голубыми  глазами   и   каштановыми,
седеющими на висках волосами.
   - И что ты предлагаешь, Мередит?
   - Стипендию. Если Бенсонхерст не пожелает выделить ей  стипендию,  может,
ты  попросишь  их  воспользоваться  деньгами,   которые   фонд   для   этого
предназначил?
   - И я также должен указать, что стипендия предназначается специально  для
девушки, о которой ты упомянула, не так ли?
   Он придавал словам Мередит такое значение,  словно  та  предлагала  нечто
крайне неэтичное, но она уже знала,  что  отец  считал  нужным  использовать
могущество и связи, когда и где только возможно, поскольку  это  служит  его
целям. Он тысячу раз утверждал, что именно для этого и существует власть.
   Мередит медленно кивнула, улыбаясь глазами:
   - Да.
   - Понимаю.
   - Ты никогда не найдешь человека, более заслуживающего этой стипендии,  -
взволнованно  настаивала  дочь.  -  И,  -  добавила   Мередит,   словно   по
вдохновению, - если мы ничего не сделаем для Лайзы, она, возможно,  закончит
пособием по безработице.
   Социальное обеспечение было предметом,  вызывающим  крайне  отрицательную
реакцию отца. Мередит отчаянно хотелось рассказать ему побольше о  Лайзе,  о
том, как много значит  для  нее  эта  дружба,  но  какое-то  шестое  чувство
предостерегало не делать этого. В прошлом отец так чрезмерно опекал ее,  что
ни один ребенок не удовлетворял  его  стандартам  и  не  был  достоин  стать
постоянным компаньоном дочери по  играм.  Он  скорее  посчитает,  что  Лайза
достойна получить стипендию, чем позволит ей стать подругой Мередит.
   - Ты напоминаешь мне бабушку Бенкрофт, - задумчиво протянул он наконец. -
Она часто проявляла подобный интерес к достойным, но менее удачливым особам.
   Угрызения совести на миг болью отозвались  в  сердце  Мередит,  поскольку
мотивы ее ходатайства за Лайзу были столь же эгоистичны, сколь и благородны,
но следующие слова заставили Мередит обо всем забыть:
   - Позвони завтра моей секретарше. Дай  ей  сведения  об  этой  девушке  и
попроси напомнить мне позвонить в Бенсонхерст.
   Последующие  три  недели  Мередит  ждала,  сгорая  от  нетерпения,  боясь
признаться  Лайзе  в  своих  замыслах,  потому   что   не   хотела   заранее
разочаровывать  подругу,  но  в  то  же  время  не   могла   поверить,   что
администрация Бенсонхерста может отказать  отцу.  Наступили  времена,  когда
американских девушек посылали в Швейцарию и Францию, а не только в  Вермонт,
и уж точно не в Бенсонхерст с его холодными каменными дортуарами, по которым
гуляли сквозняки, с чрезмерно  строгими  правилами  и  жестким  расписанием.
Конечно, школа уже не так переполнена, как  раньше,  следовательно,  они  не
рискуют оскорбить важного попечителя.
   На следующей неделе прибыло письмо из Бенсонхерста, и Мередит нетерпеливо
переминалась возле кресла отца, пока тот разрезал конверт.
   - Тут говорится, - наконец объявил  он,  -  что  они  предоставляют  мисс
Понтини  стипендию  на  основании  ее  выдающихся  успехов  в  учебе  и   по
ходатайству семьи Бенкрофт..
   Мередит испустила совершенно неподобающий леди радостный  вопль,  за  что
отец, прежде чем продолжить, наградил ее ледяным взглядом:
   - Стипендия покроет расходы по ее обучению, питанию  и  жилью.  Дорога  в
Вермонт и деньги на карманные расходы - ее забота.
   Мередит прикусила губу: об этом она не подумала.  Но  ее  план  прекрасно
удался; позже она обязательно что-нибудь  сообразит.  Может,  стоит  убедить
отца, что они поедут на машине, тогда Лайза сможет отправиться в  Вермонт  с
ней.
   На следующий день Мередит захватила в школу все проспекты из Бенсонхерста
вместе с письмом о стипендии. Уроки, казалось, длились  целую  вечность,  но
наконец они очутились в кухне Понтини. Мать Лайзы хлопотала,  выкладывая  на
стол воздушные итальянские пирожные с кремом и взбитым творогом.
   - Ты становишься такой же тощей, как Лайза, -  заметила  она,  и  Мередит
послушно откусила кусочек пирожного, пытаясь одновременно  открыть  школьную
сумку и достать письмо.
