собой  уже  не  один  год,  -  так
непринужденно они называли друг друга по  именам,  так  сплоченно  стояли  у
ограждений.
   Только Лиана и Ник, казалось, не принимали участия в  общем  веселье.  Он
молча смотрел в пространство, она занималась с девочками, их  взгляды  время
от времени встречались, а один раз, когда девочки побежали вниз за  куклами,
он даже на миг прижал ее к себе, и Лиана оставила свою ладонь в его  ладони.
Как они будут жить дальше? Но выхода не было. "Довиль" неуклонно шел  вперед
- и точно так же вперед их влекла мечта от реальности. Плавание подходило  к
концу, и теперь перед каждым из них лежит своя  дорога.  Встретятся  ли  они
еще? Может быть, когда-нибудь, уже на  другом  корабле  Ник  снова  встретит
Армана и Лиану? Война закончится, девочки подрастут,  он  по-прежнему  будет
женат на Хиллари - ради сына. Сейчас мысль о Джонни уже  не  доставляла  ему
удовольствия. Но вины ребенка тут не было, как не было и  вины  Армана.  Они
хотели иметь то, чего иметь не могли, а теперь настала пора думать  о  своих
обязательствах перед другими - перед Арманом, перед Джоном. Он знал -  Лиана
права. Но когда вдали показались контуры Нью-Йорка,  он  почувствовал  такую
боль и муку, какой не испытывал еще никогда.  Он  едва  мог  заставить  себя
думать о сыне. А ведь это единственное, о чем он  сейчас  должен  думать.  И
все-таки в эти последние минуты Ник думал только о Лиане.  Когда  показалась
статуя Свободы и жаркое июльское солнце отразилось от ее факела,  на  палубе
закричали от радости. Затем  подошли  катера  и  повели  "Довиль"  в  гавань
Нью-Йорка. Судно сопровождали пожарные катера, выбрасывающие в воздух  струи
воды, на причале выстроились  машины  "скорой  помощи",  готовые  принять  с
корабля  раненых.  Иммиграционных  служащих  оттеснили,  и,  когда  "Довиль"
причалил под вспышки  фотоаппаратов,  к  пассажирам  бросилась  целая  армия
журналистов, жаждущих взять интервью у кого только можно.
   Лиана, казалось, знала каждого из раненых  по  имени.  Фотокорреспонденту
удалось запечатлеть тот момент,  когда  она  наклонилась,  чтобы  поцеловать
одного из них в щеку. Можно было подумать, что пассажиры  неохотно  покидают
корабль, они обнимались на прощанье., обменивались  адресами,  хлопали  друг
друга по плечам, благодарили и поздравляли капитана и команду и только потом
по одному забирали свои сумки и сходили на землю. Лиана, Ник и дети  уходили
с корабля последними. Когда они наконец оказались на причале, все посмотрели
друг на друга, не веря, что они уже на берегу.
   - Ну вот мы и дома. - Ник смотрел на Лиану поверх детских голов. Оба  они
не могли заставить себя радоваться,  и  единственное,  чего  им  хотелось  -
упасть друг другу в объятия.
   - Нет, пожалуй, еще не дома. - Лиане с дочерьми предстояло еще добираться
до Центрального вокзала, а оттуда на поезде - в Вашингтон.
   - Но теперь уже скоро. - Внешне  он  держался  спокойно,  но  какая  буря
бушевала внутри! Он настоял на том, чтобы помочь им с такси и  проводить  на
поезд. Вдруг Лиана рассмеялась, а Ник усмехнулся. - Мы выглядим,  как  толпа
бродяг. - Он снова посмотрел на свой костюм, взятый у одного из матросов,  и
только теперь вспомнил, что у корабля его должен ждать лимузин.
   По дороге на вокзал Ник и  девочки  дружески  поддразнивали  друг  друга.
Доехали, как им показалось, слишком быстро. Лиана взяла билеты, и они  вышли
на перрон. Она подумывала о том, чтобы  остановиться  на  несколько  дней  в
Нью-Йорке, но лучше уж сразу ехать в Вашингтон. Если бы она осталась  здесь,
она вряд ли смогла бы бороться с искушением увидеть Ника. Он устроил в  купе
их скудный багаж, а потом на миг остановил  взгляд  на  Лиане.  Она  и  дети
смотрели на него.
   - До свидания, дядя Ник. Приезжайте к нам  скорее,  -  сказала  Элизабет,
Мари-Анж вторила ей. Обращение "мистер Бернхам" они отбросили уже давно.
   - Ладно, приеду. А вы хорошенько заботьтесь о маме.
