ь вместе, и
в эти минуты Чарли очень хотелось кого-нибудь убить. Втайне он мечтал  о
том, чтобы Саймон подвернулся ему под горячую руку - в  этом  случае  он
выместил бы на нем всю горечь и боль, которые скопились в  его  душе  за
последние месяцы. К Кэрол Чарли по-прежнему не питал никакой  неприязни.
Ему казалось, что он хорошо понимает  то  одиночество  и  разочарование,
которые  испытывала   Кэрол,   когда   он   отправлялся   в   длительные
командировки, и  ей  приходилось  подолгу  жить  одной  в  их  крошечном
коттедже. Со стороны действительно могло показаться,  что  их  отношения
вовсе не напоминают отношения супругов - скорее  отношения  двух  старых
друзей,  которые  так  долго  жили  в  одной  комнате,   что   прекрасно
приспособились один к другому, - но ведь он знал, что на самом деле  это
не так! Но почему тогда Кэрол обвинила его в эгоизме и  в  том,  что  он
относится к ней не так, как Саймон? Или все дело сводилось к тому,  что,
возвращаясь из очередной поездки, он так уставал, что не замечал  ее  до
тех пор, пока они не оказывались в одной постели и  не  наступало  время
заниматься сексом? Но ведь он же объяснял ей, что это  его  собственный,
патентованный,  строго  индивидуальный  способ  возвращения  к  домашней
жизни, от которой он так долго был оторван. И,  по  мнению  Чарли,  этот
способ выражал его истинные чувства  гораздо  красноречивее,  чем  любые
слова. Нельзя же, говорил он,  быть  настолько  ограниченным,  чтобы  не
принимать во внимание естественную разницу между мужчиной и женщиной...
   Так  их  взаимные  упреки  становились  все   более   мелочными,   но
разделявшая их пропасть росла и росла. Чарли  был  совершенно  потрясен,
когда на приеме у психолога-консультанта Кэрол неожиданно заявила,  что,
как ей кажется, их брак с самого начала был  заключен  для  Чарли,  ради
Чарли, в интересах Чарли и что Саймон был первым в  ее  жизни  мужчиной,
которого интересовали в первую очередь ее мысли и ее чувства.
   Когда Чарли услышал это, он ушам своим не поверил.  Он  посмотрел  на
Кэрол, но у нее были такие глаза, что Чарли сразу понял - разубеждать ее
бесполезно.
   К этому времени Кэрол снова начала спать с Саймоном,  но  теперь  она
скрывала это  от  Чарли,  и  ложь  разделила  их  больше,  чем  взаимное
раздражение и упреки. В марте, когда Чарли на три дня улетел  в  Берлин,
Кэрол собрала свои вещи и переехала к Саймону. Об этом своем решении она
известила Чарли по телефону, и он долго плакал, сидя в номере  немецкого
отеля и прижимая к груди мокрую телефонную трубку,  из  которой  неслись
короткие гудки отбоя.
   Но самое страшное, самое горькое заключалось  в  том,  какие  причины
вынудили Кэрол на этот поступок. Как она сказала,  прежде  чем  повесить
трубку, она ушла к Саймону не потому, что хотела жить с  ним,  а  потому
что не могла больше жить с Чарли. И для нее, и  для  него  это  было  бы
настоящей мукой, испытанием, выдержать которое не могли  бы  ни  он,  ни
она.
   - Это отвратительно, что мы с собой сделали, - сказала она,  и  Чарли
услышал в трубке ее сдавленные рыдания. - Я стала настоящей  ведьмой,  и
ты это знаешь. Я так больше не могу. Все, что я говорю и делаю, противно
мне самой, но вести себя иначе я уже не в состоянии. И  я..,  я  начинаю
ненавидеть тебя, Чарли. Так дальше нельзя, поэтому я  ухожу.  Ты  должен
понять... Мы должны расстаться.
   - Почему?! - выпалил он. - Почему мы должны расстаться?
   В его груди сам собой  вспыхнул  гнев,  и  даже  Кэрол  не  могла  не
признать, что он имеет на это полное право.
   - В конце концов, не распадаются  же  другие  семьи,  когда  один  из
супругов заводит кого-то на стороне. Почему мы не  можем  поступить  так
же?
   Чарли произнес эти слова с жаром, но они  оба  знали,  что  это  была
мольба, мольба о милосердии и пощаде.
   Кэрол  так  долго  молчала,  что  Чарли  даже  показалось,   что   их
разъединили.
   - Я просто не хочу, - промолвила она наконец, и, хотя  голос  ее  был
едва слышен, Чарли понял, что она все  решила,  и  решила  окончательно.
