тали Кристофера Марлоу?
   - Да, но мне больше нравится Шекспир.
   С тех пор у них вошло в  привычку  каждый  вечер  после  ужина  обсуждать
прочитанные  книги.  И  вскоре  Элизабет  поняла,  что  завоевала  невольное
уважение своей дуэньи. Она не могла быть уверена в ее привязанности, так как
единственной эмоцией, которую она проявила за время их знакомства, был гнев,
да и то лишь однажды, по отношению к жуликоватому торговцу из  деревни.  Это
было зрелище из тех, что  не  забываются.  Размахивая  зонтиком,  с  которым
никогда не расставалась, Люсинда наступала на злополучного  торговца,  а  он
пятился от нее, кружа по всему магазину, в то время как  с  ее  губ  ледяным
потоком срывались слова, свидетельствующие о такой бешеной ярости,  с  какой
Элизабет еще не приходилось сталкиваться.
   - Вспыльчивость - мой единственный  недостаток,  -  чопорно  сообщила  ей
Люсинда, и Элизабет сочла это своего рода извинением.
   Элизабет тогда подумала, что Люсинда, должно быть, загоняет эмоции внутрь
себя как в бутылку, и они до поры до времени сидят там, пока она пребывает в
неподвижности на стульях и кушетках. Они сидят там годы и годы до  тех  пор,
пока в  один  прекрасный  день  не  вырываются  наружу,  подобно  извержению
вулкана.
   К тому времени как брат и сестра Камероны вместе с Люсиндой и необходимой
прислугой прибыли в Лондон, Элизабет уже знала все, чему  могла  научить  ее
миссис Портер, и чувствовала себя в силах справиться с  любой  ситуацией  из
тех, что описывала ей эта дама. Надо сказать, что запомнить правила  этикета
ей было гораздо легче, чем понять, почему им придают такое большое значение.
В конце концов танцевать она за шесть месяцев научилась, вести беседу  умеет
с  трехлетнего  возраста,  а  насколько  она  могла  понять,  в  обязанности
дебютантки входило умение вести приятную светскую беседу ни о чем, танцевать
и ни при каких обстоятельствах не выдавать своих способностей к мышлению.
   На следующий день после того, как они вселились в городской дом,  который
снял Роберт, их навестила леди  Джемисон,  вызвавшаяся  опекать  Элизабет  в
свете.
   С нею были ее дочери Валери и Черайз. Валери была на год старше  Элизабет
и дебютировала в прошлом году, ее сестра была старше  на  пять  лет.  Черайз
была вдовой лорда Дюмонта, который умер через месяц после  свадьбы,  оставив
новобрачную богатой, свободной и совершенно независимой.
   До начала сезона оставалось две недели, и все это время Элизабет довольно
много общалась с богатенькими молодыми дебютантками,  которые  собирались  в
гостиной у Джемисонов,  чтобы  вволю  посплетничать  обо  всех  и  вся.  Они
приехали в Лондон с одной и той же целью, которая являлась также и  почетной
обязанностью: выйти замуж в соответствии с пожеланиями семьи за человека как
можно более богатого и влиятельного, дабы  увеличить  состояние  и  упрочить
положение своих родных.
   В этой гостиной светское образование Элизабет продолжилось и завершилось.
   К своему ужасу, она обнаружила,  что  миссис  Портер  была  права,  когда
говорила, что в  обществе  принято  хвалиться  своими  связями  и  упоминать
громкие имена. Она также узнала, что  в  свете  не  считается  дурным  тоном
обсуждать  чье-либо  финансовое  положение,  особенно  если  речь   идет   о
перспективах неженатого мужчины. В самый первый день единственное,  что  она
смогла сделать, чтобы не выдать своего невежества,  это  мысленно  ахнуть  и
молча слушать сыпавшиеся со всех сторон замечания: "Лорд Петере  -  отличная
добыча. Еще бы, у него двадцать тысяч фунтов годового дохода, к тому  же  он
наверняка  унаследует  баронетство  от  своего  дяди,  когда  тот  умрет  от
сердечной болезни, на что есть все  основания  надеяться",  -  провозгласила
одна из девушек, и остальные подхватили: "У Шорхэма такое чудесное  поместье
в Уилтшире, и мама сидит  как  на  иголках,  ожидая,  когда  же  он  наконец
объяснится... Подумать только, изумруды Шорхэмов!..  Робелсли  разъезжает  в
чудесном голубом ландо, но папа говорит, чтобы я и не думала о нем -  он  по
уши в долгах... Вот погоди, Элизабет, скоро ты увидишь Ричарда Шипли!