   Лиана слышала, что его  голос  дрожит  от  волнения,  ей  самой  пришлось
бороться со слезами. Но они все равно потекли, когда он  обнял  ее  и  нежно
шепнул: "Береги себя, любимая".
   Они медленно разжали  объятия,  и  он  стал  медленно  уходить,  все  еще
повернувшись лицом к Лиане, а затем вышел  из  вагона,  украдкой,  чтобы  не
заметили дети, смахнув слезы. Он стоял на  перроне  и  махал  рукой,  широко
улыбаясь. Все трое высунулись в окно, по очереди поцеловали его, потом Лиана
заставила девочек отойти от окна, еще раз поцеловала его  и  прошептала:  "Я
люблю тебя". Ник стоял на платформе до тех пор, пока она могла его видеть, а
потом, судорожно сглотнув, Лиана подавила рыдания и отошла от окна.
   Она присела на  диван,  покрытый  каштанового  цвета  бархатом,  и,  пока
девочки пререкались  между  собой  из-за  ручек,  выключателей  и  рычажков,
закрыла глаза и представила Ника. Она тянулась к  нему  всей  душой,  каждой
своей клеточкой, она так хотела увидеть его опять... хотя бы  на  мгновение.
Она снова видела себя в каюте первого помощника - в объятиях Ника. Мука была
просто невыносимой, и, не в силах  больше  сдерживать  рыдания,  она  что-то
сказала детям и вышла в коридор, прикрыв за собой дверь.
   - Чем-нибудь помочь, мэм? - обратился к ней  проводник,  высокий  негр  в
безукоризненном костюме с белым воротничком.
   Но Лиана не сумела ему ничего ответить, только  покачала  головой.  Слезы
потоком хлынули из глаз.
   - Мэм? - Он не понимал причины ее  слез,  а  она  только  снова  покачала
головой.
   - Все в порядке, - сказала она.
   Но это было не так. Как рассказать ему, что две недели назад она оставила
мужа в оккупационной Франции, что они пересекли Атлантику На фрахтовом судне
под постоянной угрозой немецких подводных лодок, что она видела,  как  тонет
корабль, видела трупы людей в морской  воде,  что  она  ухаживала  за  почти
двумястами обожженных и раненых... что  она  полюбила  человека,  с  которым
только что распрощалась и которого, возможно, больше  никогда  не  увидит...
все это было выше слов. И теперь она стояла в несущемся поезде, наклонившись
к окну, и сердце ее разрывалось на части.
   А на Центральном вокзале Ник медленно шел к  выходу.  Голова  опущена,  в
глазах слезы. Можно было подумать, что он  потерял  лучшего  друга,  который
умер у него на руках сегодня утром. На улице он поймал такси и поехал домой.
Выяснилось, что дом пуст - там нет ни жены, ни сына.
   - Миссис Бернхам в Кэйп-Код с друзьями, - сказала ему новая горничная.
   А поезд несся к Вашингтону.

Глава двадцать четвертая

   Тем же вечером, в восемь часов Лиана с девочками сняла номер в  гостинице
"Шорхэм". Ей казалось, что  они  не  спали  уже  много  дней  -  измученные,
грязные, у девочек то и дело глаза оказывались на мокром месте. За последние
несколько месяцев, а особенно в последние недели, им пришлось слишком  много
пережить,  и  теперь  трудно  было  поверить,  что  они  снова  вернулись  в
Соединенные Штаты. Люди выглядели здесь  такими  счастливыми,  беззаботными,
нормальными.  Не  было  видно  ни  напряженных  лиц,  как  в  Париже   перед
оккупацией, ни свастик,  появившихся  там  на  всех  углах  после  вторжения
немцев, ни раненых, как на корабле. Здесь не было ничего того,  к  чему  они
успели привыкнуть и что на  самом  деле  было  совершенно  ненормально.  Час
проходил за часом, а Лиана все лежала в постели без сна, с  трудом  подавляя
желание позвонить Нику в Нью-Йорк и отменить все разумные обещания,  которые
они дали друг другу, помня об обязательствах  перед  другими.  Единственное,
чего ей хотелось, так это снова оказаться в его  объятиях.  А  Ник  в  своей
постели в Нью-Йорке вел столь же ожесточенную схватку с самим собой,  борясь
с искушением позвонить Лиане в Вашингтон.
