нчится. Пожалуйста, садитесь.
   Раздраженная тем, что Мэтт явно  намеревается  заставить  ее  ждать,  как
крестьянку, добивающуюся аудиенции у короля, Мередит  подчеркнуто  поглядела
на часы. Она приехала на десять минут раньше.
   Гнев испарился так же внезапно, как  и  вспыхнул,  и  Мередит  уселась  в
хромированное кресло с кожаной обивкой. Не успела она раскрыть  журнал,  как
из углового  кабинета  вышел  мужчина,  оставив  дверь  нараспашку.  Мередит
поняла, что может беспрепятственно изучать мужа поверх  страниц  журнала,  и
украдкой уставилась на него. Он сидел на столом,  задумчиво  сдвинув  темные
брови, и о чем-то говорил с незнакомыми  мужчинами.  Несмотря  на  небрежную
позу, он излучал атмосферу властности  и  уверенности  в  себе.  Сразу  было
видно, кто хозяин в этой комнате. Он словно был олицетворением мощи и  силы,
которые Мередит нашла немного удивительными и странно-тревожащими. В ту ночь
в опере она была слишком расстроена, чтоб  хорошенько  рассмотреть  его,  по
теперь у нее были для этого время и возможности, и Мередит отметила, что  он
остался почти таким же, что и одиннадцать лет назад.., и все-таки  в  чем-то
изменился. В тридцать семь лет он потерял свежесть  юности,  и  теперь  лицо
светилось  приобретенным  тяжким  трудом  опытом,   что   делало   его   еще
привлекательнее, но и более непреклонным. Волосы оказались темнее,  чем  она
припоминала, глаза светлее,  но  скульптурно  очерченные  губы  все  так  же
излучали неприкрытую чувственность.
   Один из мужчин сказал что-то шутливое, и блеск неожиданной  улыбки  Мэтта
заставил сердце Мередит  сжаться.  Она  постаралась  прислушаться  к  спору.
Очевидно, Мэтт намеревался слить два отдела "Интеркорпа" в  один,  и  теперь
мужчины пытались выработать лучший способ это сделать.
   Мередит с возрастающим профессиональным  интересом  отметила,  что  здесь
метод ведения совещаний разительно отличается от того, что происходило в  их
фирме. Отец лишь отдавал приказы и приходил в бешенство, если кто-то пытался
противоречить. Мэтт, однако, предпочитал оживленную  дискуссию  и  свободное
выражение мнений. Он слушал, спокойно оценивая преимущества каждой  идеи,  и
вместо  того  чтобы  унижать  служащих,  силой  заставляя  их   подчиниться,
использовал их таланты и приобретенный опыт. Такой  подход  казался  Мередит
куда более разумным и продуктивным.
   Она, не скрываясь, подслушивала, и в сердце укоренилось  и  начало  расти
крохотное семя восхищения. Мередит подняла руку, чтобы  отложить  журнал,  и
это движение, по-видимому, привлекло внимание Мэтта. Он поднял  голову  и  в
упор посмотрел на Мередит.
   Она замерла, забыв о журнале, не в силах отвести взгляда  от  этих  серых
глаз. Но тут  Мэтт  резко  отвернулся  и  обратился  к  сидевшим  за  столом
мужчинам:
   - Сейчас позднее, чем я думал. Возобновим дискуссию после обеда.
   Через несколько секунд кабинет  и  приемная  опустели,  и  горло  Мередит
пересохло при виде Мэтта, шагнувшего к ней.
   - Спокойная, тактичная, деловая, - нервно повторяла  она,  вынуждая  себя
поднять голову и взглянуть в  эти  полуприкрытые  веками  глаза.  -  Никаких
упреков. Не вываливай на его голову сразу все проблемы... Постепенно...
   Мэтт наблюдал, как она встает, заговорил голосом таким же бесстрастным  и
безразличным, как и его чувства к ней.
   - Давно не виделись, - объявил  он,  намеренно  показывая,  что  забыл  о
короткой  неприятной  встрече  в  опере:  Мередит  извинилась  по  телефону,
доказала желание помириться, придя сюда, и он  был  готов  встретить  ее  на
полдороге. В конце концов все это случилось много лет  назад,  глупо  дуться
из-за чего-то и кого-то, не имевшего для него ни малейшего значения.
   Ободренная очевидным отсутствием  неприязни,  Мередит  протянула  руку  в
черной перчатке и постаралась не показать, как нервничает.
   - Здравствуй Мэтт, - выговорила она с самообладанием, которого  вовсе  не
испытывала.
