красота  не  была
эффектной, а фигура не напоминала переполненные песочные часы? Если бы  даже
ей удалось побеседовать с ним в течение часа, как сегодня,  то  смог  бы  он
тогда оценить ее ум, тонкое чувство юмора и искренность? Или  он  бы  просто
выпроводил ее, потому что она не говорила "о деле" и не намекала на то,  что
не прочь лечь с ним в постель? А  ведь  в  то  время  это  были  практически
единственные две вещи, которые его интересовали.
   Продолжая вертеть в руках бокал с коньяком, Зак обдумывал ответы  на  эти
риторические вопросы, стараясь быть беспощадно  честным  с  самим  собой.  В
конце концов он пришел к выводу, что  все-таки  заметил  бы  изящные  черты,
нежную кожу и потрясающие глаза Джулии  Мэтисон.  Он  совершенно  заслуженно
считался тонким ценителем женской  красоты  и  не  проглядел  бы  интересную
женщину, какой бы неординарной ни  была  ее  внешность.  Он  обязательно  бы
заметил ее прямоту и искренность. Он, так же как и сегодня, был бы тронут ее
добротой и способностью к состраданию. И все же, несмотря на все это, он  не
стал бы проводить кинопробы. Равно как и не стал бы советовать ей обратиться
к хорошему фотографу, который, Зак был в этом абсолютно уверен, мог  уловить
в ней тот особый шарм, что превратил бы ее в супермодель первой величины.
   Вместо  этого  он  бы  наверняка  выпроводил  ее  из   своего   кабинета,
посоветовав вернуться домой к своему почти  жениху,  выйти  за  него  замуж,
завести  детей  и  стать  добропорядочной  матерью  семейства.  Потому  что,
несмотря на всю свою пресыщенность и бессердечие, он бы ни за что не простил
себе растления такого чистого и неиспорченного создания, как Джулия Мэтисон.
   Но если бы она все-таки решила остаться в Голливуде, несмотря на все  его
советы? Стал бы он спать с ней? Нет.
   Захотелось бы ему это сделать? Нет!
   Хотел бы он, чтобы она жила с ним? Хотел бы видеть ее за обедом,  ужином,
ходить с ней в гости?
   О Господи, конечно же, нет!
   А почему?
   Зак уже совершенно точно знал ответ, но все-таки решил еще раз  взглянуть
на нее, чтобы удостовериться в собственной правоте. Поджав  под  себя  ноги,
Джулия уютно расположилась на  диване,  и  отсветы  пламени  плясали  на  ее
блестящих волосах. Рассматривая красивый пейзаж, висящий  над  камином,  она
сидела немного боком и казалась такой же спокойной, безмятежной и  невинной,
как девочка, поющая в церковном хоре во время рождественской службы.  Именно
поэтому он бы никогда не связался с подобной женщиной до того, как  попал  в
тюрьму, и именно поэтому он бы не хотел, чтобы она сейчас была рядом.
   У них была не такая уж большая разница в возрасте  -  всего  девять  лет,
однако разница в их жизненном опыте была неизмеримо больше.  Причем  большая
часть из пережитого им вряд ли бы вызвала у Джулии восторг  или  восхищение.
На фоне ее юношеского оптимизма и идеализма Зак чувствовал себя очень старым
и циничным.
   Глядя на нее, такую  прелестную  и  желанную  даже  в  этом  бесформенном
свитере, он все сильнее  хотел  ее,  и  от  этого  казался  себе  еще  более
отвратительным. Впервые в жизни он  думал  о  себе  как  о  старом,  грязном
развратнике.
   С другой стороны, ей удалось рассмешить его, и Зак был  очень  благодарен
ей за это. Допив коньяк, он слегка нагнулся вперед и, продолжая перекатывать
в ладонях уже пустой бокал, улыбался собственным мыслям. Вряд ли  он  теперь
сможет слушать футбольный репортаж и не вспоминать Джулию Мэтисон.
   Внезапно Зак подумал о том, что  она  ни  разу  не  поинтересовалась  его
прошлой жизнью и работой в  кино.  Он  еще  никогда  не  встречал  человека,
который сразу же после знакомства, пусть  даже  и  не  всегда  искренне,  не
объявлял бы его своим любимым актером, а после  не  засыпал  бы  его  сугубо
личными вопросами о его собственной жизни и жизни других звезд.  Даже  самые
жестокие и кровожадные подонки, которые окружали его в тюрьме, считали своим
долгом сообщить, какие  именно  из  его  фильмов  они  любят  больше  всего.
