совершенно неудивительно - недаром она  твердит,  будто  мокрая  земля
благоухает, как дорогие духи...
   Александра  желает,   чтобы   он   увидел   мир   ее   глазами,   глазами
неиспорченного, милого, умного ребенка, но для этого  слишком  поздно.  Все,
что он попытается сделать, - как можно дольше ограждать ее от ужасов и грязи
окружающей действительности. Но он  не  хочет  и  не  может  жить  с  ней  в
зачарованном  королевстве.  В  Девоне  она  окажется   в   безопасности   от
разлагающего влияния высшего света, от пороков и продажности его мира, мира,
в котором Джордан прекрасно ориентировался, был свободен от  таких  ненужных
вещей, как любовь и доверие, и где от него не требовали обнажать сокровенные
мысли и чувства...
   Джордан с тоской подумал о том, какая обида и боль застынут в ее  глазах,
когда Александра поймет, что он не собирается остаться с ней  в  Девоне,  но
ничего не поделать. Он должен вернуться к привычной жизни.
   Перед ним расстилались воды  Ла-Манша;  на  чернильно-темной  поверхности
пролегла лунная дорожка. Джордан выбросил сигару за борт и тут же  вспомнил,
что это последняя. Он оставил золотой портсигар  вчера  ночью  в  лондонском
доме Элиз.
   Измученный долгими часами, проведенными в тесном экипаже,  и  бесплодными
попытками решить, как поступить с Александрой, он отвернулся  от  поручня  и
посмотрел в сторону причала, туда, где светились  огоньки  таверн  и  пьяные
матросы торговались с такими же нетрезвыми шлюхами.
   Он не успел увидеть еще двоих, поспешно нырнувших в темноту и припавших к
земле за огромными бухтами свернутых канатов.
   Понадеявшись, что сумеет  купить  сигары  в  ближайшей  таверне,  Джордан
направился к сходням. Две тени появились из-за канатов и последовали за ним,
не приближаясь. Выжидая чего-то.
   Джордан знал, что разгуливать здесь по ночам опасно  -  особенно  теперь,
когда  пристань  кишит   вербовщиками,   нападающими   на   зазевавшихся   и
неосторожных одиночек. Оглушив ничего не подозревающую  жертву,  они  тащили
бесчувственного беднягу на одно из военных судов Его  Величества,  где  тот,
очнувшись, обнаруживал, что удостоен сомнительной чести  стать  матросом  на
несколько месяцев или лет, в зависимости от того, когда корабль  вернется  в
родной  порт.  Однако   Джордан   был   вооружен   и   не   заметил   никого
подозрительного, кроме подвыпивших гуляк. Недаром он смог выжить в  кровавых
сражениях - так чего ему бояться на коротком  отрезке  пути  от  сходней  до
таверны?
   - Не спеши, дурень, пусть спустится на причал,  -  прошептала  одна  тень
другой, и обе бесшумно скользнули вслед за Джорданом.
   - Какого черта мы тянем? - прошипела другая, пока обе  маячили  во  мраке
под окнами таверны. - Всего-то и надо - врезать ему по башке да  швырнуть  в
воду, а это было бы куда проще, пока он прохлаждался на палубе.
   Сообщник язвительно ухмыльнулся:
   - Я придумал кое-что получше - и труд невелик, и деньжат побольше.
   Из таверны показался Джордан. Три толстые сигары из дешевого табака  были
засунуты во внутренний карман редингота. Вряд ли ему когда-нибудь  захочется
их выкурить!
   Тени  за  спиной  подвинулись  ближе;  громко  скрипнула  доска.  Джордан
насторожился и, не замедляя шага, потянулся за  пистолетом.  Но  прежде  чем
пальцы коснулись рукоятки, в голове острыми осколками взорвалась мучительная
боль, и темная пропасть забытья поглотила его. Джордан увидел себя в длинном
тоннеле  и  медленно  поплыл  -  полетел  к  приветливому,  зовущему  свету,
мерцающему в самом конце.

***

   Александра проснулась на рассвете под крики и топот матросов,  готовивших
судно к отплытию. Несмотря на то что в голове гудело,  а  ноги  отказывались
повиноваться, ей  очень  хотелось  подняться  на  палубу  и  своими  глазами
увидеть, как .поднимут якорь и корабль отойдет от пристани.
   Алекс надела новое платье и завернулась в  накидку  из  мягкой  сиреневой
шерсти. Джордан, должно быть, уже встал и покинул каюту.
