арил ими о забор. Раздался  страшный  треск,
похожий на взрыв пушечного ядра.
   - Он... очень своенравный, - дрожащим голосом пояснила девушка.
   -  Вижу,  -  согласился  Клейтон,   переводя   бесстрастный   взгляд   со
вспотевшего, нервно переминавшегося жеребца на Уитни.
   - Если боитесь, так прямо и скажите, - великодушно  предложила  Уитни.  -
Уверена, что мы сможем найти  вам  более  подходящую  лошадь...  такую,  как
Леденец.
   Поджав губы, чтобы не расхохотаться,  она  кивнула  на  старую  племенную
кобылу, спокойно щипавшую траву. Брюхо ее провисало почти до земли, а хребет
выдавался острыми углами. Клейтон проследил, куда указывала  Уитни,  и  лицо
его исказилось гримасой холодного  отвращения.  Уитни  вдруг  подумала,  что
будет куда забавнее, если Клейтон поплетется  к  месту  пикника  на  древней
кобыле.
   - Томас! - позвала она. - Мистер Уэстленд решил  ехать  на  Леденце,  так
что...
   - Обойдусь жеребцом! - рявкнул Клейтон и пригвоздил Уитни к месту ледяным
взглядом.
   Та, пытаясь защититься, передернула плечиком:
   - Почему бы вам просто не объяснить мне, где будет пикник, и  я  спокойно
доеду одна!
   - Не имею ни малейшего намерения сделать это, как, впрочем, не  собираюсь
удовлетворить и ваше желание видеть меня лежащим на земле под копытами этого
чудовища. Садитесь в седло и держите своего коня ближе  к  забору,  -  резко
распорядился он, кивнув на Хана. - У меня достаточно забот и без того, чтобы
еще и за вас переживать!
   Эта высокомерная уверенность в том, что он сможет справиться с  жеребцом,
несколько смягчила ее угрызения совести. Она вскочила на Хана и повела его к
дальнему концу загона, а потом,  зажав  поводья  зубами,  перевязала  шарфом
волосы.
   Грумы, конюхи и три садовника поспешили к загону полюбоваться  невиданным
зрелищем.  Томас  и  два  грума  удерживали  скакуна,  пока  Клейтон  гладил
грациозную шею, что-то тихо говоря. Вспомнив, как эта же самая рука  ласкала
ее грудь, Уитни вспыхнула.
   Клейтон поставил ногу в стремя, приподнялся и медленно опустился в седло,
стараясь не делать лишних движений, чтобы не встревожить жеребца еще больше.
Но, несмотря на все предосторожности, Опасный Перекресток  фыркнул  и  резко
взбрыкнул. Тот, кто сидел в седле до Клейтона, был явно ниже  ростом,  и  на
какое-то мгновение Уитни показалось, что Перекресток  собирается  избавиться
от нежелательного бремени, пока конюхи удлиняли ремни стремян.
   Резвый скакун ни минуты  не  мог  стоять  спокойно  и  перебирал  ногами,
готовясь  выкинуть  новый  трюк.  Уитни,  злорадно  радуясь,  каждую  минуту
ожидала, что Клейтон откажется от своей затеи. Но вместо  этого  он  взял  в
руки поводья, и грумы поспешно отскочили в сторону.
   Все внимание Клейтона было сосредоточено  в  этот  момент  на  норовистом
жеребце..
   - Легче, легче, - успокаивал он, слегка ослабив поводья.
   Опасный Перекресток гневно  прядал  головой,  пытаясь  закусить  удила  и
стараясь боком подобраться к ограде, то и дело вскидывая задом.
   - Легче, легче...
   Клейтон словно гипнотизировал жеребца, а поводья не давали тому выйти  из
повиновения.