Подобное любопытство всегда раздражало его, но сейчас  ему  почему-то  стало
очень досадно оттого, что Джулия Мэтисон, похоже, никогда  даже  не  слышала
его имени. Наверное, в ее забытом Богом городишке не было кинотеатра.  И  за
всю свою недолгую тепличную жизнь она не видела ни одного кинофильма.
   А может быть... Ну  да,  конечно!..  Она  ходила  только  на  стерильные,
целомудренные фильмы категории GI Его-то собственные  картины  относились  к
другой категории - PG, либо R -  за  нецензурную  брань,  насилие  и  обилие
эротики. Зак вдруг с удивлением почувствовал,  что  испытывает  нечто  вроде
стыда.  Окончательно  раздосадованный,  он  подумал,  что  это  лишний   раз
подтверждает то, что он никогда бы не смог жить с подобной женщиной.
   Он настолько погрузился в собственные  мысли,  что  чуть  не  подпрыгнул,
когда Джулия, нерешительно улыбнувшись, нарушила молчание:
   - Ты не похож  на  человека,  который  получает  удовольствие  от  своего
первого праздничного ужина на свободе.
   -  Я  просто  подумал,  что  нужно  обязательно  посмотреть  новости,   -
неопределенно ответил Зак.
   Джулия тотчас же  ухватилась  за  возможность  отвлечься  от  собственных
размышлений о том, кто перед ней - убийца или невинно осужденный, а также  о
том, собирается ли он еще раз поцеловать ее, до тех пор как вечер подойдет к
концу.
   - Хорошая мысль, - сказала  она,  поднимаясь  и  забирая  со  стола  свою
тарелку. - Почему бы тебе не поискать нужную программу,  пока  я  буду  мыть
посуду?
   - Чтобы ты потом обвинила меня в том, что я не сдержал  своего  обещания?
Ни в коем случае. Посуду буду мыть я.
   С этими словами он собрал со стола посуду и направился на  кухню.  Джулия
смотрела ему вслед.
   В течение последнего часа, когда Зак перестал  задавать  ей  вопросы,  ее
начали  все  сильнее  одолевать  сомнения  по  поводу  его  виновности.  Она
вспомнила, с какой яростью он говорил о присяжных, которые отправили  его  в
тюрьму. Вспомнила дикое отчаяние, с которым он умолял  ее  ответить  на  его
поцелуй, чтобы обмануть водителя грузовика: "Пожалуйста! Я никого не убивал,
клянусь тебе!"
   Наверное, именно в тот момент к ней в душу впервые закралось сомнение,  а
теперь,  семнадцать  часов  спустя,  оно  продолжало   расти   и   крепнуть,
подпитываемое ужасом, который овладевал ею при мысли, что невиновный человек
вынужден был пять лет провести в тюрьме. К  этим  чувствам  примешивались  и
другие, незнакомые и непонятные, которые она была бессильна  контролировать.
Их пробуждали воспоминания о его жадном поцелуе, о дрожи, которая  пробежала
по его телу, когда она все-таки решила уступить, о сдержанности, которую он,
несмотря ни на что, проявил по отношению к  ней.  Фактически  большую  часть
времени, проведенную вместе, он обходился  с  ней  очень  сдержанно  и  даже
галантно.
   В двадцатый раз за последний час Джулия пыталась убедить себя в том,  что
настоящий убийца не стал бы заботиться о своей заложнице.
   Ее разум пытался спорить, говоря, что надо быть  последней  дурой,  чтобы
поверить в ошибку присяжных, но стоило Джулии посмотреть на  Бенедикта,  как
все ее чувства начинали дружно кричать о том, что он невиновен. А  если  это
так, то мысль о том, через что ему пришлось пройти за  последние  пять  лет,
становилась просто нестерпимой.
   Зак вернулся в гостиную, включил телевизор и сел на  диван  наискосок  от
нее, вытянув длинные ноги.
   - После новостей посмотрим все, что ты захочешь, - сказал  он  и  обратил
все свое внимание на гигантский экран телевизора.
   - Хорошо,  -  ответила  Джулия,  продолжая  украдкой  рассматривать  его.
Красивое лицо несло на себе отпечаток гордости, непреклонности, упрямства  и
высокомерия. Каждая черта говорила о незаурядном уме  и  большой  внутренней
силе. Когда-то давно  она  читала  десятки  статей  о  нем,  написанных  как
сентиментальными репортерами, так и вполне уважаемыми  кинокритиками.  Очень
часто  они  пытались  сравнивать  его  с   другими   суперзвездами   -   его
предшественниками.  Особенно  Джулию  потряс  один   телевизионный   критик,
заявивший, что Захарий Бенедикт обладает животным магнетизмом молодого  Шона
Коннери,  талантом  Ньюмена,  харизмой  Костнера,  сексуальностью   молодого
Иствуда, утонченностью Уоррена Битти,  разносторонностью  Майкла  Дугласа  и
суровым обаянием Гаррисона Форда.
