это
время помогали ей победить смерть. Этим летом  вы  наконец  смогли  оплатить
последние медицинские счета. Не считаешь, что настало время забыть?
   Патрик протянул руку и нежно приподнял подбородок дочери:
   - В сердцах некоторых людей любовь живет вечно, Джули. В сердцах и душах.
Такие, как мы, не забывают.
   Отняв пальцы, он выглянул в окно,  и  лицо  на  миг  приняло  беспощадное
выражение:
   - Любя Мэтта, я искренне надеюсь, что с ним такого не  случится.  У  него
большие планы на будущее, но для этого нужно многим  жертвовать,  а  богатые
девушки не представляют, что это такое. У такой, как она, не хватит мужества
пройти с ним все испытания, и при первой же  неприятности  она  сбежит,  вот
увидишь!
   Мередит застыла на пороге, потрясенная услышанным.  Патрик  направился  к
двери, и они оказались  лицом  к  лицу.  У  Патрика  хватило  такта  немного
смутиться, но он по-прежнему стоял на своем:
   - Вы слышали все, и я очень сожалею, Мередит. Но это мое мнение, и  я  не
собираюсь от него отказываться.
   Девушке было очень больно, и Патрик это видел, не она взглянула ему прямо
в глаза и со спокойным достоинством ответила:
   - Надеюсь, вы с такой же готовностью признаете  свою  не  правоту,  когда
поймете, как ошибались, мистер Фаррел.
   И, не произнеся больше ни слова, направилась к лестнице, оставив  Патрика
смотреть  ей  вслед  в  потрясенном  молчании.  За   его   спиной   раздался
самодовольный голос Джули:
   - Ты до смерти перепугал ее, па. Теперь я вижу, что ты имел в виду, когда
утверждал, что Мередит не хватает мужества.
   Патрик, нахмурившись, оглядел дочь,  но  когда  снова  посмотрел  наверх,
увидел  Мередит  со  свитером  в  руках,  собиравшуюся  опять  спуститься  в
гостиную. Девушка застыла на верхней  ступеньке,  но  Патрик  без  Особенной
надежды на примирение все же сказал:
   - Если  вы  докажете,  что  я  не  прав,  Мередит,  сделаете  меня  самым
счастливым человеком на свете.
   Мередит кивком ответила на нерешительное предложение перемирия.
   - Вы носите моего внука, - добавил Патрик. - Я бы хотел, чтобы он  рос  с
обоими родителями, которые еще будут женаты к тому времени, как  он  окончит
колледж.
   - Я тоже  хочу  этого,  мистер  Фаррел.  Гримаса,  появившаяся  на  губах
Фаррела, почти напоминала улыбку.

Глава 11

   Солнечные лучи пробивались сквозь лобовое стекло и  сверкали  на  золотом
обручальном кольце, которое Мэтт вчера надел ей на палец  во  время  простой
гражданской церемонии, совершенной местным судьей в присутствии только  двух
свидетелей - Джули и Патрика. По сравнению с роскошными, богатыми  свадьбами
в  лучших  церквах  Чикаго  ее  собственная  оказалась  короткой  и   весьма
прозаической, чего, правда, нельзя  было  сказать  о  медовом  месяце,  или,
вернее говоря, ночи, проведенной в постели Мэтта. Они опять остались  вдвоем
в доме, и он не давал ей  заснуть  до  рассвета,  снова  и  снова  сжимая  в
объятиях, пытаясь, как Мередит заподозрила, искупить вину  за  невозможность
увезти жену в традиционное свадебное путешествие.