   Чувствуя себя немного неловко в роли филантропа, она без умолку болтала о
Бенсонхерсте, Вермонте и радостях путешествия и только потом  объявила,  что
Лайза получает стипендию для учебы в школе.
   На несколько мгновений в комнате воцарилась мертвая  тишина.  И  Лайза  и
миссис Понтини, казалось, были не в  силах  осознать  происходящее.  Наконец
Лайза медленно встала.
   -  Так  я  что,  очередной  объект  благотворительности?!  -   разъяренно
взорвалась она. - Кем ты, спрашивается, себя воображаешь?
   Она  вылетела  через  черный  ход,  и  Мередит,  едва  успев  опомниться,
помчалась следом:
   - Лайза! Я только пыталась помочь!
   - Помочь? - огрызнулась  подруга,  наступая  на  нее.  -  Почему  это  ты
посчитала, что я захочу сидеть в одном классе с кучей богатых  снобов  вроде
тебя, которые будут взирать на меня сверху вниз, как на нищенку?  Могу  себе
представить,  целая  школа  избалованных  стервоз,  которые  жалуются,   что
приходится перебиваться на тысячу долларов карманных денег,  присылаемых  им
ежемесячно любящими папочками...
   - Никто не узнает, что ты на стипендии, если сама не  скажешь,  -  начала
Мередит, но тут же побледнела от гнева и обиды:
   - Не думала, что ты считаешь меня "богатым снобом" или  "избалованной...,
избалованной стервой".
   -  Послушай  себя,  не  можешь  слово  "стерва"  произнести,   чтобы   не
поперхнуться! Подумаешь, святоша! Маменькина дочка!
   - Это ты сноб, Лайза, не я, - возразила Мередит тихо, безнадежно.  -  Все
видишь с точки зрения денег. Тебе  не  стоит  беспокоиться  о  том,  что  не
приживешься в Бенсонхерсте. Это я нигде и ни с кем не могу ужиться, с самого
детства была белой вороной.
   Она произнесла это со спокойным  достоинством,  доставившим  бы  огромное
удовольствие отцу, если бы он слышал дочь, и, повернувшись, вышла на улицу.
   Фенвик ждал у дверей дома Понтини. Мередит скользнула на  заднее  сиденье
машины. Наконец она поняла: именно в  ней  самой  крылось  что-то,  мешавшее
людям чувствовать себя  непринужденно  в  ее  присутствии,  невзирая  на  их
положение в обществе. До девушки просто не доходило,  что  тонкость  души  и
повышенная чувствительность возбуждали неприязнь других детей,  стремившихся
держаться подальше от нее. Зато Лайза осознавала эти редкие качества  натуры
Мередит.  Девушка  испытывала  одновременно  ненависть  к  ней,   вздумавшей
разыгрывать крестную-фею, и  презрение  к  себе  за  вопиюще  несправедливое
отношение к подруге.
   Назавтра, на большой перемене, Мередит, усевшись на обычном месте и зябко
закутавшись в пальто, ела яблоко  и  читала  книгу.  Уголком  глаза  девушка
заметила идущую к ней Лайзу и намеренно сосредоточенно углубилась в чтение.
   - Мередит, - нерешительно начала Лайза, - извини меня насчет вчерашнего.
   - Все в порядке, - кивнула Мередит, не поднимая глаз. - Забудь.
   - Знаешь, трудновато забыть, что вела себя по-свински в отношении  самого
доброго человека, которого когда-либо встречала.
   Мередит взглянула на нее, потом на книгу и уже мягче, хотя  и  решительно
ответила:
   - Теперь это уже не важно. Но Лайза, садясь  рядом  на  каменный  выступ,
упорно продолжала:
   - Вчера я показала себя настоящей ведьмой по  многим,  хотя  и  дурацким,
эгоистичным  причинам.  Жалела  себя,   потому   что   ты   предложила   мне
фантастический шанс учиться в настоящей школе, избавиться, хотя бы на время,
от всего этого. Но я прекрасно знала, что  уехать  ни  за  что  не  удастся.
Понимаешь, ма нуждается в помощи по дому и с детишками, а если  бы  даже  не
так, все равно нужны деньги на дорогу в Вермонт и карманные расходы.
   Мередит не приходило  в  голову,  что  мать  не  сможет  или  не  захочет
отпустить Лайзу, но ей казалось ужасно несправедливым, что  миссис  Понтини,
родив восьмерых ребятишек, отводит Лайзе роль няньки.
