я
стойко переносила эту всеобщую истерию чадолюбия, но потом не выдержала.
Я собрала наши с Моник вещи, закинула их в мой маленький "Додж", а Пьеру
сказала, что, когда ему захочется известить меня о дальнейших  переменах
в его жизни, он сможет найти меня в Нью-Йорке, у моей матери.
   Мы вылетели из Бурже первым же рейсом и через  несколько  часов  были
уже в Нью-Йорке. Но и дома мне пришлось несладко. Моя мать едва не свела
меня с ума - она поливала Пьера грязью и осыпала его оскорблениями  даже
при девочке.
   Я не виню маму - ее собственный развод дался ей слишком тяжело, но  и
оставаться с ней я тоже не могла.
   На развод я подала в первый же день,  и  французская  пресса  тут  же
окрестила меня "жалкой пуританкой", но мне было уже все равно.  Примерно
год назад нас наконец-то развели,  а  буквально  через  месяц,  в  канун
прошлого Рождества, Пьер и Мари-Лиз мне позвонили. Так же,  как  и  ваша
Кэрол, они захотели поделиться со мной "хорошими" новостями. Они  только
что поженились, причем для этого они отправились  не  куда-нибудь,  а  в
Корчевелло. В журнале я видела снимки: они стоят на  лыжах  в  окружении
друзей, а дети сидят у них за спинами в рюкзаках. До сих пор не понимаю,
с чего они решили, что я  должна  радоваться  вместе  с  ними?..  Сейчас
Мари-Лиз снова беременна - Моник вычитала в  какой-то  газете,  что  она
хочет родить еще одного ребенка, прежде чем начнет серьезную  подготовку
к следующей Олимпиаде. Чудесно, не правда ли?
   Франческа умолкла и покачала головой.
   - Чего я не понимаю, Чарли, - сказала она, - так это того,  зачем  он
столько возился со мной?
   Зачем ухаживал, уговаривал выйти за него замуж?
   Пьеру надо было подождать всего  ничего,  каких-нибудь  пять  лет,  и
тогда бы он сразу  мог  жениться  на  этой  своей  "королеве  альпийских
трасс". Ведь меня французское телевидение почти не снимало  -  с  самого
начала я была для них слишком американкой, то есть  заносчивой,  скучной
занудой.
   В  голосе  Франчески  все  еще  звучали  горечь  и  боль,  но  Чарли,
внимательно слушавший ее, ни сколько не был этим удивлен. Горе  ее  было
велико, и велико  было  пережитое  унижение,  а  тут  еще  история  отца
Франчески, которая не могла не  оставить  в  ее  душе  самого  глубокого
следа. Как-то еще вся эта история скажется на Моник, которая,  возможно,
и сама была обречена на неудачу в браке, поскольку ее мать и ее  бабушка
потерпели  на  этом  поприще  сокрушительное,  незаслуженное  поражение.
Правда, в наследственных неудачников Чарли никогда не верил, но события,
подобные тем, что произошли с Франческой и ее матерью,  серьезно  влияли
на людские судьбы, формируя некий семейный стереотип, вырваться за рамки
которого могла только очень сильная  личность.  Впрочем,  ему  почему-то
казалось, что Моник это будет по плечу.
   Кроме того, его родители прожили в браке долгую и  счастливую  жизнь,
родители Кэрол - тоже, так почему же они  сами  расстались?  Значило  ли
это, что каждый человек может потерпеть неудачу в браке? Или все-таки не
каждый, а только тот, у кого были к этому определенные предпосылки?
   - Как долго вы с Пьером были женаты? - спросил  Чарли,  взяв  в  свои
ладони руку Франчески.
   - Шесть лет, - ответила Франческа. Она не  отдернула  руку  и  слабым
движением  пальцев  дала  знать  Чарли,  что  приняла  и   оценила   его
сочувствие. Это легкое движение, в котором она сама скорее  всего  и  не
отдавала себе отчета, вызвало в них  обоих  ощущение  глубокой  душевной
близости. Чарли рассказал ей свою историю, а она ему - свою, и терзавшее
обоих одиночество как будто отступило.
   - А вы? - спросила Франческа, с каждой минутой чувствуя все большее и
большее сходство.., нет, не между ними, но между их горькими судьбами.
   - Мы были женаты больше девяти лет, - ответил Чарли. - Почти  десять.
И я считал, что у нас вполне благополучный брак. Мы оба были  счастливы,
и я не замечал никаких тревожных признаков вплоть до того момента, когда
Кэрол пришла ко мне и прямо заявила, что вот уже некоторое время живет с
другим. Не знаю, как я мог не видеть этого,  но  факт  остается  фактом.