   Розовато-серые полосы окрасили горизонт к тому  времени,  как  Александра
появилась на  палубе.  Вокруг  нее  сновали  матросы,  разматывая  канаты  и
карабкаясь на ванты. Прямо перед ней возник первый помощник. Стоя  спиной  к
Александре и широко расставив ноги, он громко выкрикивал  команды  матросам,
взбиравшимся на мачты. Александра поискала глазами мужа, но, кроме  нее,  на
палубе не было ни одного пассажира. Вчера за ужином она слышала, как Джордан
говорил капитану Фарадею, что всегда  старается  быть  на  палубе  во  время
отплытия.
   Решительно подхватив юбки, Александра направилась к капитану.
   - Капитан Фарадей, вы случайно не  видели  моего  мужа?  -  Заметив,  как
нетерпеливо поморщился капитан, она попыталась объяснить:
   - Его нет ни в каюте, ни на палубе. Есть ли  еще  какое-нибудь  место  на
корабле, где он может находиться?
   - Вряд ли, ваша светлость, - рассеянно пробормотал он, не отводя глаз  от
быстро розовеющего неба. - Прошу простить, у меня дела...
   Недоумевающая Александра  вернулась  в  каюту  и  растерянно  огляделась,
пытаясь подавить тревогу, которая с каждой минутой  все  сильнее  овладевала
ею. Решив, что Джордан, вероятно, вздумал прогуляться по причалу, она  взяла
со стула  его  небрежно  брошенное  пальто,  аккуратно  повесила  в  шкаф  и
потерлась щекой о мягкую  ткань,  вдыхая  слабый  запах  пряного  одеколона.
Джордан не привык обходиться без камердинера, и она с радостью  заменит  ему
всех слуг мира.
   Отойдя от  шкафа,  Александра  поискала  синий  редингот,  который  надел
Джордан, прежде - чем выйти ночью на  палубу.  Ни  редингота,  ни  остальной
одежды в каюте не было.
   При всем сочувствии к волнению ее светлости капитан Фарадей,  однако,  не
собирался пропустить утренний прилив и в недвусмысленных, хотя  и  вежливых,
выражениях постарался довести это до сведения бледной  как  смерть  девушки.
Ужасное  предчувствие  сжимало  сердце  Александры,   пронизывало   холодным
ознобом, но она догадывалась, что никакие мольбы не подействуют на стоявшего
перед ней человека.
   - Капитан Фарадей,  -  произнесла  она,  гордо  выпрямившись  и  подражая
манерам и непререкаемому тону вдовствующей герцогини, - если мой  муж  лежит
сейчас раненный где-то на судне, вина падет на  вашу  голову  не  только  за
случившееся, но и за то,  что  вы  поспешили  вывести  корабль  в  море,  не
позаботившись отыскать его светлость и отвезти  к  доктору.  Кроме  того,  -
добавила Алекс, стараясь, чтобы голос не  дрожал,  -  если  я  верно  поняла
сказанное вчера мужем,  он  владелец  части  компании,  которой  принадлежит
судно.

Глава 12

   Капитан Фарадей и первый помощник, оба в парадной форме, стояли навытяжку
на  опустевшей  палубе  "Фейр  Уиндз",  наблюдая,  как  к  сходням  медленно
подкатывает черная дорожная карета.
   - Это она? - неверяще охнул помощник при виде стройной, прямой как  палка
дамы, неторопливо  поднимавшейся  по  сходням  под  руку  с  сэром  Джорджем
Брэдберном, одним из самых значительных людей в военно-морском министерстве.
- Вы хотите сказать, что эта  Седая  старуха  достаточно  влиятельна,  чтобы
заставить министра задержать отплытие? Только для  того,  чтобы  приехать  и
выслушать все, что мы можем сказать?
   В дверь каюты  постучали,  и  Александра  подпрыгнула  от  неожиданности.
Сердце заколотилось от страха и надежды, как все последние пять дней, но  на
пороге стоял не герцог, а его бабка, которую Алекс не видела со дня свадьбы.
   - Никаких известий? - с отчаянием прошептала девушка, слишком удрученная,
чтобы приветствовать ее светлость как полагается.
   - Капитан и первый помощник ничего не знают, - коротко бросила герцогиня.
- Пойдемте со мной.
   - Нет! - Готовая вот-вот  поддаться  истерике,  одолевавшей  ее  все  это
время, Александра гневно затрясла головой и отпрянула в дальний угол.  -  Он
хотел бы, чтобы я осталась...
   Герцогиня  выпрямилась  и  с  царственным  пренебрежением  взглянула   на
бледную, измученную девочку.