   Его пожатие было коротким и деловым:
   - Зайдем на минуту в кабинет, нужно позвонить до ухода.
   - Ухода? - повторила  она,  шагнув  в  огромный  кабинет  с  серебристыми
коврами и потрясающим видом на панораму города. - Что ты имеешь в виду?
   Мэтт поднял трубку.
   - Прибыли картины для офиса, и сейчас их начнут развешивать. Кроме  того,
мне казалось, что лучше обсудить дела за обедом.
   - Где? - охнула Мередит, лихорадочно пытаясь придумать, как отделаться от
приглашения.
   - Только не говори, что уже успела поесть, потому  что  я  все  равно  не
поверю, - покачал головой Мэтт, набирая номер.  -  Ты  всегда  считала,  что
неприлично обедать до полудня.
   Мередит вспомнила, как сказала нечто подобное, когда жила на ферме. Какой
же самонадеянной маленькой идиоткой она была в восемнадцать лет! Сейчас  она
вообще не брала перерыв на  обед  и  обычно  довольствовалась  бутербродами,
съеденными прямо за столом.., если, конечно, у нее находилось на это  время.
Только сейчас она сообразила, что обед в ресторане - не настолько уж  плохая
идея, по крайней мере, он не  посмеет  кричать  и  ругаться  или  устраивать
сцены, когда она расскажет, в  чем  дело.  И  вместо  того  чтобы  стоять  в
ожидании, пока Мэтт  говорит  по  телефону,  Мередит  решила  осмотреть  его
коллекцию современного искусства. В дальнем  конце  комнаты  она  увидела  и
узнала  единственную  вещь,  которая  ей  нравилась,  -  большой  автомобиль
Колдера. Рядом на стене висела огромная картина в пятнах и спиралях желтого,
голубого и розово-фиолетового цветов, и Мередит отступила,  пытаясь  понять,
что люди  находят  в  подобных  вещах.  Ей  это  казалось  рыбьими  глазами,
плавающими в виноградном желе.  Рядом  висела  еще  одна,  на  которой  было
изображено нечто, напоминавшее аллею в Нью-Йорке...
   Мередит наклонила голову набок, молча изучая  пейзаж.  Нет,  не  аллея..,
возможно, монастырь, а скорее  всего  перевернутые  вершинами  вниз  горы  с
деревней, ручьем, текущим по диагонали через весь холст, и жестянками из-под
консервов.
   Стоя за столом, Мэтт  исподтишка  наблюдал  за  Мередит.  С  безразличным
интересом ценителя  искусства  он  изучал  красивую  женщину,  закутанную  в
норковое манто. На шее блестело золотое  колье.  Она  выглядела  элегантной,
роскошно одетой и избалованной, что разительно отличалось от мадонноподобной
чистоты ее профиля, сверкающего в огне  ламп  расплавленного  золота  волос.
Несмотря  на  возраст,  Мередит  по-прежнему   излучала   ауру   безыскусной
утонченности, изысканности и бессознательной чувственности.
   Без сомнения,  именно  это  по  большей  части  и  привлекло  его  тогда,
сардонически  думал  Мэтт,  ее   ослепительная   красота   в   сочетании   с
поверхностной, но убедительной аурой  царственной  отрешенности,  доброты  и
порядочности. Даже сейчас, став на десять лет старше и мудрее, Мэтт  мог  бы
найти ее неотразимой, не знай он, как она в действительности  бессердечна  и
эгоистична.
   Повесив трубку, Мэтт подошел к Мередит, безмолвно ожидая ее замечаний.
   - Думаю.., думаю, это замечательно, - солгала она.
   - В самом деле? И что же тебе в ней нравится?
   - О.., все. Цвета.., буйство красок.., эмоции,  которые  она  передает..,
образность.
   - Образность? - словно не веря своим ушам, переспросил он. - И что же  ты
видишь, когда смотришь на нее?
   - Возможно, горы.., или башни шпилями вниз, или...
   На этом ее воображение истощилось, и Мередит беспомощно смолкла.
   - А ты что видишь,  когда  смотришь  на  нее?  -  с  деланным  оживлением
осведомилась она.
   - Я вижу четвертьмиллионное  вложение,  -  сухо  пояснил  он,  -  которое
возросло теперь в цене до полумиллиона.
   Прежде чем Мередит успела скрыть свои чувства, на ее лице отразился ужас:
   - За это?!
   - За это, - ответил  он,  и  Мередит  почти  показалось,  что  она  видит
ответные искорки юмора в его глазах.