Теперь Кэрол говорит, что я слишком часто отсутствовал и что мы обращали
друг на друга слишком мало внимания, но я не думаю, что  дело  именно  в
этом. Может быть, если бы мы завели ребенка, все сложилось бы иначе.
   - А почему у вас не было детей?
   - Не знаю. Может быть, Кэрол права, и мы были слишком  заняты  каждый
своими делами, - задумчиво сказал Чарли, которому неожиданно показалось,
что Франческе он может признаться в том, в чем не осмеливался признаться
даже самому себе. - Порой нам казалось, что дети  -  это  что-то  совсем
необязательное, без чего мы можем обойтись, но теперь я об  этом  жалею.
Особенно когда встречаю таких очаровательных детей,  как  ваша  Моник...
Моник. Получается, что девять лет жизни прошли впустую, и теперь,  когда
у меня не осталось даже Кэрол, мне совершенно нечего предъявить...
   Франческа  улыбнулась  ему,  и  Чарли  вдруг  подумал  о  том,  какая
замечательная у нее улыбка. Он был  ужасно  рад,  что  встретил  сегодня
Франческу.
   Ему  так  нужно  было  поговорить  с  кем-то,  и  более   подходящего
собеседника Чарли не  мог  себе  и  представить.  Франческа,  как  никто
другой, понимала его, ибо сама прошла через ад измены и предательства.
   - А вот Пьер считал  и  считает,  что  все,  что  с  нами  случилось,
произошло из-за того,  что  я  была  слишком  увлечена  нашей  девочкой,
зациклена на ней. Действительно, после родов я оставила работу, но  дело
совсем не в том, что я слишком любила Моник. Когда  мы  познакомились  с
Пьером, я работала в Париже моделью, но тогда я  оставила  карьеру  ради
него, о чем он теперь предпочитает не  вспоминать.  Потом  я  училась  в
Сорбонне и получила степень, ничто не мешало мне  продолжать  заниматься
искусством, но, поймите меня  правильно,  Чарли,  быть  матерью,  просто
матерью, мне нравилось куда больше. И я любила Пьера, мне нравилось быть
его женой.
   - Это  тоже  работа,  -  вставил  Чарли,  но  Франческа  отрицательно
покачала головой.
   - Мне это было совсем нетрудно.  Я  хотела  все  время  быть  с  моей
девочкой, хотела ухаживать за ней, делать все, чтобы она росла  веселой,
здоровой, уверенной в себе. Но я следила за собой и своей фигурой, чтобы
оставаться в форме, быть красивой  и  привлекательной,  потому  что  мне
казалось, что этого хочет Пьер. Я очень старалась, Чарли, честное слово,
старалась, но.., бывают, наверное, такие ситуации, когда  ты  просто  не
можешь победить, какие бы усилия ты ни прилагал. Иначе я просто не  могу
объяснить того, что произошло с нами.
   Может быть, некоторые браки обречены с самого начала?
   Она действительно так считала,  и  Чарли,  по  крайней  мере  в  этот
момент, был с ней вполне согласен.
   - В последнее время я тоже пришел к такому выводу, - кивнул он. - Наш
брак с Кэрол казался мне чуть ли не идеальным, но сейчас я понимаю,  что
был слеп и глуп. Вы ведь тоже очень любили своего мужа?
   Франческа кивнула, и Чарли, воодушевившись, продолжал:
   - В итоге оказалось, что у нас с вами то ли глаза были не  на  месте,
то ли мозги. Теперь Кэрол выходит замуж за шестидесятилетнюю развалину -
за старика, который всю  жизнь  только  и  делал,  что  коллекционировал
хорошеньких девиц, а ваш бывший муж женится на двадцатилетней девчонке и
начинает делать ей детей. Как такое можно было предвидеть?  Кто  ответит
нам?  Не  к  гадалке  же,  в  самом  деле,  обращаться!  Можно,  правда,
попробовать сделать вот как... В следующий  раз  -  если  у  меня  будет
следующий раз - я стану все время спрашивать у своей жены: "Как ты?  Как
я? Как мы?
   Ты счастлива? Изменяешь ли ты мне, и если нет, то почему?"
   Франческа не выдержала и рассмеялась, но Чарли не шутил, или, вернее,
хотел быть серьезным. То, что с ним случилось, заставило  его  о  многом
задуматься. Но  он  не  знал,  удастся  ли  ему  воспользоваться  новыми
познаниями на практике.