   Мередит непрестанно думала об этом, машинально  полируя  кольцо  о  подол
летнего платьица, позаимствованного у Джули. В постели Мэтт давал,  давал  и
давал и, казалось, не хотел и не просил  ничего  взамен.  Иногда,  когда  он
ласкал ее, Мередит жаждала подарить ему такое же сокрушительное наслаждение,
какое получала от него, но без ободрения Мэтта не решалась, боясь показаться
слишком назойливой. Ее беспокоило, что он, по-видимому,  давал  больше,  чем
получал, но когда он ложился на нее и глубоко вонзался  в  податливое  тело,
Мередит забывала обо всем. Обо всем на свете.
   Сегодня утром, пока она еще почти спала, Мэтт поставил поднос с завтраком
на тумбочку и уселся на постель.  Мередит  знала,  что  до  конца  жизни  не
забудет ослепительный блеск белозубой мальчишеской улыбки, когда он нагнулся
над ней и прошептал:
   - Просыпайся, спящая красавица, и поцелуй лягушку.
   Но теперь, глядя на него, она не находила  ничего  мальчишеского  в  этой
квадратной челюсти и упрямом подбородке.., хотя были и другие моменты, когда
он смеялся или спал и  темные  волосы  были  взъерошены,  а  выражение  лица
казалось трогательно-нежным. А ресницы! Только вчера утром она заметила  эти
густые пушистые ресницы, веерами лежавшие на  щеке  спящего  Мэтта,  и  едва
подавила абсурдный  порыв  наклониться  над  ним  и  подоткнуть  одеяло  как
маленькому.
   Мэтт заметил, что она исподтишка изучает его и пошутил:
   - Я что, забыл сегодня утром побриться? Мередит едва подавила  испуганный
смешок: настолько его слова не соответствовали ее мыслям.
   - По правде говоря, я думала, что ради таких ресниц, как  у  тебя,  любая
девушка пойдет на убийство.
   - Поосторожнее, - предупредил он, бросив на нее деланно-угрюмый взгляд. -
В шестом классе я побил парня за то, что он сказал, будто у меня  девчоночьи
ресницы.

***

   Мередит засмеялась, но по мере того как они  приближались  к  ее  дому  и
встреча с отцом становилась все неизбежнее,  беспечное  настроение,  которое
оба пытались сохранить, менялось на глазах. Через  два  дня  Мэтт  улетал  в
Венесуэлу, так что вместе им осталось  быть  совсем  немного.  И  хотя  Мэтт
уступил просьбе Мередит пока ничего не говорить отцу о ее  беременности,  на
самом деле был с самого начала против такого решения.
   Мередит тоже  это  не  нравилось.  Она  терпеть  не  могла  ощущать  себя
неопытной дурочкой и решила обязательно  научиться  готовить  до  того,  как
придется отправиться в Южную Америку. За последние несколько дней идея стать
настоящей женой, иметь мужа и собственный дом становилась с каждым часом все
привлекательнее, несмотря на обескураживающие рассказы Мэтта о  том,  каким,
по всей вероятности, убогим может оказаться их жилище.
   - Ну вот,  приехали,  -  вздохнула  Мередит,  когда  машина  свернула  на
усыпанную щебнем дорожку. - Дом, милый дом.
   - Если отец любит тебя так  сильно,  как  ты  считаешь,  -  со  спокойной
уверенностью сказал Мэтт, помогая ей выйти  из  машины,  -  он  сделает  все
возможное, чтобы примириться  с  твоим  браком,  после  того,  конечно,  как
немного очнется от потрясения.
   Мередит надеялась, что он прав, потому что в противном случае до  отъезда
к мужу пришлось бы жить на ферме, а этого ей совсем  не  хотелось,  особенно
потому, что Патрик Фаррел явно недолюбливал невестку.
   - Ну вот, начинается, - пробормотала она,  глубоко  вздохнув,  когда  они
поднимались  по  ступенькам  крыльца.  Поскольку  Мередит  утром   позвонила
Альберту и  попросила  предупредить  отца,  что  приедет  днем,  можно  было
предположить, что он уже ждет.
   Она оказалась права. Не успела Мередит открыть дверь, как  отец  выскочил
из гостиной. Выглядел он так, словно не спал и не ел неделю.