   - Мой внук, - ледяным тоном сообщила она, - вправе ожидать, что вы будете
вести себя с достоинством и самообладанием, подобающими его жене,  герцогине
Хоторн.
   Александра пошатнулась, словно ее наотмашь ударили  по  лицу,  но  резкие
слова мгновенно возымели действие - она немного пришла в себя и поняла,  что
пожилая леди права.  Джордан  хотел  бы  ее  видеть  именно  такой.  Пытаясь
справиться с нарастающей паникой, Александра  схватила  щенка  и  на  ватных
ногах направилась к экипажу вместе с герцогиней и сэром Джорджем Брэдберном.
Однако не успел кучер подхватить  ее  под  руку  и  усадить  в  карету,  как
Александра отпрянула, в последний раз лихорадочно оглядывая бесконечные ряды
складов и таверн, выстроившихся вдоль причала. Где-то там  ее  муж.  Больной
или раненый. Мозг отказывался допускать какую-то иную возможность.
   Много часов спустя, когда экипаж наконец въехал на оживленные  лондонские
улицы, Александра подняла пустой взгляд на  герцогиню,  которая  по-прежнему
прямо, не меняя позы, сидела все это время напротив нее с таким бесстрастным
видом, что Александра невольно задалась вопросом: да способна ли эта женщина
вообще на какие-либо чувства?!
   В гробовой тишине хриплый шепот девушки прозвучал как выстрел:
   - Куда мы едем?
   После нарочито длинной паузы,  в  продолжение  которой  стало  совершенно
ясно, что герцогиня терпеть не может объяснять кому-то свои  намерения,  она
наконец соизволила ответить:
   - В мой городской дом. Рамзи уже прибыл туда  с  небольшим  штатом  слуг,
которым приказано держать гардины опущенными и объявлять всем визитерам, что
мы в Роузмиде. Известие об исчезновении моего внука  уже  успело  попасть  в
газеты, и я не имею ни малейшего желания  подвергаться  набегам  любопытных,
жаждущих узнать подробности.
   Непререкаемый  тон  герцогини,  очевидно,  вызвал  прилив  сострадания  в
министре, лорде Брэдберне, поскольку тот  впервые  за  всю  поездку  прервал
молчание и попытался немного ободрить Александру.
   - Мы переворачиваем небо и землю в поисках Хоторна, - мягко пояснил он. -
Сотня сыщиков с Боу-стрит, вооруженные официальным предписанием,  обшаривают
причалы, а семейство Хоторн наняло еще столько же детективов с  инструкциями
любым путем добыть хоть какие-то сведения. Требований о выкупе не поступало,
поэтому мы не думаем, что герцога похитили с этой целью.
   Силясь сдержать слезы,  которых  старуха,  несомненно,  не  одобрила  бы,
Александра отважилась задать вопрос, ответ на который так боялась услышать:
   - Каковы шансы  найти  его?..  -  Голос  девушки  замер.  Она  не  смогла
заставить себя выговорить слово "живым".
   - Я... - Министр поколебался. - Я не знаю. По его виду было понятно,  что
шансы не особенно велики, и  непослушные  слезы  все-таки  затуманили  глаза
Александры. Она поскорее опустила голову и прижалась щекой К мягкой  шерстке
Генри, стараясь сглотнуть болезненный ком, сдавивший горло.
   Еще четыре бесконечных дня Александра прожила в одном доме с  герцогиней,
упорно обращавшейся с ней так, словно она была невидимкой, и  отказывавшейся
разговаривать и даже смотреть  на  девушку.  На  пятый  день,  стоя  у  окна
спальни, Александра  увидела  выходившего  из  дома  сэра  Джорджа.  Слишком
взволнованная, чтобы выждать хотя бы минуту, она ринулась  в  гостиную,  где
обычно проводила время старая дама.
   -  Я  видела,  как  уезжал  министр!  Что  он  сказал?!  Герцогиня,  явно
недовольная бесцеремонным вторжением Александры, чуть свела брови.
   - Визиты сэра Джорджа вас не касаются, -  сдержанно  ответила  старуха  и
отвернулась, без слов давая понять, что приход молодой герцогини неуместен.
   Однако  эта  грубость  оказалась  последней  каплей,  переполнившей  чашу
терпения Алекс. Стиснув кулаки и дрожа от  ярости  и  бессильного  отчаяния,
девушка объявила:
   - Несмотря на все, что вы думаете обо  мне,  я  не  безмозглая  пустышка,
мадам, и для меня важнее мужа нет никого в жизни. Вы не  можете,  не  должны
ничего скрывать от меня!
