бы  они  жили  в
Европе. В Штатах это не имело никакого значения.
   - Может быть, когда Моник вырастет, она  захочет  жить  в  Европе,  -
добавила Франческа, хотя в глубине души  она  надеялась,  что  этого  не
произойдет. - А ты? - спросила она неожиданно, и в ее глазах  заблестело
любопытство. Она уже многое знала о нем, но все сведения, которые  Чарли
сообщил ей накануне,  касались  только  его  неудачной  женитьбы.  -  Ты
вернешься в Лондон? Чем ты вообще собираешься заниматься?
   - Не знаю, - искренне ответил Чарли. - Собственно говоря, я собирался
провести рождественские каникулы в  Вермонте,  но  по  пути  я  случайно
оказался здесь и встретил миссис Глэдис Палмер...
   Ты ведь знаешь то лесное шале,  которым  она  владеет?  Когда  я  его
увидел, я буквально влюбился в этот дом, Я снял его на год, так что даже
если я и поеду в Европу, то обязательно буду возвращаться сюда на  время
отпуска. Впрочем, пока я не собираюсь уезжать. Мне очень нравится просто
жить в этом доме, в лесу... Правда, немного непривычно жить, не думая  о
работе, никуда не спешить, не иметь никаких  обязательств...  Ведь  это,
наверное, в первый раз за всю мою взрослую жизнь, когда я позволил  себе
отдых, да еще такой продолжительный. Ну а в перспективе... В перспективе
я надеюсь вернуться к своей работе архитектора, причем лучше всего  -  в
Лондоне.
   - Почему именно в Лондоне? - удивилась Фран ческа. После  всего,  что
он ей рассказал, ей казалось, что Чарли должен обходить Лондон стороной.
Неужели он до сих пор не расстался с надеждой вернуть свою жену?  Или  у
него были какие-то другие причины?
   В ее глазах был немой вопрос, и Чарли улыбнулся.
   - Там моя жизнь, - твердо сказал он, но тут же уточнил:
   - По крайней мере - была. У меня была там работа  и  был  дом,  но  я
переехал в Нью-Йорк, а дом теперь продан... Но все равно я люблю  Лондон
больше других городов, - упрямо закончил он.
   Кроме того, он любил Кэрол. Ему казалось,  что  он  будет  любить  ее
всегда, даже когда она выйдет замуж за Саймона. Но Франческе  он  ничего
не сказал. Сейчас ему не хотелось думать об этих грустных вещах.
   - А я любила Париж, - отозвалась Франческа. - И сейчас люблю, но... Я
не смогла оставаться там после...
   Она замялась, и Чарли понимающе кивнул.
   - Да, - сказала Франческа, благодарно улыбнувшись ему. - Для меня это
было слишком сложно. В конце концов я, наверное, сошла бы с ума.
   Это ужасно, все время ждать встречи с  ним  -  случайной  встречи  на
улице, в музее, в "Гранд-опера" - и ненавидеть его, когда  действительно
столкнешься с ним лицом к лицу. Каждый раз, когда  я  открывала  газеты,
включала телевизор и видела его, читала о нем, я начинала плакать, но не
могла справиться с собой, не могла  не  смотреть,  не  читать.  Это  как
болезнь, Чарли. Потому-то я и уехала. И теперь я  просто  не  могу  себе
представить, что я когда-нибудь смогу жить там.
   Она вздохнула и стала накручивать капеллини на вилку.
   - Ты хочешь остаться в  Шелбурне?  -  спросил  Чарли.  Ему  нравилось
разговаривать с Франческой, нравилось слушать и смотреть  на  нее,  даже
когда она молчала. Очевидно, для них  обоих  было  огромным  облегчением
обсудить с кем-то свои проблемы, которые иначе  могли  бы  разрушить  их
жизни. Пока горе оставалось внутри, оно казалось огромным и невыносимым,
но стоило только назвать проблему вслух, облечь  ее  в  слова,  как  она
теряла почти половину своей прежней значимости.
   - Не исключено,  -  Франческа  слегка  пожала  плечами.  -  Моя  мама
считает, что я должна жить с девочкой в Нью-Йорке, чтобы Моник  получила
приличное, как она выражается, образование. Но нам и здесь  нравится,  а
школа, в которую ходит Моник, весьма неплоха. Моник  любит  кататься  на
лыжах, и мне нравится наш маленький дом на окраине  -  там  так  тихо  и
спокойно... В общем,  время  все  обдумать  еще  есть.  Сначала  я  хочу
закончить диссертацию, а там будет видно.  Впрочем,  много  времени  эта
работа у меня не займет - здесь хорошо пишется...
