ев совладать со  своим  любопытством.  Сара  была  очень  красива,  и
Ребекка, конечно же, предполагала, что среди офицеров  гарнизона  у  нее
есть возлюбленный,  ради  которого  она  и  решилась  на  такое  далекое
путешествие.
   - Я хотела сама увидеть все это... - так же тихо ответила Сара, успев
подумать, что они ведут  себя  точь-в-точь  как  две  девчонки,  которые
шепчутся  перед  сном,  боясь  разбудить  спящих  в   соседней   комнате
родителей. - Я приехала в Америку из Англии, чтобы  начать  здесь  новую
жизнь. Я овдовела недавно, - закончила она, решив,  что  раз  уж  она  с
самого  начала  назвалась  вдовой,  значит,   ей   придется   и   дальше
придерживаться этой спасительной лжи.
   - Как это печально, - с искренним чувством отозвалась Ребекка. "Такая
молодая, а уже - вдова", -  подумала  она  с  легким  удивлением.  Самой
Ребекке едва-едва минуло двадцать, и Сара казалась ей почти  ровесницей.
Мужу Ребекки был двадцать один год, но они вместе росли и всегда  знали,
что рано или поздно обязательно поженятся. Отношения, отличные  от  тех,
что   существовали    между    ней    и    Эндрю,    казались    Ребекке
противоестественными, а уж вообразить себе нечто подобное той жизни, что
вынудила Сару бежать из Англии, она и вовсе была не в состоянии.
   - Я очень тебе сочувствую, - снова  шепнула  Ребекка,  незаметно  для
себя переходя на "ты", и Сара не стала ее поправлять.
   - Ничего... - ответила она и неожиданно для себя добавила, решив быть
честной, насколько позволяла выдуманная ею история:
   - Не хочу быть неискренней, Ребекка. Я никогда не любила мужа.
   -  Бедняжка!..  -  ахнула  Ребекка,  а  Сара  подумала,  что   готова
поделиться  с  этой  полузнакомой  женщиной  своей  тайной,  которую  не
доверила бы никому из тех благородных дам,  с  которыми  она  так  часто
встречалась в гостиных Бостона. Должно быть, так  на  нее  подействовало
это особенное место, которое было так близко к богу.., и к Кихтану.
   Вспомнив легенды,  которые  рассказывал  ей  Поющий  Ветер,  Сара  не
сдержала улыбки. Она хотела спросить Ребекку, что она  думает  по  этому
поводу, но молодая девушка опередила ее.
   - А ты долго здесь пробудешь? - спросила  она  и  зевнула.  Спать  ей
оставалось совсем мало. В ее чреве только  что  пошевелился  ребенок,  а
через  несколько  часов  ее  разбудят  голоса  детей,  которые  спали  в
колыбельках. В последние дни Ребекка отчаянно не высыпалась  и  уставала
больше обычного, а тут еще Эндрю: как уехал на охоту,  дни  сразу  стали
словно вдвое длиннее. Помочь же Ребекке было некому - все ее родные жили
далеко отсюда, в Северной Каролине.
   - Я пока еще не знаю, - ответила Сара и тоже сладко  зевнула,  словно
заразившись от Ребекки.  -  Мне  кажется,  я  бы  могла  остаться  здесь
навсегда.
   В ответ Ребекка недоверчиво улыбнулась, а через минуту она уже спала.
Вскоре и Сара погрузилась в сон, все еще не  веря,  что  ее  путешествие
подошло к концу.
   На следующий день Ребекка проснулась задолго до рассвета, разбуженная
криком младшего ребенка. Держать малыша на руках ей было уже тяжело да и
опасно - она боялась, что родит до срока, но надеяться было не на  кого.
Ее младшему сыну недавно минул год, но он был довольно слабым и  не  мог
обойтись без материнского молока.
   Что касалось ее нынешнего  положения,  то  Ребекка  не  знала  точно,
сколько месяцев назад она зачала. Вряд ли  это  могло  случиться  больше
семи-восьми месяцев  назад,  хотя  живот  у  нее  был  огромный.  Такого
большого живота у нее не было даже в первый раз, когда она носила своего
первенца - девочку, которой теперь было около двух лет.