   - Где ты была, черт возьми? -  загремел  он,  казалось,  готовый  вот-вот
наброситься на дочь. Не замечая Мэтта, стоявшего в нескольких  шагах  за  ее
спиной, он продолжал бушевать:
   - Ты что пытаешься окончательно свести меня с ума, Мередит?
   - Успокойся на минуту, и я все объясню, - попросила Мередит, показывая на
Мэтта.
   Только сейчас Филип увидел спутника Мередит:
   - Сукин сын!
   - Это не то, о чем ты думаешь, - вскрикнула Мередит. - Мы женаты!
   - Что?!
   - Женаты, - повторил Мэтт спокойным, неумолимым голосом.
   Филип в мгновение ока угадал, почему дочь так  поспешно  вышла  замуж  за
человека, которого едва знала. Она беременна!
   - Иисусе! - взорвался он.
   Потрясенное жалкое лицо, тоскливый гнев в голосе ранили  Мередит  больше,
чем все, что он смог бы сказать и сделать. Она посчитала, что на этом  самое
худ шее кончилось, но оказалось, что это было всего лишь началом. Потрясение
и скорбь быстро сменились бешеной яростью. Повернувшись на  каблуках,  Филип
приказал обоим немедленно идти в  кабинет  и  захлопнул  дверь  с  грохотом,
потрясшим стены.
   Полностью игнорируя Мередит, он метался по кабинету,  словно  разъяренная
пантера, и в каждом взгляде, брошенном на Мэтта, сверкала злобная ненависть.
Время тянулось бесконечно, пока он кричал на новоявленного зятя, обвиняя его
во всех грехах, от насилия до разбойного нападения, и  бесился  все  больше,
потому что в ответ на все тирады Мэтт лишь плотнее сжимал губы, бесстрастно,
спокойно, так  что  со  стороны  казалось,  будто  он  замкнулся  в  угрюмом
равнодушии.
   Дрожа от нервного возбуждения, умирающая от стыда, Мередит сидела рядом с
мужем на том диване, где они впервые любили друг друга. Она была  невыносимо
расстроена и измучена и даже не поняла сначала, что отец не столько  обозлен
ее беременностью, сколько тем, что она имела глупость выйти замуж за жадного
охотника за приданым, "амбициозного дегенерата из  низших  слоев".  Наконец,
исчерпав слова, Филип бросился в кресло и замер  в,  зловещем  молчании,  не
сводя глаз с Мэтта, постукивая концом ножа для разрезания  писем,  лежавшего
на письменном столе.
   Чувствуя, как саднит  горло  от  непрошеных  слез,  Мередит  поняла,  как
ошибался Мэтт. Отец никогда не поймет  и  не  примет  ее  брака.  Он  просто
выкинет ее из жизни, совсем как в свое время мать,  и  несмотря  на  все  их
противоречия и споры в последнее время, Мередит была совершенно убита.  Мэтт
оставался почти незнакомцем, а вскоре  она  лишится  и  отца,  единственного
родного человека. Нет смысла пытаться объяснять или защищать  Мэтта,  потому
что каждый раз, когда она прерывала очередную гневную тираду, отец  либо  не
обращал на нее внимания, либо злился еще больше.
   Встав, Мередит с достоинством, на которое только была способна, объявила:
   - Я собиралась пожить здесь до отъезда в Южную Америку, но это, очевидно,
невозможно. Сейчас поднимусь наверх, захвачу несколько платьев, и мы уедем.
   Она повернулась к Мэтту, чтобы попросить его подождать около  машины,  но
отец перебил ее напряженным звенящим голосом:
   - Это твой дом, Мередит, и принадлежит тебе. Нам  с  Фаррелом  необходимо
поговорить наедине.
   Мередит это не понравилось, но Мэтт коротким кивком попросил ее уйти.