Каковы бы ни были ее побудительные мотивы, для Кэрол их брак  больше  не
существовал, и Чарли вынужден был смириться с этим, хотя - в отличие  от
нее - для него конец их  семейной  жизни  был  концом  всего.  И  ничего
поправить здесь уже было нельзя. Кэрол полюбила другого мужчину,  а  его
разлюбила, и никто не был в этом виноват. Ведь по самому большому  счету
все  они,  включая  Саймона,  были  обыкновенными   людьми   со   своими
собственными странными, неуправляемыми  эмоциями  и  чувствами,  которые
порой толкали их на самые  необычные  и  необъяснимые  поступки.  Почему
случилось то, что случилось? Вряд ли кто-то мог ответить на этот вопрос.
Одно было очевидно: нравилось это Чарли или нет, но Кэрол ушла от него.
   После ухода Кэрол Чарли  жил  как  в  бреду,  переходя  от  безумного
отчаяния  к  безумной  ярости  и  обратно.  Ему   с   трудом   удавалось
сосредоточиться на своей работе, и лишь усилием воли он  заставлял  себя
исполнять свои обычные служебные обязанности. Он перестал встречаться  с
друзьями и часто вечерами сидел в одиночестве  перед  остывшим  камином,
вспоминая  Кэрол  или  размышляя  над  превратностями  жестокой  судьбы,
нанесшей ему такой неожиданный удар.
   Он никак не мог поверить в то, что все это случилось с ним  на  самом
деле, хотя живые, осязаемые факты были, как говорится, налицо. В глубине
души  Чарли  все  еще  лелеял  надежду,  что  увлечение  Кэрол  окажется
непродолжительным, что оно пройдет  так  же  неожиданно  и  быстро,  как
проходит  весенняя  лихорадка,  и  что  в  один  прекрасный  день  Кэрол
выздоровеет. Саймон мог разочаровать ее  каким-то  своим  поступком  или
словом,   неожиданным   проявлением    стариковского    упрямства    или
подозрительности, наконец, он мог вообще оказаться не тем, за  кого  она
его принимала. Чарли молил бога, чтобы что-то заставило  Кэрол  изменить
свое мнение о  Саймоне,  разочароваться  в  нем,  но  все  было  тщетно.
Наоборот, они выглядели очень  счастливыми  и  довольными  -  во  всяком
случае, на фотографиях в газетах и журналах,  которые  Чарли  со  злобой
рвал на клочки и швырял в камин.
   Его тоска и боль стали такими сильными, что порой Чарли казалось: еще
немного, и они прикончат его. Острое чувство  одиночества  не  оставляло
его ни на мгновение, и даже  ночью  Чарли  иногда  просыпался  от  звука
собственного голоса, зовущего ее по имени.
   Когда эта пытка становилась невыносимой,  Чарли  звонил  ей,  но  это
доставляло ему еще большие  страдания.  Даже  по  телефону  голос  Кэрол
звучал так  пленительно,  так  мягко  и  эротично,  что  у  Чарли  горло
перехватывало судорогой, ноги становились ватными, а  на  лбу  выступали
крупные  капли  пота.  Иногда  он  притворялся,  будто  Кэрол  уехала  в
командировку или на выходные, что она уже едет домой и  вот-вот  откроет
дверь и войдет, но и это ему не помогало. Не помогало потому, что  Кэрол
не возвращалась. Возможно, он потерял ее навсегда.
   Домик, который они вдвоем когда-то с такой  любовью  благоустраивали,
выглядел теперь неопрятным и заброшенным. Кэрол забрала все свои вещи, и
ничто уже не выглядело  таким,  как  когда-то,  ничто  не  напоминало  о
прежних, счастливых временах. Чарли  чувствовал  себя  здесь  словно  на
пепелище своих  надежд  и  желаний.  Все  его  мечты  оказались  разбиты
вдребезги, жизнь лежала в руинах, и у  него  не  было  никакого  желания
собирать черепки, чтобы строить ее заново. Чарли ни  во  что  больше  не
верил и ни на что не надеялся.
