей, чтобы имела то,
чего никогда не было у нее самой. Артур Дарнинг, похоже, понял  все  это
без лишних слов. Он  возглавлял  одну  из  крупнейших  транснациональных
компаний по производству изделий из стекла и пластмассы  и  изготовлению
упаковочной тары, а также владел большой долей в  разработках  нефти  на
Среднем Востоке.  Будучи  чрезвычайно  богатым  человеком,  он  держался
просто и доступно, что очень импонировало Джин.
   Честно говоря, нравилось ей в нем не  только  это  и,  когда,  вскоре
после первой встречи в баре,  он  пригласил  ее  пообедать  с  ним,  она
согласилась. Потом последовало еще одно приглашение, и в течение  месяца
у них завязался роман. Это был потрясающий мужчина, Джин  таких  еще  не
встречала. Вокруг него  ощущалась  аура  спокойствия  и  силы,  которую,
казалось, можно было потрогать рукой, и в  то  же  время  он  был  очень
ранимым. Джин знала, что Артур несчастлив в семейной жизни:  как-то  раз
он проговорился ей об этом. Его жена Мери почти сразу после вторых родов
пристрастилась к спиртному. Джин хорошо понимала, что это значит: она  с
детства наблюдала попойки своих родителей, будто давших зарок упиться до
смерти. Так оно и вышло в конце концов - будучи пьяными, они  погибли  в
машине на обледенелой дороге в канун  Нового  года.  Мери  тоже  разбила
машину, битком набитую школьниками,  которых  она  взялась  развезти  по
домам. Одну  из  девочек  едва  спасли  от  смерти.  Энн  Дарнинг  и  ее
одноклассницам было  тогда  по  десять  лет.  После  этого  случая  Мери
согласилась поехать лечиться, однако Артур не  питал  особых  надежд  на
успех. Ей было  тридцать  пять  лет,  десять  из  которых  она  страдала
хроническим алкоголизмом. Артур страшно от нее устал, и не  было  ничего
удивительного в том, что Джин  его  покорила.  Эта  двадцативосьмилетняя
женщина держалась с редким достоинством, что очень нравилось Артуру. И в
то же время глаза у нее были кроткие и добрые. Взглянув  на  нее,  сразу
можно было сказать, что она - участливый человек. Это было  как  раз  то
качество, в котором Артур нуждался больше всего.  Но  как  распорядиться
своим чувством к ней? Они с Мери состоят в браке шестнадцать лет, теперь
ему сорок два; как быть с детьми, с домом, с Мери, со  всем  укладом  их
жизни? Все выглядело очень неопределенным и ненадежным, Артур Дарнинг не
привык и не любил так жить. Поначалу он не приводил Джин к  себе  домой,
чтобы не волновать детей, но они встречались почти каждую ночь,  и  само
собой  вышло  так,  что  Джин  начала  заботиться  о  нем:  наняла  двух
горничных, сменила садовника, которому хозяин дома  не  уделял  внимания
из-за своей занятости, организовала несколько небольших деловых приемов,
устроила детский утренник на Рождество,  помогла  Артуру  выбрать  новый
автомобиль. Она даже отпросилась  на  несколько  дней  с  работы,  чтобы
поехать с ним в совместную деловую поездку. И скоро выяснилось, что  она
руководит всей его жизнью, а он не может ступить без нее  ни  шагу.  Все
чаще Джин спрашивала  себя,  что  это  означает,  хотя  в  глубине  души
понимала: она влюблена в  него,  а  он  -  в  нее,  и  как  только  Мери
поправится настолько, чтобы ей можно было сказать, супруги разведутся, и
он женится на ней, на Джин...
   Однако вместо этого он через шесть месяцев предложил ей работу.  Джин
не знала, как к этому отнестись. Она не хотела работать у него: она  его
любила и пользовалась взаимностью. А по его  словам  выходило,  что  эта
работа открывает перед ней перспективы, о которых  она  сама  давно  уже
мечтала. Джин будет делать все то  же,  что  делала  в  последние  шесть
месяцев  в  порядке  дружеской  услуги  Артуру:  организовывать  приемы,
нанимать слуг, следить, чтобы дети были должным образом одеты,  чтобы  у
них были хорошие  друзья  и  заботливые  няни.  Он  считал,  что  у  нее
потрясающий вкус - ему и в голову не приходило, что на себя  и  на  Тану
она шьет сама, что она сама обтягивает мебель в своей квартирке.  Они  с
дочерью все еще жили в доме из железистого песчаника, рядом с  надземной
железной дорогой, проходившей по Третьей авеню, и Элен Вайсман  все  еще
присматривала за Таной, когда ее  мать  уходила  на  работу.  Если  Джин
согласится на предложение Артура, она сможет  отдать  Тану  в  приличную
школу - уж он-то поможет с устройством девочки. Они смогут  переехать  в
другое жилище:  на  Верхневосточной  стороне  у  него  есть  дом.  "Это,
конечно, не Парк-авеню, - сказал ей Артур со  своей  обычной  сдержанной
улыбкой, - но несравненно лучше, чем Третья авеню". А  когда  он  назвал
сумму ее жалованья, она чуть не умерла от разрыва сердца. И это при том,
что работа не представляла для нее особого труда.
   Если бы  у  нее  не  было  Таны,  она,  возможно,  устояла  бы  перед
искушением, справедливо полагая, что лучше не быть ему обязанной. Но,  с
другой стороны, это означало, что она все время будет рядом с ним, когда
Мери вылечится... Секретаршей в "Дарнинг Интернэшнл" уже работала другая
женщина, а для Джин предназначался небольшой  отдельный  кабинет  позади
конференц-зала, примыкающий к красивому,  отделанному  деревом  кабинету
патрона. Она будет видеть его ежедневно, сделается необходимой ему...  К
этому идет дело.