   Дел у Ребекки было по горло, поэтому с  самого  утра  ей  приходилось
крутиться как белке в колесе, чтобы успеть сделать все  необходимое.  Ей
очень не хотелось, чтобы дети разбудили гостью, поэтому она усадила дочь
за  миску  с  кашей,  сыну  всучила  хлебную  корку,  а  сама   занялась
приготовлением завтрака для себя и для Сары, попутно  размышляя  о  том,
что, если бы она жила на  ферме,  ей  пришлось  бы  еще  доить  коров  и
задавать корму всей домашней  живности.  Нет,  что  ни  говори,  жить  в
гарнизоне было не только безопаснее, но и проще.
   Сара проснулась без малого в девять утра, но к этому времени  Ребекка
уже успела одеться, умыть и одеть детей, постирать белье и  выложить  на
противень тесто для хлеба, которое с вечера подходило у очага.
   Увидев,  как  хозяйка  хлопочет  по  дому,  Сара  почувствовала  укол
совести. Обычно она вставала намного раньше, но сегодня,  после  долгого
пути, разоспалась. Да и проснулась она не сама - ее разбудил доносящийся
снаружи скрип тележных колес и громкое ржание лошадей.
   - Проголодалась, наверное? - спросила Ребекка у заспанной Сары. Одной
рукой она держала сына, а второй отгоняла дочь от корзинки  со  швейными
принадлежностями.
   - Я сама о себе  позабочусь.  Ты  только  скажи,  где  что  лежит,  -
поспешно сказала Сара. - У тебя и без меня забот хватает.
   - Что верно - то верно, - согласилась Ребекка без тени огорчения.
   Только теперь, при свете дня, Сара сумела разглядеть как следует свою
молодую хозяйку. Ребекка была небольшого роста и,  если  бы  не  большой
живот, казалась бы хрупкой, как тростиночка; заплетенные в  косы  волосы
делали ее совсем юной, так  что  на  вид  ей  нельзя  было  дать  больше
пятнадцати лет.
   - Эндрю  помогает  мне,  когда  может,  -  сказала  Ребекка,  как  бы
извиняясь. - Но он часто уезжает.
   Он охотится, добывает мясо для солдат гарнизона и делает много других
дел. Так что большую часть времени он очень занят...
   Но и у самой Ребекки дел в доме хватало.
   - Когда.., когда это должно случиться? - спросила Сара с  озабоченным
и вместе с тем несколько смущенным видом. Ей казалось, что Ребекка может
разродиться в любой момент.
   - Через месяц или два... Я точно не знаю, - ответила молодая  женщина
и покраснела. Несмотря на то что ее дети буквально наступали друг  другу
на пятки, она чувствовала себя здоровой и счастливой.
   Саре, однако, было очевидно,  что  жизнь  здесь  -  совсем  не  такая
простая, как она себе представляла. Здесь не было элементарных  удобств,
к которым она привыкла, - с особенной наглядностью Сара обнаружила  это,
когда  пошла  умыться,   и   вынуждена   была   сначала   разбить   лед,
образовавшийся за ночь в деревянной бадье с водой.
   Нет,  определенно,  жизнь  в  Дирфилдском  гарнизоне  нельзя  было  и
сравнивать с той, которую она вела в Бостоне или еще раньше в Англии, но
Сара уже и не собиралась отступать от своих планов. Пожалуй,  здесь  она
наконец обретет то, ради чего она решилась бросить мужа и отправиться  в
полное опасностей путешествие через океан.
   Выпив чашку кофе, Сара застелила постель и спросила  у  Ребекки,  что
нужно сделать по дому.
   Оказалось, что Ребекка уже давно собиралась на  одну  из  близлежащих
ферм навестить свою подругу, которая недавно  родила  прелестную  дочку,
поэтому заранее постаралась освободить  сегодняшний  день  для  поездки.
Сару  такой  ответ  вполне  удовлетворил,  и  она  с   чистой   совестью
отправилась разыскивать полковника Стокбриджа.
   Его дом она нашла быстро, однако самого начальника гарнизона на месте
не оказалось. Часовой у дверей не мог или не хотел сказать ей,  куда  он
отправился и когда будет, поэтому Сара решила пока  осмотреть  форт.  Ее
интересовало буквально все - и солдаты,  осваивавшие  строевые  артикулы
под руководством капрала, и  кузнец,  подковывавший  лошадей,  и  группа
офицеров у коновязи, которые курили, обмениваясь шутками, и - особенно -
одетые в меховые шкуры индейцы, которые  въезжали  в  ворота  небольшими
живописными группами или покидали  форт.  В  первое  мгновение  все  они
показались Саре похожими на Поющего Ветра, но, вглядевшись  пристальнее,
она поняла, что ошибалась. Их  одежда  и  головные  уборы  из  какого-то
незнакомого меха сильно отличались от тех, которые носил ее проводник, и
Сара решила, что это - нантикоки,  о  которых  она  слышала  в  Бостоне.