   Коллеги Чарли по работе  не  могли  не  заметить  происшедшей  с  ним
перемены. Бледный, исхудавший, с темными кругами под глазами и  потухшим
взглядом, он являл собой жалкое  зрелище.  Чарли  стал  раздражителен  и
нетерпим и часто принимался спорить из-за пустяков, на которые раньше не
обратил бы внимания. С друзьями он  перестал  встречаться,  а  если  его
приглашали на вечеринку - отвечал неизменным отказом. В глубине души  он
был уверен, что все его друзья давно очарованы Саймоном и приглашают его
только по привычке или, что было еще хуже, из жалости. Сам он  не  желал
ничего слышать ни о Саймоне, ни о Кэрол, а слова сочувствия были ему  не
нужны. Несмотря на это, он никак не  мог  удержаться  и  прочитывал  все
сообщения в уголке светской хроники, в которых говорилось о них.  Саймон
Сент-Джеймс и его очаровательная супруга на приеме у  такого-то,  Саймон
Сент-Джеймс и его супруга отправились на уик-энд  в  курортное  местечко
такое-то, Саймон Сент-Джеймс с супругой посетил выставку такую-то... Как
видно, мистер  Сент-Джеймс  был  весьма  общительным  джентльменом,  вот
только каждое такое сообщение оставляло на сердце  Чарли  рубец,  словно
выжженный каленым железом.
   И всегда с ним была Кэрол, его Кэрол...  Чарли  знал,  что  она  тоже
любит вечеринки, однако никогда они  не  ходили  на  приемы  так  часто.
Должно быть, для нее это было важно, и теперь ее желания сбывались.  Вот
только его место рядом с ней оказалось занято.
   И самым страшным было то, что Чарли не мог не думать об этом, как  ни
старался.
   На смену весне пришло лето, но мучения  Чарли  только  усилились.  Он
знал, что Саймону принадлежит большой кусок  земли  на  южном  побережье
Франции - как раз между Бюли и мысом Сен-Жан, и что там есть  не  только
роскошная вилла с садом, но и  причал,  возле  которого  стоит  огромная
красавица яхта. Он видел все  это  своими  собственными  глазами,  когда
несколько лет назад они гостили  у  Саймона,  и  теперь  образ  Кэрол  -
светловолосой,  загорелой  Кэрол  на  глянцевито-желтой  палубе  яхты  -
неотступно преследовал его. Несколько раз Чарли снилось, будто произошло
крушение и Кэрол тонет, и  тогда  он  просыпался,  снедаемый  сильнейшим
беспокойством, к которому примешивалось острое чувство вины.  Чарли  был
почти уверен, что не может желать Кэрол  смерти,  и  все  же  порой  ему
казалось, что этот  сон  лишь  отражает  его  глубокие,  подсознательные
желания.
   На всякий случай он обратился к психоаналитику, чтобы  посоветоваться
насчет своих кошмаров, однако это ничего  не  дало.  Состояние  его  все
ухудшалось,  и  к  сентябрю  Чарли  Уотерстон  превратился  в  человека,
совершенно раздавленного свалившейся на него бедой.
   Как-то в начале осени Кэрол позвонила ему, чтобы  сообщить,  что  она
подала на развод, и Чарли не удержался и спросил, продолжает ли она жить
с Саймоном. Впрочем, ответ он знал заранее и, даже не видя ее лица,  мог
без труда представить себе и выражение глаз Кэрол, и то, как она  слегка
наклонила голову.
   - Ты же знаешь, что - да, - ответила она, хотя ей очень  не  хотелось
причинять Чарли страдания. Но и лгать тоже  было  бесполезно  -  он  все
равно бы догадался. Ну почему, в который раз спросила себя Кэрол,  Чарли
никак не может смириться с тем., что  произошло?  В  конце  концов,  так
сложились обстоятельства, над которыми никто из них не властен. И  вовсе
не ее вина, что с Саймоном она чувствует себя счастливее, чем  когда  бы
то ни было. Они провели вдвоем поистине волшебное, беззаботное  лето,  и
жизнь, когда не надо ждать, не надо страдать от  одиночества  и  считать
дни до новой встречи, неожиданно пришлась ей по вкусу, хотя  прежде  она
принимала частые отлучки Чарли как должное.
   В  августе  они  отправились  на  виллу  на  юг  Франции,   и   Кэрол
познакомилась со всеми друзьями Саймона, которые ей, неожиданно для  нее
самой, понравились. Да и сам Саймон делал все, что  было  в  его  силах,
чтобы угодить ей. Он называл ее своим идеалом, своим  сокровищем,  своей
единственной настоящей любовью, и Кэрол ни минуты не сомневалась, что он
с ней вполне искренен. Кроме того, она заметила в  его  характере  новые
черточки, которые прежде не бросились  ей  в  глаза.  Саймон  неожиданно
оказался очень нежным, открытым  и  каким-то  незащищенным,  чего  никак
нельзя было предположить, наблюдая за ним, к примеру, на процессе, когда
Саймон в пух и прах разносил адвокатов противной стороны.