   На следующее утро Лиана отправила Арману  телеграмму,  сообщая,  что  они
добрались благополучно. Все утренние газеты поместили репортаж о "Довиле"  и
снимок, где  была  изображена  Лиана,  целующая  в  щеку  молодого  канадца,
которого на носилках спускали по трапу. На заднем  плане  Лиана  рассмотрела
Ника,  который  с  грустью  глядел  на  нее,  в  то  время   как   остальные
присутствующие улыбались сквозь слезы Смотря на эту фотографию, Лиана  вдруг
ощутила ту же  свинцовую  тяжесть  в  груди,  и,  попытавшись  заговорить  с
матерью, девочки, к их удивлению, наткнулись на ее  холодную  отчужденность.
Вокруг них все так быстро переменилось, что нервы у Лианы были на пределе, а
тут еще девочки все время капризничали. Они столько пережили, столько  всего
перенесли - и вот теперь наступила запоздалая реакция. Так что  когда  Лиана
наконец решилась позвонить в Сан-Франциско дяде Джорджу и сообщить ему,  что
они вернулись в Штаты, дело кончилось тем, что  она  чуть  было  не  бросила
трубку. Дядя начал отпускать бестактные замечания о капитуляции  Франции,  о
том, что французы буквально вынесли Париж немцам  на  серебряной  тарелочке,
что они заслуживают того, что получили. Лиана с трудом  сдерживалась,  чтобы
не накричать на него.
   - Ну, слава тебе Господи, вы вернулись. Давно вы здесь?
   - Со вчерашнего дня. Мы приплыли на грузовом судне.
   Последовало напряженное молчание.
   - На "Довиле"?  Репортаж  о  нем  опубликован  в  сегодняшних  газетах  в
Сан-Франциско, правда, без фотографий.
   - Я знаю.
   - Ну и идиот этот твой муж, раз посадил вас  на  такой  корабль!  Неужели
нельзя было найти другой способ вывезти вас  из  Франции?  И  вы  что,  и  в
спасении принимали участие?
   - Я - да, - это был голос сломленной и измученной женщины. Она  вовсе  не
хотела защищать Армана. Она вообще не хотела думать ни  о  чем,  потому  что
мысли ее были заняты одним Ником. - Мы спасли сто девяносто человек.
   - Это я прочел. И на борту оказалась всего лишь одна женщина -  медсестра
с двумя детьми.
   - Не совсем медсестра, дядя Джордж, - улыбнулась  Лиана,  -  просто  я  и
девочки.
   - Боже милостивый... - Он снова что-то залопотал, а потом спросил,  когда
она собирается вернуться в Сан-Франциско. Лиана ответила, что не  собирается
вовсе. - Что ты сказала?
   - Мы вчера приехали в Вашингтон. Я собираюсь снять здесь дом.
   - Этого я не допущу.
   После всего, что пришлось пережить, спорить с дядей было выше ее сил.
   - Мы тут прожили пять лет, у нас здесь друзья, девочки любят свою школу.
   - Но это же смешно! Почему Арман сразу не отправил тебя ко мне?
   - Потому что я сказала ему, что хочу жить здесь.
   - Ну ладно, когда придешь в себя, знай, что здесь все  тебе  будут  рады.
Женщина не может жить одна в чужом городе. А тут  ты  можешь  поселиться  со
мной. Ты жила здесь еще до  всякого  Вашингтона.  Что  за  глупости,  Лиана9
Странно, почему ты тогда не поехала в Лондон или Вену?
   Его остроты нисколько ее не забавляли.
   - Я хотела остаться с Арманом в Париже, - тихо произнесла Лиана.
   - Хорошо, что ему хватило ума не разрешить тебе этого. Хотя, думаю, он  и
сам не долго там пробудет. Насколько я понимаю, этот  болван  де  Голль  уже
сбежал в Северную Африку, а остальные члены правительства разбрелись по всей
Франции. Странно, что Арман до сих пор в Париже. Он ушел в отставку?
   Лиана старалась говорить спокойно, она не  собиралась  сообщать  дядюшке,
что Арман перешел к Петену.
   - Нет, не ушел.
