окачала  головой,  улыбаясь.
Она хотела, чтобы у нее было много детей.
   - Конечно, нет, к тому же сейчас нам не о чем беспокоиться. Не думаю, что
я забеременею, пока кормлю грудью.
   - Вот и прекрасно, - порадовался он.
   Все следующие три дня они провели, словно у них опять был медовый  месяц.
Большую часть времени они не поднимались с постели. Однако  Сара  умудрилась
провести его по имению и показать, что она сделала в его отсутствие. Конюшни
произвели на него большое впечатление.
   - У тебя все замечательно получилось! - похвалил он. - Я сам не  смог  бы
сделать лучше, конечно,  если  бы  делал  это  без  чьей-нибудь  помощи.  Не
представляю, как тебе это удалось!
   Она провела много вечеров, работая молотком, пилой, заколачивая гвозди, в
то время как Филипп спал рядом с ней, завернутый в одеяла.
   - Мне больше нечего было делать, - улыбнулась она. - После твоего отъезда
у меня поубавилось дел.
   Вильям с грустной улыбкой взглянул на своего сына:
   - Подожди, вот он подрастет, и у  тебя  не  будет  ни  минуты  свободного
времени.
   - А как же ты? - грустно спросила она, когда они брели обратно  к  замку.
Их три дня пролетели, и завтра утром он уезжал. - Когда ты вернешься  домой?
Как там, в этом большом, скверном мире?
   - Просто ужасно. - Он сказал ей то, что она знала сама, судя по тому, что
случилось в Варшаве. Гетто, погромы, горы тел, даже дети, которые боролись и
погибли. Она плакала, когда он рассказывал ей об этом. То, что происходило в
Германии, тоже было ужасно. Опасались, что Гитлер на этом не остановится.  -
Хотелось бы надеяться, что скоро все закончится, но я не знаю, когда именно.
Возможно, если мы как следует напугаем маленького негодяя, то  он  отступит.
Но кажется, он довольно буйный.
   - Не хочу, чтобы с тобой  что-нибудь  случилось,  -  проговорила  она  со
страданием в голосе.
   -  Дорогая,  ничего  не  случится,  это   было   бы   для   них   слишком
обременительно. Поверь мне. Военному министерству  выгодно  держать  меня  в
военной форме. Людям по душе лорд, облаченный в форменную одежду и  играющий
в те же игры, что и они. - Ему  было  тридцать  семь  лет,  и  едва  ли  его
собирались использовать на линии фронта, если учесть его возраст.
   - Надеюсь, что ты прав.
   - Я тоже. И я опять приеду повидаться с тобой  перед  Рождеством.  -  Ему
стало нравиться, что она осталась во Франции. В Англии происходящее казалось
таким безумным и пугающим. Здесь же все выглядело так, будто в  мире  ничего
не происходило, если не считать того, что нигде не  было  видно  мужчин,  по
крайней мере молодых, только дети.
   Они провели последнюю ночь, и Сара уснула в его объятиях.  Вильям  должен
был разбудить ее, когда заплачет Филипп. Она спала глубоким счастливым сном.
И после того как она покормила ребенка, они снова любили друг друга. А утром
Вильям едва поднялся с постели.
   - Я скоро вернусь, моя любимая, - обещал он. На этот раз  его  отъезд  не
привел ее в такое отчаяние. Он был  цел  и  невредим,  и,  кажется,  ему  не
грозила никакая реальная опасность.
   И Вильям вернулся повидать ее через месяц, как и обещал, за  два  дня  до
Рождества. Они вместе провели  Рождество,  и  он  заметил  в  ней  некоторые
перемены.
   - Ты поправилась, - сказал он ей. Она не поняла, был  ли  это  комплимент
или он сожалел об этом. Талия и бедра у нее пополнели, а грудь  увеличилась.
Прошел только месяц с его прошлого приезда, но ее фигура изменилась,  и  это
удивило его. - Ты не могла снова забеременеть?
   - Не  знаю.  -  Сара  казалась  немного  растерянной,  раз  или  два  она
задумывалась об этом. Время от времени она чувствовала легкую тошноту, и  ей
все время хотелось спать. - Думаю, вряд ли.
   - А мне кажется, что беременна. - Он улыбнулся, но внезапно его  охватило
волнение. Он не хотел опять  оставлять  ее  здесь  одну,  особенно  в  таком
положении. Вильям сказал ей об  этом  ночью  и  спросил,  не  хочет  ли  она
переехать в Вайтфилд.