   - Я не подумала о том, что твои мать и отец могут не  отпустить  тебя.  -
призналась она, впервые за весь день прямо глядя  на  Лайзу.  -  То  есть  я
всегда  считала,  что  родители  хотят,  чтобы  их  дети  получили   хорошее
образование, если возникает хоть какая-то возможность.
   - Ты наполовину права, -  заметила  Лайза,  -  и  только  сейчас  Мередит
увидела, что подруга так и лопается от нетерпения  выложить  новости.  -  Ма
ужасно обрадовалась. После твоего ухода она здорово  поскандалила  с  отцом.
Тот сказал, что девчонкам не обязательно учиться  в  дорогих  школах  только
затем, чтобы потом выйти замуж  и  рожать  детей.  Ма  замахнулась  на  него
половником и заорала, что я достойна лучшей судьбы, и тут все и началось. Ма
позвонила бабке, а та поговорила с тетками и дядьями, и все заявились к  нам
и тут же начали отстегивать денежки. Правда, только взаймы. Но я решила, что
если буду работать в Бенсонхерсте как бешеная, смогу  получить  стипендию  в
колледже. А потом найду потрясную работу и верну долги.
   И Лайза с сияющими глазами порывисто стиснула Мередит в объятиях.
   -  Каково  это  -  чувствовать,  что  полностью  изменила  жизнь  другого
человека? - тихо спросила она. - Знать, что только благодаря тебе мои  мечты
осуществились, как и мечты ма, родственников...
   И Мередит внезапно почувствовала, что невесть откуда взявшиеся слезы жгут
веки.
   - Это.., прекрасное чувство.
   - Как по-твоему, мы могли бы стать соседями по комнате?
   Мередит, мгновенно просветлев, кивнула. Стоявшая в  нескольких  ярдах  от
подруг компания девочек с бутербродами в  руках  потрясенно  наблюдала,  как
новенькая, Лайза Понтини, и  эта  психованная  Мередит  Бенкрофт  неожиданно
вскочили, обнялись и начали прыгать, смеясь и плача одновременно.

Глава 6

Июнь 1978 года

   Комната в Бенсонхерсте, которую четыре года делили Мередит и Лайза,  была
завалена упаковочными  коробками  и  наполовину  уложенными  чемоданами.  На
дверце встроенного шкафа висели голубые мантии  и  платья,  которые  девушки
надевали вчерашним вечером на церемонию окончания школы. Кисточки из золотой
тесьмы на мантиях говорили о том, что подруги  все  эти  годы  были  лучшими
ученицами школы. Лайза деловито укладывала  свитеры  в  коробку.  За  стеной
слышался непривычный гул  мужских  голосов:  это  отцы,  братья  и  приятели
отъезжающих учениц носили вниз вещи.  Отец  Мередит  переночевал  в  местной
гостинице  и  должен  был  появиться  через  час,  но  девушка,   охваченная
ностальгическими чувствами, потеряла представление  о  времени  и  задумчиво
перебирала стопку фотографий, только сейчас вынутых  из  письменного  стола,
улыбаясь воспоминаниям, которые они пробуждали.
   Годы, проведенные в Вермонте, были самыми счастливыми для  нее  и  Лайзы.
Вопреки всем страхам Лайзы, что она будет чувствовать  себя  в  Бенсонхерсте
парией, девушка вскоре стала законодательницей мод среди  остальных  учениц,
считающих ее необычной и  смелой.  На  первом  году  обучения  именно  Лайза
организовала и возглавила успешный набег на  мальчиков  Личфилдской  частной
средней школы в возмездие за налет с целью похищения трусиков в Бенсонхерсте
- старой традиции, переходившей из года в год. На  втором  курсе  Лайза  так
талантливо расписала декорации и украсила  сцену  для  ежегодного  спектакля
драматического кружка, что фотографии попали в газеты нескольких городов. На
предпоследнем курсе Билл Флетчер пригласил Лайзу на весенний бал в Личфилде.
Не говоря уже о том, что Флетчер  с  честью  выполнял  обязанности  капитана
школьной футбольной команды, он был еще фантастически красив и  очень  умен.
За день перед балом он забил два гола на поле и третий - в ближайшем мотеле,
где Лайза подарила ему свою девственность. После этого незабываемого события
она вернулась в комнату, которую делила с Мередит, и жизнерадостно  сообщила
новость четверым собравшимся там девочкам.  Плюхнувшись  на  постель,  Лайза
широко улыбнулась и объявила:
   - Я больше не девушка! Отныне можете спрашивать у меня совета и  получите
любую информацию. -Остальные ученицы, очевидно, посчитали  это  событие  еще
одним доказательством необычайной независимости и искушенности Лайзы, потому
что все начали, смеясь, поздравлять ее,  но  Мередит  встревожилась  и  даже
возмутилась. Вечером, когда все разошлись и подруги остались одни, Мередит и
Лайза  впервые  за  все  время  пребывания  в   Бенсонхерсте   по-настоящему
поссорились.
