вало и выглядело слегка  предательским,
но она не знала, что ответить. Бедняга тоже немало перенес да и приперся
в такую даль.
   -  Я..,  мне,  правда,  надо  вернуться..,  мне  еще   столько   надо
перечитать... - она вспыхнула, а он выглядел таким  огорченным,  что  ей
вдруг стало его жалко. Такой элегантный и дерзкий, и в то же время  было
в нем что-то уязвимое. - Извините, я не хотела нагрубить. Просто...
   - Знаю. - Он смотрел на нее с такой печальной улыбкой, что ее  сердце
растаяло. - Он рассказал  вам,  какой  я  негодяй.  Но,  может  быть,  в
Рождество... Знаете, нам обоим было  бы  неплохо  сейчас  поговорить.  Я
ужасно потрясен, да и вы, наверное, тоже.
   Тана грустно кивнула и пошла за ним к машине.  Шофер  открыл  дверцу,
она села на серое бархатное сиденье, а Гаррисон Уинслоу - рядом  с  ней.
Всю дорогу он был задумчив. Город проносился  мимо  окон  автомобиля,  и
через несколько минут они подъезжали к Ноб-Хилл с восточной  стороны  и,
резко повернув, оказались у Стэнфорд-Корт.
   - Эти годы для нас с Гарри были очень тяжелыми. Почему-то мы никак не
могли разобраться в своих отношениях... - Казалось,  он  говорит  сам  с
собой.  Тана  наблюдала  за  его  лицом.  Он  не   выглядел   таким   уж
бессердечным, как его  описывал  Гарри.  Честно  говоря,  он  совсем  не
казался бессердечным, скорее печальным и одиноким. Гаррисон повернулся и
пристально посмотрел на Тану. - Вы такая красивая.., не  только  внешне,
мне кажется. Гарри очень повезло, что у него такой друг.
   А самое  странное  в  ней  было  то,  о  чем  Гарри,  конечно,  и  не
догадывался: она  удивительно  похожа  на  его  мать  в  этом  возрасте.
Гаррисон   смотрел,   как   легко   она   вышла   из    машины:    почти
сверхъестественное сходство, - и последовал за ней. Они вошли в ресторан
"Попурри" и заняли одну из кабинок. Казалось, что он постоянно наблюдает
за ней, стараясь понять, кто она и что значит для  его  сына.  Ему  было
трудно поверить, что они "просто друзья", как заявила  она,  однако  она
упорно придерживалась этого, а причин лгать ему у нее не было.
   Поймав его взгляд> Тана улыбнулась:
   - Моя мать чувствует то же, что и вы, мистер Уинслоу. Она  не  устает
повторять, что мальчики и девочки не могут дружить, а я говорю  ей,  что
она не права. Ведь мы с Гарри именно друзья.., он мой самый лучший  друг
во всем свете.., он мне как брат...  -  При  мысли  о  том,  что  с  ним
случилось, глаза ее наполнились слезами, и она отвернулась. -  Я  сделаю
все, чтобы  помочь  ему  снова  вернуться  к  жизни.  -  Она  с  вызовом
посмотрела на Гаррисона, гневаясь не на него, а на судьбу,  искалечившую
его сына. - Сделаю, вот увидите... Я просто не  позволю  ему  отлеживать
задницу. - Она вспыхнула от этих слов, но продолжала:
   - Я заставлю его встать, двигаться, беспокоиться. - Потом она  как-то
странно посмотрела на него. - У меня есть идея,  но  сначала  мне  нужно
обсудить ее с Гарри.
   Он заинтересовался. Может быть, она и вправду имеет  виды  на  Гарри,
так сейчас это  вовсе  неплохо.  Мало  того,  что  девушка  хорошенькая,
совершенно очевидно, что она умна и полна решимости. Когда она говорила,
ее глаза загорались зеленым огнем, и было  ясно,  что  она  отвечает  за
каждое свое слово.