   - Это глупо, Вильям. Мы даже не знаем, беременна ли я. - Она не помышляла
уезжать  из  Франции.  Ей   хотелось   остаться   здесь   и   работать   над
восстановлением замка и заботиться о своем сыне.
   - Ты тоже думаешь, что беременна, не так ли?
   - Возможно.
   -  Ах  ты,  нехорошая  девчонка!  -  Ее  слова  подействовали   на   него
возбуждающе, и  они  снова  предались  любви.  А  позже  Вильям  подарил  ей
единственный подарок, который смог привезти, - изумрудный браслет  старинной
работы, принадлежащий его матери. - Ты не разочарована, что я больше  ничего
тебе не привез? - Он чувствовал себя немного виноватым, но он  действительно
не мог. Он взял этот браслет из сейфа в Вайтфилде с одобрения матери,  когда
последний раз навещал ее.
   - Это ужасно, - поддразнивала она его. - Что мне  действительно  хотелось
бы иметь,  так  это  паяльный  инструмент.  Я  бы  попыталась  укрепить  эти
проклятые туалеты, которые установили прошлым летом.
   - Я люблю тебя, - рассмеялся он.
   Она подарила ему прекрасную картину, которую они нашли в амбаре, и старые
часы своего отца, которые очень любила. Она взяла их с  собой  в  Европу  на
память о нем и теперь подарила их Вильяму. Кажется, они ему понравились.
   Герцог и  герцогиня  Виндзорские  провели  Рождество  в  Париже,  занятые
общественными мероприятиями, а Вайтфилды работали бок о бок, укрепляя  балки
в амбаре и вычищая конюшни.
   - Странный способ проводить  день  рождественских  подарков,  дорогая,  -
заметил Вильям, когда они стояли бок о бок, покрытые грязью и сухим навозом,
с молотками и лопатами в руках.
   - Я знаю, - ответила она, усмехнувшись, - но представь,  как  великолепно
будет выглядеть усадьба, когда мы все закончим. - Он  отказался  от  попыток
уговорить ее переехать в Вайтфилд. Она слишком любила  эту  усадьбу  и  была
здесь дома.
   Вильям уехал в канун Нового года. Сара встретила  Новый  год  в  постели,
держа на руках сына и напевая ему. Она надеялась, что наступающий год  будет
лучше и что мужчины снова вернутся домой.
   В январе она убедилась, что снова беременна. Ей удалось найти  в  Шамонте
старого доктора, который подтвердил ее  предположение.  Он  сказал  ей,  что
бабьи  сказки  о  том,  что  нельзя  забеременеть,  пока  кормишь   ребенка,
подтверждаются, но далеко не всегда. Но Сара была вне себя от счастья.  Брат
или сестра Филиппа должен был  родиться  в  августе.  Эмануэль  помогала  ей
по-прежнему и была взволнована предстоящим  появлением  нового  малыша.  Она
обещала делать все, что сможет, чтобы помочь герцогине с  будущим  ребенком.
Но Сара надеялась, что к тому времени Вильям снова вернется  домой.  Она  не
боялась. Она была счастлива. Она написала Вильяму и сообщила ему новость, он
прислал ей ответ и просил, чтобы она берегла себя, и обещал, что постарается
снова приехать, как только у него появится возможность.  Но  его  послали  в
Ваттон в Норфолке с 82-й эскадрильей бомбардировщиков. Он  написал  ей,  что
теперь на его возвращение во Францию  не  будет  никакой  надежды  несколько
месяцев. Он упомянул о том, что ему хотелось бы, чтобы в июле она  переехала
в Париж, и что при желании она могла бы остановиться у Виндзоров. Он боялся,
что она снова будет рожать в замке, особенно в  его  отсутствие,  однако  он
надеялся, что сможет приехать.
   В марте она получила еще одно письмо от Джейн, у которой  снова  родилась
девочка, и они назвали ее Элей. Но Сара чувствовала себя странно  отдаленной
от своей семьи, будто они больше не были сокровенной частью  ее  жизни,  как
когда-то. Она старалась быть в курсе их новостей, но письма шли так долго  и
так много имен, которые они упоминали, были ей незнакомы. Она  была  целиком
занята заботами о сыне, восстановлением замка и постоянно слушала новости из
Европы.
   Она слушала все радиопередачи, которые  ей  удавалось  поймать  в  эфире,
читала каждую газету, не пропускала ни одного  слуха,  но  новости  не  были
обнадеживающими. В своих письмах Вильям по-прежнему обещал, что скоро  будет
дома. Весной 1940 года Гитлер, кажется, остановился на время,  и  Вильяму  и
его друзьям хотелось знать, не собирается ли он отступить. В Штатах  назвали
это Телефонной войной, но для людей в оккупированных странах эта война  была
вполне реальной.