   - Значит, он в бегах, как и  остальные.  Ты  очень  умно  поступила,  что
вернулась домой с  девочками.  Как  они?  -  Голос  его  помягчел,  и  Лиана
представила ему полный отчет, после чего передала трубку девочкам, чтобы они
поговорили  с  двоюродным  дедушкой.  И  все  же,  когда  разговор   наконец
закончился, она почувствовала облегчение. У Лианы  никогда  не  было  ничего
общего с дядей. Он ничем не напоминал ей отца  и  всегда  порицал  их  образ
жизни, считая, что девочке ни к чему сложности и заботы взрослого мужчины  и
не стоит посвящать ее во все мировые  проблемы.  Он  был  убежден,  что  так
воспитывать  девочку  нельзя,  и  продолжал  осуждать  Лиану  и  когда   она
превратилась в молодую женщину. "Слишком уж ты современная, на мой вкус". Он
и не думал скрывать свои чувства И когда Лиана познакомилась с Арманом,  тот
ему также не понравился. Он решил, что  Арман  слишком  стар  для  Лианы,  и
неоднократно повторял это, а  когда  они  поженились  и  собрались  в  Вену,
пожелал Лиане удачи и добавил, что таковая  ей  потребуется.  В  последующие
годы они виделись редко, а когда виделись, то выяснялось, что они расходятся
абсолютно во всем, включая и то, что касалось фирмы. Однако дело  продолжало
процветать, и, хотя Лиана во многом не соглашалась с дядей,  тут  у  нее  не
было оснований жаловаться Благодаря дяде Джорджу дело расширялось, и в  один
прекрасный день она сможет оставить девочкам больше, чем  когда-то  получила
сама, -  это  ее  очень  радовало.  Однако  на  этом  положительные  эмоции,
связанные с дядей Джорджем, кончались.  Он  был  самоуверенным,  властным  и
невероятно скучным ретроградом.
   В то  же  утро  она  позвонила  агенту  по  недвижимости  и  договорилась
посмотреть три меблированных дома в Джорджтауне. Лиана хотела  поселиться  в
каком-нибудь небольшом и скромном доме, где, ведя тихую  жизнь  и  время  от
времени принимая друзей, она сможет переждать с  девочками  войну.  Миновало
время роскоши во французском посольстве и других подобных местах,  но  Лиана
знала, что она не будет скучать по нему.
   Она сняла второй из предложенных ей домов и  договорилась,  что  переедет
туда через неделю Затем наняла прислугу, которая будет жить вместе с ними, -
очень симпатичную пожилую негритянку, прекрасно готовившую и любившую  детей
Лиана купила новые вещи для себя и девочек, и  они  снова  стали  напоминать
тех, кем когда-то были Она даже  купила  им  новые  игрушки,  ведь  с  собой
девочки ничего не взяли И главное - она была счастлива,  что  ей  все  время
приходится что-то делать, готовясь к переезду Это хотя бы ненадолго помогало
отвлечься от мыслей о Нике, но бывали времена, когда ей  казалось,  что  она
больше не вынесет Лиана постоянно думала, чем он сейчас занят, съездил ли  в
Бостон и забрал ли Джона. В мыслях она все  время  возвращалась  к  кораблю,
словно это было главное, что произошло с ней в жизни.  Невозможно  поверить,
что она провела на "Довиле" всего лишь тринадцать дней. Снова  и  снова  она
повторяла себе, что должна думать не о Нике, а об Армане.
   Она написала мужу и сообщила ему новый адрес и  через  две  недели  после
переезда получила от него первое письмо Оно было кратким  -  он  писал,  что
спешит, а половину к тому же вычеркнули  цензоры.  По  крайней  мере,  Лиана
знала, что с ним все в порядке и он занят делами, а  Арман  в  свою  очередь
надеялся, что ей с девочками хорошо в окружении  старых  друзей.  Он  просил
Лиану передать горячий привет Элеоноре, и Лиана поняла, что  этот  привет  в
равной мере распространяется и на президента.
   Но в целом Лиану и девочек ждало долгое  одинокое  лето.  Все  их  друзья
разъехались из Вашингтона в Мейн, в Кэйп-Код и другие места. Рузвельты,  как
всегда, проводили лето в Кампобелло Теперь до самого сентября ей не  увидеть
живой души, и скоро Лиане  уже  начало  казаться,  что  она  сойдет  с  ума,
развлекая девочек и пытаясь заставить себя не думать о Нике. Что ни день она
надеялась, что  он  позвонит  или  напишет,  несмотря  на  данный  ими  обет
молчания. Вместо этого каждую  неделю  она  получала  письма  от  Армана,  в
которых он не сообщал почти ничего нового, да и то  большая  их  часть  была
вымарана нацистскими цензорами Лиане казалось, что они с девочками  живут  в
каком-то вакууме, и иногда она задумывалась, надолго ли ее хватит.