   - Что за идея? - Девушка его заинтриговала и очаровала бы, если б  не
тревога за сына.
   Она колебалась. Он, наверное, сочтет ее сумасшедшей, особенно если  в
нем ни на грош тщеславия, как говорил Гарри.
   - Не знаю... Возможно, вам это покажется безумным, но  я  подумала..,
не знаю... - Ей было неловко открываться ему. - Я подумала,  что,  может
быть, смогла бы убедить его пойти учиться вместе со мной на юридическом.
Даже если ему это никогда не пригодится,  все  равно  было  бы  полезно,
особенно сейчас.
   - Вы серьезно? - Вокруг глаз  Гаррисона  Уинслоу  разбежались  лучики
смеха. - Юрист? Мой сын? - Он с усмешкой похлопал  ее  по  руке,  просто
удивительный ребенок, такая зажигательная, но она способна на многое, на
это тоже. - Если вам удастся уговорить его, особенно сейчас, - его  лицо
сразу погрустнело, - значит, вы еще более замечательная, чем я думал.
   - Я собираюсь попробовать, когда он будет в состоянии выслушать меня.
   - Боюсь, это будет еще не скоро.
   Оба согласно кивнули, и в  воцарившемся  молчании  услышали,  как  на
улице поют колядки. Тана быстро подняла на него глаза.
   - Почему вы так мало виделись?
   Необходимо было  спросить,  ей-то  терять  было  нечего,  а  если  он
разозлится на нее, она  всегда  может  уйти.  Он  ничего  ей  не  сможет
сделать. Однако он вовсе не выглядел расстроенным, пристально глядя в ее
глаза.
   - Честно? Потому что до сего момента все было совершенно  безнадежно.
Я очень долго пытался наладить отношения с Гарри, но у  меня  ничего  не
получилось.  Он  стал  ненавидеть  меня  с  детства,  а  с  годами   это
становилось все хуже. Не было смысла  бередить  старые  раны.  Этот  мир
очень велик, у меня много дел, а он может жить своей жизнью. - На  глаза
его навернулись слезы. - Мог, во всяком случае, до сих пор...
   Тана через стол дотянулась до его руки.
   - Он сможет жить  своей  жизнью.  Обещаю  вам...  Если  выживет...  О
боже.., если он выживет... Господи, пожалуйста, не дай  ему  умереть,  -
она стирала слезы со щек. - Он такой замечательный, мистер  Уинслоу,  он
мой лучший друг.
   - Хотел бы я сказать то же самое, - печально отозвался он.  -  Сейчас
мы как чужие. Когда сегодня я вошел в его комнату, я  почувствовал  себя
незваным гостем.
   - Может быть, это потому, что там была я. Надо было мне оставить  вас
вдвоем.
   - Это ничего бы не изменило. Все так далеко зашло, слишком далеко. Мы
чужие друг другу.
   - Не обязательно такими оставаться. - Она разговаривала с ним, как со
старым знакомым, и почему-то сейчас он  не  производил  такого  сильного
впечатления, будь он хоть какой угодно  светский,  или  изысканный,  или
красивый, или искушенный. Это просто человек,  убитый  горем  отец,  сын
которого искалечен. - Вы можете с ним подружиться.
   Гаррисон Уинслоу покачал головой и улыбнулся ей. Он подумал, что Тана
замечательно красивая девушка, и вдруг опять его заинтересовало, что  же
все-таки между Гарри и нею. Его сын слишком большой  распутник  в  своем
роде, чтобы упустить такую возможность, разве что он заботится о девушке
больше, чем она себе представляет... Вероятно, так и есть... Может быть,
Гарри влюблен в нее? Да, должно  быть,  так.  Нельзя  поверить,  что  их
связывает только дружба, как уверяет она. Ему это казалось невозможным.
