- Понятно. - Пол еще немного помолчал. - Надеюсь, фотографии удались?
   - Я их еще не видела, - объяснила Глэдис. - Крупные журналы  и  агентства
сами проявляют пленки, сами ретушируют и печатают  фотографии.  Я  увижу  их
только тогда, когда все будет готово.
   - А когда, как ты думаешь, их опубликуют?
   - Фотографии со  свадьбы  должны  появиться  через  несколько  дней.  Что
касается репортажа о детской проституции, то  Рауль  собирается  продать  их
международному синдикату прессы. Это займет  несколько  больше  времени,  но
зато мой репортаж появится не только в  американских,  но  и  в  европейских
газетах. - Она переступила с ноги на ногу и поплотнее закрыла дверцу кабины,
в которую немилосердно дуло. - А ты как?
   - У меня все отлично. Никак не мог дождаться твоего звонка  и  уже  начал
волноваться... - Пол  действительно  воображал  себе  счастливое  примирение
между ней и мужем и был теперь очень удивлен, обнаружив,  насколько  сильно,
оказывается, его это затронуло.
   - У меня было очень много дел, - уклончиво ответила Глэдис. Оба прекрасно
понимали, что им больше не удастся перезваниваться по несколько раз на  дню.
- Вчера я крутилась как белка в колесе - разбирала детские вещи и  приводила
в порядок дом. Сегодня с утра возила Сэма на футбол, а вечером мы  с  детьми
собираемся в кино.
   - Понятно... - протянул Пол. Он сразу догадался, что большую  часть  этих
"важных" дел Глэдис придумала  себе  сама,  чтобы  укрыться  от  враждебного
молчания, Дугласа.
   - Ты сейчас где? - поинтересовалась Глэдис, которой  хотелось  переменить
тему. - Наверное, уже в Венеции?
   - Нет. Я решил по дороге завернуть  на  Корсику,  чтобы  пополнить  запас
продуктов. Мы, конечно, не голодаем, просто пора менять  турецкую  кухню  на
итальянскую. В Венецию отправляемся завтра.
   - Хотелось бы мне быть с тобой, - проговорила  Глэдис  и,  спохватившись,
что сказала лишнее, поспешила уточнить:
   - Уж больно здесь холодно...
   Она действительно продрогла. Руки ее едва не примерзали к трубке,  однако
Глэдис почти не замечала этого - настолько приятно ей было  разговаривать  с
Полом.
   - Послушай, ты не простудишься? - заволновался  Пол,  хотя  он  прекрасно
понял, что имела в виду Глэдис. И ему тоже хотелось, чтобы она  была  рядом.
Тогда они могли бы без помех говорить друг с другом, сидеть  на  палубе  или
стоять на мостике, пить настоящий турецкий кофе, играть в  кости  и  слушать
музыку. О чем-то подобном оба мечтали довольно часто, но всегда втайне  друг
от друга, ибо были у этих фантазий границы, за которые  ни  Глэдис,  ни  Пол
пока не осмеливались заходить даже в мыслях. - Я тоже  хотел  бы,  чтобы  ты
была здесь, - вдруг произнес Пол неожиданно охрипшим голосом.
   На этот раз пришел черед Глэдис притвориться, будто то, что она услышала,
- совершенно в порядке вещей и в этом нет ничего особенного.
   - Почему у тебя такой голос? - спросила она наконец.  -  Ты  опять  плохо
спишь?
   Этот вопрос она задавала ему  довольно  часто.  С  тех  пор  как  погибла
Седина, Пол спал очень мало и плохо. Бывало, он  часами  лежал  без  сна,  и
справиться с "комплексом выжившего" ему не помогали ни лекарства, ни работа,
ни алкоголь.
   - Да нет, я сплю нормально... Более или менее.
   - Снова кошмары, Пол?
   - Вроде того.
   - Попробуй выпивать на ночь стакан теплого молока с медом.