   Виндзоры пригласили ее на обед в Париж в конце апреля, но она не поехала.
Ей не хотелось оставлять Филиппа одного в замке, хотя она  и  полагалась  на
Эмануэль. Кроме того, она была уже на пятом месяце беременности  и  считала,
что ей не следует выезжать без Вильяма. Она послала им вежливый отказ,  а  в
начале мая подхватила  ужасную  простуду,  и  пятнадцатого,  когда  Германия
вторглась в Нидерланды, лежала в постели. Эмануэль прибежала наверх сообщить
ей об этом. Гитлер сделал следующий шаг. Сара  спустилась  вниз,  на  кухню,
послушать радио. Она прослушала  все  новости,  какие  смогла  найти,  а  на
следующий день попыталась дозвониться Уоллес и Дэвиду, но слуга сказал,  что
накануне  утром  они  уехали  в  Биарриц.  Герцог  решил  ради  безопасности
герцогини отвезти ее на юг.
   Сара снова легла в постель, а через неделю у нее начался бронхит и от нее
заразился Филипп. Она была так занята уходом за ним, что даже не поняла, что
это значит, когда услышала по  радио  об  эвакуации  Дюнкерка.  Что  с  ними
случилось? Каким образом они вернутся обратно?
   Когда Италия вступила в войну против Англии и Франции,  Сара  испугалась.
Новости были страшные, Германия напала на Францию, все  в  стране  пришли  в
смятение, никто не знал, куда уехать и что делать. Сара была  убеждена,  что
они никогда не сдадутся Германии. Но что, если Францию станут  бомбить?  Она
знала, что Вильям и ее родители сходят с ума из-за  нее,  но  она  не  могла
связаться с ними. Они оказались отрезанными от мира. Сара не могла позвонить
в  Англию  или  в  Штаты.  Было  совершенно  невозможно  получить  связь.  А
четырнадцатого июня она, как и все остальные,  кто  слушал  новости,  сидела
оглушенная. Французское правительство объявило Париж открытым  городом.  Оно
буквально вручило его Германии, и  они  вошли  в  город  атакующей  цепью  с
наступлением темноты. Франция пала перед Германией. Сара не  могла  поверить
этому.  Она  сидела,  глядя  на  Эмануэль,  пока  слушала  новости.  Девушка
заплакала, услышав о падении Парижа.
   - Its vont nous tuer... - запричитала она. -  Они  убьют  нас.  Нам  всем
пришел конец.
   - Не говори глупости, - сказала Сара, надеясь, что  девушка  не  заметит,
как дрожат у нее руки. - Они  ничего  с  нами  не  сделают.  Мы  женщины.  И
возможно, они не придут сюда. Эмануэль, будь разумна...  успокойся...  -  Но
она не верила собственным словам. Вильям оказался прав: ей следовало  уехать
из Франции, но теперь было слишком  поздно.  В  заботах  о  Филиппе  она  не
заметила предостерегающих знаков и теперь едва ли могла убежать на  юг,  как
это сделали Виндзоры. Она не могла уйти далеко с ребенком на руках,  к  тому
же она была уже на седьмом месяце беременности.
   - Мадам, что мы будем делать? -  спросила  Эмануэль,  чувствуя,  что  она
должна как-то защитить ее. Она обещала это Вильяму.
   - Абсолютно ничего, - спокойно ответила Сара. - Если они придут сюда, нам
нечего прятать и нечего отдать им. Все, что у нас есть, -  это  то,  что  мы
вырастили в саду. У нас нет ни  серебра,  ни  драгоценностей.  -  Она  вдруг
вспомнила изумрудный браслет, который Вильям  подарил  ей  на  Рождество,  и
несколько украшений, которые она привезла с собой, ее обручальное  кольцо  и
первые подарки на Рождество, которые он купил для нее в Париже. Но она могла
спрятать эти вещи, а если потребуется, отдать, чтобы  спасти  жизни  близких
людей. - У нас нет ничего, что им нужно, Эмануэль. Мы две одинокие женщины с
ребенком.
   Но тем не менее ночью она взяла с собой в спальню одно из ружей Вильяма и
положила Филиппа спать  в  свою  постель.  Она  спрятала  драгоценности  под
половицей в детской, а сверху аккуратно расстелила ковер.