   - Какая тебе  разница?  -  говорил  Артур,  убеждая  ее  принять  его
предложение, соблазняя новыми благами и прибавкой к жалованью.
   Он теперь уже зависел от  нее,  нуждался  в  ней;  косвенным  образом
нуждались в ее заботах и дети, хотя  они  еще  ни  разу  ее  не  видели.
Впервые в жизни он мог  на  кого-то  положиться,  тогда  как  раньше,  в
течение почти двадцати лет, все полагались на него. В его жизни появился
человек, к которому можно обратиться за помощью  и  который  никогда  не
подведет. Он много думал над этим. Он хочет, чтобы Джин  всегда  была  с
ним. Все это Артур высказал ей в постели - в ту ночь, когда в  очередной
раз умолял ее взяться за эту работу.
   В конце концов она согласилась, хотя  и  не  без  внутренней  борьбы.
Выбор был слишком очевиден. Теперь  она  отправлялась  на  работу  после
проведенной с ним ночи, и ее жизнь превратилась в сплошную сказку. Энн и
Билли уже привыкли к ночным отлучкам отца; в  доме  у  него  теперь  был
полный порядок, и Артур мог не беспокоиться  о  детях.  В  первое  время
после отъезда матери они тосковали, а теперь  и  думать  о  ней  забыли.
Когда же отец познакомил их с Джин, им показалось, что они дружили с ней
всегда. Она водила их и Тану в  кино,  покупала  им  игрушки,  развозила
детей из школы по  домам,  когда  наступала  их  очередь,  беседовала  с
учителями, посещала школьные спектакли. Уезжая из города, Артур мог быть
уверен, что она присмотрит за его детьми даже лучше, чем он сам.
   Однажды вечером они сидели у камина в ее новой квартире.  Апартаменты
были не бог знает какие шикарные,  но  для  Джин  с  дочерью  более  чем
достаточные: две спальни, гостиная, столовая, симпатичная кухня.  Здание
современное,  добротное,  чистое:  из  гостиной   открывается   вид   на
Ист-Ривер. Новое жилье отличалось от старого, как небо и  земля.  Артур,
чем-то похожий на нежащегося у огня холеного кота, посмотрел на  Джин  и
улыбнулся. Она улыбнулась ему в ответ.
   - Знаешь, - проговорила она, - я никогда еще не была так счастлива за
всю свою жизнь.
   - Я тоже.
   Это было за несколько дней перед тем,  как  Мери  Дарнинг  попыталась
вернуть себе утраченное. До нее дошло, что у Артура интрижка, правда, ей
не сказали с кем. Состояние больной после  этого  резко  ухудшилось.  Но
спустя  шесть  месяцев  доктора  стали  поговаривать  о  ее  выписке  из
больницы. К этому времени Джин проработала у  Артура  уже  больше  года.
Тана радовалась новой школе, новой квартире, новой жизни не меньше,  чем
мать. И вдруг все это оказалось под угрозой.
   Артур поехал навестить Мери и вернулся чернее тучи.
   -  Что  она  сказала?  -  Джин  смотрела  на  него  широко  открытыми
испуганными глазами. Она уже достигла  тридцатилетнего  возраста,  и  ей
хотелось прочного положения, уверенности в будущем. Не может же их связь
всю  жизнь  оставаться  тайной!  Она  мирилась  со  своим  двусмысленным
положением только потому, что Мери была больна и это беспокоило  Артура.
Всего неделю назад он сделал Джин предложение, а теперь смотрит на нее с
таким мрачным выражением, словно для них не осталось никакой надежды.
   - Мери говорит, что, если ее не отпустят домой, она снова  попытается
покончить жизнь самоубийством.
   - Как она может! Что же, она так и будет тебе угрожать до конца твоей
жизни?  -  Джин  была  готова  разрыдаться:   жена   имеет   возможность
шантажировать мужа и пользуется этим.

***

   Через три месяца Мери вернулась домой слегка подлеченная. К Рождеству
она снова попала в больницу, откуда выписалась весной и продержалась  до
осени, когда начала пить запоем  вместе  со  своими  друзьями.  В  общей
сложности это продолжалось более семи лет.
   Когда она в первый раз приехала из  больницы  домой,  Артур  был  так
растерян, что начал просить Джин, чтобы та ей помогла.
   -  Мери  такая  беспомощная,  ты  не  можешь  себе  представить,  мое
солнышко.  Она  абсолютно  не  отвечает  за  себя..,  не  может   ничего
соображать.
   Из любви к Артуру Джин оказалась в  незавидном  положении  любовницы,
ухаживающей за женой. Два или три раза в неделю  она  проводила  дневные
часы в Гринвиче, помогая Мери вести домашнее хозяйство. Мери  боялась  и
не хотела этой помощи. Все, включая детей, знали, что она пьет.  Сначала
они огорчались, потом стали ее презирать. Энн  ее  возненавидела,  Билли
плакал, когда она напивалась. Это были кошмарные сцены. Через  несколько
месяцев Джин почувствовала себя в  таком  же  безвыходном  положении,  в
каком находился Артур. Она не могла оставить Мери, не могла отпустить ее
от себя - это было бы, как если бы она решила бросить на произвол судьбы
своих родителей. Ей казалось, что она с