   Франческа неожиданно погрустнела.
   - Вы храбрее меня, Чарли, - сказала она. - Для меня никакого "другого
раза" просто не может быть. Я уже решила.
   Она сказала ему это потому, что хотела стать его другом - не  больше.
Романтическое увлечение не входило в ее планы.
   - Вы не можете этого решить, - твердо сказал Чарли. - Никто не  знает
своего будущего!
   - Могу, - возразила Франческа. - Я - могу.
   Никто больше не завладеет моим сердцем, чтобы потом растоптать его.
   - А  вдруг  следующий  раз  обойдется  без  портретов  на  журнальных
обложках и  рекламы  по  телевидению?  -  поддразнил  ее  Чарли.  -  Или
наоборот:
   Заранее продайте права на показ  вашего  очередного  мужа,  и  будете
спокойно получать проценты.
   Франческа через силу улыбнулась, но  ее  улыбка  тотчас  же  погасла.
Очевидно, даже сейчас она не могла шутить на эту тему.
   - Вы просто плохо представляете себе, что это такое! - сказала она  с
чувством, но Чарли достаточно было просто заглянуть в  ее  глаза,  чтобы
понять, каково ей пришлось. В ее чудных зеленых глазах не  было  ничего,
кроме боли, и он невольно вспомнил  слова  Моник  о  том,  как  ее  мать
плакала сутками напролет. Именно поэтому Франческа  старалась  держаться
подальше от людей и так неохотно шла  на  контакт,  именно  поэтому  она
встретила его появление в штыки,  однако  сейчас  Чарли  забыл  о  своем
потрясении и был полон сострадания к этой несчастной  и  милой  женщине.
Повинуясь безотчетному порыву, он поднялся, обнял ее за плечи и прижал к
себе, и Франческа не отшатнулась - она поняла, что в этом жесте  нет  ни
угрозы, ни посягательства на ее свободу. Он предлагал ей свою дружбу,  и
Франческа приняла его предложение.
   - Знаешь, что я тебе скажу, - проговорил  Чарли,  вдруг  переходя  на
"ты". - Когда в следующий раз ты решишь броситься в эту авантюру - ну, в
ту, которую некоторые именуют "священным и нерушимым союзом двух любящих
сердец", - я хотел бы представлять твои интересы. Хочешь, я  буду  твоим
брачным агентом?
   Франческа покачала головой;
   - На твоем месте я бы на  это  не  рассчитывала,  Чарли...  Этого  не
будет. Только не со мной.
   Чарли понял, что она действительно решила это твердо и переубедить ее
вряд ли кому удастся.
   - Тогда давай заключим что-то вроде договора, - предложил  он,  желая
снова вернуть разговор в русло легкой, шутливой  беседы.  -  Скажем,  мы
условимся, что ни один из нас не должен  больше  жениться  и  выставлять
себя наивным глупцом перед всем белым светом.  Но  если  кто-то  из  нас
двоих все же вступит в брак, то и другой обязан будет поступить так  же.
Ну как, согласна?
   - Мне это что-то напоминает, - отозвалась Франческа, задумчиво  глядя
на него.
   - Я знаю. Подвиг камикадзе.
   - Скорее - групповое самоубийство.
   Она знала, что Чарли шутит, что он старается ради нее, и.., не  имела
ничего против. Впервые за много месяцев  Франческа  смеялась  над  своей
бедой и - как ни странно - чувствовала себя  намного  лучше.  Во  всяком
случае, на душе у нее  не  было  прежней,  уже  привычной  тяжести.  Что
касалось Чарли, то она не думала, что сделала для него так же много, как
он для нее, но, когда она сказала ему об этом, Чарли  с  горячностью  ей
возразил.
   - Мне нужно было с кем-то поговорить, и я рад,  что  смог  поговорить
именно с тобой, - сказал он и добавил смущенно:
   - Спасибо тебе, Франческа.
   Она смущенно пожала плечами и посмотрела на часы. Пора было прощаться
- ей еще надо было забрать дочь.
   - Мне очень жаль, что приходится уходить, - сказала она. - С  вами..,
с тобой все будет в порядке?
   Чарли с  энтузиазмом  кивнул  головой.  Сейчас  он  видел  в  ней  ту
Франческу, какой она,  наверное,  была  когда-то,  -  добрую,  открытую,
нежную.
   - Конечно, - храбро солгал он. На самом деле он  знал,  что  ему  еще
предстоят горькие часы одиночества, собирался сразу же вернуться в  шале
и попытаться примириться с тем, что Кэрол и Саймон станут мужем и женой.