   Уитни,  широко  раскрыв  от  изумления  глаза,  наблюдала,  как   Опасный
Перекресток, еще немного побунтовав, смирился и даже проскакал  рысью  вдоль
изгороди... Уши скакуна торчали  вперед,  и  сам  он  выглядел  так,  словно
наслаждался  происходящим  и  был  крайне  горд   нести   на   себе   такого
превосходного наездника. Клейтон дотронулся до  боков  коня  хлыстом,  давая
знать, что пора перейти на легкий галоп,  и  Перекресток  мгновенно  вскинул
голову и ударил задом.
   - Это хлыст,  сэр,  -  весело  крикнул  Томас.  -  Бросьте  его,  и  конь
успокоится!
   В эту минуту Уитни  простила  Клейтона  и  постаралась  забыть  обо  всех
обидах. Она была слишком хорошей наездницей, чтобы  притвориться,  будто  не
поражена увиденным, и потому, не скрывая восхищения, наблюдала, как  властно
управляется Клейтон с жеребцом. Он направился к ней, и Уитни,  заулыбавшись,
уже хотела было воздать должное его искусству, но так и осталась с раскрытым
ртом. Клейтон, швырнув хлыст в ее протянутую руку, пренебрежительно бросил:
   - Жаль, что разочаровал вас! В следующий раз поищите кого-нибудь  другого
для своих детских игр!
   - Вы настоящее чудовище, - прошипела Уитни, резко размахнувшись.
   Хлыст со свистом прорезал воздух и, вместо того чтобы опуститься на плечо
Клейтона, врезался в лошадиный бок. Разъяренный жеребец взвился в  воздух  и
помчался к изгороди, словно намереваясь проломить тонкие  планки,  однако  в
последний  момент  передумал,  одним  прыжком  взял  препятствие  и  понесся
неведомо куда.
   - О Боже! - прошептала Уитни, глядя вслед лошади и всаднику, несущимся по
пологим холмам, и, охваченная стыдом, поспешно отвернулась.
   Однако чувство вины за собственную ребяческую попытку отомстить еще более
усилилось при виде Томаса, подбежавшего к ней с багровым от ярости лицом.
   - Так вот, чему вы выучились во Франции! Калечить безвинных  животных!  -
проревел он. - Да этот конь сроду больше никого  не  подпустит,  дурочка  вы
этакая!
   Повернувшись, он побежал  в  конюшню,  спеша  скорее  оседлать  лошадь  и
отправиться на поиски жеребца.
   Уитни едва удержалась, чтобы не последовать за  Томасом,  объяснить,  что
она намеревалась ударить не коня, а  всадника.  Жеребец  был  уже  далеко  и
быстро превращался в едва различимое  пятнышко  на  горизонте,  так  что  не
представлялось никакой возможности  разглядеть,  держится  ли  еще  в  седле
Клейтон.  Лихорадочно   оглядываясь,   Уитни   видела   вокруг   лишь   одни
неодобрительные лица. Слуги и конюхи поспешно отводили глаза.
   Больше она не могла оставаться здесь и терпеть их  молчаливое  осуждение.
Уитни повернула Хана и поехала вдоль ограды загона, но, добравшись почти  до
конца, внезапно поняла, что не имеет ни малейшего представления, куда ехать,
и поэтому нерешительно натянула  поводья.  Справедливости  ради  ей  следует
остаться  здесь  и  покорно  принять  все  последствия  своего  безобразного
поведения. Что, если Клейтона принесут на носилках?  В  этом  случае  просто
необходимо не трогаться с места, чтобы быть наготове и помочь, чем можно.
   Она вновь направилась к конюшне,  но  вторично  натянула  поводья.  Вдруг
Клейтон удержится в седле и прискачет назад на Опасном Перекрестке?  Она  от
всей души надеялась на это, но тогда уж  лучше  оказаться  подальше  отсюда.
Стоило лишь представить, каков он в гневе, и руки Уитни невольно  затряслись
от страха.
   - Трусиха! - выругала она себя и, взмахнув поводьями, направилась к  дому
Севаринов, где решила узнать, куда собиралась поехать  на  пикник  остальная
компания.
