л он. -  Мы,  однако,  старались
проделывать и то, и другое. - Она фыркнула над этим ответом, а он продолжал:
   - Впрочем, если знание шотландской истории  меня  не  подводит,  кажется,
ваши кланы бились друг с другом на протяжении веков, умудряясь  одновременно
нарушать наши границы, и совершать набеги, и жечь, и всячески нам досаждать.
   Решив лучше оставить эту тему, она оглянулась на огромный замок,  сияющий
под солнцем, и полюбопытствовала:
   - А почему вы его осаждали? Потому, что хотели забрать себе?
   - Я штурмовал его потому, что барон, которому он принадлежал,  вступил  с
несколькими другими баронами в заговор с целью убийства Генриха, в  заговор,
который чуть  не  удался.  Это  место  тогда  называлось  Уилсли,  по  имени
владевшего им семейства, но Генрих отдал его  мне  с  условием,  что  я  его
переименую.
   - Почему?
   Взгляд Ройса стал суровым.
   - Потому, что именно Генрих возвысил Уилсли до  барона  и  наградил  этим
поместьем. Уилсли был одним из немногих доверенных его дворян. Я  дал  замку
имя Клеймор в честь семейств моей матери и отца, - добавил Ройс, пришпоривая
коня и посылая Зевса вперед быстрой рысью.
   Всадники из замка  летели  с  холма  вниз  и  приближались  навстречу.  В
неумолчном глухом топоте позади, постепенно  надвигавшемся  и  становившемся
громче,  уже  можно  было  явственно  различить  лошадиный   галоп.   Дженни
оглянулась через плечо и увидела полсотни человек, нагоняющих их.
   - Вы всегда планируете события  с  такой  точностью?  -  спросила  она  с
поблескивающим в глазах нерешительным восхищением.
   Его прищуренный взгляд выражал удовлетворение.
   - Всегда.
   - Почему?
   - Потому что, - охотно объяснил он, - расчет времени  помогает  выйти  из
битвы верхом на коне, а не быть вынесенным на щите.
   -  Но  ведь  вы  больше  не  будете  биться,  зачем  же  рассчитывать   и
планировать?
   Ленивая улыбка его была почти мальчишеской.
   - Верно, только это уже вошло в привычку,  а  от  таких  привычек  трудно
отделаться. Мужчины, что позади нас, годами сражались со мной бок о бок. Они
знают, о чем я думаю и что хочу сделать, почти не нуждаясь в моих словах.
   Рассуждать больше не оставалось времени, отряд из замка во главе с Ариком
был почти перед ними. Только Дженни спросила себя,  собираются  ли  всадники
останавливаться, все двадцать  пять  человек  неожиданно  совершили  поворот
кругом с такой точностью, что она чуть не зааплодировала. Арик занял позицию
прямо перед Ройсом,  а  пятьдесят  рыцарей  позади  выстроились  образцовыми
колоннами.
   Дженни переживала душевный подъем при виде цветистой процессии,  скачущих
коней, красующихся флагов и, несмотря на решимость не обращать  внимания  на
мнение увидавших ее людей,  внезапно  преисполнилась  жуткой  нервозности  и
некой необоримой надежды. Каковы бы ни были ее  чувства  к  мужу,  эти  люди
станут ее людьми, ей суждено провести среди них всю жизнь, и ужасная  истина
состоит в том, что она не способна совладать с желанием понравиться  им.  За
осознанием  сей  истины  моментально  последовал  новый  прилив   чудовищных
сожалений  по  поводу  своей  неопрятной  внешности   и   общих   физических
недостатков. Закусив губку, Дженни произнесла  быструю,  страстную  молитву,
чтобы Господь заставил их полюбить ее, и принялась поспешно соображать,  как
лучше вести себя при встрече с подданными. Надо  ли  улыбнуться  деревенским
жителям? "Нет, - лихорадочно думала  она,  -  учитывая  обстоятельства,  это
вполне может оказаться неподобающим".  Но  в  то  же  время  не  хотелось  и
выглядеть абсолютно бесчувственной, так как тогда они по ошибке сочли бы  ее
холодной или надменной. В конце концов,  она  шотландка,  а  многие  считают
шотландцев холодными и горделивыми.  И  хотя  Дженни  гордилась  шотландским
происхождением, ни при каких обстоятельствах не желала бы, чтоб эти  люди  -
ее люди - в заблуждении признали ее недоступной.