   Ни в коем случае не позволяй ему увлечь себя - он страшный  волокита,  и,
хотя разодет в пух и прах, у него нет ни гроша за  душой!"  Последний  совет
исходил от Валери Джемисон,  которую  Элизабет  считала  здесь  своей  самой
близкой подругой.
   Элизабет с радостью принимала их дружеское расположение и делала вид, что
внимает их советам. Однако она ощущала все возрастающее чувство  неловкости,
когда видела их отношение к  людям,  Которых  они  считали  ниже  себя.  Она
привыкла общаться на равных со своими конюхом и дворецким, и потому ей  было
нелегко притворяться, что она придает значение сословным различиям.
   Сам Лондон Элизабет очень  понравился,  она  буквально  влюбилась  в  его
суматошные улицы и стриженые парки. Ей также нравилось возбужденное ожидание
сезона, и  она  обожала  своих  новых  подруг,  с  которыми,  когда  они  не
сплетничали, можно было весело провести время.
   Однако когда  наступил  день  ее  первого  бала,  уверенность  в  себе  и
радостное предвкушение удовольствий внезапно покинули  Элизабет.  Поднимаясь
по парадной лестнице Джемисонов под  руку  с  Робертом,  девушка  неожиданно
почувствовала страх, какого еще не испытывала ни разу в жизни. В  голове  ее
вихрем закружились все "можно" и "нельзя", которые она не особенно старалась
запомнить, и у нее появилось убийственное предчувствие, что она  прославится
в свете тем, что весь сезон будет упорно подпирать стенку. Но когда Элизабет
вступила в бальную залу, вид, представший перед ее глазами, заставил  забыть
все страхи, и глаза ее засияли от восторга. В канделябрах горели сотни тысяч
свечей, мимо нее проходили красивые мужчины и прелестные  женщины  в  пышных
туалетах из атласа и шелка.
   Не обращая внимания на молодого человека, который дважды оглянулся, чтобы
получше разглядеть ее, Элизабет подняла глаза на улыбающегося брата.
   - Роберт, - прошептала она, ее  зеленые  глаза  сверкали,  -  мог  ли  ты
представить себе, что на свете бывают такие красивые люди и  такие  огромные
комнаты?
   Затянутая в тончайшее белое газовое платье с золотыми  нитями,  с  белыми
розами в золотых волосах, со сверкающими зелеными глазами, Элизабет  Кэмерон
была похожа на сказочную принцессу.
   Она была очарована, и в этом выражении ее лица действительно было  что-то
неземное, когда она наконец пришла в себя, смогла улыбнуться и поздороваться
с Валери и остальными девушками.
   К концу бала Элизабет и в самом деле чувствовала себя, как в сказке.
   Мужчины обступили ее со всех сторон, вымаливая танец или  хотя  бы  право
принести ей пунш. Она улыбалась и танцевала, не прибегая к  обычным  женским
уловкам и кокетству, которыми напропалую пользовались другие девушки. Вместо
этого она с живым интересом внимала тому, что ей рассказывали  и  благодарно
улыбалась, принимая различные знаки внимания, она старалась не обижать своих
кавалеров и танцевала без передышки. Ее заразило всеобщее веселье,  чудесная
музыка снова и снова влекла ее танцевать, она купалась в мужском внимании, и
все эти чувства отражались в ее сияющих глазах и улыбке, не сходившей  с  ее
лица. Элизабет и в самом деле была сказочной принцессой на своем первом балу
- обворожительная, очаровательная, она кружилась в мерцающем  свете  свечей,
окруженная прекрасными принцами, позабыв  о  времени  и  о  том,  что  всему
когда-нибудь наступает конец.
   Своей ангельской красотой, золотыми волосами и глазами, сверкающими,  как
изумруды, Элизабет Кэмерон штурмом взяла Лондон. Это был  не  просто  успех.
Это была повальная страсть.
   На следующее утро к ее дому потянулся  бесконечный  ручеек  визитеров,  и
именно здесь, а не на балу, Элизабет одержала свои самые грандиозные победы,
потому что при более близком знакомстве мужчины обнаруживали, что на нее  не
только приятно смотреть, но с ней также легко и  приятно  общаться.  За  три
недели четырнадцать человек сделали ей предложение,  весь  Лондон  гудел  от
такого  беспрецедентного  успеха.  Даже  мисс  Мэри  Гладстон,  коронованная
красавица двух последних сезонов, не получила такого количества предложений.