   "...И читается", - подумал Чарли, вспомнив о дневнике Сары, но  вслух
ничего не сказал.
   - Да, здесь действительно очень хорошо, - согласился Чарли. - Я и сам
подумывал о том, чтобы вернуться к моим занятиям живописью.  Когда-то  я
очень неплохо рисовал, но потом  архитектура  вытеснила  все  остальное.
Слава богу, здесь нечего разрабатывать и строить.
   Он действительно когда-то писал маслом в манере, напоминающей  работы
Эндрю Уайета . Особенно хорошо Чарли удавались пейзажи, и он  уже  решил
сделать несколько набросков в окрестностях Шелбурн-Фоллс.
   - Да у тебя, оказывается, множество  скрытых  талантов!  -  удивленно
протянула Франческа, сверкнув своими зелеными глазами, и Чарли улыбнулся
ей.  Ему  нравилось,  когда  она  шутила  и  слегка  поддразнивала  его:
казалось, в эти моменты она почти  забывает  о  горьких  обстоятельствах
своей жизни.
   К этому времени Моник расправилась со своими спагетти  и  вступила  в
беседу со всей своей напористой  энергией.  Ей  нравилось  слушать,  как
разговаривают мама и Чарли, но она  молчала  вовсе  не  потому,  что  ей
нечего было сказать. Просто некоторое  время  роту  нее  был  занят,  но
теперь...
   И она принялась с воодушевлением рассказывать Чарли о своей  жизни  в
Париже, об  их  большой  квартире  в  старинном  доме,  которая  ей  так
нравилась, о том, как каждый день она возвращалась из школы домой  через
Булонский лес, о прогулках  и  путешествиях,  в  которые  она  ездила  с
классом или с родителями, о вылазках в горы, которые они совершали почти
каждую неделю, потому что ее отец "ну просто обожал"  лыжи.  Слушая  ее,
Франческа  снова  загрустила,  и   на   лице   ее   появилось   какое-то
ностальгическое выражение, увидев которое, Чарли забеспокоился. Он вовсе
не хотел, чтобы Франческа снова замкнулась в себе, отгородившись от него
холодной стеной отчуждения. Нужно было срочно что-то делать, и  Чарли  с
воодушевлением спросил:
   - Как насчет того, чтобы покататься в  воскресенье  на  лыжах?  Можно
снова съездить в Клэрмонт - ведь это совсем  недалеко.  Утром  уедем,  а
вечером вернемся. Ну, как?
   От Глэдис он знал, что именно так делают многие местные жители, и ему
казалось, что это предложение не встретит  возражения  Франчески.  Кроме
того, у него была сильная союзница.
   - Поехали, мамочка, ну пож-ж-жалуйста! -  с  энтузиазмом  воскликнула
Моник, немедленно загораясь этой идеей, и Франческе  было  очень  трудно
устоять.
   - Но ты, наверное, занят, - сказала она. - Да и мне тоже надо кое-что
сделать. Мне кажется, это не...
   - Поехали, решено, - мягко и убедительно сказал Чарли.  -  Это  будет
полезно всем нам.
   Предложение Чарли было не случайным. Он прекрасно понимал, что и ему,
и Франческе очень не хватало простой, человеческой, ничем не  омраченной
радости, и он надеялся, что день, проведенный  на  природе,  поможет  им
развеяться.
   - Думаю, ты вполне можешь позволить себе  отдохнуть  денек  от  своих
дел, - с нажимом сказал он. - А уж я и подавно.
   Ему действительно совершенно нечего было делать -  разве  что  читать
дневник Сары.
   - Договорились, да?
   Чарли смотрел на нее  с  такой  надеждой,  а  голос  его  звучал  так
убедительно, что Франческа сдалась сразу,  хотя  и  знала,  что,  приняв
приглашение, будет чувствовать себя обязанной. Этого она хотела избежать
любой ценой, боясь, что потом Чарли попросит ее о  чем-то,  что  она  не
сможет ему дать.
   - Хорошо. Но только на один день, - согласилась она.
   -  Ура!  -  завопила  Моник  и  захлопала  в  ладоши.  Ее  настроение
повысилось сразу на несколько пунктов, и она принялась описывать Чарли и
Франческе  "змейки",  развороты  и  виражи,   которые   она   собиралась
проделать. Когда она с самым серьезным видом стала разбирать достоинства
и недостатки клэрмонтской трассы, сравнивая  ее  с  такими  горнолыжными
мекками, как  Корчевелло  и  Кортина-д'Ампеццо,  Франческа  и  Чарли  не
выдержали и рассмеялись. Оба знали, что в смысле качества трасс Клэрмонт
был, по сути дела, третьеразрядным провинциальным местом, однако это  не
могло испортить  им  удовольствия  от  катания.  Во  всяком  случае,  на
обратном  пути  в  Шелбурн-Фоллс  они  говорили  только  о   предстоящем
выходном.