   - Вряд ли мне это поможет. Я бы предпочел барбамил, но он,  к  несчастью,
весь вышел...
   - Вот как? - Глэдис насторожилась. Ей-то казалось, что в последнее  время
Пол чувствует себя лучше, а он, оказывается, просто сидел  на  таблетках.  -
Знаешь, по-моему, тебе не стоит злоупотреблять  снотворным,  -  сказала  она
решительно. - Попробуй теплое молоко, как я тебе сказала, и горячую ванну  с
травами...
   - Слушаюсь, мэм, - отозвался он шутливо и тут же спохватился:
   - Глэдис, а тебе точно не холодно?  Это  я  могу  разговаривать  с  тобой
сколько угодно, потому что у нас сейчас плюс двадцать по  Цельсию,  а  ты  в
этой будке можешь легко превратиться в сосульку. Что я тогда буду делать?
   - Сосульку положено сосать, - отозвалась Глэдис.  Его  голос  звучал  так
тепло и так.., сексуально, что она совершенно забылась.
   - Я обожал делать это, когда  был  мальчишкой,  -  рассмеялся  Пол.  -  И
все-таки, Глэдис, мерзнуть не стоит. Ты обещала беречь себя.
   - Стоит, - решительно сказала она. Гораздо больше,  чем  холодный  ветер,
забиравшийся под куртку и под свитер, ее беспокоило то,  что  ей  приходится
скрывать эти звонки от Дугласа.  Она  не  делает  ничего  недостойного,  так
почему же она должна прятаться? И все  же  ради  того,  чтобы  поговорить  с
Полом, она готова была пойти и на это.
   - Кстати, о сосульках и прочих погодных явлениях, - сказала она. -  Через
месяц будет Рождество, а я даже  не  начинала  к  нему  готовиться.  Как  ты
собираешься его встречать?
   Тут Глэдис прикусила язык и мысленно обругала себя  дурой.  Ей  следовало
помнить, что в этом году Рождество будет для Пола настоящей мукой.
   - Пока не решил, - ответил Пол совершенно спокойно.  -  А  ты?  Наверное,
вместе с детьми? Кстати, Сэм все еще верит в Санта-Клауса?
   - Не особенно, но на всякий случай  он  старается  этого  не  показывать,
чтобы ненароком не остаться без подарков.
   Они оба рассмеялись,  а  в  следующую  минуту  в  трубке  раздался  голос
телефонистки, которая  предупредила  Глэдис,  что  если  она  не  произведет
доплату, то через минуту их прервут.
   - Извини, Пол, у меня больше  не  осталось  четвертаков,  -  заторопилась
Глэдис. - Когда мне можно позвонить тебе в следующий раз?
   - Когда хочешь. А я постараюсь, позвонить тебе в  понедельник,  -  сказал
он. - И еще, Глэдис...
   Глэдис показалось, что он хотел сказать ей что-то очень важное, и  сердце
у нее на мгновение замерло. Обычно она инстинктивно отшатывалась  от  всего,
что  выходило  за  рамки  дружеской  беседы,  но  сегодня  Глэдис  отчего-то
чувствовала себя особенно храброй.
   - Что? - затаив дыхание, спросила она.
   - Не вешай нос - вот что, - сказал он ласково, и Глэдис улыбнулась,  хотя
глубоко внутри она чувствовала себя разочарованной. И на  этот  раз  они  не
решились перешагнуть заветную черту, предпочтя  синицу  в  руках  журавлю  в
небе.
   Глэдис вздохнула. Она - замужняя женщина, мать  четырех  детей  -  тайком
звонила через океан совершенно постороннему мужчине просто для  того,  чтобы
узнать, как ему спится по ночам, и все потому, что собственному мужу было на
нее совершенно наплевать. Иногда она чувствовала себя вдовой,  но  иногда  -
как, например, сейчас - ей казалось, что у нее два мужа. Впрочем, ни с одним
из них у нее не было отношений, которые можно было бы назвать нормальными.