   Двенадцать искателей руки Элизабет были молоды,  совершенно  покорены  ее
красотой и подходили по всем статьям, двое были значительно  старше,  однако
так же высоко ценили ее красоту. Роберт, страшно  гордый  успехом  сестры  и
столь  же  бестактный,  хвастался  ее  победами  и   безжалостно   отказывал
претендентам как неподходящим и недостойным. Верный  своему  обещанию  найти
Элизабет идеального мужа, с которым она будет счастлива, он выжидал.
   Пятнадцатый кандидат в мужья отвечал всем  его  требованиям.  Баснословно
богатый, красивый и представительный,  двадцатипятилетний  виконт  Мондвэйл,
бесспорно, был самой крупной добычей сезона. Роберт знал об этом и,  как  он
сказал в тот вечер Элизабет, так разволновался от его предложения, что  чуть
не  забылся  и  не  перемахнул  через  стол,  чтобы  поздравить  виконта   с
предстоящей свадьбой.......
   Элизабет была очень рада и тронута тем, что  Роберт  выбрал  именно  того
молодого джентльмена, которым она особенно восхищалась.
   - О, Роберт, он такой хороший. Я... я не была уверена, что  нравлюсь  ему
настолько, чтобы  он  сделал  мне  предложение.  Роберт  запечатлел  любящий
поцелуй у нее на лбу.
   - Принцесса, - поддразнил он, - любой,  кто  посмотрит  на  тебя,  теряет
разум. Это был всего лишь вопрос времени.
   Элизабет слабо улыбнулась и пожала плечами. Она уже  порядком  устала  от
того, что все говорят только о ее лице, как будто кроме него, у нее ничего и
нет. Более того, она очень  быстро  пресытилась  бурной  светской  жизнью  и
напускным весельем, так восхищавшими ее  поначалу.  Самое  сильное  чувство,
которое возникло у нее при объявлении о помолвке,  было  облегчение  оттого,
что вопрос о замужестве наконец решен.
   - Мондвэйл собирался зайти к тебе сегодня к вечеру, - сказал Роберт, - но
я не собираюсь давать ему ответ раньше, чем  через  неделю-другую.  Ожидание
только укрепит его намерения, и, кроме того, я считаю, ты  заслуживаешь  еще
несколько дней свободы перед тем, как стать невестой.
   Невестой. При этом слове Элизабет почувствовала странную слабость во всем
теле и отчетливо неприятное чувство, прекрасно понимая, что это ужасно глупо
с ее стороны.
   - Признаюсь, мне было страшно называть ему сумму твоего приданого - всего
пять тысяч фунтов, но, похоже, ему все равно.
   Во всяком случае, он так сказал. Сказал, что единственное, что ему нужно,
- это ты. И еще заявил, что собирается осыпать тебя рубинами размером с твою
ладонь.
   - Это... замечательно, - неуверенно произнесла  Элизабет,  изо  всех  сил
стараясь почувствовать что-нибудь большее,  чем  облегчение  и  необъяснимый
приступ тоски.
   - Это ты замечательная, - засмеялся Роберт, потрепав ее по волосам. -  Ты
вытащила отца, меня и Хэвенхерст из вересковых зарослей.
   В три часа дня явился и сам виконт Мондвэйл. Элизабет встретилась с ним в
желтой гостиной. Он вошел, оглядел комнату и, взяв ее за  руки,  заглянул  в
глаза и тепло улыбнулся.
   - Ответ будет "да"? - в его тоне звучало скорее утверждение, а не вопрос.
   - Вы уже говорили с моим братом? - удивилась Элизабет.
   - Нет еще.
   - В таком случае, откуда вы можете знать, что он ответит "да"? озадаченно
улыбнулась Элизабет.
   - Потому что в первый раз за весь месяц рядом с вами нет вездесущей  мисс
Люсинды Трокмортон-Джонс с ее орлиным взглядом! - Он быстро поцеловал  ее  в
лоб и, застигнутая врасплох, она покраснела. - Понимаете  ли  вы  сами,  как
красивы? спросил он.
   Элизабет имела об этом смутное представление, но ей уже порядком надоело,
что все говорят ей об этом. Тем не менее она  сделала  над  собой  усилие  и
подавила опасный порыв ответить ему: "А вы понимаете, что я еще и  неглупа?"