   Когда за ней закрылась дверь, Мэтт ожидал очередного взрыва, но Бенкрофт,
кажется, сумел овладеть собой. Он сидел за столом, сцепив руки,  разглядывая
Мэтта несколько долгих томительных  минут,  по-видимому,  решая,  как  лучше
втолковать зятю то, что собирался сказать. Бешенство и крики ни  к  чему  не
привели, так что теперь Филип, вероятно, попробует добиться  своего  другими
методами. Однако Мэтт не ожидал, что Бенкрофт сумеет найти его  единственное
уязвимое место - в том, что касалось  Мередит:  сознание  собственной  вины.
Кроме того, Мэтт не представлял, что Бенкрофт с такой убийственной точностью
выберет слова.
   -  Мои  поздравления,  Фаррел,  -  с  горечью  бросил  он,  саркастически
ухмыляясь. - Соблазнили и  наградили  ребенком  невинную  восемнадцатилетнюю
девчонку, у которой вся жизнь впереди - она могла бы получить образование  в
колледже, путешествовать по всему миру и иметь все самое лучшее.
   И, пронзив Мэтта пренебрежительным взглядом, добавил:
   - Знаете ли вы, почему у нас существуют клубы, подобные "Гленмуру"?
   Мэтт продолжал молчать, и Филип ответил за него:
   - Затем, чтобы оградить наши семьи и дочерей от таких втируш-подонков,  -
как вы.
   Бенкрофт, казалось, почувствовал, что больно ранил Мэтта, и с  инстинктом
вампира продолжал высасывать кровь:
   - Мередит восемнадцать, а вы украли ее юность - она еще  не  готова  быть
женой и матерью. А теперь еще и пожелали тащить ее в какую-то Богом  забытую
глушь и заставить жить в рабочем поселке, как жалкой оборванке.  Я  бывал  в
Венесуэле, хорошо знаком  с  Бредли  Соммерсом  и  прекрасно  знаю,  где  он
собирается производить бурение, что это за места  и  каково  там  приходится
людям. Придется прорубать  мачете  тропы  в  джунглях,  чтобы  добраться  от
поселка, считающегося в тех местах оплотом цивилизации,  до  буровой.  После
каждого нового дождя дорожки исчезают. Все припасы доставляются  вертолетами
- ни телефонов, ни кондиционеров, никаких удобств! И в  эту  влажную  адскую
дыру вы собираетесь везти мою дочь?
   Подписывая контракт, Мэтт уже знал: сто пятьдесят тысяч  долларов  премии
легко не достанутся, компания наверняка выплачивает компенсацию за некоторые
лишения, но был уверен, что сумеет  сделать  для  Мередит  все  необходимое.
Несмотря на отвращение к Филипу Бенкрофту, Мэтт понимал, что тот имеет право
беспокоиться за дочь. Впервые  с  той  минуты,  как  Мэтт  переступил  порог
кабинета, он решил заговорить:
   - В шестидесяти милях есть большая деревня, - хладнокровно сообщил он.
   - Бред! Шестьдесят миль - это  восемь  часов  на  джипе,  если,  конечно,
тропа, которую вы  прорубили,  еще  не  успела  зарасти.  Или  намереваетесь
заточить мою дочь в деревне на полтора года? А когда  собираетесь  навещать?
Насколько я понимаю, там приняты двенадцатичасовые смены.
   - На буровой построены коттеджи, - возразил Мэтт, хотя  подозревал,  что,
вопреки уверениям  Соммерса,  они  вряд  ли  пригодны  для  не  привыкшей  к
трудностям молодой женщины. Кроме того, Бенкрофт был прав:  там  и  сильному
мужчине  трудно  выжить.  Оставалось  надеяться  лишь  на  то,  что  Мередит
понравится Венесуэла и что она посчитает свое пребывание  там  чем-то  вроде
приключения.