Впрочем, нантикоки были таким же миролюбивым племенем, как и  вампаноги.
В окрестностях Дирфилда, по словам полковника Стокбриджа, вообще не было
воинственных племен, и Сара склонна была верить ему, но лишь до тех пор,
пока она не увидела группу примерно  из  двенадцати  всадников,  которая
вдруг появилась в воротах форта.
   Это тоже были индейцы, но при виде  их  Сара  похолодела  и  невольно
попятилась. Ничего более устрашающего она в жизни не  видела.  Казалось,
они мчатся прямо на нее; их лошади были в мыле,  а  от  всадников  валил
густой пар. Смуглые лица, оттененные осевшим на  волосах  и  вокруг  губ
инеем, были свирепы и беспощадны. Длинные черные  волосы  индейцев  были
распущены, и в них были  вплетены  перья  и  яркие  стеклянные  бусинки.
Всадники были закутаны в мех, а на двух из них было надето что-то  вроде
доспехов,  сделанных  из  деревянных   дощечек,   плотно   переплетенных
веревками и раскрашенных.
   Все это Сара разглядела за считанные мгновения. В  следующую  секунду
воздух вокруг нее заполнился стуком копыт по утоптанному снегу, громкими
гортанными голосами, произносящими фразы на  незнакомом  языке,  и  Сара
испытала непреодолимое желание забраться под ближайший фургон.
   Но никого, кроме нее, появление индейцев, похоже, не  испугало.  Даже
часовой на воротах, который следил за приближением кавалькады  с  легким
интересом, теперь отвернулся. Между тем всадники промчались совсем рядом
с тем местом, где стояла  Сара,  и  она  почувствовала,  что  дрожит  от
страха.
   Эта неосознанная реакция заставила Сару пережить приступ  сильнейшего
раздражения, которое и помогло ей отчасти справиться с собой, однако она
не могла не признать, что зрелище было весьма внушительным и живописным.
Можно  было  подумать,  что  рядом  с  ней  пронесся  небольшой  ураган,
вздыбивший утоптанный снег  и  обдавший  ее  холодным  ветром.  От  этой
небольшой группы людей веяло монолитным единением,  неким  неведомым  ее
пониманию единством, которое внушало ей одновременно и зависть, и  ужас.
Вот один из них  что-то  прокричал,  и  вся  группа  отозвалась  дружным
смехом, который прогремел в ушах Сары словно гром.
   Осадив коней  у  самой  коновязи,  всадники  начали  один  за  другим
спешиваться. Несколько солдат  лениво  наблюдали  за  ними,  но  индейцы
продолжали переговариваться между собой, не обращая никакого внимания на
чужие взгляды. Несомненно, это не было нападение, но  у  Сары  почему-то
создалось впечатление, что индейцы приехали в форт  по  какому-то  очень
важному делу. Быть может, рассудила она, это что-то вроде делегации  или
посольства.  Приезжие  индейцы   действительно   держались   с   большим
достоинством, а исходящее от них ощущение единства  могло  быть  вызвано
как сознанием важности своей миссии,  так  и  вполне  понятным  чувством
настороженности, которую испытывают, к  примеру,  парламентеры  в  стане
врагов.
   Пользуясь тем, что на нее  по-прежнему  не  обращали  внимания,  Сара
заняла удобную позицию возле одного  из  фургонов  и  стала  внимательно
разглядывать предводителя индейцев. Отчего-то он заинтересовал ее больше
других, но и боялась она его едва ли не  сильнее,  чем  всех  остальных,
вместе взятых. Чертами он отдаленно походил на европейца,  но  выражение
свирепости и отваги на его смуглом лице было  таким  же,  как  и  у  его
спутников. Как и они, он был одет в меховую шкуру и вышитые мокасины,  а
его длинные черные волосы развевались по  ветру  при  каждом  шаге,  при
каждом движении гордо посаженной головы. Держался он смело и независимо,
со свободной грацией опасного дикого животного, и по тому, как остальные
отвечали на его вопросы, Сара поняла, что они весьма его уважают. И дело
было вовсе не в том, что он был главой делегации  или,  скажем,  вождем,
как отец Поющего Ветра.  Этот  воин  был  прирожденным  лидером,  и  это
чувствовалось и в интонации, с какой он произносил какие-то обращенные к
соплеменникам слова, и в каждом его жесте и движении.