   - Ладно, Пол, до свидания, - сказала она, и вместе со словами изо рта  ее
вырвалось облачко пара.
   - До свидания, Глэдис. И спасибо, что позвонила.
   На несколько мгновений и Глэдис, и Пол неподвижно замерли в разных точках
земного шара. Их разделяли огромные  пространства,  но  они  думали  друг  о
друге.  Пол  мысленно  умолял  Глэдис  не  останавливаться  на  полдороге  и
двигаться дальше, а она ужасалась тому,  как  далеко  зашла!  Когда  же  они
наконец  опомнились,  оба  чувствовали   себя   одинаково   растерянными   и
счастливыми.
   Глэдис вернулась домой в Уэстпорт. Дети уже ждали ее, споря между собой о
том, какой фильм они пойдут смотреть. Дуг работал  с  какими-то  бумагами  и
даже не спросил Глэдис, где она была столько времени.
   Садясь рядом с ним за стол, чтобы  наскоро  перекусить  перед  походом  в
кино, Глэдис почувствовала себя виноватой.  Она  снова  и  снова  спрашивала
себя, как бы ей понравилось, если бы Дуг звонил каким-то женщинам из платных
телефонов-автоматов.
   В кино Дуг отправился вместе с ними, хотя с Глэдис он  по-прежнему  почти
не разговаривал. В многозальном  кинотеатре,  где  демонстрировалось  девять
разных фильмов одновременно, он с мальчиками выбрал умеренно жесткий боевик,
а Глэдис с девочками решили посмотреть последний  фильм  с  участием  Джулии
Роберте. Домой они возвращались в хорошем настроении, и Глэдис подумала, что
уик-энд прошел вполне сносно, хотя напряженность в отношениях  между  ней  и
Дугом нисколько не ослабела. И ей оставалось только молиться, чтобы не  было
хуже, иначе каждые выходные превратились бы для нее в ад.
   Тут Глэдис украдкой вздохнула. Считать удачными дни, когда муж не орет на
тебя, не обзывает самовлюбленной эгоисткой и не грозится уйти, ей было не по
душе, но такова уж была  ее  теперешняя  жизнь.  И  единственной  отдушиной,
единственным  глотком  свежего  воздуха  в   этом   унылом   и   безысходном
существовании были для  нее  звонки  Пола,  которых  она  ждала,  сгорая  от
нетерпения.
   Пол, как и обещал, позвонил в понедельник, когда дети были в школе, а Дуг
- на работе. Глэдис подробно рассказала ему сначала об их вчерашнем походе в
кино, а потом - об утреннем звонке  Рауля.  Агент  специально  позвонил  ей,
чтобы  сказать,  что  фотографии  со  свадьбы  королевских  особ  получились
превосходно и самые  роскошные  журналы  уже  осаждают  его  с  выгоднейшими
предложениями. Потом она опять спросила, как ему спалось, и Пол ответил, что
последовал ее совету насчет горячего молока и впервые  за  много  дней  спал
довольно сносно.
   Они говорили еще о многом. Пол упомянул, что в ближайшие дни должен выйти
из печати последний роман Седины. Это  была  та  самая  книга,  для  которой
Глэдис делала фотографии. Для Пола это была не самая веселая  новость  -  он
снова начал думать о Седине так, словно она была жива, и порой его рука сама
тянулась к спутниковому телефону, чтобы  набрать  знакомый  номер,  который,
увы, молчал уже больше четырех месяцев.
   Выслушав Пола, Глэдис, как могла, утешила его и подумала:  "Как  странно:
Пол и дети - вот вокруг чего вращается теперь моя жизнь".