   Но теперь, после довольно близкого общения с ним  в  течение  почти  двух
суток, Джулия понимала, что ни одна из газетных статей, прочитанных  ею,  не
соответствовала истине. Так же как и камера далеко не  полностью  передавала
подлинное обаяние этого человека. В реальной жизни ему были присущи  сила  и
обаяние, не имеющие ничего общего с широкими плечами, мощной мускулатурой  и
знаменитой насмешливой улыбкой, так хорошо знакомой зрителям. Было в  нем  и
еще что-то. Каждый раз, когда Джулия смотрела на Захария  Бенедикта,  у  нее
возникало странное  чувство,  что  даже  если  не  принимать  в  расчет  его
пятилетнее заключение, этот человек успел познать в жизни все или почти все.
Но  вынесенные  впечатления  прятались  за  непроницаемой  стеной   светской
учтивости, ленивой улыбки и пронзительных золотистых глаз. Там, куда  бы  не
смогла проникнуть ни одна женщина.
   Джулия внезапно поняла, что именно в этом заключается  один  из  секретов
неотразимого обаяния Захария Бенедикта - в вызове. Несмотря на все  то,  что
произошло с  ней  по  его  милости  за  последние  два  дня,  ей  захотелось
непременно пробиться сквозь этот барьер. Обнаружить то, что  скрывается  под
маской высокомерия и отчужденности.  Разглядеть  того  маленького  мальчика,
каким он был когда-то, и научить мужчину, которым он стал, нежности, любви и
умению радоваться. А впрочем, то же самое, наверное, произошло  бы  с  любой
другой женщиной, оказавшейся на ее месте.
   Спохватившись,  Джулия  попыталась  снова  взять  себя  в  руки.   Хватит
размышлять о всякой ерунде! Единственное, что сейчас имело значение, это его
виновность или невиновность. Еще раз украдкой взглянув на  суровый  профиль,
Джулия почувствовала, как сильнее забилось сердце.
   Он невиновен. Она знала. Чувствовала это. И мысль о том, что такой умный,
талантливый и красивый человек в течение целых пяти лет был заперт в клетке,
как дикий зверь, была совершенно невыносимой. В горле стоял ком, а  в  мозгу
мелькали жуткие и невероятно отчетливые  картины..,  тюремная  камера,  звук
задвигающегося  засова,  крики  охранников,  люди,  работающие  в   тюремных
прачечных и мастерских, полностью лишенные свободы и  уединения.  И  чувства
собственного достоинства.
   Голос диктора заставил ее  отвлечься  от  этих  тягостных  размышлений  и
посмотреть на экран:
   - Позднее вы услышите местные новости и прогноз погоды, включая подробную
информацию о надвигающемся  буране,  но  сначала  Том  Брокоу  с  сообщением
первостепенной важности. - Джулия резко  встала,  чувствуя,  что  просто  не
сможет спокойно сидеть. Нервы были напряжены до предела.
   - Я принесу воды, - сказала она и уже направилась  в  сторону  кухни,  но
голос Тома Брокоу остановил ее, как магнитом притягивая обратно:
   - Добрый вечер, леди и  джентльмены.  Два  дня  назад  из  тюрьмы  города
Амарилло бежал Захарий Бенедикт  -  в  прошлом  голливудская  звезда  первой
величины и один из самых талантливых и известных кинорежиссеров. В 1988 году
он был осужден и приговорен к сорока  пяти  годам  тюремного  заключения  за
совершенное  с   макиавеллиевской   изощренностью   убийство   своей   жены,
киноактрисы Рейчел Эванс.
   Обернувшись, Джулия увидела фотографию Зака в тюремной робе с номером  на
груди. Словно загипнотизированная этим омерзительным зрелищем, она вернулась
на прежнее место и услышала, как Брокоу, продолжая свой комментарий, сказал:
   - Вполне возможно, что Бенедикт путешествует с этой женщиной...
   Увидев  на  экране  собственное  лицо,   Джулия   испуганно   вскрикнула.
Фотография была сделана год назад. В скромной английской блузке  с  бантиком
на шее она стояла в окружении своих учеников.