   Они были  в  нескольких  ярдах  от  четырех  сотен  деревенских  жителей,
выстроившихся вдоль дороги, и Дженни пришла к заключению, что  лучше  слегка
улыбнуться, чем прослыть холодной или слишком  гордой.  Изобразив  на  губах
скромную  улыбку,  она  в  последний  раз  стыдливо  разгладила   платье   и
выпрямилась в седле.
   Их свита уже живописно следовала мимо зрителей,  но  внутреннее  волнение
Дженни сменялось недоумением. В  Шотландии,  когда  лорд  возвращался  домой
после битвы - победителем  или  побежденным,  -  его  встречали  улыбками  и
радостным хором, а крестьяне молчали и обеспокоенно наблюдали. На нескольких
лицах читалась откровенная воинственность, подавляющее большинство принимало
нового господина со страхом. Дженни видела это,  чувствовала  и  удивлялась,
почему они боятся своего собственного героя. А  может  быть,  нервно  гадала
она, они боятся ее.
   Ответ  пришел  через  несколько  быстротечных   секунд,   когда   громкий
враждебный мужской голос разорвал наконец напряженную тишину.
   -  Потаскушка  Меррик!  -   прокричал   он.   И   в   страстном   желании
продемонстрировать своему знаменитому господину, что  они  разделяют  хорошо
всем известное отношение герцога к своей женитьбе, люди в  толпе  подхватили
мотив.
   - Потаскушка Меррик! - вопили они, насмехаясь. Шлюха! Шлюха Меррик!
   Все произошло так  внезапно,  что  Дженни  не  успела  отреагировать  или
почувствовать что-либо, когда рядом с ними  мальчишка  лет  девяти  проворно
схватил ком грязи и швырнул, угодив ей точнехонько в правую щеку.
   Она вскрикнула от неожиданности и испуга, но  Ройс  заглушил  этот  крик,
мгновенно подавшись вперед и прикрыв ее своим телом от  удара,  которого  не
видел и не мог предотвратить. Арик,  лишь  мельком  заметивший  взмах  руки,
метнувшей нечто, вполне способное  оказаться  кинжалом,  испустил  леденящий
кровь яростный рев, спрыгнул с седла, выхватывая из-за пояса боевой топор, и
самолично ринулся на мальчишку. Ошибочно посчитав, что целью нападавшего был
Ройс, Арик  вцепился  в  густую  шевелюру,  оторвал  мальчика  от  земли  на
несколько  футов  и,  не  обращая  внимания  на  его  вопли  и   лихорадочно
мельтешащие в воздухе ноги, широкой дугою занес топор...
   Дженни действовала без раздумий. С порожденной страхом силой  она  бешено
рванулась, оттолкнув Ройса, и заглушила приказ, который он собирался  отдать
- каким бы тот ни был, - своим собственным.
   - Нет! Нет, не надо! - дико провизжала она. - Не надо!
   Топор Арика замер в высшей точке дуги, гигант оглянулся через плечо -  не
на Дженни, на Ройса, - ожидая распоряжений.  То  же  самое  сделала  Дженни,
бросила взгляд на его лицо, полное холодного гнева, и сразу же  поняла,  что
он намерен приказать Арику довести дело до конца.
   - Нет! - истерически  завопила  она,  хватая  Ройса  за  руку.  Он  резко
повернул голову в ее сторону, лицо его было еще более  грозным,  чем  минуту
назад,  если  это  возможно.  Дженни  увидела,  как  на  каменных   челюстях
перекатываются желваки, и, лишившись от страха рассудка, крикнула:
   - Неужто вы убьете ребенка только за то, что он повторил ваши собственные
слова, желая показать, что поддерживает вас во всем, включая ваши чувства ко
мне! Ради Бога, ведь это дитя! Глупое дитя...
   Ройс холодно отвернулся от нее к Арику и скомандовал:
   - Пусть его приведут завтра ко мне.
   Он вонзил шпоры в бока вороного коня, посылая его вперед без оглядки; как
по немому сигналу ехавшие позади рыцари рванулись  вперед,  образовав  живую
ограду по обеим сторонам от Ройса и Дженнифер.
   Из толпы больше не доносилось криков; в полном  молчании  люди  смотрели,
как караван галопом проносится мимо. Дженни не могла вздохнуть с  легкостью,
покуда все деревенские жители не скрылись из виду, и тогда на нее накатилась
слабость. Опустошение. Привалившись к неестественно окоченевшему телу Ройса,
она позволила себе оживить в памяти всю сцену. Размышляя задним числом,  она
решила, что Ройс разгневался на мальчишку из-за нее и дал ребенку  отсрочку,
подчинившись ее желанию. Повернувшись в седле, она посмотрела  на  него.  Он
по-прежнему  неотрывно  глядел  прямо  перед  собой,  и   она   нерешительно
проговорила:
   - Милорд, я хотела бы... поблагодарить вас за сдержанность...