   - Да, прекрасное будущее вы ей предлагаете, - с  уничтожающим  презрением
фыркнул Бенкрофт. - Хижина на буровой или лачуга в заброшенной  деревне,  на
краю света.
   И, проворачивая словесный нож в ране, продолжал:
   - У вас толстая шкура, Фаррел, должен признать. Вынесли все,  что  я  тут
наговорил, не моргнув глазом. Но есть ли у вас совесть? Продали  свои  мечты
моей дочери в обмен на всю ее жизнь. Так вот, у нее тоже были мечты, подонок
вы этакий! Мередит хотела поступить  в  колледж,  с  детства  любила  одного
человека.., сына банкира, кто мог бы подарить ей весь мир. Она не знала, что
мне об этом известно. А вам говорила что-нибудь?
   Мэтт сцепил челюсти, но ничего не ответил.
   - Скажите, где она взяла то, что на ней надето? Подумать только,  пробыла
с вами всего несколько дней и  уже  выглядит  как  домохозяйка  из  рабочего
поселка! Так вот, - деловито продолжал он, - это приводит нас  к  следующему
вопросу, который, как я уверен, жизненно важен для  вас,  -  деньги.  Вы  ни
цента не увидите из денег Мередит. Я достаточно ясно выразился?
   Он нетерпеливо наклонился вперед:
   - Вы уже украли у нее юность и мечты, но денег  не  сможете  украсть.  По
завещанию отца я остаюсь ее попечителем еще на двенадцать лет, и если она  к
тому времени все еще не разведется с вами, постараюсь вложить каждый цент  в
вещи, которые она не сможет ни продать, ни обменять в течение  еще  двадцати
пяти лет.
   И, не обращая внимания на ледяное молчание Мэтта, продолжал:
   - Если думаете, что я пожалею дочь, увидев, в какой  нужде  она  живет  с
вами, и начну сорить деньгами, чтобы хоть немного помочь ей,  -  ошибаетесь!
Вы еще плохо знаете меня, Фаррел, и если считаете себя упрямым, я  во  много
раз упрямее и не остановлюсь ни перед чем, только бы освободить  Мередит  от
вас, даже если ей  придется  ходить  босиком  и  в  лохмотьях.  Повторяю,  я
достаточно ясно выразился? - рявкнул он, снова приходя в бешенство при  виде
бесстрастного лица Мэтта.
   - Абсолютно, - процедил Мэтт. - А теперь позвольте мне напомнить вам  кое
о чем. У нас  будет  ребенок.  Мередит  уже  беременна,  поэтому  почти  все
сказанное вами практически не имеет значения.
   - Она хотела учиться в колледже, - возразил Филип. - И все знали  это.  Я
отошлю ее отсюда, и она сможет спокойно родить. Кроме того, еще  есть  время
предпринять кое-какие меры...
   Глаза Мэтта яростно сверкнули:
   - С моим ребенком ничего не должно случиться, - предостерег он  тихо,  но
разъяренно.
   - Прекрасно. Если хотите, сможете забрать его.  В  хаосе  последних  дней
никто из них не подумал о такой возможности. Правда, в этом не  было  особой
необходимости. И Мэтт с гораздо большей долей убедительности, чем чувствовал
на самом деле, ответил:
   - Это просто вздор! Мередит хочет остаться со мной.
   - Ну конечно, - вскинулся Филип.  -  Секс  для  нее  -  совершенно  новое
впечатление. - И, бросив на Мэтта понимающий брезгливый взгляд, добавил:
   - Но не для вас, верно?
   Они словно заправские дуэлянты обменивались вместо ударов словами, причем
у Филипа рапира была острее, а Мэтт лишь оборонялся.
   - Когда вы уедете и секс потеряет свою привлекательность, Мередит  начнет
мыслить более ясно, - с абсолютной убежденностью провозгласил Бенкрофт. -  И
захочет осуществить свои мечты, не ваши:  посещать  колледж,  встречаться  с
друзьями... Поэтому прошу, уступите мне, и я готов  заплатить  любую  сумму.