Он знал, что это будет нелегко, но прежнего ужаса он уже не испытывал.
   - Минутку, Франческа, - спохватился он,  -  как  насчет  того,  чтобы
поужинать завтра вместе?
   Ты, я и Моник? Я наконец-то привезу книги,  -  поспешно  добавил  он.
Чарли вдруг испугался, что  Франческа  откажется,  если  решит,  что  он
приглашает ее на свидание.
   Франческа задумалась, и на мгновение  Чарли  показалось,  что  она  и
вправду скажет ему. Наверное она каким-то шестым  чувством  поняла,  что
этот человек не причинит ей боли. Похоже, Чарли отлично понял,  что  она
хотела ему сказать, и не собирался навязываться ей  ни  в  мужья,  ни  в
любовники. Франческа могла быть ему только другом, и если он готов был с
этим смириться, то она ничего не имела против совместного ужина.
   - Договорились, - сказала  она  наконец  очень  решительно,  и  Чарли
широко и с облегчением улыбнулся.
   - Мы отлично проведем время, - уверил он ее. - Ужин в  самом  дорогом
ресторане Дирфилда... Я надену свой черный галстук. А может быть,  лучше
смокинг? Правда, у меня нет смокинга...
   Он снова заставил ее рассмеяться, и Франческа уже без страха  села  в
его машину, до которой они незаметно  дошли  за  разговором.  Ее  машина
стояла дальше по улице, и Чарли подвез ее до этого места.
   - Я заеду за вами в шесть! - сказал  он,  чувствуя  себя  совсем  как
раньше, когда он еще был нормальным Чарли, не чокнутым и  несчастным,  а
вполне живым - сильным и уверенным в себе мужчиной.
   - Мы будем готовы, - пообещала Франческа, прощаясь, и Чарли посмотрел
на нее с легкой печалью.
   - Франческа.., спасибо! - проговорил он, и  голос  его  чуть  заметно
дрогнул.
   Потом он отъехал, а Франческа еще долго  с  удивлением  смотрела  ему
вслед. А Чарли ехал и думал  о  том,  что  узнал  о  Франческе.  Страшно
подумать,   что   ей   пришлось   вынести.   Унижения,   горечь,   боль,
предательство... Порой люди поступали со своими  близкими  так  жестоко,
что этому невозможно было найти никакого рационального объяснения.  Даже
Кэрол обошлась с ним вовсе не так уж плохо  -  она  просто  разбила  ему
сердце. А  это  почему-то  начинало  казаться  Чарли  не  самым  ужасным
прегрешением.
   Так Чарли доехал до  своего  дома  и,  уже  отпирая  дверь  старинным
ключом, подумал о Cape - о тех чудовищных унижениях, которым подверг  ее
Эдвард, и б счастье, которое она обрела с Франсуа.
   Как она смогла так решительно покончить со  старой  жизнью  и  начать
новую? Как она сумела преодолеть свою боль и недоверие? Откуда взялось у
нее столько сил, чтобы снова любить?
   И все же даже после разговора с Франческой он  не  мог  не  думать  о
Кэрол. Чарли думал о  ней,  даже  когда  погасил  свет  и  лег,  хотя  в
последние дни все его мысли были заняты только историей Сары и  Франсуа.
Размышляя над загадками своей собственной жизни, он решил пока не  брать
в руки дневников Сары. Возможно, в них действительно было все,  что  ему
нужно, но он не хотел пользоваться готовыми рецептами,  пусть  они  даже
исходили от такой  замечательной  женщины,  как  Сара  Фергюссон.  Чарли
чувствовал, что ему пора вернуться в реальный мир, чтобы самому заняться
своей судьбой.
 
Глава 5 
 
   Ровно в шесть, как и обещал, Чарли  заехал  за  Франческой  и  Моник,
чтобы поехать в Дирфилд, в ресторан "Ди  Майо".  И  Франческа,  и  Чарли
поначалу чувствовали себя несколько неловко, зато  Моник,  нисколько  не
стесняясь, весело проболтала всю дорогу. Она рассказывала Чарли о  своих
школьных делах, о  друзьях  и  подругах,  которых  у  нее  было  великое
множество, о собаке, которую ей хотелось иметь, и  о  хомячке,  которого
мама обещала подарить ей весной. Несколько раз она спросила,  когда  они
поедут кататься на лыжах, - она готова была отправиться в Клэрмонт  хоть
завтра,  -  а  когда  Чарли  поинтересовался  ее   школьными   успехами,
посетовала, что в школе им почти не дают заданий на дом.