   Взгляд хлестнул ее по лицу, и Дженни съежилась, обомлев от  презрительной
ярости в серых глазах, - Ежели вы когда-нибудь, - злобно предупредил  он,  -
снова публично меня опозорите или посмеете обращаться ко мне в таком тоне, я
не отвечаю за последствия, клянусь Богом!
   Благодарность на ее выразительном  личике  сменилась  потрясением,  потом
бешенством, потом она холодно повернулась к нему спиной.
   Ройс  уставился  в   затылок   Дженни,   раздосадованный   ее   искренней
убежденностью, что он разрешил бы снести ребенку  голову  за  проступок,  не
заслуживающий  столь  жестокого  наказания,   раздосадованный,   что   своим
поведением она заставила всех крепостных и вилланов тоже поверить в это.  Но
больше всего он сетовал на самого себя,  не  сумевшего  предвидеть  подобной
сцены с деревенскими жителями и не принявшего мер, чтобы предотвратить ее.
   Планируя осаду или вступая в сражение, он неизменно  обдумывал  все,  что
способно пойти не так, как надо, но нынче, в  Клейморе,  по-дурацки  оставил
события на волю случая, понадеявшись, что все будет хорошо.
   С другой стороны, с сердитым вздохом решил Ройс,  в  сражении  мельчайший
его приказ предвидят и выполняют без расспросов  и  споров.  В  сражении  не
приходилось считаться с Дженнифер, которая спорит и перечит  ему  по  любому
поводу.
   Не обращая внимания на красоты поместья, которое  он  жаждал  увидеть  на
протяжении восьми долгих лет, Ройс  мрачно  недоумевал,  как  ему  удавалось
заставить  рыцарей,  дворян,  оруженосцев  и  закаленных   в   боях   солдат
повиноваться одним лишь взглядом, а теперь не удается принудить к подчинению
молоденькую,  упрямую,  дерзкую  шотландскую  девчонку.  Она  так  чертовски
непредсказуема, что нет .никакой возможности угадать ее реакцию на что-либо.
Она безрассудна, своевольна и совершенно лишена  почтительности,  подобающей
женам. Проезжая через подъемный мост, он глянул на ее застывшие плечики и  с
опозданием сообразил, какой унизительной для нее, должно быть, была сцена  в
долине. С жалостью и невольным восхищением он признал также, что  она  очень
молода, очень напугана, очень отважна и чрезвычайно отзывчива. Любая  другая
женщина ее положения вполне могла потребовать головы мальчишки, вместо  того
чтоб молить сохранить ему жизнь, как сделала Дженнифер.
   Огромный внутренний двор замка был полон народу, живущего или работающего
в его стенах, - настоящая  армия  конюхов,  прачек,  поваров  и  посудомоек,
плотников, кузнецов, оружейников, слуг и лакеев вдобавок к стражникам замка.
Более высокопоставленные члены штата - бейлифы,  письмоводители,  дворецкий,
управляющий и куча других - официально выстроились на  ступенях,  ведущих  в
зал. Однако теперь Ройс,  оглядываясь  по  сторонам,  не  преминул  заметить
направленную на  Дженнифер  холодную  враждебность,  которую  демонстрировал
практически каждый,  и  не  собирался  оставлять  их  отношение  к  ней  без
внимания. Чтоб всем и каждому в битком набитом дворе  было  хорошо  видно  и
Дженнифер, и его самого, Ройс обернулся к капитану стражи и коротко кивнул в
сторону конюшен. Он не сошел с коня, покуда последний рыцарь не  растворился
в толпе, подъезжая к стойлам, потом,  спешившись,  протянул  руки,  обхватил
Дженнифер за талию и снял с седла, отметив при этом,  что  милое  ее  личико
окаменело и она старательно избегает встречаться с кем-нибудь взглядом.  Она
не попыталась пригладить волосы, не одернула  платье,  и  сердце  его  вновь
сжалось от жалости, ибо  она  явно  решила,  что  вид  ее  больше  не  имеет
значения.
   Слыша недовольный ропот, нараставший в заполнившей двор толпе, Ройс  взял
ее за  руку  и  подвел  к  подножию  лестницы,  но  когда  Дженнифер  начала
подниматься, решительно удержал ее и обернулся.