   Политические новости только укрепляли ощущение, что, уехав из Европы, они
очутились на другой планете В трех тысячах миль  отсюда  бушевала  война,  а
здесь люди ходили по магазинам, ездили на машинах, смотрели кино - и  это  в
то время, когда ее муж жил среди  нацистов  в  Париже,  а  немцы  продолжали
грабить Европу. Здесь же на первых страницах вашингтонских газет сообщалось,
что ювелирная фирма "Тиффани и компания", тридцать четыре  года  пребывавшая
на одном месте, переехала на 57-ю улицу. Ее новое здание представляет  собой
архитектурное  чудо  и  снабжено  кондиционерами,  сохраняющими  в  магазине
прохладу, какая бы жара ни стояла снаружи. Когда  первую  страницу  занимала
такая информация, Лиана не раз задумывалась, кто сошел с ума: весь  мир  или
она сама.
   17 августа Гитлер заявил о блокаде водного пространства Великобритании, и
Арману удалось написать об этом в таких выражениях, что цензоры оставили эту
часть письма в неприкосновенности. Лиана уже знала об этом. 20  августа  она
прочитала в газетах проникновенную речь  Черчилля,  которую  он  произнес  в
палате общин. А еще через три дня  немцы  бомбили  Лондон,  и  началась  так
называемая блицвойна, когда бомбежки велись ночь за ночью, и лондонцы  стали
проводить больше времени в бомбоубежищах, чем в собственных  домах.  К  тому
времени, когда Элизабет и Мари-Анж вернулись в свою старую школу,  англичане
начали вывозить детей из Лондона. Дома рушились, каждую ночь погибали  целые
семьи. Уже несколько кораблей  с  детьми  отправились  из  Великобритании  в
Канаду.
   И наконец в середине  сентября  Лиане  позвонила  Элеонора.  Когда  Лиана
услышала  ее  знакомый  пронзительный  голос,  то  чуть  не  разрыдалась  от
облегчения, настолько она была рада ее слышать.
   - Я так обрадовалась, когда в Кампобелло получила твое письмо, моя милая!
Как ты настрадалась на "Довиле"!
   Они еще немного поговорили о ее плавании,  и  этот  разговор  подогрел  в
Лиане воспоминания о Нике. Повесив трубку, она долго  сидела  в  саду  одна,
думая о нем и гадая, что он и как. Она задавала себе вопрос, сколько времени
еще продлится это полуживое состояние. Прошло уже два месяца с тех пор,  как
он посадил ее на поезд на Центральном  вокзале,  а  она  по-прежнему  думала
только о нем. Любая прочитанная статья, любая  посетившая  ее  мысль,  любое
письмо  каким-то  образом  вновь  возвращали  ее  к  мыслям  о   Нике.   Она
существовала, словно в аду, и знала, что его жизнь мало чем отличается.  Она
не решалась позвонить ему и узнать, как он. Они пообещали  не  звонить  друг
другу, и Лиана знала, что должна быть сильной. Она и  была  сильной,  только
плакала  теперь  гораздо  чаще,   и   дочери   зачастую   страдали   от   ее
раздражительности. Добродушная негритянка, служанка Лианы, объясняла им, что
это происходит, потому что с ними нет папы, и уверяла девочек, что, когда он
вернется, мама снова станет веселой. И дочери верили,  что,  когда  кончится
война, все станут счастливее.
   В Вашингтоне Лиана ни с кем не общалась. Люди, регулярно приглашавшие  ее
раньше, теперь не знали, надо ли ее приглашать. Она стала одинокой женщиной,
и это создавало некоторую неловкость - хотя все собирались рано  или  поздно
пригласить ее к себе, никто этого еще не  сделал.  Кроме  Элеоноры,  которая
наконец в последнюю неделю сентября позвала Лиану на скромный семейный обед.
Лиана даже почувствовала облегчение, когда такси подъехало к Белому  дому  и
она увидела знакомый портик. Она так соскучилась по умной беседе. К тому  же
ей не терпелось  узнать  от  Элеоноры,  как  обстоят  дела  на  фронтах  Она
наслаждалась обедом, но после десерта Франклин тихо отозвал ее в  сторону  и
откровенно заявил:
   - Я слышал об Армане, моя милая.  И  я  очень,  очень  сочувствую.  -  На
мгновение сердце у нее остановилось. Что они слышали такого, о чем  не  было
известно ей? Неужели немцы  все-таки  разрушили  Париж?  Может  быть,  Арман
погиб? Или подписано тайное коммюнике, о котором ей ничего не известно?  Она
смертельно побледнела, но президент взял ее за руку.  -  Теперь  я  понимаю,
почему вы оставили его.
   - Я его не оставила... по  крайней  мере  не  в  том  смысле...  -  Лиана
смущенно подняла глаза.
   - Я уехала, потому что