   В следующие четыре дня ничего не произошло. Она даже решила,  что  они  в
безопасности, как и прежде, когда на главной аллее появилась колонна джипов.
Немецкие солдаты выпрыгнули из джипа и побежали к ней. Двое направили на нее
автоматы и знаком велели поднять руки вверх, но Сара не могла  это  сделать,
так как держала на руках Филиппа. Она знала, что  Эмануэль  убирается  после
завтрака на кухне, и молилась, чтобы девушка не испугалась, когда их увидит.
   Они закричали, чтобы она встала там, где они хотели, но Сара старалась не
выдать волнения, дрожащими руками вцепившись в Филиппа и разговаривая с ними
по-английски.
   - Чем я могу помочь вам?  -  спокойно  спросила  она,  всем  своим  видом
выражая  крайнее  негодование   и   пытаясь   как   можно   лучше   передать
аристократические, внушающие уважение манеры Вильяма.
   Они недолго громко говорили ей что-то по-немецки, а потом другой военный,
очевидно, выше чином, заговорил с ней:
   - Вы англичанка?
   - Американка.
   Кажется, это на некоторое время поставило его в  тупик,  и  он  о  чем-то
поговорил с другими, прежде чем снова обратился к ней.
   - Кому принадлежит этот дом? Эта земля? Эта ферма?
   - Мне, - твердо отвечала она на все поставленные вопросы. - Я - герцогиня
Вайтфилд.
   Снова  обсуждение,  снова  немецкий,  снова   совещание.   Они   замахали
автоматами, предлагая ей отойти в сторону.
   - Мы войдем в дом.
   Она кивнула в знак согласия, и они скрылись в доме.  Немного  погодя  она
услышала пронзительный крик с кухни. Очевидно, они напугали Эмануэль. Вскоре
двое солдат вывели ее, направив на нее автоматы. Она с  плачем  бросилась  к
Саре, Сара обняла ее и прижала к себе. И они обе стояли и дрожали от страха.
По лицу Сары нельзя было заметить, что она боится. Она  выглядела  настоящей
герцогиней. Группа солдат стояла рядом, охраняя их, а остальные  осматривали
дом. Они вернулись, когда подъехала  новая  колонна  джипов.  Тогда  тот  же
солдат снова подошел к ней и спросил, где ее муж. Она сказала, что он уехал,
и солдат показал ей ружье, которое она прятала у  себя  под  подушкой.  Сара
казалась безразличной и продолжала наблюдать за ними. И пока она так стояла,
из одного  недавно  подъехавшего  джипа  появился  высокий  худой  офицер  и
направился к ним. Солдат,  исполняющий  обязанности  старшего,  показал  ему
ружье и указал в сторону женщин, что-то объясняя при этом, а затем - на дом,
очевидно, сообщая, где было найдено ружье. Она расслышала, как  он  произнес
слово "американцы".
   - Вы американка? - спросил новый офицер по-английски  с  легким  немецким
акцентом. Сара была удивлена его безупречным английским.
   - Американка. Я - герцогиня Вайтфилд.
   - Ваш муж британец? - спокойно спросил он, разглядывая ее.
   В другом месте и в другое время она сказала бы, что он красив.  Возможно,
они могли бы встретиться на каком-нибудь приеме. Но теперь была война, и они
оба держались на расстоянии.
   - Да, мой муж англичанин, - ответила она.
   - Понимаю. - Последовала долгая пауза,  он  продолжал  смотреть  на  нее,
обратив внимание на ее округлившийся живот. - Сожалею, но вынужден  сообщить
вам, ваша светлость,  -  вежливо  обратился  он  к  ней,  -  что  мы  должны
реквизировать ваш дом. Мы разместим здесь наших людей.
   Она была потрясена и почувствовала, как в ней поднялась волна  гнева,  но
не подала виду и молча кивнула.
   - Я... я понимаю... - В ее глазах появились слезы. Она не знала, что  ему
сказать. Они забирали ее дом, над которым она трудилась не покладая  рук.  А
что, если они никогда не уйдут отсюда? Что, если она потеряет  его  или  они
его разрушат? - Я... - Она  запнулась  на  этом  слове,  и  он,  оглядевшись
вокруг, спросил:
   - Есть здесь... дом поменьше?  Коттедж?  Что-нибудь,  куда  вы  могли  бы
переехать со своей семьей, пока мы останемся здесь?