   Герцогиня по-прежнему продолжала взирать на нее  в  ледяном  молчании,  и
гнев Александры сменился мольбами.
   - Поверьте, будет гораздо милосерднее сказать правду, чем скрывать ее  от
меня. Я не могу вынести неизвестности. Пожалуйста,  не  мучьте  меня.  Я  не
опозорю вас истерикой... Когда умер отец и мама не хотела больше  жить  я  в
четырнадцать лет взяла на себя дом и хозяйство. А когда  скончался  дедушка,
я...
   - Никаких новостей! - рявкнула герцогиня. - Когда я что-то узнаю, то велю
довести до вашего  сведения.  -  Но  прошло  столько,  времени!  -  выпалила
Александра. Пылающий презрением, взгляд старухи пригвоздил ее к месту.
   - Вижу, актриса  вы  весьма  способная,  невзирая  на  молодость!  Однако
перестаньте  волноваться  за  свое  благополучие.  Между  вашей   заботливой
маменькой и моим внуком был заключен брачный контракт, который  позволит  ей
жить в роскоши до конца дней своих. Она получила столько денег,  что  вполне
может поделиться с вами.
   Александра оцепенела, раскрыв рот.  Ей  и  в  голову  не  приходило,  что
герцогиня решит, будто она беспокоится о своем будущем, а не о муже, который
именно в эту минуту, возможно, лежит мертвый на дне Ла-Манша!
   Онемев от ярости, Александра с трудом расслышала  последние  уничтожающие
слова герцогини:
   - Убирайтесь с глаз моих!  Больше  ни  минуты  не  желаю  выносить  вашей
ханжеской физиономии и притворной тревоги за  жизнь  моего  внука!  Вы  едва
знали его! Как он мог что-то для вас значить?
   - Да как вы смеете? - вскрикнула наконец Александра. - Как смеете  сидеть
здесь и говорить мне все это? Вы... Вам не понять, что я испытываю  к  нему,
потому что вы отроду лишены каких бы то ни было чувств! Но даже если  это  и
не так, все равно вы слишком... слишком  стары,  чтобы  помнить,  что  такое
любовь!
   Герцогиня медленно поднялась,  угрожающе  нависнув  над  Александрой,  но
девушка была близка  к  истерике,  и  ничто  на  свете  не  помешало  бы  ей
продолжать бросаться бессмысленными обвинениями.
   - Вы представить не можете, что такое для меня его улыбка и  смех!  И  не
знаете, что я переживаю, глядя в его глаза...
   Громкое рыдание вырвалось  из  груди  Александры,  и  слезы  полились  по
бледным щекам.
   - Мне не нужны его деньги... Я только хочу смотреть в его глаза и видеть,
как он мне улыбается.
   К ужасу девушки, колени ее внезапно подкосились, и она рухнула на  пол  у
ног герцогини.
   - Только бы увидеть его прекрасные глаза, - прерывисто всхлипнула она.
   Герцогиня, казалось, чуть поколебалась, но все  же  гордо  повернулась  и
вышла из комнаты, оставив Александру в одиночестве оплакивать боль потери.
   Десять  минут  спустя  в  комнате  появился  Рамзи  с  серебряным  чайным
подносом.
   - Ее светлость  сказали,  что  вы  ослабели  от  голода  и  нуждаетесь  в
подкреплении, - объявил он.
   Александра  все  еще  сидела  на  полу,  закрыв  лицо  руками.   Выслушав
дворецкого, она с трудом подняла голову и смущенно вытерла слезы.
   - Пожалуйста, унесите это.  Меня  раздражает  запах  еды.  Однако  Рамзи,
неуклонно следуя приказам  герцогини  и  не  обращая  внимания  на  протесты
девушки, поставил поднос на стол и выпрямился. Впервые  за  все  время,  что
Александра его знала, слуга выглядел растерянным и нерешительным.
   - Поверьте, в мои намерения не входит  распускать  сплетни,  -  помолчав,
сдержанно начал он, - но камеристка ее светлости сообщила, что ее  светлость
вот уже пятый день почти ничего в рот  не  берет.  Горничная  только  сейчас
принесла для леди Хоторн  обед  в  малую  столовую.  Возможно,  если  бы  вы
предложили пообедать с ней,  то  смогли  бы  убедить  ее  светлость  немного
поесть.
   - Эта женщина не нуждается в пище, -  пробормотала  Александра,  неохотно
вставая. - Она не похожа на простых смертных.
   Холодное лицо Рамзи стало положительно каменным.