Если она похожа на мать, значит, беременность  не  будет  заметна  до  шести
месяцев, и у нее еще будет время передумать. Пожалуйста, уговорите ее, чтобы
она держала этот омерзительный брак и беременность в секрете...
   Не желая показать Филипу, что он победил, Мэтт коротко ответил:
   - Она уже решила сделать  это  и  пока  не  сможет  приехать  ко  мне,  в
Венесуэлу.
   И при виде радости, осветившей лицо Бенкрофта, сжал зубы.
   - Прекрасно, если никто не узнает о том, что  вы  женаты,  значит,  можно
будет спокойно получить развод, без лишних сплетен.  Вот  что  я  предлагаю,
Фаррел: в обмен на то, что вы освободите Мередит от  своего  присутствия,  я
вложу значительную сумму денег в любое сумасбродное предприятие, которое  вы
намереваетесь затеять, вернувшись из Южной Америки.
   Мэтт холодно наблюдал, как Филип достает  из  стола  чековую  книжку.  Из
чистого злорадства он остался сидеть  на  месте  и  наблюдал,  как  Бенкрофт
выписывает чек - пусть потрудится, прежде чем Мэтт откажется от его подачки.
Это не такое уж большое возмездие за все пытки, которым  он  подверг  Мэтта.
Бенкрофт закончил писать, отбросил перо и устремился к Мэтту.  Тот  медленно
встал.
   - Через пять минут после того, как вы выйдете из комнаты, я звоню в  банк
и приказываю заморозить этот чек, -  предостерег  Филип.  -  Как  только  вы
убедите Мередит покончить с этой комедией брака, велю выплатить деньги.  Это
ваша награда  -  сто  пятьдесят  тысяч  долларов  за  то,  что  не  захотите
уничтожить жизнь восемнадцатилетней девушки. Возьмите!
   Но Мэтт не обратил внимания на протянутую руку.
   - Возьмите чек, потому что больше вы не увидите ни цента из моих денег.
   - Не нужны мне ваши проклятые деньги!
   - Предупреждаю вас, Фаррел,  -  прошипел  он,  снова  потемнев  лицом  от
ярости, - лучше возьмите чек!
   - Суньте его себе в... - с ледяным хладнокровием отозвался Мэтт.
   Бенкрофт с поразительной силой выбросил вперед кулак, но  Мэтт  увернулся
от удара, схватил противника  за  запястье,  рванул  на  себя,  развернул  и
заломил руку за спину.
   - Слушайте меня, Бенкрофт, - тихо прорычал он. - Через  несколько  лет  у
меня будет достаточно денег, чтобы купить и продать вас, но если попытаетесь
вмешиваться в нашу жизнь, я убью вас! Надеюсь, мы поняли друг друга?
   - Отпусти меня, сукин сын! Мэтт отшвырнул его и пошел к выходу.  Бенкрофт
в мгновение ока успел оправиться и прийти в себя.
   - Обедаем  в  три  часа,  -  рявкнул  он.  -  Предпочитаю,  чтобы  вы  не
расстраивали Мередит рассказами о том, что здесь  произошло.  Как  вы  верно
указали, она беременна.
   Мэтт, уже положив ладонь на дверную ручку, обернулся, словно против  воли
соглашаясь, но Бенкрофт еще не  закончил.  Как  ни  удивительно,  он  словно
растратил ярость и теперь был  вынужден  неохотно  признать,  что  не  может
разорвать этот союз и все  дальнейшие  попытки  могут  вызвать  непоправимое
отчуждение между ним и Мередит.
   - Я не хочу потерять дочь, Фаррел, - мрачно признался он. - Очевидно,  мы
с вами не выносим друг друга, но хотя бы ради нее нужно попытаться поладить.