   Чарли  довез  их  до  самого  дома  Франчески.  Это  было  аккуратное
деревянное строение  с  небольшим  палисадничком;  забор  и  стены  были
выкрашены белой краской, а ставни и крыша - зеленой. Ведущая  к  крыльцу
дорожка была расчищена от снега до самого асфальта, а в  сугробе  справа
от двери торчал ярко-алый бумажный цветок - творение рук Моник.
   Выбравшись из машины, Франческа поблагодарила Чарли за ужин.
   - Все было чудесно. Мне очень понравилось, - сказала она искренне.
   - И мне тоже! - пискнула Моник. - Спасибо, Чарли!
   - На здоровье, - улыбнулся Чарли. - Увидимся  завтра.  Когда  мне  за
вами заехать?
   Чтобы не испугать Франческу, Чарли не сделал никакой попытки зайти  в
дом и даже  остался  сидеть  за  рулем,  хотя  в  другой  обстановке  он
обязательно проводил бы их до дверей. Франческа снова  стала  похожа  на
пугливую лань, готовую скрыться в лесу при малейших признаках опасности,
и Чарли не хотел рисковать. Ему было очевидно, что она боится подпускать
его слишком близко, какими бы откровенными ни были их разговоры.
   - Как насчет восьми утра? - предложила Франческа. -  Если  выехать  в
восемь, то к девяти мы уже будем на месте.
   - Принимается. Только бы погода не подвела.
   Он смотрел, как они идут к дверям, как отпирают замок. Потом в домике
зажегся свет, окна осветились теплым оранжевым светом, и Чарли  подумал,
что внутри, должно быть, хорошо и уютно.
   Некоторое время он смотрел на дом  Франчески,  потом  завел  мотор  и
отъехал. Он снова чувствовал себя одиноким и  никому  не  нужным.  Чарли
казалось,  что  отныне  он  просто  обречен   вечно   быть   посторонним
наблюдателем, который только следит за отношениями Франчески и Моник, за
любовью Кэрол и Саймона, за жизнью Сары и Франсуа, не  принимая  в  этом
никакого участия. Во всех трех случаях он был "третьим  лишним",  и  это
обстоятельство  угнетало  его,  но  Чарли  не  знал,  что  ему   следует
предпринять, чтобы исправить положение.
   Должно быть, именно поэтому он не сразу поехал домой, решив заглянуть
сначала к Глэдис Палмер.
   Глэдис приветствовала Чарли  лучезарной  улыбкой.  Она  была  жива  и
здорова, настроение у нее было приподнятое, да и выглядела она неплохо.
   Когда он постучал к ней в дверь, Глэдис как раз готовила и руки у нее
были в муке, но приезду Чарли она была рада. Усадив его  в  кресло,  она
отправилась на кухню и вскоре уже угощала Чарли крепким чаем с  пышущими
жаром булочками и душистым печеньем.
   - Ну, как идут дела? - спросила она.
   Чарли решил пока не рассказывать ей о дневнике Сары. Сначала  он  сам
прочитает дневник до конца.
   - Все нормально, Глэдис, - ответил он и подумал, что  дела,  пожалуй,
идут не то чтобы блестяще, но и вправду нормально.
   Потом он рассказал Глэдис о том, как ужинал  с  миссис  Виронэ  и  ее
очаровательной дочкой, и она искренне за него порадовалась.
   - Довольно многообещающее  начало,  Чарли,  мальчик  мой,  -  сказала
Глэдис, сияя улыбкой. Она действительно была очень довольна, что у  него
наконец стало что-то меняться. Дело  было  даже  не  в  весьма  туманных
перспективах, а  в  том,  что  в  Чарли,  похоже,  проснулся  интерес  к
окружающему миру, который, как надеялась Глэдис,  должен  был  рано  или
поздно победить в нем желание бередить старые раны.
   - Поживем - увидим, - ответил Чарли.
   Вскоре после этого Чарли распрощался с Глэдис и отправился домой. Как
ни странно, он чувствовал себя бодрее. Встречи с Глэдис явно действовали
на него благотворно. Она стала для него как мать, а кто,  кроме  матери,
сумеет понять и утешить свое дитя?