   - Я не то хотела сказать, - сокрушенно пробормотала она, напоминая себе о
своем плане: спокойная, тактичная... - Я почти ничего не знаю о  современном
искусстве.
   Он, безразлично пожав плечами, сменил тему:
   - Так мы идем?
   Когда он подошел к шкафу, чтобы достать пальто, Мередит заметила на столе
фотографию  в  рамке.  Со  снимка  улыбалась  хорошенькая  молодая  женщина,
сидевшая с прижатыми к груди коленями на поваленном дереве. Волосы растрепал
ветер, глаза радостно сияли. Мередит решила, что она  либо  профессиональная
модель, либо, если судить по этой улыбке, влюблена в фотографа.
   - Кто сделал снимок? - спросила она, когда Мэтт обернулся.
   - Я, а в чем дело?
   - Просто так.
   Девушка явно не была одной из кинозвезд или светских дам, с которыми Мэтт
обычно фотографировался. Ее красота была свежей и неиспорченной.
   - Не узнаю ее.
   - Она не вращается в ваших кругах, - язвительно  процедил  он,  натягивая
пиджак  и  пальто.  -   Просто   девушка,   которая   работает   химиком   в
научно-исследовательском институте в Индиане.
   - И любит тебя, - докончила Мередит, с изумлением распознав плохо скрытый
сарказм в его голосе. Мэтт тоже посмотрел на снимок сестры.
   - И любит меня.
   Мередит инстинктивно почувствовала, что девушка играет большую роль в его
жизни, и если это правда... Если  он,  возможно,  подумывает  о  том,  чтобы
жениться на ней, значит, так же как и  Мередит,  будет  стремиться  поскорее
получить развод. А это намного облегчит ее задачу.
   Проходя мимо офиса секретарши,  Мэтт  остановился  и  сказал  седоволосой
женщине:
   - Том Эндерсон сейчас находится на слушаниях  Саутвилльской  комиссии  по
районированию. Если он  приедет  до  моего  возвращения,  пусть  позвонит  в
ресторан по этому номеру.

Глава 27

   Серебристый лимузин уже дожидался  у  обочины.  Рядом  стоял  приземистый
здоровяк шофер со сломанным носом  и  фигурой  бизона,  успевший  распахнуть
заднюю дверь для Мередит. Обычно она любила ездить  в  лимузине,  поскольку,
как правило, отдыхала за дорогу, но  на  этот  раз  в  неприятном  удивлении
схватилась за подлокотники сиденья. И хотя ей удалось скрыть  тревогу,  пока
водитель швырял лимузин с одной улицы на другую, но когда он  нагло  проехал
на красный свет и обогнал автобус Карибской  туристической  ассоциации,  она
нервно взглянула на Мэтта. Но тот лишь философски пожал плечами:
   - Джо никак не может забыть свою мечту участвовать  в  Инди  <Автотрек  в
Индианаполисе, где ежегодно  проводятся  всемирно  известные  гонки  на  500
миль>.
   - Но здесь не Инди, - возразила она.
   - А Джо - не водитель.
   Преисполнившись решимости  перенять  его  небрежно-веселый  тон,  Мередит
оторвала пальцы от подлокотника:
   - В самом деле? Кто же он тогда?
   - Телохранитель.
   Сердце Мередит упало. Это ли не доказательство того, что Мэтт натворил  в
жизни слишком много такого, за что люди готовы его убить. Опасность  никогда
ее не привлекала, она любила покой и порядок,  и  находила  идею  содержания
телохранителя несколько варварской.
   Остальную дорогу оба молчали до тех пор, пока автомобиль не затормозил  у
величественного входа "Лендриз", одного  из  самых  роскошных  и  элегантных
ресторанов Чикаго.
   Метрдотель, бывший еще  и  одним  из  совладельцев  ресторана,  одетый  в
строгий смокинг, стоял на обычном посту,  у  входной  двери.  Мередит  знала
Джона едва не со школьных дней, когда отец часто приводил ее сюда  пообедать
и  Джон  посылал  на  столик  прохладительные  напитки  в  высоких  бокалах,
украшенные фруктами, совсем как экзотические коктейли в баре.
   - Добрый день, мистер Фаррел, - официальным  тоном  поздоровался  он,  и,
повернувшись к Мередит, добавил с сияющей улыбкой:
   - Огромное удовольствие видеть вас, мисс Бенкрофт.