Не то чтобы Элизабет считала себя такой уж. интеллектуалкой, но  она  любила
читать и обсуждать прочитанное, и ее тревожило, понравится ли виконту это  в
ней. До сих пор он ни разу не высказал своего мнения о чем бы  то  ни  было,
кроме самых тривиальных вещей, и ни разу не поинтересовался ее мнением.
   - Вы очаровательны, -  прошептал  Мондвэйл,  и  Элизабет  очень  серьезно
задумалась, почему он так думает. Ведь он не знает, как она любит  рыбачить,
или смеяться, или что она стреляет из пистолета, как снайпер.  Он  не  знал,
что однажды она выиграла скачки на колесницах, которые они устроили во дворе
Хэвенхерста, и не знал, что цветы в их саду цветут  для  нее  по-особенному.
Она даже не была уверена, захочет ли он  услышать  замечательные  легенды  о
Хэвенхерсте и красочные рассказы о его прежних обитателях. Он так мало  знал
о ней, а она знала о нем еще меньше.
   Элизабет жалела, что не может спросить совета у Люсинды,  та  заболела  и
лежала у себя в комнате с высокой температурой и больным горлом,  и  девушка
не видела ее с позавчерашнего дня.
   Она все  еще  была  немного  обеспокоена  этими  мыслями,  когда  вечером
следующего дня собиралась к отъезду на уик-энд, где встреча с Яном Торнтоном
перевернула всю ее  жизнь.  Ее  пригласили  на  уик-энд  в  загородный  дом,
принадлежавший леди Черайз Дюмонт, старшей сестре Валери.  К  тому  времени,
как Элизабет приехала туда, по  всей  территории  поместья  уже  разгуливали
гости, они флиртовали, смеялись и  пили  шампанское,  которое  струилось  из
хрустальных фонтанов в саду. По лондонским  меркам,  здешнее  собрание  было
небольшим - не больше ста пятидесяти человек, из  которых  только  двадцать,
включая Элизабет и трех ее подруг, должны были остаться на весь уик-энд.  Не
будь Элизабет так неопытна и наивна, она сразу бы поняла, что  это  собрание
носит весьма фривольный характер, она заметила бы, что здесь собрались  люди
значительно старше и опытнее ее и  вели  себя  гораздо  свободнее,  чем  это
предписывалось этикетом. Она поняла бы это и сразу уехала.
   Сейчас, сидя в гостиной Хэвенхерста и вспоминая свою  гибельную  глупость
на том уик-энде, она сама дивилась собственной доверчивости и простоте.
   Откинув голову на спинку дивана, Элизабет закрыла  глаза  и,  вспомнив  о
своем унижении, сглотнула подступивший к горлу комок.  Ну  почему,  отчаянно
спрашивала она себя, почему счастливые  воспоминания  стираются  и  бледнеют
так, что ты едва можешь  их  вспомнить,  в  то  время  как  ужасные  события
возникают  в  памяти  с  такой  ослепительной  ясностью  и  четкостью,   что
становится больно  глазам?  Даже  сейчас  она  могла  во  всех  подробностях
восстановить ту ночь - она видела ее, чувствовала ее запахи, слышала звуки.

***

   Элизабет вышла в сад посмотреть цветники. Цветы  во  внешнем  саду  буйно
цвели. Розы.  Повсюду  разливался  их  опьяняющий  аромат.  В  бальной  зале
оркестранты  настраивали  инструменты,  и  неожиданно  вступительные   звуки
чарующего вальса поплыли по саду, наполняя его.  Спускались  сумерки,  слуги
вышли на расположенные террасами дорожки сада, чтобы  зажечь  пестрые  яркие
фонарики.
   Конечно, не все дорожки будут освещены - те,  что  находятся  дальше,  за
террасами, оставят в интимной темноте для тех парочек, которые позже захотят
уединиться в зеленых лабиринтах оранжереи. Но  это  Элизабет  поняла  только
потом.
   Она нашла подруг только через полчаса,  они  собрались  в  самом  дальнем
конце сада, чтобы вволю посмеяться и посплетничать. Она  не  сразу  заметила
их:  они  были  частично  скрыты  высокой,  аккуратно  подстриженной   живой
изгородью.