   Хан вскинул голову, натянул поводья,  явно  недоумевая,  почему  плетется
шагом. Коню хотелось размяться, но Уитни, окончательно пав духом, не  желала
его подгонять. Никогда в жизни не чувствовала она  себя  так  отвратительно.
Почему, почему, стоило ей приехать на родину,  как  все  усилия  исправиться
пошли прахом, а жизнь снова превратилась в ад? Как  она  ненавидит  себя  за
глупую  вспыльчивость,  от  которой,  казалось,  совершенно  избавилась   во
Франции?
   После нескольких минут жесточайших упреков и справедливых обвинений Уитни
снова вспомнила о случившемся. В хорошенький же переплет она попала! Вряд ли
такое сойдет ей с рук. Не  дай  Бог,  конь  сломает  ногу,  и  его  придется
пристрелить! Но так или иначе, отец никогда не простит ее за эту выходку.
   Отец! Впервые в жизни она видела одобрение в его  глазах,  и  теперь  все
пойдет прахом! Он будет презирать ее за жестокое обращение с лошадью и, если
Уитни попытается объяснить, что хотела лишь  ударить  всадника,  еще  больше
разозлится.  Нужно  каким-то  образом  все  от   него   скрыть.   Слуги   не
проговорятся, в этом Уитни уверена, а вот  как  насчет  Клейтона  Уэстленда?
Правда, если она попробует умолять его, просить...
   Невеселые мысли были прерваны стуком копыт, выбивавших  быстрое  стаккато
на утоптанной земле, и  Уитни,  оглянувшись,  охнула;  заметив  Клейтона  на
взмыленном коне, неумолимо догонявшем ее.
   Уитни  инстинктивно  подняла  хлыст,  чтобы  послать  Хана   вперед,   но
сдержалась и опустила руку. Клейтон поравнялся с ней, и девушка содрогнулась
при виде потемневшего от неукротимой ярости  лица.  Одним  гибким  движением
Клейтон перегнулся, схватил правый повод Хана и рывком остановил лошадь.
   - Можете отпустить повод, - тихо  выговорила  Уитни.  -  Я  не  собираюсь
бежать.
   - Замолчите! - прошипел он. И  поскольку  у  Уитни  не  оставалось  иного
выбора, она продолжала покорно сидеть в седле, пока Клейтон  вел  коней  под
уздцы, давая жеребцу остыть. В гнетущем молчании она пыталась придумать, что
сказать, как ослабить  напряжение,  но  в  голове  вертелась  лишь  вежливая
похвала Клейтону, так ловко сумевшему укротить норовистого коня. Однако  при
данных обстоятельствах  вряд  ли  уместно  восклицать:  "Прекрасная  работа,
мистер Уэстленд!"
   У остатков старой каменной ограды, в нескольких ярдах от ручья,  где  они
впервые встретились, Клейтон остановил коней и спешился. Быстро, но  надежно
привязав жеребца, он устремился к Уитни, вырвал из ее  руки  левый  повод  и
стреножил Хана по другую сторону  ограды.  Лишь  потом,  резко  приказав  ей
спешиться, он широкими шагами устремился к  огромному  платану,  росшему  на
вершине холма.
   Уитни,   заметив   плотно   стиснутые   челюсти,   решительную   походку,
почувствовала в самом низу живота сосущее чувство  страха,  словно  ядовитая
змея, давно таившаяся там, наконец подняла голову.
   - Предпочитаю оставаться здесь, - пробормотала она, не  отрывая  от  него
глаз.
   Однако Клейтон, словно не слыша, швырнул на землю перчатки, рывком стащил
куртку и уселся, прислонясь спиной к стволу, согнув одну ногу в колене.