   - Уже поздно, друг мой. Слишком  поздно.  Да  и  грехи  мои,  по  его
мнению, искупить невозможно, - он вздохнул. - Полагаю, на  его  месте  я
чувствовал бы то же самое. - Он в упор взглянул на  нее.  -  Знаете,  он
думает, что я убил его мать. Когда ему было четыре года, она покончила с
собой.
   Она чуть не задохнулась:
   - Я знаю.
   В глазах его была опустошенность  и  неприкрытая  боль,  до  сих  пор
живущая в его душе. Его любовь к жене никогда не остынет, как и любовь к
сыну.
   - Она умирала от рака и не хотела, чтобы  кто-нибудь  знал  об  этом.
Перед самой смертью болезнь должна была обезобразить ее, и она не  могла
этого вынести. Ей уже сделали две операции,  и...  -  он  чуть  было  не
замолчал, но пересилил себя и продолжал:
   - Ей было страшно тяжело.., да и всем нам... Тогда  Гарри  знал,  что
она больна, но сейчас не помнит. Впрочем, это  неважно.  Она  больше  не
могла переносить  операции,  боль,  и  мне  невыносимо  было  видеть  ее
страдания. То, что она сделала, конечно, ужасно, но я всегда понимал ее.
Она была так молода, так прекрасна... Она  была  очень  похожа  на  вас,
правда, и сама почти ребенок...
   Он не стыдился своих слез, а Тана с ужасом смотрела на него.
   - Почему Гарри не знает об этом?
   - Она взяла с меня обещание, что я никогда не расскажу.
   Гаррисон откинулся на спинку дивана, будто его толкнули. Отчаяние,  в
котором он пребывал после ее смерти, так никуда и не ушло.  Долгие  годы
он старался убежать от него: сначала с Гарри, потом с разными  женщинами
и девушками, вообще с  любым  человеком,  потом  в  одиночку.  И  вот  в
пятьдесят два года открыл, что не  столь  уж  далеко  убежал,  и  бежать
больше некуда. Воспоминания были с ним, и боль, и горе,  и  утрата...  А
сейчас вот и Гарри может уйти... Эта мысль  была  невыносима,  когда  он
смотрел на милую  юную  девушку  перед  ним,  полную  жизненной  силы  и
надежды. Почти невозможно было все объяснить ей, так давно это было.
   - О раке тогда разное говорили... Он был вроде неприличной болезни, к
нему относились почти как к чему-то постыдному. Я не соглашался  с  ней,
но в одном она была непреклонна:  Гарри  ничего  не  должен  знать.  Она
написала мне предлинное письмо  и,  когда  я  вечером  поехал  в  Бостон
навестить старую тетушку,  приняла  смертельную  дозу  снотворного.  Она
хотела,  чтобы  Гарри   запомнил   ее   жизнерадостной   и   прекрасной,
романтичной, а не изуродованной болезнью, потому она и ушла... Для  него
она героиня. - Он печально улыбнулся Тане. - Такой осталась и для  меня.
Конечно, это грустная смерть, но другая была бы гораздо хуже. Я  никогда
не упрекал ее за то, что она сделала.
   - И вы позволяете ему думать, что вы во всем виноваты? - Она в  ужасе
смотрела на него огромными зелеными глазами.
   - Мне и в голову не приходило, что он станет так думать,  а  когда  я
понял, уже было  поздно.  Пока  он  был  совсем  маленьким,  я  всячески
старался занять себя, надеясь заглушить чувство потери. Но мне так и  не
удалось, на самом деле это  никогда  не  помогает.  Отчаяние  преследует
тебя,  как  шелудивый  пес,  все  время  ожидая  на  пороге,  когда   ты
проснешься, скулит у твоих ног, не обращая внимания на то, как ты занят,
насколько хорошо одет и очарователен, не замечая друзей вокруг  тебя,  -
оно всегда здесь, хватает за пятки, вгрызается в манжеты...  Так  все  и
было... Но к тому времени, как Гарри исполнилось восемь или девять  лет,
он сделал самостоятельные выводы на мой  счет  и  одно  время  так  меня
ненавидел, что я отдал его в интернат, а он решил жить там. После  этого
у меня ничего не осталось, поэтому  я  усерднее,  чем  прежде,  старался
забыться, и... -  Он  философски  пожал  плечами.  -  Она  умерла  почти
двадцать лет назад, так-то вот.., в январе... - Он  рассеянно  посмотрел
куда-то, потом вернулся взглядом к Тане, но это не помогло. Девушка была
так похожа на мать Гарри, что, глядя на нее,  он  словно  возвращался  в
прошлое. - А теперь и Гарри попал  в  эту  страшную  мясорубку...  Жизнь
такая гнусная и странная, верно?