   Приблизившись к девушкам, Элизабет поняла, что они  не  просто  стоят  за
изгородью, а за кем-то подглядывают, за  кем-то,  кто  вызывал  у  них  бурю
волнения и разговоров. "Вот, - сказала Валери, снова вглядевшись  в  просвет
между кустами,  -  это  то,  что  моя  сестра  называет  "настоящей  мужской
красотой".  На  несколько  мгновений   воцарилось   короткое   благоговейное
молчание, во время которого все три девушки  изучали  этот  эталон  мужского
совершенства, который заслужил столь высокую похвалу у  великолепной  сестры
Валери. Они знали, что мнению Черайз в этом вопросе можно доверять.  В  этот
момент Элизабет заметила травяное  пятно  на  своей  туфельке  и,  с  ужасом
представив, сколько будет стоить  новая  пара  таких  туфелек,  прикидывала,
можно ли будет заказать только одну туфлю. "Я все еще не могу поверить,  что
это действительно он! - прошептала Валери. - Черайз говорила, что  он  может
появиться здесь, но я мало надеялась на это.  Все  просто  умрут,  когда  мы
вернемся в Лондон и скажем, что видели его! добавила она. Заметив  Элизабет,
Валери махнула рукой, чтобы она присоединялась к ним. -  Взгляни,  Элизабет,
ну разве он не божествен? В нем есть что-то загадочное, просто дьявольское!"
   Вместо того, чтобы подглядывать, Элизабет оглядела сад  поверх  изгороди,
отмечая пышно  разодетых  гостей,  которые,  смеясь  и  болтая,  мало-помалу
перемещались к дому, где после ужина должны были начаться танцы.  Ее  взгляд
безучастно скользнул по мужчинам  в  пастельных  атласных  бриджах  и  ярких
жилетах и камзолах.  Они  показались  ей  похожими  на  пестрых  павлинов  и
попугаев.
   - А кого я должна увидеть?
   - Мистера Яна Торнтона, глупая!  Нет,  подожди,  сейчас  ты  его  уже  не
увидишь. Он вышел из-под света фонарей.
   - А кто он - этот Ян Торнтон?
   - Ян Торнтон - это Ян Торнтон, и кто он такой, никто в точности не знает!
   -  сказала  Валери  и  затем  добавила  тоном,  каким  сообщают  особенно
поразительные новости:
   - Некоторые говорят, что он внук герцога Стэнхоупского!
   Как и все юные дебютантки,  Элизабет  должна  была  изучить  книгу  пэров
книгу, перед которой в свете благоговели так же сильно,  как  пресвитерианцы
перед Библией.
   - Герцог Стэнхоупский уже немолод, - вспомнила Элизабет после  некоторого
размышления, - и не имеет наследника.
   - Да, это всем известно. Но говорят, что Ян  Торнтон...  -  голос  Валери
упал почти до шепота, - его незаконнорожденный внук.
   -  Понимаешь,  -  авторитетно  заверила  ее   Пенелопа,   -   у   герцога
Стэнхоупского  был  сын,  но  он  отрекся  от  него  много  лет  назад.  Мне
рассказывала мама, она говорит, что тогда был страшный скандал.
   При слове "скандал" все головы сблизились, и она продолжила:
   - Сын старого герцога женился на дочери шотландского крестьянина, который
в придачу оказался наполовину ирландцем! Это была совершенно ужасная  особа,
ровным счетом ничего из себя не представлявшая. Так что  это,  должно  быть,
его внук.
   - Все  так  думают  только  потому,  что  у  него  такая  же  фамилия,  -
высказалась Джорджина с типичным для нее скептицизмом, - в то время как  это
достаточно распространенное имя.
   - Я слышала, он так богат, - вставила Валери, - что однажды в  Париже  на
одном из светских приемов, играя в карты,  сделал  ставку  в  двадцать  пять
тысяч фунтов, и это притом, что игралась  одна-единственная  партия,  просто
для развлечения!
   - О, ради Бога, - с презрением сказала Джорджина,  -  он  сделал  это  не
потому, что богат, а потому, что неисправимый игрок! Мой брат знает  его,  и
он говорит, что Торнтон - самая заурядная личность, человек, у которого  нет
ни прошлого, ни воспитания, ни связей, ни богатства!
   - Я тоже слышала это, - признала  Валери,  снова  вглядываясь  в  просвет
между кустами. - Смотри! - вскрикнула она. - Сейчас  его  видно.  Леди  Мэри
Уоттерли прямо-таки кидается на него!
   Девушки так сильно наклонились вперед, что чуть не свалились в кустарник.
   - Я чувствую, что просто растаю, если он посмотрит на меня.
   - Этого не может быть, - с деланной улыбкой  сказала  Элизабет,  понимая,
что ей тоже пора принять какое-то участие в беседе.
   - Ах, ты же не видела его!
   Элизабет и не нужно было его видеть, она прекрасно  знала,  какого  сорта