   - Я велел вам слезть с этого коня! Голос его, резкий, повелительный, ожег
Уитни, словно ударом кнута. Она неохотно подчинилась и, неуклюже соскользнув
с Хана, ступила на булыжник  и  потом  так  же  осторожно  -  на  землю,  но
продолжала стоять  рядом  с  лошадью,  мужественно  выдерживая  его  ледяное
презрение. Только сейчас до Уитни дошло, что Клейтон пытается взять  себя  в
руки и укротить бушующий гнев. Оставалось лишь молить Бога,  чтобы  это  ему
удалось. Его взгляд медленно скользил по ней и наконец  задержался  в  одной
точке, чуть пониже правой руки. Проследив за ним, Уитни обнаружила, что  все
еще сжимает хлыст для верховой  езды.  Он  тут  же  выпал  из  ее  онемевших
пальцев.
   - Насколько я понимаю, есть еще немало  того,  чем  вы  наслаждаетесь  не
меньше, чем верховой ездой, - заметил он с уничтожающим сарказмом.
   Уитни нервно сжимала и разжимала кулаки.
   - Ну же, не стоит стесняться, - продолжал он тихо, но от этого  не  менее
зловеще. - У вас так много увлечений - а особенно  сильно  хотелось  унизить
меня и услышать смиренные извинения, не так ли?
   Уитни кивнула, но тут же зажмурилась от яростного пламени, полыхнувшего в
глазах Клейтона, и  поспешно  замотала  головой,  пытаясь  загладить  промах
неуместного признания.
   -  Не  стоит  отрицать.  Вы  получили  огромное  удовольствие.  И   можно
предположить, что, кроме верховой езды и моих извинений,  вам  еще  нравится
орудовать хлыстом, верно?
   Что она могла возразить? Уитни лихорадочно  соображала,  как  лучше  себя
повести. Она искоса поглядела на Хана, страстно желая  очутиться  как  можно
дальше отсюда. Однако Клейтон вкрадчиво, но  от  этого  не  менее  угрожающе
предупредил:
   - Даже не пытайтесь.
   Уитни не шевельнулась. Вряд ли она сможет сбежать, а если  и  попытается,
он еще больше разозлится! Кроме того,  если  не  позволить  Клейтону  сейчас
сорвать на ней гнев, он, несомненно, пожалуется отцу.
   Девушка приготовилась мужественно выдержать любые нападки.
   - Вы сами говорили, что у  друзей  должно  быть  нечто  общее,  верно?  И
хотели, чтобы мы восторгались одними и теми же вещами?
   Уитни, конвульсивно сглотнув, снова кивнула. - Поднимите хлыст! - рявкнул
он. Ледяной  озноб  страха  пробежал  по  спине  Уитни,  а  сердце  забилось
оглушительно громко. За всю свою жизнь она никогда  еще  не  сталкивалась  с
таким холодным, неукротимым бешенством. Она нагнулась и трясущимися пальцами
подобрала хлыст.
   -  Принесите  его  мне!  -  отрезал  он.  Уитни  застыла,  неожиданно   с
ослепительной ясностью осознав его намерения,  и  Клейтон  объявил  ужасающе
веселым тоном:
   - С кем предпочитаете иметь дело, со своим отцом или со мной? Уладим  все
здесь и сейчас или желаете объясняться с ним?
   Уитни терялась  в  мыслях.  Что  лучше  -  физические  страдания  от  рук
человека, которого она презирает, или душевные муки от возобновления прежней
непрестанной войны с отцом? Выбора, собственно говоря, не было.
   И не желая доставлять своему  палачу  удовольствия  увидеть  ее  безумный
страх, Уитни по старой школьной привычке гордо вздернула подбородок, приняла
вид хладнокровного безразличия и, неспешно направившись  к  нему,  протянула
хлыст, словно королева, награждающая рыцарским мечом верного  слугу.  Полные
презрительной надменности зеленые глаза встретились с холодными серыми.