   - Я прослужил у леди Хоторн сорок лет! Моя  глубочайшая  тревога  за  нее
привела меня  к  ошибочному  заключению,  что  вы  тоже  испытываете  к  ней
некоторое сострадание, поскольку стали членом  этой  семьи.  Прошу  простить
меня за неверное суждение.
   Он принужденно поклонился и вышел,  оставив  совершенно  сбитую  с  толку
Александру  терзаться  угрызениями  совести.  Очевидно,  Рамзи  был   предан
герцогине, хотя девушка прекрасно знала  отношение  последней  к  слугам.  В
Роузмиде она дважды получила строгий выговор от  герцогини  за  "сплетни  со
слугами", хотя Алекс всего лишь спросила у Рамзи, женат ли он, а у горничной
- есть ли у той дети. Но  герцогиня  считала  любые  разговоры  с  прислугой
непозволительной вольностью, попыткой обращаться с ними  как  с  равными,  а
это, как запомнила Александра из уничтожающе-язвительной  лекции  герцогини,
просто неприлично. Однако, несмотря на все это, Рамзи,  очевидно,  волнуется
за герцогиню, а стало быть, в  душе  старухи  царят  не  только  гордость  и
высокомерие. Это предположение потянуло за  собой  другое,  и  Александра  в
изумлении уставилась на поднос,  гадая,  уж  не  хотела  ли  этим  герцогиня
показать, что предлагает перемирие? Еще пять минут назад она  не  выказывала
ни малейшего интереса к тому, поела ли Александра. С другой стороны,  поднос
может служить недвусмысленным напоминанием Александре поскорее взять себя  в
руки.
   Девушка прикусила губу. В ушах зловещим громом  отдавались  слова  Рамзи.
Пять дней... герцогиня ни крошки не взяла в рот.  Александра  тоже  отсылала
еду нетронутой, но она молода, сильна и здорова.
   Сердце девушки смягчилось еще больше, когда ей пришло в голову, что  если
герцогиня не может есть,  значит,  расстроена  гораздо  сильнее,  чем  хочет
показать.
   Александра с тяжелым вздохом пригладила волосы и  решила,  что  герцогиня
все-таки собиралась предложить мир. Девушка не могла вынести  мысли  о  том,
какая тяжесть лежит на душе у семидесятилетней женщины.
   Через полуоткрытую дверь голубой гостиной Александра  увидела  герцогиню,
сидевшую на стуле с высокой спинкой  и  смотревшую  на  огонь.  Даже  сейчас
герцогиня казалась неприступно-грозной, однако что-то в ее застывших  чертах
напоминало Александре мучительные страдания ее матери сразу же после кончины
отца, еще до появления второй жены  превратившего  скорбь  миссис  Лоренс  в
ненависть.
   Девушка тихо ступила в комнату. Ее тень  упала  на  герцогиню;  та  резко
вскинула  голову  и  тут  же  отвернулась,  но  Александра  успела  заметить
подозрительно блестевшие глаза.
   - Ваша светлость, - робко окликнула девушка, шагнув вперед.
   - Я не давала вам позволения вторгаться сюда, - бросила герцогиня, но  на
этот раз Александра не  позволила  себе  обмануться  резким  тоном.  Тем  же
успокаивающим голосом, которым обычно говорила с матерью, она подтвердила:
   - Нет, мадам, конечно, не давали.
   - Убирайтесь.
   Побежденная, но не сдавшаяся, Александра, однако, упрямо возразила:
   - Я не  останусь  надолго.  Просто  хотела  извиниться  за  все  то,  что
наговорила сейчас. Это было непростительно:
   - Я принимаю ваши извинения. А теперь вон!
   Игнорируя убийственный взгляд герцогини, Александра подошла ближе:
   - Я думала... поскольку нам обеим необходимо поесть, наверное, мы  смогли
бы проглотить что-то, если бы пообедали вместе. Возможно... мы  даже  сумели
бы вытерпеть общество друг друга.
   - Если вам не хватает общества, можете отправляться к своей мамаше, как я
и предлагала!
   - Потому что, - сдавленно  прохрипела  Александра,  мне  необходимо  быть
рядом с теми, кто любит его.
   Нестерпимая  боль  на  миг  исказила  лицо  герцогини.   Она   немедленно
постаралась призвать на помощь обычную сдержанность,  но  в  это  кратчайшее
мгновение   Александра   поняла,   какое   отчаяние   кроется   за   внешней
невозмутимостью.
   Стараясь не выказать, как разрывается ее сердце от жалости и сострадани