   - Полиция Техаса  сообщает,  что  Джулию  Мэтисон,  двадцати  шести  лет,
последний раз видели два дня назад в Амарилло, когда она  садилась  в  синий
"шевроле-блейзер"  вместе  с  мужчиной,  по  описанию  похожим  на   Захария
Бенедикта. Поначалу полиция считала, что мисс Мэтисон была взята в заложники
против ее воли...
   - Поначалу? -  изумленно  воскликнула  Джулия,  глядя  на  Зака,  который
медленно приподнимался со своего места. - Что они хотят этим сказать?
   Ответ последовал тотчас же:
   - Версия о взятии заложницы, - продолжал Том Брокоу, - отпала после того,
как в полицию обратился  водитель  грузовика  Пит  Голаш.  Он  сообщил,  что
сегодня  на  рассвете  видел  пару,  совпадающую  по  описанию  с   Захарием
Бенедиктом и Джулией Мэтисон, на  одной  из  площадок  для  отдыха  в  штате
Колорадо...
   На экране появилось жизнерадостное лицо Пита  Голаша.  Каждое  его  слово
казалось Джулии ударом кнута. Ей хотелось плакать от унижения  и  бессильной
ярости:
   - Они резвились в снегу, как пара  подростков.  А  когда  эта  девушка  -
Джулия Мэтисон, я в этом уверен на сто  процентов  -  упала,  Бенедикт  упал
сверху. Не требовалось  большой  наблюдательности,  чтобы  понять,  чем  они
занимаются. Они целовались. И она совсем не была  похожа  на  заложницу!  Уж
можете мне поверить!
   К  горлу  подступала  тошнота.   Омерзительная,   чудовищная   реальность
вторглась в уютную атмосферу горного дома и заставила почувствовать  всю  ее
неестественность. Взглянув на человека, который насильно  затащил  ее  сюда,
Джулия увидела его именно таким, каким он незадолго  до  этого  предстал  на
экране - осужденным убийцей в тюремной робе с номером на  груди.  Но  прежде
чем горькие слова сорвались с ее губ, на экране возникла новая картинка, еще
более мучительная.
   - Наш корреспондент Фил Морроу отправился в Китон, штат Техас, где Джулия
Мэтисон жила и работала учительницей младших  классов  в  местной  начальной
школе.  Ему  удалось  взять  небольшое  интервью  у  родителей   девушки   -
преподобного Джеймса Мэтисона н его жены...
   - Нет! - закричала Джулия,  увидев  серьезное,  благородное  лицо  своего
отца. Мягким, ровным голосом, ни на секунду не  теряя  чувства  собственного
достоинства, он пытался убедить всех телезрителей в ее невиновности.
   - Если Джулия действительно находится вместе с Бенедиктом,  то  наверняка
против своей воли. Выступавший передо мной водитель ошибается.  Он  либо  не
очень хорошо рассмотрел ту пару, либо не правильно истолковал  происходящее.
- Бросив суровый и неодобрительный взгляд на толпящихся  вокруг  репортеров,
Джеймс Мэтисон добавил:
   - Больше мне нечего сказать.
   Сквозь слезы стыда и унижения Джулия увидела, что Бенедикт направляется к
ней.
   - Мерзавец! Подонок! - глухо выкрикивала она, с трудом сдерживая  рыдания
и пятясь назад.
   - Послушай, Джулия, - взяв ее  за  плечи,  Зак  безуспешно  пытался  хоть
как-то успокоить бьющуюся в истерике девушку.
   - Не притрагивайся ко  мне!  -  судорожно  вырывалась  Джулия,  бессвязно
выкрикивая в перерывах между всхлипами:
   - Мой отец священник! Он уважаемый человек! А теперь все думают, что  его
дочь - грязная потаскуха! Я - учитель! Я учу маленьких детей! Как  я  теперь
смогу смотреть им в глаза после того, что произошло? После того, как я,  как
последняя шлюха, валялась в снегу с беглым убийцей?
   Зак понимал, что она права, и каждое ее слово полосовало натянутые нервы,
как удар кнута.
   - Джулия...
   - Я так старалась целых пятнадцать лет! - всхлипывала  Джулия,  продолжая
вырываться. - Я так хотела достичь совершенства! И мне это почти удалось!  -
Мучительная боль, звучавшая в ее голосе, передавалась Заку, хотя он и не мог
до конца понять ее источника.  -  И  все  попусту!  Все  мои  старания  были
напрасны! Все пошло прахом!
   Внезапно, как будто утратив всякую волю к сопротивлению, Джулия обмякла в
его руках. Только плечи все еще продолжали сотрясаться от рыданий.