   - Ну а теперь мы  собираемся  разделить  все  ваши  любимые  развлечения:
верховую езду, работу хлыстом и извинения. Вы оседаете мое колено, я пущу  в
ход хлыст, а уж потом ожидаю услышать просьбу о прощении. Надеюсь, вам  ясны
правила нашей маленькой игры?
   Уитни невольно посмотрела на черный кнут для верховой езды  и  решительно
вскинула голову, не давая себе труда ответить.
   - Ложитесь на мои колени, Уитни, - велел  он,  вежливо  протягивая  руку,
чтобы помочь девушке, и та, к своему ужасу, машинально сжала ее. Один рывок,
и Уитни упала на колени и  со  жгучей  ненавистью  уставилась  на  Клейтона.
Подняв темные брови, он многозначительно кивнул на свое колено.
   Утопая  в  океане  стыда,  Уитни  выполнила  приказ.  Его  жесткие  бедра
прижались к ее вздрагивающему животу; в дюйме  от  ее  носа  жужжала  пчела,
запутавшаяся в траве. Где-то над Уитни раздался его голос:
   - Я остановлюсь, когда вы извинитесь. Не раньше. Он поднял руку, и  Уитни
успела лишь растерянно подумать,  насколько  могут  послужить  защитой  юбки
амазонки. Ответ был получен немедленно. Хлыст, свистнув, врезался  в  нежную
плоть, оставив рубец. Клейтон помедлил, ожидая. Ожидая ее мольбы и просьбы о
прощении.
   Но Уитни лишь  крепче  стиснула  зубы.  Он  может  избить  ее  до  потери
сознания, она рта не раскроет. Ничего он не дождется.
   Его рука опустилась во второй раз, хлыст немилосердно обжег ягодицы.  Еще
одна пауза...
   Сквозь застилавшую мозг невыносимую боль Уитни продолжала считать,  чтобы
сохранить разум: три... четыре... пять... Но теперь она тихо всхлипывала. На
шестом ударе тело ее дернулось, а из горла вырвался  сдавленный  вопль.  Его
рука поднялась в седьмой раз, и Уитни неожиданно для себя крикнула:
   - Прекратите! - и тут же прокляла свою слабость.
   Он грубо схватил ее за плечи и, повернув, посадил себе на  колени.  Уитни
пыталась отстраниться, но он лишь сжимал руки и,  когда  девушка  прекратила
сопротивляться, прижал ее лицом к своей груди. Она тяжело дышала,  по  щекам
бежали жгучие слезы, быстро пропитавшие его  сорочку,  но  Уитни  продолжала
рыдать, скорее от бессильной ярости, чем от боли. Клейтон, словно успокаивая
ребенка, начал гладить ее по голове. Уитни гневно  отбросила  его  руку,  но
Клейтон, не обращая внимания, продолжал ласкать пышную темно-рыжую копну.
   Шли минуты, но Уитни едва успела успокоиться, как его пальцы коснулись ее
подбородка, приподнимая лицо.
   - Ненавижу вас!  -  свирепо  глядя  на  него  сквозь  пелену  злых  слез,
прошептала она.
   - Знаю, - спокойно кивнул Клейтон. Уитни заметила, что  на  его  лице  не
отражалось ни  ожидаемого  торжества,  ни  удовлетворения,  и,  не  найдя  в
выражении его глаз ничего такого,  что  подогрело  бы  пламя  ее  неприязни,
просто отвернулась и пристально уставилась  вдаль,  лишь  время  от  времени
вытирая ладонью очередную соленую каплю.
   - Взгляните на меня, - мягко велел он.
   - Нет! - шмыгнула носом Уитни. - Боюсь, что выцарапаю вам  глаза,  помоги
мне Боже!
   - Вы сейчас сердитесь не столько на меня, сколько на себя.
   - Хотите побиться об заклад? - бросила Уитни, но сама почувствовала,  как
утихает  гнев  при  виде  Опасного  Перекрестка,  чья  атласно-черная  шкура
блестела от пота.