   - Не могу поверить, что ты сделала это! - взорвалась Мередит. - Что, если
ты забеременеешь? Что, если девчонки  начнут  сплетничать?  Что,  если  твои
родители узнают?
   Но Лайза была настроена не менее решительно:
   - Ты не мой опекун и не отвечаешь за меня, так что  прекрати  вести  себя
как моя мамаша! Если желаешь дожидаться, пока  Паркер  Рейнолдс  или  другой
мифический рыцарь на  белом  коне  примчится,  подхватит  тебя  и  унесет  в
постель, - это твое дело, но не вмешивайся в мою  жизнь  и  не  считай,  что
другие обязаны вести себя точно так же. Мне плевать на  весь  этот  вздор  о
чистоте, который вдалбливали нам в  головы  монахини  в  Святом  Стефане!  -
продолжала Лайза, швыряя блейзер в шкаф.  -  Если  ты  оказалась  достаточно
глупой, чтобы поверить им, оставайся вечной девственницей, но не  требуй  от
меня того же! И я не такая дура,  чтобы  забеременеть,  -  Билл  пользовался
презервативом. Кроме того, ни одна  из  девчонок  и  словом  не  обмолвится,
потому  что  все  уже  д.  -  ".:  переспали  с  мальчишками.   Единственной
шокироканной крошкой-девственницей в этой комнате была ты.
   - Довольно, - холодно перебила Мередит, отходя к своему  столу.  Несмотря
на внешнее спокойствие, девушка изнывала от смущения  и  угрызений  совести.
Она действительно  чувствовала  себя  ответственной  за  Лайзу,  потому  что
добилась  для  подруги  стипендии  в  Бенсонхерсте.  Более   того,   Мередит
признавала, что  ее  моральные  принципы  устарели  и  скорее  подходят  для
монастыря и поэтому она не имеет права читать нравоучения Лайзе. Она и  сама
сыта по горло подобными наставлениями.
   - Я не собиралась осуждать тебя, Лайза, просто беспокоилась, вот и все.
   После нескольких  моментов  напряженного  молчания  Лайза  повернулась  к
подруге:
   - Мер, прости меня.
   - Забудь, - отозвалась Мередит. - Ты была права.
   - Вовсе нет, - горячо возразила  Лайза,  с  отчаянной  мольбой  глядя  на
Мередит. - Дело в том, что я совсем другая и никогда не буду такой, как  ты.
Я, честно, пыталась.
   Откровенное признание вызвало мрачную улыбку на лице Мередит.
   - Но почему ты хочешь быть похожей на меня?
   - Потому что, - криво  усмехнулась  Лайза  и,  имитируя  Хэмфри  Богарта,
прохрипела:
   - У тебя есть класс, беби. Класс с большой буквы.
   Их  первая  настоящая   стычка   кончилась   перемирием,   которое   было
отпраздновано в этот же  вечер  за  молочными  коктейлями  в  кафе-мороженом
Паулсона.
   Глядя  на  фотографии,  Мередит  вспомнила  об  этой  ночи,  но  тут   ее
бесцеремонно вернула к действительности Линн Маклолин. Просунув в  голову  в
дверь, девушка звонко объявила:
   - Утром звонил  Ник  Терне  из  телефона-автомата!  Сказал,  что  вы  уже
отключили свой телефон, и что он собирается сегодня заглянуть ненадолго.
   - Которой из нас он звонил? - осведомилась Лайза. Линн ответила, что  Ник
хотел поговорить с Мередит, и исчезла. Лайза немедленно  подбоченилась  и  с
притворной яростью обрушилась на подругу:
   - Я так и знала! Прошлой ночью он не сводил с тебя глаз,  хотя  я  только
что на голове не стояла, пытаясь привлечь его внимание!  Зря  я  учила  тебя
пользоваться косметикой и подбирать одежду!
   - Опять ты, - отпарировала Мередит, улыбаясь, - относишь на свой счет мой
жалкий успех у немногих парней! и Ник Терне учился на предпоследнем курсе  в
Йеле и,  верный  традициям,  приехал  в  Вермонт,  чтобы  присутствовать  на
церемонии окончания школы его сестрой, и ослепил всех Девушек красивым лицом
и идеальной фигурой спортсмена. Но стоило ему  бросить  взгляд  на  Мередит,
остальные отошли на второй план, и Ник даже не делал из этого тайны.