   Впрочем, с Дугом она старалась обращаться как можно мягче. Он  так  и  не
простил ей ее поездки в Лондон. Между ними  выросла  стена  -  незримая,  но
вполне осязаемая, - в которую каждый  день  ложился  новый  камень.  И  хотя
Глэдис и Дуг по-прежнему спали в одной постели, они уже давно были не  мужем
и женой, а чем-то вроде соседей по комнате, причем каждый с трудом мирился с
присутствием другого.
   Несмотря на это, Глэдис все еще надеялась спасти их  брак.  Если  бы  Дуг
потребовал от нее каких-то уступок, она с радостью пошла бы ему навстречу  -
разумеется, при  условии,  что  его  требования  не  превысили  бы  пределов
разумного.
   Впрочем,  ее  взгляды  на  то,  что  разумно,  а  что  нет,   существенно
изменились. Например, она не собиралась впредь отказываться от всех  заданий
подряд, однако в глубине души надеялась,  что  Рауль  не  потревожит  ее  до
января. Это, по крайней мере, обеспечило бы  ей  и  детям  более  или  менее
приличные рождественские праздники.
   Но ее надеждам  не  суждено  было  сбыться.  Однажды  вечером,  когда  до
Рождества оставалось чуть больше полутора недель, Дуг ворвался в дом  словно
ураган.
   - Поднимись-ка в спальню! - бросил он ей и почти бегом бросился вверх  по
лестнице. Глэдис, недоумевая, пошла за ним. Она понятия не имела, что  могло
привести мужа в такую ярость.
   В спальне Дуг открыл свой кейс и, выхватив оттуда какой-то журнал, бросил
его на пол перед Глэдис.
   - Ты солгала мне! - в ярости выкрикнул он, но Глэдис  по-прежнему  ничего
не понимала. В первую минуту ей показалось, что Дуг каким-то  образом  узнал
об их разговорах с Полом.
   - Ты сказала, что  едешь  в  Лондон,  чтобы  фотографировать  королевскую
свадьбу! - продолжал тем временем Дуг, жестом обвинителя указывая на журнал,
распластавшийся по полу, словно раненая птица.
   - Но я действительно  снимала  в  Лондоне  свадьбу,  -  ответила  Глэдис,
невольно вздрогнув от страха: Дугласа буквально трясло от бешенства. -  Ведь
я же показывала тебе снимки!
   Ее репортаж появился в журналах неделю назад, но Дуг  отказался  смотреть
фотографии, которые Глэдис с гордостью демонстрировала ему и детям.
   - А это тогда что такое? - взревел он, наклоняясь  и  хватая  журнал.  Он
сделал это так резко, что Глэдис отпрянула. Ей показалось,  что  сейчас  Дуг
ударит ее журналом по лицу.
   В следующую  секунду  она  наконец  поняла,  в  чем  дело.  Должно  быть,
"выстрелил" ее второй репортаж.
   - Дай... - Глэдис протянула руку и, взяв журнал, стала его просматривать.
- Да, пока я была в Лондоне, я действительно сделала еще  один  репортаж,  -
сказала она спокойно, но руки у нее дрожали. Фотографии появились  в  прессе
раньше, чем она ожидала. Глэдис рассчитывала,  что  они  будут  опубликованы
только в январе, и собиралась как-нибудь подготовить Дугласа, но подходящего
момента так и не представилось. И вот теперь Дуг был вне себя.
   - Это же черт знает что! - рявкнул он. - Ты что, не  могла  выбрать  тему
поприличнее? Худшей грязи я в жизни не видел! Самая  настоящая  порнография!
Ты не только снимала этих маленьких шлюх, но и не постыдилась поставить  под
фотографиями свою фамилию.., нашу фамилию! Это просто отвратительно, Глэдис!
Я от тебя такого не ожидал.