   В доме, когда Чарли начал подниматься по лестнице на второй этаж, ему
почудились чьи-то легкие шаги, и некоторое время он  стоял,  замерев  на
месте, напряженно прислушиваясь и желая, чтобы это оказалась она,  Сара.
Но  звук  не  повторился  -  должно  быть,  у  него  просто  разыгралось
воображение.
   Еще несколько мгновений он стоял в темноте,  потом  вздохнул  и  стал
подниматься дальше. Войдя в комнату, он  включил  свет  и  огляделся.  В
спальне все было в точности так же, как он оставил уходя.
   Всю обратную дорогу Чарли думал о  том,  как  снова  возьмет  в  руки
дневник Сары, но сейчас он решил отказаться от этого  своего  намерения.
Сара и Франсуа стали для него гораздо более  реальными,  чем  настоящие,
живые люди, и Чарли уже несколько раз ловил себя  на  том,  что  мечтает
каким-нибудь волшебным образом перенестись на двести  лет  назад,  чтобы
встретиться с ними.
   Это был достаточно тревожный симптом.
   В эту ночь он вооружился детективом и  даже  заставил  себя  прочесть
несколько страниц, но  по  сравнению  с  дневником  Сары  он  был  таким
скучным, невыразительным и  плоским,  что  Чарли  отложил  книгу.  Через
десять минут он уже спал.
   Раздавшийся  за  портьерой  тихий   шорох   все   же   заставил   его
пошевелиться. Чарли приподнял голову и приоткрыл глаза,  но  он  слишком
устал и тотчас же снова уронил голову на подушку. Глаза его  сами  собой
закрылись, и он так и не увидел, как она прошла через комнату и скрылась
за дверью.
 
*** 
 
   Верный данному себе слову, Чарли так и не  притронулся  к  дневникам.
Утром он встал очень  рано  и  отправился  в  Шелбурн,  чтобы  захватить
Франческу и Моник. По дороге, несмотря на ранний  час,  Чарли  заехал  к
Глэдис, чтобы завезти ей книгу о Саре и Франсуа, которую так и не вернул
в библиотеку. Он даже успел выпить чаю и поделиться с Глэдис планами  на
сегодняшний день.
   Глэдис удивленно улыбалась, слушая Чарли.
   Она  прямо  сказала  Чарли,  что  ей  хотелось  бы  познакомиться   с
Франческой Виронэ и ее дочерью, и Чарли  обещал"  что,  если  они  будут
продолжать встречаться, он привезет к Глэдис обеих.
   Мать и дочь уже ждали его  около  дома.  Моник  была  в  ярко-красном
комбинезоне; Франческа же выглядела совершенно сногсшибательно в  черном
лыжном костюме из лайкры, облегавшем ее фигуру плотно, словно  перчатка.
Фигура у нее была безупречной, так что, даже если бы Чарли  и  не  знал,
что она раньше была моделью, теперь он мог об этом догадаться.
   Но больше всего Чарли обрадовался тому, что обе, по  всей  видимости,
пребывали в отличном настроении. Уложив лыжи в  салон  его  семиместного
"универсала",  они  с  удобством  расположились  на  сиденьях,  и  Чарли
тронулся в путь. Через двадцать минут езды по хорошей  дороге  они  были
уже в Клэрмонте. Франческа с самым серьезным  выражением  лица  еще  раз
предупредила дочь, что отдаст ее в горнолыжную школу, если та  не  будет
кататься рядом с матерью и будет разговаривать с незнакомыми мужчинами.
   В словах Франчески был резон. Должно быть, поэтому Моник,  не  поняв,
что мать шутит, всерьез расстроилась.
   - Лыжная школа - это просто кошмар, мама! - с негодованием  возразила
она. - Там никто не умеет развлекаться. Я не хочу!
   Она надулась, и Чарли, сдерживая улыбку, предложил ей кататься с ним.
Девочка ему нравилась, к тому же именно с горных лыж началась их дружба,
но Франческе по-прежнему не хотелось прибегать к его помощи больше,  чем
это было необходимо.
   - Разве ты не хотел бы покататься в свое  удовольствие?  Моник  будет
тебе  мешать,  -  сказала  она,  и  Чарли  ответил   не   сразу,   снова
залюбовавшись ее удивительными глазами.
   - Моник катается лучше меня, - проговорил он с улыбкой. - Скорее  это
я буду ей мешать. Мне за ней не угнаться.
   - А вот и не правда! - тут же возразила девочка. - Ты катаешься очень
хорошо. У тебя есть стиль, а это в нашем деле самое главное, -  добавила
она важно, и Чарли, не сдержавшись, расхохотался.