   Дженни, ненадолго показавшись над поверхностью пучины  стыда,  в  которой
тонула, бросила на него отчаянный взгляд, но Ройс его не заметил. Он  застыл
с твердым и непреклонным выражением на лице, неотрывно глядя на  беспокойную
толпу во дворе. Даже в своем состоянии тупого горя Дженни вдруг ощутила, что
он излучает теперь непонятную силу, и сила  эта,  похоже,  передается  всем.
Толпа, точно под действием чар, смолкла, люди выпрямились, устремив на  него
взоры. И тогда Ройс заговорил. Его  низкий  голос  звенел  в  неестественной
тишине двора, заключая в себе властную мощь громового раската.
   - Посмотрите на свою новую госпожу, мою жену,  -  провозгласил  он,  -  и
знайте, что когда она вам приказывает, это я вам приказываю. Чем бы вы ей ни
служили, это вы мне служите. Любое проявление преданности или  неповиновения
ей - это преданность или неповиновение мне!
   Его острый взгляд пронизал их насквозь за один грозный, захватывающий дух
момент, после чего он повернулся к Дженнифер и предложил ей руку.
   Непролитые слезы неимоверной признательности  и  восторженного  изумления
сверкали в синих глазах Дженни, когда она глянула  на  него  снизу  вверх  и
медленно, чуть ли не благоговейно  взяла  его  под  руку,  Позади  оружейник
неспешно хлопнул в ладоши - дважды. Кузнец поддержал его. Потом еще  десяток
слуг. К тому моменту, когда Ройс  подводил  Дженни  по  широким  ступеням  к
дверям в зал, где поджидали Стефан с  братом  Грегори,  весь  двор  громыхал
звонкими  аплодисментами  -  то  было  не  вольное  стихийное   приветствие,
свидетельствующее  о   чистосердечном   энтузиазме,   а   скорее   ритмичное
подтверждение колдовских чар силы и власти, слишком могучих, чтобы им  можно
было противиться.
   Стефан Уэстморленд был первым, кто заговорил после того, как они вошли  в
огромный, точно пещера, зал. Тепло и любовно  хлопнув  Ройса  по  плечу,  он
пошутил:
   - Хотелось бы мне уметь так обращаться с  толпой,  дорогой  братец,  -  и
многозначительно добавил:
   - Не уделишь ли нам несколько минут? Надо кое-что обсудить.
   Ройс, повернувшись к Дженни, извинился, что на минуту оставит ее,  и  она
проводила взглядом обоих мужчин,  направившихся  к  камину,  возле  которого
стояли сэр Годфри, сэр Юстас и сэр Лайонел. Они, видно, приехали  в  Клеймор
первыми вместе со Стефаном Уэстморлендом, сообразила Дженни.
   Все еще изумленная невероятной чуткостью и заботливостью Ройса  в  момент
произнесения  речи,  Дженни  оторвала  взгляд  от  его  широких  плеч  и   с
нарастающим восхищением стала оглядываться по сторонам. Зал, где она стояла,
был необъятным, с парящим в высоте балочным потолком и гладким каменным,  не
устланным  ни  соломой,  ни  тростником  полом.  Широкая   галерея   вверху,
опирающаяся на богато украшенные резьбой каменные арки, окружала зал с  трех
сторон. У четвертой стены был камин такой величины, что на  него  легко  мог
встать  мужчина,  а  топку  сплошь  покрывал  витой  орнамент.  Гобелены   с
изображением военных и охотничьих сцен свисали со стен, и  кто-то,  заметила
она с ужасом, постелил два огромных ковра на полу близ  камина.  В  дальнем,
противоположном от нее конце зала на помосте стояли длинный стол и буфеты  с
выставленными  в  них  кубками,  блюдами,  чашами,  сверкающими  золотом   и
серебром, многие из них были инкрустированы  драгоценными  камнями.  Хотя  в
рожках на стенах горели лишь несколько факелов, здесь  совсем  не  было  так
темно и мрачно, как в Меррике. И  объяснение  этому  Дженни  с  восторженным
вздохом нашла в огромном круглом окне с цветными стеклами, устроенном высоко
в стене над камином.
   Увлеченное рассматривание витража было внезапно прервано ликующим  воплем
сверху.
   - Дженнифер! - кричала  тетушка  Элинор,  поднимаясь  на  цыпочки,  чтобы
выглянуть  из-за  доходящей  до  плеч  балюстрады,  ограждающей  галерею.  -
Дженнифер, бедное, бедное мое дитя! - прокричала она и полностью скрылась из
виду, помчавшись по галерее.