   Какое чудо, что лошадь не покалечилась,  а  всадник  оказался  достаточно
опытным, чтобы не вылететь из седла, и достаточно мудрым,  чтобы  продолжать
скакать верхом, а не повернуть к  конюшне.  Действительно,  настоящее  чудо.
Двойное! Оба невредимы!
   Клейтон был прав - она полна горечи и обиды на себя за то, что сотворила,
хотя жалела больше лошадь, чем человека. Поняв наконец, что Клейтон ждет  ее
извинений, девушка монотонно проговорила:
   - Я вовсе не собиралась бить лошадь, а хотела ударить  вас.  Но  так  или
иначе, это с моей стороны было опасным безрассудством, ребяческой  выходкой,
за которую меня стоило наказать, как наказывают провинившихся детей.
   - Благодарю вас за это, - ответил он почти нежно.
   Провиниться, подвергнуться наказанию, почувствовать раскаяние и  получить
прощение - подобной последовательности событий Уитни никогда не  приходилось
испытывать в детстве. Когда она извинялась перед , отцом, тот, выслушав  ее,
разражался   очередной   назидательной   тирадой   о   ее   недостатках    и
несовершенствах. Того же самого Уитни ожидала и от Клейтона.  И  сейчас  она
воззрилась на него, едва веря собственным ушам  и  глазам.  В  серых  глазах
светилась неподдельная теплота, на губах играла мягкая, понимающая улыбка.
   И Уитни неожиданно  почувствовала  себя  так,  словно  они  стали  самыми
лучшими, самыми близкими друзьями, словно между ними существовало  особенное
родство душ. Странное  ощущение  ошеломило  девушку,  а  потом  охватило  ее
существо, будто весенним разливом сметая все наносное на своем пути.
   - Мне ужасно жаль... ведь...
   - Ни слова больше, - перебил Клейтон тихо. - Все забыто и прощено.
   Он медленно наклонил голову, и Уитни поняла, что он сейчас  поцелует  ее,
но, вместо того чтобы отстраниться, подняла лицо, словно  стремясь  получить
доказательства прощения. Их губы слились в долгом  нежном,  нетребовательном
поцелуе. Даже когда что-то изменилось и между ними пробежала искра  страсти,
Уитни понимала, что Клейтон  позволит  ей  отстраниться,  если  она  захочет
этого. Но вместо этого ее руки  скользнули  вверх  по  его  груди,  обвились
вокруг шеи, и все мгновенно изменилось.
   Длинные пальцы развязали шарф и утонули  в  роскошных  прядях.  Осторожно
сжав ладонями ее лицо, он заглянул в сияющие зеленые глаза. - Боже, какая ты
сладкая, - шепнул он.
   Сердце Уитни, казалось,  на  миг  перестало  биться,  но  тут  же  бешено
заколотилось, когда он снова припал к  ее  губам.  Он  целовал  ее  долго  и
неторопливо, медленными пьянящими поцелуями, обводя языком ее губы,  сначала
легко, словно дразня, потом настойчиво, требуя, чтобы  она  раскрыла  их,  и
стоило Уитни подчиниться, как язык властно проник в теплую пещерку, а  руки,
проведя по спине, спустились ниже,  отыскали  местечко,  где  оставил  рубцы
хлыст, прижали несопротивляющуюся Уитни  к  мужскому  телу  и  начали  нежно
гладить, прогоняя боль.
   Безумные, буйные, ни с чем не сравнимые ощущения пронзали Уитни с  головы
до ног, насквозь, до кончиков пальцев, оставляя ее  обессиленной,  дрожащей,
льнущей к этому недавно совсем еще чужому  и  ненавистному  мужчине.  Голова
кружилась, земля, казалось, перестала вращаться и бешено  летела  куда-то  в
пространство, когда он уложил ее на траву рядом с собой и сжал  в  объятиях.
Потом,  приподнявшись,  наклонился  над  ней,  и  Уитни  слабо,  еле  слышно