   Тана кивнула: что здесь можно  было  сказать?  Он  дал  ей  пищу  для
размышлений.
   - Думаю, вы должны что-нибудь ему рассказать.
   - О чем?
   - О смерти его матери.
   - Нет, не могу. Я обещал ей.., и себе... Если  я  скажу  ему  сейчас,
будет выглядеть так, словно я стараюсь оправдать себя, извлечь  какую-то
выгоду...
   - Тогда почему вы рассказали мне? - Ее потрясли собственные  слова  и
чувства, гнев, прозвучавший в голосе. Поразительно, сколько люди  теряют
в своей жизни, как они упускают моменты,  когда  могли  бы  любить  друг
друга, взять хотя бы этого мужчину и его  сына.  Они  потратили  впустую
столько лет, которые могли бы провести  вместе.  А  Гарри  сейчас  нужен
отец. Все ему сейчас нужны.
   Гаррисон виновато взглянул на нее:
   - Полагаю, что  не  надо  было  вам  все  это  рассказывать.  Но  мне
необходимо было поговорить хоть с кем-нибудь.., а вы.., вы так близки  с
ним... - он отсутствующе смотрел мимо нее. - Я хотел,  чтобы  вы  знали,
как я люблю сына.
   В горле у нее застрял комок размером  с  кулак,  она  не  понимала  -
хочется ли ей ударить его или  поцеловать,  а  может,  и  то  и  другое.
Никогда ни один мужчина не вызывал у нее таких чувств.
   - Какого черта вы сами не скажете?
   - Ничего хорошего из этого не выйдет.
   - А вдруг выйдет?  Может  быть,  сейчас  самое  время.  Он  задумчиво
посмотрел на нее, потом опустил взгляд и наконец снова прямо взглянул  в
ее зеленые глаза.
   - Возможно. Хотя я  совсем  его  не  знаю...  Я  даже  не  знаю,  как
начать...
   - Да так же, как сейчас, мистер Уинслоу. Точно так,  как  вы  сказали
мне.
   Он улыбнулся ей, и тут же улыбку смыло усталостью.
   - Откуда у вас столько мудрости, малышка?
   Тана улыбнулась и ощутила необыкновенное тепло, исходящее от него.  В
чем-то он был очень похож на Гарри, и с  острым  чувством  смущения  она
осознала, что  ее  тянет  к  нему.  Будто  все  ощущения,  казалось  бы,
заглохшие после изнасилования, внезапно снова ожили.
   - О чем вы сейчас подумали? Она зарделась и помотала головой:
   - Это не имеет отношения к разговору... Извините... Я  устала...  Вот
уж сколько суток недосыпаю...
   - Я отвезу вас домой, и вы сможете немного отдохнуть.
   Он подозвал официанта, чтобы расплатиться, и, ожидая его, смотрел  на
Тану, нежно улыбаясь, а ей, никогда  не  видевшей  своего  отца,  ужасно
захотелось,  чтобы  этот  мужчина  был  Энди  Робертсом,  а  не  Артуром
Дарнингом, который сквозил в жизни ее матери - то явится,  то  исчезнет,
когда ему удобно. Гаррисон Уинслоу был совсем не  такой  эгоистичный,  в
чем хотел убедить ее (да и  себя  тоже)  Гарри.  Все  эти  годы  он  так
ненавидел отца, а сейчас Тана  инстинктивно  чувствовала,  что  ее  друг
очень сильно ошибался, и еще она думала, неужели  Гаррисон  прав  и  уже
действительно слишком поздно.