   Хоть тетушку Элинор видно не было, хорошо  было  слышно  эхо  счастливого
монолога, покуда она направлялась к ступеням, ведущим вниз, в зал.
   - Дженнифер, как я рада видеть тебя, бедное  дитя!  Наблюдая,  запрокинув
голову,  за  галереей,  Дженни;  двинулась  вперед,  руководствуясь  звуками
теткиного голоса, продолжавшего:
   - Я так беспокоилась о тебе, детка, что почти не могла ни есть, ни спать.
Не скажу, что была в состоянии заниматься тем  и  другим,  ибо  болталась  в
седле, трясясь прямехонько через всю Англию на самой  неудобной  лошади,  на
какую когда-либо имела несчастье садиться!
   Склонив  голову  и  тщательно  прислушиваясь,  Дженни  медленно   шла   в
противоположный конец огромного зала.
   - А погода была совершенно отвратительной! - продолжала тетушка Элинор. -
Именно в тот момент, когда я подумала, что дождь  обязательно  меня  утопит,
вышло солнце, и я изжарилась заживо!  У  меня  разболелась  голова,  у  меня
разболелись кости, и я, безусловно, нашла б свой конец, если бы  сэр  Стефан
не согласился остановиться ненадолго, чтоб я могла набрать целебных трав.
   Тетушка Элинор спустилась с последней  ступеньки,  явилась  во  плоти  на
глаза Дженни в двадцати пяти ярдах от  нее,  зашагала  навстречу  и  все  не
умолкала:
   - Что было очень и очень кстати, поскольку разок я уговорила его глотнуть
моего  секретного  питательного  отвара,  который  сперва  вызывал  у   него
отвращение, но в результате он заработал всего-навсего насморк.
   Она глянула на Стефана Уэстморленда, подносившего к губам кружку с  элем,
и оторвала его от сего занятия, потребовав подтверждения своих слов:
   - Вы ведь не разболелись, а получили всего-навсего небольшой насморк,  не
правда ли, дорогой мальчик? Стефан опустил кружку с элем, покорно ответил:
   - Правда, мэм, - легонько кивнул и снова понес ко рту  кружку,  тщательно
избегая встречи с косым насмешливым взглядом Ройса.
   В зал вошел Арик, промаршировал к очагу, а тетушка Элинор, бросив на него
осуждающий взгляд, продолжала разговор с идущей к ней Дженни:
   - В целом путешествие оказалось не таким уж и страшным. По  крайней  мере
оказалось бы, если б меня не заставили ехать с этим типом, с Ариком, на  что
я была вынуждена согласиться, когда мы покидали Меррик...
   Рыцари у камина начали поворачиваться, и Дженни в испуге кинулась к тетке
бегом в тщетной попытке остановить ее,  покуда  та  не  ступила  на  опасную
почву, обсуждая вооруженного топором гиганта.
   Широко открывая  объятия  навстречу  Дженнифер,  расплывшись  морщинистым
лицом в сияющей улыбке, тетушка Элинор продолжала:
   - Арик прибыл сюда за добрых  двадцать  минут  до  вашего  приезда  и  не
пожелал отвечать на мои настоятельные расспросы о тебе.
   Предчувствуя, что ей может не хватить времени закончить мысль, прежде чем
Дженнифер добежит, тетушка Элинор затараторила с удвоенной скоростью:
   - Я, впрочем, не думаю, что он такой сердитый по слабоумию. Я полагаю,  у
него трудности с... - Дженни дотянулась до тетки, крепко  обхватила  ее,  но
тетушка Элинор умудрилась вывернуться и триумфально закончить:
   - с кишечником!
   Последовавшая за  сей  клеветой  секунда  мертвой  тишины  была  прервана
оглушительным взрывом хохота, внезапно вырвавшегося у сэра  Годфри  и  резко
подавленного ледяным взглядом Арика. К ужасу Дженни, сама она тоже  начинала
беспомощно содрогаться от рвущегося изнутри смеха. -  О  тетушка  Элинор!  -
обессиленно выдохнула она и спрятала смеющееся лицо на теткиной шее.
   - Ну-ну, голубка милая, - утешала тетушка Элинор,  но  внимание  ее  было
обращено  на  хохочущих  над  диагнозом  рыцарей.   Она   устремила   поверх
трясущегося плечика Дженни суровый взгляд на восхищенную компанию, состоящую
из пяти рыцарей и одного лорда, и строжайшим тоном уведомила:
   - Плохой кишечник - не повод для смеха. - Потом переключилась на пышущего
гневом Ар