   Сара подумала о конюшнях, но они были слишком велики, и, возможно,  немцы
захотят  и  там  разместить  своих  людей.  Тогда  она  вспомнила   о   доме
управляющего, где жила сейчас Эмануэль, а пока не был готов замок, жили  они
с Вильямом. Он, конечно, подошел бы для них.
   - Да, есть, - холодно ответила она.
   - Могу я  предложить  вам  остаться  там?  -  Он  поклонился  с  прусским
достоинством, глядя на нее примирительно. - Мне очень жаль, что я  должен...
должен просить вас переехать сейчас... - он посмотрел на ее живот,  -  но  я
боюсь, нам придется ввести сюда большое число воинских подразделений.
   - Я понимаю. - Она пыталась говорить с достоинством,  как  герцогиня,  но
внезапно почувствовала себя всего лишь двадцатитрехлетней девушкой  и  очень
испугалась.
   - Вы сможете перенести все необходимые вещи сегодня  вечером?  -  вежливо
поинтересовался он, и она кивнула.
   Здесь, в замке, Сара довольствовалась  малым.  Вещей  Вильяма  тоже  было
совсем немного. Им приходилось столько работать, что у них не  было  времени
привезти из Англии свои туалеты.
   Сара не могла поверить, что ей приходится покидать собственный дом, когда
упаковывала одежду и еще кое-какие  личные  вещи.  У  нее  не  было  времени
достать драгоценности из  тайника,  но  она  знала,  что  там  они  будут  в
сохранности. Эмануэль помогла ей упаковать  кухонную  утварь  и  кое-что  из
продуктов, мыло, простыни и полотенца.  Работы  оказалось  больше,  чем  она
предполагала, и ребенок плакал весь день, словно чувствовал,  что  случилось
что-то ужасное. Было уже шесть часов, когда Эмануэль отнесла последние  вещи
в коттедж, и Сара в последний раз остановилась в своей комнате,  в  комнате,
где родился Филипп и где был зачат их второй ребенок, в комнате,  в  которой
они жили вместе с Вильямом. Ей казалось кощунством отдать ее теперь им, но у
нее не было выбора. Когда она стояла, в отчаянии оглядываясь  вокруг,  вошел
один из солдат, которого она не видела раньше, и заставил ее выйти, направив
на нее винтовку.
   - Schnell! - скомандовал он. - Быстро!
   Она с достоинством спускалась по лестнице, но по ее щекам катились слезы.
Внизу солдат ткнул ее в живот концом винтовки,  и  вдруг  внезапно  раздался
страшный крик, способный  моментально  вызвать  испуг.  Солдат  отпрыгнул  и
попятился, словно от огня, когда командир приблизился к нему.  Это  был  тот
самый офицер, который говорил с ней утром  по-английски.  Теперь  он  был  в
такой ярости на своего подчиненного, что солдат задрожал всем  телом,  затем
повернулся к Саре и, извиняясь, поклонился ей перед  тем,  как  выбежать  из
здания.  Офицер  расстроенно  посмотрел  на  нее,  он   явно   был   огорчен
случившимся. И несмотря на все ее усилия казаться невозмутимой, он  заметил,
как ее всю трясло.
   - Приношу вам свои извинения за  отвратительные  манеры  моего  сержанта,
ваша светлость. Этого больше не случится. Могу я отвезти вас в ваш дом?
   Ей хотелось ответить, что она у себя дома, но она была благодарна ему  за
то, что он остановил сержанта. Тот легко мог  выстрелить  ей  в  живот  ради
забавы, и при этой мысли у нее закружилась голова.
   - Благодарю, - сухо сказала она. Идти было далеко, а  она  измучилась  за
день. Ребенок брыкался весь день, очевидно, чувствуя ее  гнев  и  ужас.  Она
плакала, упаковывая свои вещи, и чувствовала себя  совершенно  обессиленной,
когда садилась в джип.
   Пока офицер заводил мотор, несколько солдат наблюдали за  ним.  Он  хотел
показать им, как они должны были вести себя. Он уже объяснил им это. Они  не
должны трогать местных девушек, убивать  домашних  животных  ради  забавы  и
ходить в город  пьяными.  Им  приходилось  все  время  сдерживать  себя  или
столкнуться с его  гневом  и,  возможно,  совершить  путешествие  обратно  в
Берлин,  чтобы  быть  отправленными  куда-нибудь  еще.  И  солдаты   обещали
выполнять его требования.
   - Я  комендант  Иоахим  фон  Манхайм,  -  представился  он.  -  Мы  очень
благодарны вам за то, что пользуемся вашим домом. Мне очень  жаль,  что  это