   Иными словами, за прошедшие три месяца ее чувство к Саймону стало еще
сильнее, еще глубже и осознанней, однако Кэрол не стала делиться этим  с
Чарли. Она не хотела причинять лишнюю боль ни ему, ни себе,  ибо  только
теперь ей стало окончательно ясно, какими пустыми, лишенными  какого  бы
то ни было содержания были их отношения с Чарли. И он, и она  вели  себя
как настоящие эгоисты, как люди, с головой ушедшие в себя; их  брак  был
простой  формальностью,  ибо  на  самом  деле  они  двигались  по  жизни
параллельными курсами - лишь изредка касаясь друг друга, но  никогда  не
пересекаясь.
   И, самое главное, за десять лет ни один из них так этого и не  понял.
Сама  Кэрол  прозрела  только  сейчас,  а  что  касалось  Чарли,  то  он
по-прежнему ничего не понимал. Несмотря на это,  ей  было  жаль  его  до
слез. Больше всего на свете Кэрол хотелось, чтобы он тоже был  счастлив,
чтобы он нашел себе кого-то, кто мог бы утешить его и подарить  хотя  бы
надежду на лучшее будущее, однако, насколько  ей  было  известно,  Чарли
даже не пытался ничего предпринять.
   - Ты  собираешься  за  него  замуж?  -  спросил  Чарли,  и  его  лицо
болезненно перекосилось. Каждый  раз,  когда  ему  приходилось  задавать
Кэрол подобные вопросы, он  чувствовал  себя  так,  словно  сквозь  него
пропускают электрический ток. Больше того, Чарли ненавидел себя за  это,
но сдерживаться было выше его сил.
   - Я еще не знаю, Чарли. Мы с ним пока не говорили об этом. - Это была
ложь. Саймон чуть не ежедневно заводил с  ней  разговоры  на  эту  тему,
упрашивая Кэрол стать его женой, однако Чарли это никак не касалось.
   - Для нас с Саймоном это не так важно, во всяком  случае  -  пока.  И
потом, мне сначала надо получить  развод.  -  Кэрол  все-таки  заставила
Чарли нанять адвоката, однако он звонил ему всего раз  или  два.  -  Нам
надо разделаться с формальностями и поделить вещи.
   Когда она это сказала, Чарли  почувствовал,  что  у  него  темнеет  в
глазах и кружится голова. Это их  совместную  жизнь,  их  счастье  Кэрол
называла "формальностью"!
   - Почему, почему ты не хочешь попробовать начать сначала?  -  спросил
он, мысленно кляня себя за слабость. Впрочем, все это  было  ерундой  по
сравнению с мыслью о том, что он может потерять Кэрол  навсегда.  И  при
чем тут вещи? Какое ему дело до фарфора, диванов  и  простыней,  если  у
него не будет ее? Только Кэрол что-то для него значила, и он  знал,  что
если она вернется, то вместе с ней вернется все, что они оба так любили.
Жизнь, счастье, любовь - вот чем была для него Кэрол, и больше всего  на
свете Чарли хотелось, чтобы между ними все опять стало так, как было.
   Кэрол что-то говорила, но смысл ее слов не доходил до него.
   - Что, если бы мы завели ребенка? "неожиданно спросил он, перебив ее.
Почему-то ему казалось, что  Саймон  слишком  стар,  чтобы  Кэрол  могла
надеяться забеременеть от него, и даже сама мысль  об  этом  вызывала  у
Чарли острое чувство гадливости. К тому же  трех  браков  и  кучи  детей
должно было в любом случае хватить, чтобы Саймон сам  не  захотел  иметь
детей  от  Кэрол.  Ребенок  -  это  было  единственное,  что  Чарли  мог
предложить Кэрол из того, чего не мог или не хотел дать ей Саймон.
   Кэрол снова надолго замолчала. Чтобы  ответить  на  этот  вопрос,  ей
потребовалось все ее мужество. Она вообще не хотела иметь детей.  Ни  от
кого. У нее всегда была ее работа, а теперь у  нее  был  еще  и  Саймон.
Ребенок.., об этой возможности она почти не думала.  Сейчас  она  хотела
только одного - получить развод, чтобы каждый из них  мог  зажить  своей
собственной жизнью, не причиняя другому лишней боли.  По  мнению  Кэрол,
это было совсем немного, и она считала себя вправе просить  Чарли  пойти
ей навстречу.
   - Слишком поздно, Чарли, - ответила она. - Не будем об этом говорить,
ладно? Ни ты, ни я - мы оба не хотели иметь детей.