   - Спасибо, Тана, что поговорили со мной. Гарри очень повезло, что  вы
с ним дружите.
   - И мне тоже повезло с другом.
   Он положил двадцатку на стол и снова взглянул на нее.
   - Вы единственный ребенок в  семье?  -  Он  подозревал  это,  и  она,
улыбаясь, кивнула.
   - Да. И я никогда не видела отца, он умер до моего рождения, погиб на
войне.
   Уже десять тысяч раз она произносила эти слова раньше, но сейчас  они
преисполнились нового смысла. Как и все остальное. Но ей непонятно было,
что бы это значило и почему все изменилось.  С  ней  происходило  что-то
странное, и, сидя рядом  с  ним,  она  недоумевала:  неужели  это  из-за
усталости? Она позволила ему проводить ее до машины и  удивилась,  когда
он сел вместе с ней, а не просто сказал шоферу, куда ее отвезти.
   - Я поеду с вами.
   - Право же, в этом нет необходимости.
   - Мне сейчас нечего делать. Я приехал сюда ради Гарри  и  думаю,  что
ему лучше несколько часов отдохнуть.
   Тана согласилась. Проезжая через мост, они толковали о том о сем,  он
сказал, что никогда прежде не  бывал  в  Сан-Франциско,  что  ему  здесь
понравилось, но казалось, что он где-то далеко. Тана  предположила,  что
он думает о сыне, но на самом деле именно  ею  были  заняты  его  мысли.
Когда они приехали, Гаррисон протянул ей руку:
   - Увидимся в больнице. Вы можете позвонить в гостиницу, я  пришлю  за
вами машину, если хотите.
   Она уже говорила, что мотается туда-сюда на автобусе, и это его очень
беспокоило: она такая юная и хорошенькая, мало ли что может случиться.
   - Спасибо за все, мистер Уинслоу.
   - Гаррисон, - он улыбнулся ей и  стал  точно  как  Гарри,  когда  тот
улыбался, не такой озорной, правда, но что-то похожее в нем было тоже. -
До встречи. А сейчас отдохните немного.
   Он помахал ей, и машина отъехала.  Тана  поднималась  по  ступенькам,
размышляя обо всем, что было сказано. Как порой несправедлива жизнь! Она
заснула, думая о Гаррисоне.., о Гарри..,  о  Вьетнаме..,  и  о  женщине,
убившей себя, и в Танином сне у этой женщины не было лица, а  когда  она
проснулась, в крошечной комнатке было темно, и она резко села и долго не
могла успокоить дыхание. Тана взглянула на часы: девять  -  и  подумала,
как  там  Гарри.  Она  спустилась  к  телефону-автомату   и   позвонила.
Оказалось, что жар спал, Гарри некоторое  время  бодрствовал,  а  теперь
опять задремал, но не  стал  ложиться  в  постель.  Ему  еще  не  давали
снотворного  и,  наверное,  пока  не  будут   давать.   Вдруг,   услышав
доносящиеся с улицы колядки, Тана вспомнила,  что  сейчас  Рождество,  а
Гарри один и нуждается в ней. Она быстро приняла душ и решила нарядиться
для него.  Надела  красивое  белое  вязаное  платье,  туфли  на  высоких
каблуках и красное пальто, повязала шарф, который не  носила  с  прошлой
зимы, когда была в Нью-Йорке, и думала, что здесь он ей  не  пригодится.
Но почему-то все было таким рождественским, и она решила,  что  ему  это
будет важно. Она слегка надушилась, провела щеткой по волосам и  поехала
на автобусе в город, опять думая о его отце. К больнице,  погруженной  в
праздничный сон, она подъехала в пол-одиннадцатого. На  деревьях  мигали
лампочки,  тут  и  там  стояли  пластиковые  Санта-Клаусы.  Но  особенно
праздничного настроения не чувствовалось, слишком много здесь было  горя
и безнадежности.