   Мередит быстро искоса взглянула на непроницаемое лицо Мэтта,  гадая,  как
он отнесся к тому, что ее гораздо лучше,  чем  его,  знают  в  выбранном  им
ресторане. Но она тут же забыла обо  всем,  когда  их  повели  к  столику  и
Мередит  с  ужасом  поняла,  что  оказалась  среди  знакомых  лиц.  Судя  по
потрясенным взглядам, они узнали Мэтта  и  теперь  никак  не  могли  понять,
почему Мередит обедает с человеком, которому не пожелала подать руки.  Шерри
Уизерс, одна из самых больших  сплетниц  среди  знакомых  Мередит,  помахала
рукой в знак приветствия, не сводя глаз с  Мэтта  и  вопросительно-изумленно
подняв брови.
   Официант усадил их в укромном уголке, достаточно далеко от черного  рояля
в центре комнаты, так, чтобы можно было спокойно наслаждаться музыкой, но не
настолько близко, чтобы  она  мешала  разговору.  Простому  смертному,  если
только он, конечно, не был завсегдатаем  "Лендриз",  было  почти  невозможно
зарезервировать здесь столик  раньше  чем  за  две  недели,  а  уж  получить
почетное место вроде  этого  вообще  представлялось  вещью  невыполнимой,  и
Мередит втайне удивилась, каким образом Мэтту удалось такое.
   - Выпьешь что-нибудь? - спросил он, когда они уселись.
   Мередит  мгновенно  забыла  о  бесцельных  размышлениях  и  вернулась   к
печальной действительности и неизбежному тяжелому  разговору,  предстоявшему
впереди.
   - Нет, спасибо, только воду со льдом... - начала она, но тут  же  решила,
что спиртное может успокоить ее разгулявшиеся нервы. - Да, с удовольствием.
   - Что бы ты хотела?
   - Очутиться в Бразилии, - пробормотала она с прерывистым вздохом.
   - Прошу прощения?..
   - Что-нибудь  покрепче,  -  ответила  Мередит,  пытаясь  решить,  на  чем
остановить выбор. - "Манхэттен".
   Но тут же покачала головой. Одно дело - пытаться взять  себя  в  руки,  а
другое - подвергаться опасности сказать или сделать то, что ни в коем случае
не следовало бы. Она вне себя от страха и волнения и нуждается  в  том,  что
помогло  бы  ослабить  напряжение.  Что  можно  пить  мелкими  глоточками  в
продолжение всего обеда, чего она терпеть не может.
   - Мартини, - объявила она решительно.
   - Все сразу? - спросил он с совершенно серьезным видом.  -  Стакан  воды,
мартини и "Манхэттен"?
   - Нет, только мартини, - попросила она, пытаясь улыбнуться, но во взгляде
светились откровенная тоска и бессознательная мольба о терпении.
   Мэтт был невольно заинтригован противоборством поразительных  контрастов,
которые представляла в этот  момент  Мередит.  В  этом  изысканном  закрытом
черном  платье  она  выглядела  элегантной  и  очаровательной.  И  лишь  это
обезоружило бы его, но в сочетании с легким  румянцем,  горевшим  на  нежных
щеках, с беспомощным призывом в огромных, сводящих с ума глазах и девическим
смущением она была неотразима.  Уже  успев  смягчиться  оттого,  что  именно
Мередит  попросила  его  о  встрече  и  выразила  желание  помириться,  Мэтт
неожиданно решил забыть о старом.
   - Повергну ли я тебя еще в один  приступ  нерешительности,  если  спрошу,
какой мартини ты предпочитаешь?
   - Джин. То есть водка. Нет.., джин.., джин мартини.
   Она покраснела еще сильнее, но слишком нервничала, чтобы заметить веселые
искорки в глазах Мэтта, хотя тот с величайшей серьезностью продолжал допрос:
   - Сухой или покрепче?
   - Сухой.
   - "Бифитерз", "Тенкерей" или "Бомбей"?
   - "Бифитерз".
   - Оливки или лук?
   - Оливки.
   - Одну или две?
   - Две.
   - Элениум или аспирин? - осведомился он тем  же  бесстрастным  тоном,  но
уголки рта подрагивали в невольной улыбке, и Мередит  поняла,  что  все  это
время Мэтт над ней подшучивал. Благодарность и облегчение затопили ее, и она
впервые взглянула на него без сомнений и страха.
   - Прости! Я.., э-э-э.., немного нервничаю. Когда официант, получив  заказ
на напитки, удалился, Мэтт, поняв, чего ей  стоило  это  признание,  оглядел
дорогой ресторан, где один обед стоил столько же, сколько жалованье за  день
работы на заводе, и сам, не понимая почему, тоже признался:
   - Я когда-то мечтал повести тебя куда-нибудь вроде этого местечка.