   -  Жалкий  успех  у  немногих  парней?  -  повторила  Лиза,   выглядевшая
очаровательной даже  сейчас,  с  рыжими  волосами,  сколотыми  на  голове  в
беспорядочный узел. - Если бы ты встречалась хотя бы с половиной  мальчиков,
которые назначали тебе свидания за последние два  года,  то  побила  бы  мой
рекорд, я просто уверена в этом!
   Она хотела добавить еще что-то, но  тут  в  приоткрытую  дверь  постучала
сестра Ника.
   - Мередит, - позвала она, беспомощно улыбаясь, - внизу ждет Ник  с  парой
приятелей. Приехали  сегодня  утром  из  Нью-Хейвена.  Говорит,  что  твердо
намерен  помочь  тебе  собраться,  отвезти,  куда  захочешь,   или   сделать
предложение руки и сердца, в зависимости от того, что ты предпочтешь.
   - Пришли несчастного влюбленного и его друзей сюда,  -  смеясь,  объявила
Лайза, и когда Триш  Терне  ушла,  подруги  обменялись  веселыми-понимающими
взглядами. Две полные противоположности. Совершенно согласные во всем.
   За последние четыре года они сильно изменились, особенно  Мередит.  Лайза
всегда была ослепительно красива, ей не приходилось носить очки или страдать
от детской полноты. А Мередит два года  назад  на  карманные  деньги  купила
контактные линзы, что избавило ее от очков и позволило привлечь  внимание  к
необыкновенным глазам. Природа и  время  позаботились  обо  всем  остальном,
придав законченность тонко очерченному  лицу,  блеск  и  густоту  волосам  и
округлив фигуру в нужных местах.
   Лайза с ее кудрявыми пылающими волосами и яркой внешностью в восемнадцать
лет выглядела земной  и  вызывающе  красивой.  Мередит,  напротив,  казалась
уравновешенной, исполненной  достоинства  и  безмятежно  прекрасной.  Мужчин
привлекало  бьющее  фонтаном  жизнелюбие  Лайзы,  а  улыбчивая  сдержанность
Мередит служила вызовом. Где бы ни появились  обе  девушки,  мужские  головы
неизменно поворачивались, словно подсолнухи за солнцем.  Лайза  наслаждалась
вниманием, она обожала волнующее предвкушение встречи и восхитительные новые
романы. Мередит, наоборот, совершенно равнодушно относилась к своему  успеху
у мужчин. Хотя ей нравилось встречаться  с  мальчиками,  ходить  с  ними  на
лыжные  прогулки  и  танцы,  свидания  Мередит  с  юношами   доставляли   ей
удовольствие, но отнюдь не вызывали того безумного волнения, на которое  она
рассчитывала.
   И к поцелуям Мередит относилась равнодушно. Лайза относила  это  за  счет
того, что Мередит, совершенно непонятно почему,  идеализировала  Паркера,  и
теперь сравнивала с ним каждого мужчину, с которым  была  знакома.  Конечно,
это в какой-то мере объясняло безразличие Мередит,  но,  по  правде  говоря,
беда крылась в том, что она с самого детства воспитывалась среди взрослых  и
росла  под  присмотром  отца,  властного,  привыкшего   к   беспрекословному
подчинению. И хотя с мальчиками из Личфилда было  неплохо  проводить  время,
она чувствовала себя гораздо старше их.
   С юных лет Мередит твердо знала, что хочет  получить  диплом  колледжа  и
занять подобающее ей место в компании  отца.  Парни  из  Личфилда,  даже  их
старшие братья, казалось, не имели в жизни других  интересов,  кроме  секса,
спорта и выпивки. Для Мередит идея отдаться какому-то мальчишке  только  для
того,  чтобы  добавить  свое  имя  к  списку  бенсонхерстских   девственниц,
побежденных учениками Личфилда, по слухам, висевшему в актовом  зале  школы,
казалась не только бессмысленной, но и унизительной.
   Когда-нибудь она встретит человека, которому захочет подарить себя, пусть
это будет тот, кем Мередит восхищается, кому доверяет... Она желала нежности
и понимания, романтики и любви. Любви, от которой ждала больше,  чем  просто
интимных отношений и постели. Мередит представляла долгие прогулки по  пляжу
со сплетенными руками, разговоры обо всем, ночи,  проведенные  в  беседах  у
камина, перед пылающим огнем. Мередит ждал