   Подойдя к палате Гарри, она тихонько постучала и на  цыпочках  вошла,
ожидая застать его спящим, но он лежал, уставившись в  стену,  в  глазах
его блестели слезы. Увидев ее, он вздрогнул и даже не улыбнулся.
   - Я умираю, правда?
   Она была потрясена его словами, тоном и этим безжизненным  взором  и,
внезапно нахмурившись, подошла к кровати.
   - Нет, если, конечно, ты этого не хочешь. - Приходилось  быть  с  ним
резкой. - Многое зависит от тебя.
   Она стояла очень близко, глядя ему в глаза, а он не пытался взять  ее
за руку.
   - Глупо так говорить. Не моя была идея получить пулю в задницу.
   - Конечно, твоя.
   Голос ее звучал бесстрастно, и на  какой-то  момент  он  почувствовал
раздражение:
   - И что, черт возьми, это, по-твоему, значит?
   - Что ты мог бы пойти учиться. Но ты вместо этого решил поразвлечься.
Так что тебе досталась короткая палочка. Ты рискнул и проиграл.
   - Да-а. Только я потерял не десять долларов, а свои ноги.  Совсем  не
ерундовая ставка.
   - Мне  кажется,  что  они  все  еще  при  тебе.  -  Тана  глянула  на
беспомощные конечности, а он чуть не зарычал на нее:
   - Не будь идиоткой! Какая сейчас от них польза?
   - Но они есть, и  ты  жив,  и  у  тебя  масса  возможностей.  А  если
послушать медсестер, так у  тебя  еще  встает.  -  Никогда  еще  она  не
говорила с  ним  так  резко,  да  и  для  Рождества  это  был  чертовски
неподходящий тон, но Тана была уверена, что пришла пора подтолкнуть его,
особенно если он решил, что умирает. -  Взгляни  же  на  все  с  хорошей
стороны, черт побери, ты даже можешь опять и триппер подцепить.
   - Меня тошнит от  тебя.  -  Он  отвернулся,  но  Тана  не  раздумывая
схватила его за руку, и он вынужден был повернуться к ней.
   - Послушай, ты, это меня от тебя тошнит. Из  твоего  взвода  половину
ребят поубивали, а ты жив, так что нечего валяться тут и скулить о  том,
чего ты лишен. Думай о том, что у тебя есть. Жизнь еще не кончена, если,
конечно, ты сам не решишь иначе, а я не  хочу  тебя  хоронить,  -  глаза
щипало от слез, - я хочу, чтобы ты выбросил из головы всю эту чушь, даже
если мне придется десять лет тащить  тебя  за  волосы,  чтобы  заставить
встать и снова жить. Ясно? - Слезы струились по ее щекам.  -  Я  тебя  в
покое не оставлю. Никогда! Это ты понимаешь?
   Медленно, потихоньку в его глазах стала появляться улыбка.
   - Ты совершенно чокнутая баба, Тэн, ты знаешь это?
   - Ну, может быть, и так, но если ты не начнешь делать что-нибудь сам,
чтобы облегчить нам жизнь,  ты  на  своей  шкуре  узнаешь,  насколько  я
чокнутая.
   Она вытерла слезы, а он усмехнулся ей и впервые за  много  дней  стал
похож на прежнего Гарри.
   - Знаешь, что это?
   - Что? - растерялась она.  Последние  дни  были  самыми  эмоционально
напряженными за всю ее жизнь, и никогда  еще  она  не  чувствовала  себя
такой утомленной и возбужденной, как сейчас.
   - Это все та сексуальная энергия, что накопилась в тебе,  именно  она
заставляет тебя выкладываться во всем, что ты делаешь. Иногда это делает