   - Я так старалась, - глотая слезы, говорила она, - я  стала  учительницей
для того, чтобы они  могли  мною  гордиться.  Я..,  я  ходила  в  церковь  и
преподавала в воскресной школе. Теперь мне не позволят этого делать...
   Чувство вины, и без того мучительное, от такого  глубокого  и  искреннего
горя стало просто невыносимым.
   - Пожалуйста, перестань, - умолял Зак, обнимая  ее  и  прижимая  к  своей
груди, тщетно пытаясь  хоть  как-то  успокоить.  -  Я  все  понимаю,  и  мне
действительно очень жаль. Когда это все  закончится,  я  постараюсь  сделать
так, чтобы они узнали правду.
   - Ты понимаешь! - горько воскликнула Джулия, поднимая к нему  несчастное,
залитое слезами лицо. - Как можешь ты понимать, что я  сейчас  чувствую?!  -
Животное, грязное животное. Да как он смеет говорить ей такое?
   - Да, я понимаю! - крикнул Зак, тряся ее за плечи до тех пор, пока она не
посмотрела ему в глаза.  -  Я  очень  хорошо  понимаю,  как  чувствует  себя
человек, которого обвиняют в том, чего он не совершал!
   Джулия хотела  возмутиться,  закричать,  что  он  делает  ей  больно,  но
осеклась. Страшная душевная мука, написанная на  его  лице,  не  могла  быть
притворной.
   - Я никого не убивал! Слышишь? Не убивал! Скажи, что  веришь  мне!  Пусть
даже это будет ложь! Умоляю, скажи! Я хочу, чтобы кто-нибудь сказал мне это!
   Джулия внутренне содрогнулась при одной  мысли  об  этом.  Сглотнув  ком,
застрявший в горле, она посмотрела на осунувшееся, но  по-прежнему  красивое
лицо, склонившееся над ней, и прошептала:
   - Я верю  тебе!  -  Долго  сдерживаемые  слезы  хлынули  по  щекам.  -  Я
действительно верю тебе.
   Непритворное  сочувствие  и  искреннее  сострадание  сделали  свое  дело.
Неприступная стена льда, которую Зак в течение долгих лет  упорно  воздвигал
вокруг своего сердца, дала трещину и начала таять.
   - Пожалуйста, не плачь, - хрипло  шептал  он,  вытирая  горячие  слезы  с
нежных щек.
   - Я верю тебе! - повторила Джулия, и страстность, с которой были  сказаны
эти слова, нанесла последний и сокрушительный удар  по  самообладанию  Зака.
Горло сжалось от совершенно незнакомых эмоций, и несколько секунд он даже не
мог пошевелиться, потрясенный услышанным и  увиденным.  Широко  распахнутые,
влажные от слез глаза Джулии походили на умытые  дождем  анютины  глазки,  и
хотя  она  до  боли  закусывала  нижнюю  губу,  та  все   равно   продолжала
предательски дрожать.
   - Пожалуйста, не надо плакать, - шептал Зак, приникая к нежным, распухшим
от рыданий губам. - Пожалуйста, не надо, прошу тебя...
   Тело Джулии напряглось, как струна, но Зак не мог понять,  чем  это  было
вызвано - испугом или неожиданностью. Да в тот момент  ему  было  совершенно
все  равно.  Только  бы  сжимать  в  объятиях  хрупкое  тело  этой  девушки,
наслаждаться той необыкновенной  нежностью,  которую  она  в  нем  вызывала.
Нежность. Чувство, о котором он забыл много лет назад.
   Зак вновь и вновь напоминал себе, что не должен торопиться, не должен  ни
к чему понуждать ее. Но мягкость и податливость ее солоноватых от  слез  губ
сводили с ума и заставляли забыть о данных самому себе обещаниях.
   - Поцелуй меня, - умоляюще шептал он, в то время как часть  его  сознания
удивленно фиксировала новую, незнакомую интонацию собственного голоса. В нем
слышались нотки странной, беспомощной, непривычной нежности. - Поцелуй меня,
- настойчиво повторял он,  пытаясь  приоткрыть  язы-,  ком  губы  Джулии,  -
пожалуйста.
   И когда она наконец расслабилась в его  объятиях,  уступая  поцелую,  Зак
едва не застонал от наслаждения. Разум отступил  перед  натиском  нестерпимо
сильного желания, и дальше тело действовало само по себе,  повинуясь  только
примитивному, первобытному инстинкту.  Руки,  жадно  проникнув  под  свитер,
гладили н