   - Теперь я думаю, что мы оба ошибались. Может быть,  если  бы  у  нас
родился сын  или  дочь,  сейчас  все  было  бы  по-другому.  Для  многих
супружеских пар дети служат чем-то вроде цемента...
   - А я думаю, что это лишь еще больше вое усложнило бы. Дети не  могут
удержать вместе двух взрослых людей, которые стали друг другу чужими,  -
они лишь делают расставание еще более трудным и болезненным.
   - У тебя будет от него ребенок?
   В голосе Чарли снова зазвучали просительные интонации, и он  едва  не
заскрипел зубами от отчаяния. Почему-то каждый раз в разговоре с нею  он
оказывался в положении просителя, в положении  нищего  бродяги,  который
умоляет прекрасную принцессу вернуться к нему. Чарли  презирал  себя  за
эту слабость, но он не знал, что  еще  он  может  сказать.  Да  что  там
говорить - он готов был унижаться, готов был на брюхе ползать,  лишь  бы
Кэрол согласилась оставить Саймона и вернуться к нему.
   - Нет, никакого ребенка, - твердо ответила Кэрол, и в ее голосе Чарли
почудились нетерпеливые нотки. - Просто я хочу  жить  своей  собственной
жизнью. И я хочу быть с ним. Кроме того, мне не хотелось бы  еще  больше
осложнять твою жизнь. Почему ты не можешь понять, Чарли, что ничего  уже
не поправишь? С нами с обоими что-то случилось, и даже я сама не знаю  -
что. Так иногда бывает, и с  этим  уже  ничего  не  поделаешь.  Это  как
смерть, как разбитые часы - ни починить их, ни заставить их идти  вспять
уже невозможно. Чарли и Кэрол больше нет - они умерли. Во всяком случае,
я - прежняя я - умерла навсегда. Тебе придется научиться жить без меня.
   - Я не смогу... Произнося эти слова, Чарли как-то странно закашлялся,
и Кэрол поняла, что он чувствует. Рыдания  душили  его.  Несколько  дней
назад они случайно встретились на  улице,  и  Кэрол  была  поражена  его
видом. Он сильно похудел, черты лица  заострились,  и  только  глаза  на
бледном лице горели лихорадочным огнем, однако,  несмотря  на  это,  она
нашла его по-прежнему привлекательным.  Чарли  всегда  был  очень  хорош
собой, и несчастье странным образом сделало его вдвойне интересным.  Но,
увы, ее это больше не волновало.
   - Я не смогу жить без тебя, Кэрол, - повторил Чарли, и Кэрол невольно
подумала, что самое худшее заключается в том, что он сам в это верит.
   - Сможешь, Чарли. У тебя просто нет другого выхода.
   - Но зачем? Зачем мне жить?
   Над этим вопросом Чарли думал постоянно, и, как ни  старался,  он  не
мог найти ни одной достаточно веской  причины,  чтобы  бороться  и  жить
дальше. Женщина, которую он любил без памяти, ушла, а работа  наскучила.
Большую часть времени он проводил в одиночестве, и даже дом, которым  он
когда-то так гордился, стал казаться ему унылым и пустым.  Но,  несмотря
на это, Чарли не  торопился  продавать  его  -  слишком  много  приятных
воспоминаний было у него связано с этими стенами.
   За что бы он ни брался, что бы ни делал -  он  обязательно  вспоминал
Кэрол, которая вошла в его жизнь и стала ее неотъемлемой  частью.  Чарли
никак не удавалось представить себя отдельно от  нее,  и,  насколько  он
помнил, за все десять лет ему ни разу не захотелось остаться  одному.  И
вот теперь она ушла, а ему остались только горько-сладкие воспоминания о
прежней жизни, которую Чарли так хотелось вернуть. Но  Кэрол  больше  не
принадлежала ему - она принадлежала этому чертову ублюдку Саймону.
   - Перестань, Чарли, прошу тебя! Ты ведешь себя  как  старик,  а  ведь
тебе всего сорок два года. Еще не поздно  начать  все  сначала.  У  тебя
впереди целая жизнь, и ты еще можешь быть счастлив,  если  по-настоящему
захочешь.  Подумай  хотя  бы  о  своей  карьере!  У  тебя  замечательные
способности, у тебя опыт, имя,  репутация.  Ты  можешь  стать  блестящим
дизайнером-проектировщиком,  которого  все  будут  уважать   и   ценить.
Наконец, ты можешь встретить и полюбить  другую  женщину,  у  тебя  даже
могут родиться дети.
   Это был странный разговор, напоминаю