   Измученная мыслями о том, как лучше приступить к делу, Мередит  рассеянно
оглядела букеты розовых цветов в массивных серебряных  вазах,  официантов  в
смокингах, переминавшихся у столов, накрытых ослепительно-белыми  скатертями
и сверкающих фарфором и хрусталем.
   - Местечко вроде этого? Мэтт коротко рассмеялся.
   - Ты не изменилась, Мередит. Самая экстравагантная роскошь для  тебя  все
еще нечто обычное.
   Полная  решимости  поддержать  хрупкое  согласие,  установившееся   после
разговора о мартини, Мередит рассудительно ответила:
   - Ты не можешь знать, изменилась я или нет, мы только шесть дней  провели
вместе.
   - И шесть ночей, -  многозначительно  подчеркнул  он,  намеренно  пытаясь
заставить ее снова  покраснеть,  желая  поколебать  ее  сдержанность,  опять
увидеть ту нерешительную девушку, которая никак не могла придумать,  что  ей
пить.
   Но Мередит, явно игнорируя намек на сексуальные отношения, продолжала:
   - Трудно поверить, что мы были когда-то женаты.
   - Это неудивительно, ведь ты никогда не называлась моей фамилией.
   -  Уверена,  -  возразила  она,  пытаясь   сохранить   тон   безмятежного
безразличия, - что  десятки  женщин  имеют  большие  права  на  это,  чем  я
когда-то.
   - Похоже на ревность.
   - Если это похоже на ревность, - отпарировала Мередит,  с  усилием  держа
себя в руках и перегнувшись через стол, - значит, у тебя что-то со слухом!
   Невольная улыбка осветила лицо Мэтта.
   - Я совсем  забыл,  как  изысканно,  в  лучших  традициях  первоклассного
пансиона ты выражаешься, когда разозлишься.
   - Почему, - прошипела она, - ты намеренно пытаешься втянуть меня в спор?
   -  Собственно  говоря,  -  сухо  заметил  он,  -  я  хотел  сделать  тебе
комплимент.
   - Вот как, - обронила  Мередит.  Удивленная  и  немного  польщенная,  она
подняла глаза на  официанта,  принесшего  коктейли.  Они  заказали  обед,  и
Мередит решила подождать, пока Мэтт немного выпьет. Может, алкоголь  немного
успокоит его, когда  она  объявит  новость  о  несуществующем  разводе.  Она
молчала, предоставляя ему выбрать предмет для разговора.
   Мэтт поднял стакан, раздраженный  на  себя  за  то,  что  дразнит  ее,  и
любезно, с неподдельным интересом спросил:
   -   Если   верить   светской   хронике,   ты   состоишь   в    полудюжине
благотворительных организаций, любишь балет, оперу и  симфоническую  музыку.
Чем еще ты увлекаешься в свободное время?
   - Пятьдесят часов в неделю работаю  в  "Бенкрофт",  -  сообщила  Мередит,
слегка разочарованная тем, что он не читал о ее успехах.
   Мэтту все было известно, но его интересовало, действительно ли она  такой
способный администратор. Правда, он понимал, что сможет  определить  это  из
простой беседы с ней. Он начал задавать вопросы о ее работе.
   Мередит отвечала - сначала с трудом, запинаясь, потом гораздо  свободнее,
потому что боялась объяснить истинную  причину  их  сегодняшней  встречи  и,
кроме того, работа была ее любимой темой. Мэтт был настолько проницателен, с
таким неподдельным энтузиазмом пытался понять смысл ее работы,  что  Мередит
не успела оглянуться, как выложила все о своих достижениях, целях, успехах и
неудачах. Он умел слушать так, что невольно вызывал  на  откровенность,  мог
целиком сосредоточиться на том, что ему говорили, словно каждое  слово  было
важным, значительным и весомым. Мередит сама не поняла, когда успела открыть
ему, как тяжело было бороться с обвинениями в покровительстве отца, завистью
и шовинизмом, царившим в компании и насаждавшимся самим Филипом.
   К тому времени, как официант убрал со стола, Мередит успела  ответить  на
все вопросы Мэтта и  выпить  почти  полбутылки  заказанного  им  бордо.  Она
сознавала, что причина столь необычной для  нее  разговорчивости  кроется  в
желании оттянуть неизбежный  неприятный  разговор.  Но  даже  сейчас,  когда
откладывать его  больше  не  было  причин,  Мередит  чувствовала  себя  куда
спокойнее, чем в начале обеда.
   Оба в дружеском молчании рассматривали друг друга.
   - Твоему отцу повезло, что ты работаешь на него, - чист