   Она как раз раздумывала о том, сколько  ему  может  быть  лет,  когда
индеец  внезапно  повернулся  к  ней,  и,  застигнутая  врасплох,   Сара
вздрогнула от неожиданности и страха. Кажется, она даже  подпрыгнула  на
месте, но на бронзовом лице воина  не  дрогнул  ни  один  мускул,  чего,
наверное, нельзя было сказать о ней. Сара была  абсолютно  не  готова  к
тому, чтобы глядеть в глаза мужчине, какой бы необычной  и  экзотической
ни была его внешность.
   Для нее  индейский  воин  был  чем-то  вроде  картины,  которую  Саре
хотелось как следует рассмотреть, однако, когда  картина  повернулась  и
стала рассматривать ее, она почувствовала себя крайне неуютно.
   Нет, в каждом движении его сильного тела, в каждом быстром и  плавном
жесте и даже в его непроницаемом взгляде была своя музыка, которую  Сара
готова была слушать снова и снова, однако вместе с тем он пугал ее  чуть
не до потери сознания.
   Вместе с тем в глубине души Сара почему-то была уверена,  что  он  не
причинит  ей  вреда.  Просто  он  был   владыкой   Неведомого,   принцем
Неизвестности; он представлял целый мир, о  котором  Сара  могла  только
мечтать, а неизвестное всегда страшит.
   Саре показалось, что они смотрят друг другу в глаза  уже  целый  час,
хотя на самом деле прошло  едва  ли  несколько  мгновений.  Пристальный,
холодный взгляд индейского вождя проник в самую глубину ее души,  достиг
середины и.., ушел в сторону. В следующий миг индеец повернулся  и  стал
подниматься по ступеням крыльца, ведущего к кабинету полковника, а  Сара
с ужасом осознала, что дрожит как в лихорадке.  Колени  ее  подгибались,
ноги стали ватными, и в конце концов она  ухватилась  за  край  фургона,
чтобы не упасть.  Машинально  она  провожала  глазами  других  индейцев,
которые, сняв груз с четырех вьючных лошадей, повели их  к  стойлам,  но
мысли ее были заняты совсем другим. Сара гадала, к какому племени  может
принадлежать человек, который произвел на нее такое сильное впечатление,
зачем он приехал в Дирфилд и почему они ворвались в ворота  так,  словно
за ними гнались все демоны ада. Но ответов на эти и другие вопросы у нее
не было.
   Ей понадобилось несколько минут, чтобы перестать дрожать и  прийти  в
себя. Убедившись, что ее  ноги  в  состоянии  двигаться,  Сара  медленно
пересекла площадь. Навстречу ей  попался  какой-то  солдат,  и  она,  не
сдержавшись, спросила у него, из какого племени были эти индейцы.
   - Это ирокезы, - равнодушно пояснил солдат.
   Ирокезов он видел часто, чего нельзя было сказать о  Саре.  Появление
этой группы было к тому же весьма живописным, и Сара  подумала,  что  не
забудет этой картины до конца своих дней.
   - Собственно говоря, это не совсем ирокезы, это сенеки,  -  продолжал
солдат, радуясь возможности блеснуть своими познаниями перед  незнакомой
молодой леди. - Сенеки входят в Лигу ирокезов. А один из них  -  кайюга.
Онондага, кайюга, сенека, онейда и могауки - все эти племена  составляют
конфедерацию ирокезских племен. Последними - лет семьдесят назад - к ним
присоединились еще и тускароры, которые пришли в наши края  из  Северной
Каролины. Но в этой компании только сенеки. Только один,  вот  тот,  что
помельче, из племени кайюга.
   - Их вождь производит впечатление, - медленно сказала Сара. - Я  даже
испугалась...
   На самом деле она  испугалась  довольно  сильно.  В  этом  суровом  и
свирепом лице воплотились для нее все ужасы и опасности Нового Света,  и
хотя сейчас она уже справилась со своим страхом, несколько  минут  назад
она была почти в панике.
   Помогало Саре и сознание того, что здесь, в гарнизоне,  ей  ничто  не
грозит; кроме того, несмотря на свой устрашающий вид, индеец не произвел
никакого впечатления ни на кого, кроме нее.
   - Это какой же из них? - спросил солдат. - Как его зовут?
   Но Сара могла только описать так испугавшего ее воина.