   - Это не отвратительно, Дуг. Это было просто..,  ужасно.  Неужели  ты  не
видишь, что это никакая  не  порнография,  а  рассказ  о  несчастных  детях,
которых заставили заниматься проституцией и  с  которыми  обращались  просто
бесчеловечно? Я  понимаю,  что  ты  возмущен,  но  ведь  я  именно  этого  и
добивалась. Мне хотелось, чтобы люди, увидев эти  снимки,  ощутили  гнев.  В
этом смысл моей работы.
   В самом  деле,  реакция  Дугласа  свидетельствовала  о  том,  что  Глэдис
превосходно справилась со своей задачей, только он возмущался  не  тем,  что
негодяи торгуют детьми, а почему-то ею.
   - По-моему, - презрительно бросил Дуг, - ты просто спятила. Чтобы снимать
такое, нужно быть.., извращенцем. И если на меня тебе наплевать, то  как  же
дети? Что они подумают, когда узнают, что ты делаешь такие репортажи? Они со
стыда сгорят, что у них такая мать!
   В ответ Глэдис только недоуменно пожала плечами. Подобной ограниченности,
узости взглядов, обыкновенного ханжества, наконец, она от Дуга не ожидала.
   - Надеюсь, что нет, - сказала она негромко.  -  В  отличие  от  тебя  они
поймут, что я хотела помочь этим  несчастным  детям  и  сделать  все,  чтобы
подобное не могло повториться в будущем. Это и есть настоящая работа -  это,
а не свадьбы и выставки кошек и собак.
   - Ты просто больная, Глэдис. Меня от тебя тошнит, - заявил Дуг.
   - А меня начинает тошнить от нашего брака, - холодно заявила Глэдис. -  Я
не понимаю, почему ты так странно реагируешь.
   - Все очень просто. Ты обманула меня! - запальчиво воскликнул  он.  -  Ты
прекрасно знала, что я никогда  не  позволил  бы  тебе  заниматься  подобной
мерзостью, - вот почему ты сказала мне только о свадьбе.  Хороша  свадьба..,
кошки со свиньей!
   - Дуг, ради всего святого, прозрей же наконец! Мир полон  грязи,  ужасов,
трагедий. Если мы будем только отворачиваться, то уже завтра любые  мерзавцы
могут причинить вред мне, тебе, нашим детям. Неужели ты этого не понимаешь?
   -  Я  понимаю  только  одно:  ты  солгала  мне,   чтобы   фотографировать
отвратительных стариков и развращенных  малолетних  шлюх,  которые  даже  не
потрудились прикрыться, когда ты их  снимала.  Что  ж,  если  это  тебе  так
нравится, пожалуйста... Можешь фотографировать  оргии,  можешь  сама  в  них
участвовать,  только  не  рассчитывай,  что  я  это  буду  терпеть.  С  меня
достаточно, Глэдис! Такая жена мне не нужна!
   Глэдис трудно было поверить в то,  что  он  только  что  сказал.  Дуг  не
похвалил ее, не сказал, что гордится ее талантом, он даже не понял, чего она
хотела добиться. Но если Дуг пришел в такую ярость,  значит,  ее  фотографии
действительно обладали способностью воздействовать на людей.
   - Ну что ж,  -  произнесла  она.  -  Я  надеялась,  что  со  временем  ты
успокоишься и, может быть, даже "простишь" мне, что я осмелилась  мечтать  о
чем-то еще, кроме ежедневной готовки и уборки. Но сейчас  мне  кажется,  что
конца этому не будет. Тебя, видно, очень задевает  то,  что  я  -  такой  же
человек, как ты.
   Дуг раздраженно пожал плечами.
   - В последнее время ты стала сама на себя не похожа, Глэдис. Ты -  не  та
женщина, на которой я женился!