   - Благодарю вас, мисс, - ответил он и слегка  поклонился.  -  Значит,
катаемся вместе? - Он повернулся к Франческе. -  Не  желаете  ли  к  нам
присоединиться?  Или  для  вас  мы  -  зеленые  новички,  с  которыми  и
возиться-то не стоит?
   Чарли еще ни разу не видел Франческу на трассе.  Со  слов  Моник  ему
было известно,  что  "мама  катается,  к  сожалению,  медленно",  но  он
подозревал, что это чересчур субъективная оценка.
   - Она тоже катается ничего себе,  -  великодушно  вставила  Моник,  и
вопрос был решен. Они  стали  кататься  втроем,  и  Чарли  нисколько  не
пожалел об этом, когда увидел Франческу на трассе для слалома.
   Он затруднился  бы  сказать,  откуда  Франческа  знает  такие  трюки.
Возможно, им ее обучил бывший муж, а может быть, она неплохо каталась  и
до него. Как бы там ни было, она справлялась с лыжами  и  со  скользкой,
обледеневшей  трассой  гораздо  лучше,  чем  он   предполагал.   Правда,
Франческа старалась не слишком рисковать, но у нее  тоже  был  стиль,  и
каждый поворот она проделывала так элегантно и грациозно, что  привлекла
к себе внимание нескольких лыжников, которые смотрели на  нее  буквально
разинув рты.
   -  Ты  катаешься  просто  потрясающе!  -  не   удержался   Чарли   от
комплимента, когда они с Моник присоединились  к  Франческе  у  подножия
горы.
   -  Мне  нравится  слалом,  -  призналась  она.  -  Даже  больше,  чем
скоростной спуск. Как это ни смешно, мой отец был слаломистом, и,  когда
я была маленькая, мы часто ездили в Кортина-д'Ампеццо.
   Впрочем, отец всегда упрекал меня, что я слишком  осторожничаю  перед
воротами.
   Моник с важным видом кивнула. Она-то любила  горные  лыжи  именно  за
скорость.
   - Да, мама, - сказала она. - Ты все время  трусишь.  Поэтому-то  тебе
больше нравится слалом.
   Другое дело скоростной спуск. Там - ух! - и летишь, а здесь...
   Она пренебрежительно махнула рукой, а Чарли  подумал,  что  Франческа
тоже обладает множеством самых разнообразных достоинств, которые до  сих
пор  оставались  скрытыми  или  попросту  невостребованными.  Ее  запасы
нежности и доброты были огромны, но она не могла или не хотела  делиться
ими, и Чарли искренне пожалел об этом.
   И все же ему нравилось быть с  нею  рядом.  Резкость  и  замкнутость,
ощутимое, может быть, неосознанное сопротивление, которое  он  ощущал  в
первые дни их знакомства, больше не проявлялись,  и  Франческа  казалась
спокойной и умиротворенной.
   Кроме того, ей нравились лыжи, и она отдавалась  любимому  занятию  с
наслаждением.
   Постоянное присутствие Чарли, к которому она  сначала  отнеслась  так
настороженно,  тоже  перестало  ее  тяготить.  К  концу  дня   они   оба
чувствовали себя старыми друзьями, а стороннему наблюдателю они и  вовсе
могли  показаться  дружной  семьей,  совершающей  привычный   воскресный
ритуал.  Правда,  Моник  так  и  норовила  улизнуть,  и  хотя  Франческа
старалась приглядывать за ней,  толку  от  этого  не  было  никакого.  В
результате Франческа скользила рядом с  Чарли,  а  ее  строптивая  дочь,
вздымая тучи снега, мчалась далеко впереди.
   Наконец они сняли лыжи и, уложив их в  машину,  отправились  в  кафе,
чтобы перекусить перед обратной дорогой. К этому времени  Моник  заметно
устала - она даже недопила свой шоколадный коктейль,  -  зато  Франческа
буквально лучилась счастьем. От ветра и мороза ее нежно-персиковая  кожа
порозовела, а глаза напоминали сияющие изумруды.
   - Это просто здорово, что ты нас вытащил, - сказала она. - Я  отлично
отдохнула. Раньше мне все время казалось, что здесь  не  так  интересно,
как в Европе, но теперь я даже не буду об этом думать. Мне  здесь  очень
нравится.
   - В следующий раз, - осторожно заметил Чарли, - можно будет  съездить
куда-нибудь еще.
   Ведь Клэрмонт - не единственный лыжный курорт в  этих  краях.  Почему
бы, например, не съездить в Вермонт, куда я и собирался с самого начала.
   На худой конец у нас есть Шугарбуш. Там неплохие  трассы,  только  по
выходным на ни