   - Я его, похоже, не знаю, - покачал головой солдат. - Может быть, это
сын одного из ирокезских вождей. А может, я ошибся,  и  с  ними  приехал
кто-то из  могауков  -  они  действительно  выглядят  более  устрашающе.
Особенно в боевой раскраске, -  добавил  он,  ухмыляясь,  но  Сара  была
уверена, что на лице воина не было ни  краски,  ни  татуировки.  И  это,
пожалуй, было к лучшему, потому  что  при  виде  раскрашенного  по  всем
правилам воина она, наверное, могла бы лишиться чувств.
   Поблагодарив солдата за те сведения,  которые  он  ей  сообщил,  Сара
отправилась разыскивать полковника, успевшего к этому времени  вернуться
из своей утренней поездки.
   Судя по выражению лица полковника Стокбриджа, он был  весьма  доволен
результатами рекогносцировки. Все было в порядке, никаких подозрительных
следов они не обнаружили, к тому же отряду удалось добыть пару оленей, а
значит, гарнизон был на несколько дней обеспечен  свежим  мясом.  Увидев
Сару, входившую к нему в кабинет, полковник с трогательной  поспешностью
поднялся ей навстречу. Полковнику казалось,  что  с  тех  пор,  как  они
виделись в Бостоне, прошло как минимум несколько месяцев.  Он  был  рад,
что путешествие прошло нормально и что с Сарой ничего не случилось, да и
просто  смотреть  на  ее  прекрасное,  одухотворенное  лицо  и   горящие
внутренним огнем глаза Стокбриджу было  приятно.  Сара  выглядела  очень
привлекательно  даже  в  простом  коричневом  шерстяном  платье,  легкой
меховой накидке и маленькой шляпке. Кожа ее словно светилась,  как  снег
на заре,  а  губы,  казалось,  умоляли  о  поцелуе,  и,  будь  полковник
помоложе, ему было бы очень нелегко совладать с собой.
   Вместе с тем держалась Сара со скромным достоинством, а ее румянец  и
блеск глаз свидетельствовали, несомненно, только о той радости,  которую
она испытывала от пребывания в этом удивительном месте. Если  и  было  в
Саре что-то чувственное, то оно  было  столь  неуловимо,  столь  глубоко
запрятано, что его легко можно  было  принять  просто  за  отзывчивость,
дружелюбие или природную доброту.
   С самого порога Сара принялась благодарить полковника за то,  что  он
позволил ей приехать, и Стокбридж смущенно фыркнул.
   - Амелия всегда считала поездки сюда чем-то вроде испытания огнем,  -
произнес он. - Она не так уж часто навещала меня в гарнизоне, но  каждый
раз - начиная с того момента, как она появлялась здесь, и вплоть  до  ее
отъезда - мне постоянно хотелось перед ней извиняться - такое у нее было
лицо.
   Говоря это, полковник подумал, что за последние  пять  лет  его  жена
побывала в Дирфилде всего один или  два  раза,  Амелии  было  уже  сорок
девять, и она считала себя уже слишком старой для  путешествий.  Как  бы
там ни было, полковнику было гораздо проще навещать жену в Бостоне,  чем
настаивать на ее приездах в гарнизон.
   Сара была совсем  другой.  Отчего-то  Стокбриджу  казалось,  что  эта
страна и она удивительно подходят друг другу. Будучи уверен, что Сара не
поймет его превратно, он даже позволил себе шутливо  заметить,  что  его
гостья  -  прирожденный  поселенец,  и  Сара  улыбнулась  в  ответ.  Его
комплимент  она  поняла  и  приняла.  Во  всяком  случае,  из   кабинета
полковника она вышла еще более воодушевленной.
   В тот же день ближе к вечеру состоялся небольшой прием в ее честь, на
который  были  приглашены  офицеры  гарнизона  с  женами.  Сначала  Сара
боялась, что окажется в центре всеобщего внимания, однако  на  деле  все
оказалось не так страшно.
   Единственным неприятным для нее моментом было присутствие  лейтенанта
Паркера, который не отходил от Сары ни на шаг и был все так же несносен.
Все ее усилия избавиться от назойливого кавалера ни к чему  не  привели,
хотя она и разговаривала с  ним  довольно  строго.  Лейтенант  никак  не
реагировал  на  ее  недвусмысленные  намеки,   и   Сара   уже   начинала
побаиваться, как бы в  своей  самонадеянности  лейтенант  не  принял  ее
резкость за проявление и