   - Я та же самая, Дуг.  Вернее,  я  снова  стала  собой...  На  протяжении
семнадцати лет я старалась измениться, старалась быть такой, какой ты  хотел
меня видеть, но теперь я больше не могу. Сложись все  немного  иначе,  и  я,
наверное, смогла бы и иметь семью, и работать. Тогда между нами не  было  бы
никаких обид, никаких недоразумений, но  ты  сам  помешал  этому!  Ты  хотел
только одного - убить во мне фотографа  и  журналистку,  превратить  меня  в
гибрид бэ-биситтер и пылесоса. А меня это не устраивает, Дуг. Извини.
   - Но ты - моя жена, и это накладывает на тебя определенные обязанности! -
воскликнул Дуг. - Ты должна...
   - Я ничего тебе не должна. Во всяком случае, не больше,  чем  ты  мне,  -
перебила его Глэдис. После всего, что он ей наговорил, она действительно  не
чувствовала  себя  связанной  какими-либо   обязательствами.   -   По-моему,
нормальный брак - это когда супруги вместе  воспитывают  детей  и  стараются
сделать друг друга счастливыми. У нас, к сожалению, ничего не вышло. Я знаю:
ты  много  работаешь,  чтобы  обеспечить  нас  материально,  но  почему   ты
вообразил, будто можешь решать за меня, что мне нужно, а  что  нет?  У  меня
могут быть свои желания! Или я не права?
   - Ну, с меня хватит! - вспыхнул Дуг. Он не особенно прислушивался к тому,
что она говорила. С его точки зрения, Глэдис просто сошла с ума. - Не  желаю
больше слушать эту чушь! Я ухожу!
   С этими словами Дуг ринулся в кладовку, достал оттуда  небольшой  чемодан
и, швырнув его на кровать, принялся собирать вещи. Он просто запускал руки в
ящики и не глядя бросал в чемодан рубашки, галстуки, носки и нижнее белье.
   - Ты..,  хочешь  со  мной  развестись?  -  спросила  Глэдис,  с  тревогой
наблюдавшая за мужем. Канун Рождества был  для  этого  не  самым  подходящим
временем. Впрочем, какое время могло быть подходящим?
   - Не знаю, - не глядя на нее, ответил Дуг и захлопнул чемодан. -  Я  буду
жить в Нью-Йорке, в каком-нибудь отеле  -  там,  по  крайней  мере,  мне  не
придется каждый день выяснять с тобой отношения и выслушивать, как я погубил
твою карьеру. Хотел бы я знать, зачем ты вообще выходила за меня замуж?
   Услышав эти слова, Глэдис вздрогнула как от удара хлыстом. Она  посвятила
ему семнадцать лет жизни, а теперь он спрашивал, зачем она стала его  женой.
Она вдруг почувствовала дурноту и головокружение. Этот человек желал  только
одного - сделать ее своей бессловесной тенью.
   Она слышала, как Дуг шел вниз по лестнице, потом гулко  хлопнула  входная
дверь. Выглянув в окно, Глэдис увидела красные огни его машины, в  последний
раз мелькнувшие в конце улицы. Глэдис несколько раз моргнула и  поняла,  что
плачет. Крупные слезы катились по щекам, повисали  на  подбородке  и  слегка
пощипывали кожу, и Глэдис смахнула их рукой. Отойдя от окна, она подобрала с
пола журнал и тяжело опустилась в кресло. Машинально перелистывая  страницы,
она снова убедилась в том, что великолепно справилась с  заданием.  Пожалуй,
это была одна из лучших ее работ.
   Материал был очень жестким. И,  переворачивая  страницу  за  страницей  и
вглядываясь в измученные лица,  Глэдис  думала  только  о  том,  что  сумела
сделать этот репортаж так, как надо. Эти дети  спасены,  а  может  быть,  не
только эти.
   Всю ночь она ворочалась с боку на  бок,  думая  о  Дугласе.  Он  даже  не
позвонил ей и не сообщил, в каком отеле остановился, и для Глэдис  это  было
еще одним доказательством того, что разделявшая их стена стала  еще  выше  и
непреодолимее.
   В три часа ночи Глэдис встала, чтобы попить воды