   - Во Франции, - авторитетно заключила Моник,  -  система  образования
лучше. Там мне задавали гораздо больше уроков.
   Чарли бросил быстрый взгляд на Франческу.
   Ему хотелось знать, как она  отреагирует  на  это  упоминание  об  их
прежней жизни, но Франческа отвернулась к окну.
   - Может быть, тебе стоит начать учить немецкий или китайский язык?  -
поддразнил девочку Чарли. - Хотя  бы  просто  для  того,  чтобы  у  тебя
оставалось поменьше свободного времени, а?
   Моник  скорчила  ему  рожу.  Ей  хватало  проблем  с   английским   и
французским; она говорила на них довольно бегло, но письмо никак  ей  не
давалось.
   Стоило ей склониться над  чистым  листом  бумаги,  как  английские  и
французские слова начинали путаться у нее в голове.
   - Можно выучить итальянский! - неожиданно просияла она.  -  Моя  мама
говорит по-итальянски, потому что мой  дедушка  был  из  Венеции..,  это
такой город в Италии. Ну ты, конечно, знаешь.
   Чарли кивнул. Он знал, что Венеция - итальянский город  и  что,  если
верить Франческе, венецианский дедушка был таким же негодяем, как  и  ее
французский муж. Определенно вечер начинался как-то не так. О чем бы  он
ни заговорил, все так или иначе касалось прошлого Франчески, и  вряд  ли
это было ей приятно. Правда, она пока не произнесла ни  слова,  если  не
считать обмена приветствиями.
   - В Венеции  очень  много  лодок,  которые  называются  гондолами,  -
продолжала рассказывать Моник, показывая руками, какие бывают гондолы. -
На них плавают по каналам и поют песни...
   Чарли понял, что пора менять тему. Это оказалось довольно  легко.  Он
просто спросил у Моник, какую бы собаку ей хотелось иметь.
   - Маленькую и красивенькую, - немедленно отозвалась Моник.  Очевидно,
она уже давно и серьезно думала над этим вопросом.  -  Как  чихуахуа,  -
произнесла она по слогам.
   - Чихуахуа? - Чарли рассмеялся. - По-моему, она слишком  маленькая  и
не такая уж красивая. Ты не боишься перепутать ее с хомячком?
   Моник фыркнула.
   - Нет, - решительно заявила она. - Не перепутаю.
   Продолжая собачью тему, Чарли  стал  рассказывать  девочке  о  собаке
Глэдис - о большом рыжем ирландском сеттере, который радостно  встречает
каждого незнакомого человека и норовит лизнуть его в лицо.  А  когда  он
предложил Моник как-нибудь сходить к Глэдис, чтобы познакомиться с  этой
замечательной  собакой,  девочка  пришла  в  совершенный  восторг.  Даже
Франческа наконец улыбнулась, и у Чарли немного  отлегло  от  сердца.  С
самого начала Франческа была так серьезна и печальна, что  Чарли  не  на
шутку встревожился. Утешало его  только  одно  -  Моник,  кажется,  была
довольна и счастлива, а это служило красноречивым  свидетельством  того,
что Франческа была прекрасной матерью. Каким-то чудом ей удалось уберечь
дочь от всей той грязи и отчаяния, которые были в ее собственной жизни.
   Через несколько минут они уже были в Дирфилде.
   В ресторане оказалось довольно много народа, и Чарли похвалил себя за
предусмотрительность:
   Он заказал столик заранее. Моник без колебаний заказала себе спагетти
с томатным соусом и фрикадельками - эта маленькая  девочка  явно  знала,
чего она хочет в этой жизни. Взрослым  же  понадобилось  гораздо  больше
времени, чтобы сделать выбор.
   В конце концов они остановились на капеллини с томатом,  базиликом  и
тертым  сыром,  что,  в  общем-то,  не  особенно  отличалось  от  блюда,
выбранного  Моник.  Выбирая   вино,   Чарли   заметил,   что   Франческа
разговаривает с официантом по-итальянски.
   Она улыбалась и выглядела вполне довольной.
   - Какой красивый язык, - заметил Чарли, когда официант отошел. - Даже
просто слушать его - и то приятно. Ты когда-то жила в Италии?
   - Только в детстве, лет до  девяти.  Но  я  всегда  разговаривала  на
итальянском со своим отцом, пока он не умер. Жаль, что  Моник  не  знает
итальянского. В будущем пригодилось бы.
   Впрочем, подумала Франческа, пригодилось  бы,  если