оперхнувшись вином, Джулия подавила нервный смешок и сказала:
   - Мне кажется, что этот вопрос вряд ли относится к разряду  "самых  общих
проблем".
   - Возможно, ты права, - широко улыбнулся Зак. - Так  что  же  задерживает
вашу помолвку?
   К своему великому  удивлению,  Джулия  почувствовала,  что  краснеет.  Ее
смущение  явно  забавляло  Зака.  Но  ответила  она  совершенно  спокойно  и
рассудительно:
   - Мы хотим окончательно убедиться в том, что подходим друг другу. В  том,
что наши цели и взгляды на жизнь совпадают.
   - Судя по всему, вы просто тянете время. Ты живешь с ним?
   - Конечно, нет, - возмущенно ответила Джулия и увидела, как ее собеседник
слегка приподнял брови, как будто услыхав что-то очень забавное.
   - Ты живешь с какой-то подругой?
   - Нет, я живу одна.
   - Ни мужа, ни соседок по квартире, - констатировал Зак, подливая ей вина,
-  значит,  тебя  никто  не  ищет,  никто  не  беспокоится  о  том,  что  ты
задерживаешься?
   - Я уверена, что ищут и беспокоятся, причем очень многие.
   - Ну кто, например?
   - Например, мои родители. К этому времени они уже наверняка сходят с  ума
и обзванивают всех, кого только можно, расспрашивая обо мне.  Причем  первый
человек, которому они позвонят, будет мой брат Тед. Кроме  того,  меня  ищет
Карл. Ведь я уехала на его машине. Можешь не сомневаться, что сейчас уже все
поставлены на ноги.
   - Твой брат Тед - это тот, который строитель?
   - Нет, - насмешливо ответила Джулия. Теперь пришла ее пора забавляться. -
Это тот, который шериф. Его бурная реакция была приятна Джулии.
   -  Шериф?!  -  Зак   сделал   большой   глоток   вина   и   саркастически
поинтересовался:
   - А твой отец, я полагаю, судья?
   - Нет, он священник.
   - О Господи!
   - Ты  обращаешься  по  адресу.  Именно  Господь  -  его  непосредственный
начальник.
   - Из всех женщин Техаса, - с мрачным юмором продолжал развивать эту  тему
Зак, - я умудрился похитить сестру шерифа я  дочь  священника.  Представляю,
какую шумиху поднимут газеты и телевидение, когда узнают, кто ты такая.
   Приятное чувство того, что теперь и ему придется  немного  поволноваться,
пьянило больше, чем вино. Кивнув, она радостно подхватила;
   - Все законопослушные граждане будут  охотиться  за  тобой  с  ружьями  и
собаками, а богобоязненные - молиться о том, чтобы тебя побыстрее поймали.
   Потянувшись за бутылкой, Зак долил себе остатки вина и залпом выпил.
   - Это очень обнадеживает, - мрачно сказал  он.  Но  чувство  собственного
триумфа очень быстро прошло,  вытесненное  сожалением  об  исчезновении  той
веселой легкости, с  которой  начинался  их  разговор.  И  Джулия  судорожно
пыталась придумать что-то, что могло бы ее вернуть, но не  придумала  ничего
лучшего, как спросить:
   - А что у нас на ужин?
   Этот вопрос  прервал  не  очень  радостные  раздумья  Зака,  и  он  снова
повернулся к плите.
   - Ничего особенного, - ответил он Джулии. - Кулинар из меня никудышный.
   Чтобы хоть чем-то занять себя, пока он  заканчивал  приготовление  ужина,
она  стала  рассматривать  его  широкие  плечи  и  спину,  обтянутые  черным
свитером.  Они  были  удивительно  мускулистыми,  как  будто  он  специально
накачивал их на индивидуальных тренажерах. Тюрьма. Джулия  где-то  читала  о
том, что в нее действительно попадает очень  много  невинных  людей,  и  она
внезапно  почувствовала,  что  ей  очень  хочется,  чтобы  Захарий  Бенедикт
действительно оказался одним из них. Не поворачиваясь, он сказал:
   - Садись на диван. Я принесу все туда.
   Джулия кивнула и слезла с табурета, отметив, что второй бокал  вина  явно
подействовал на нее и она слишком расслабилась. Зак шел за ней с тарелками в
руках. Она села на диван, и Зак поставил на кофейный столик две тарелки,  на
одной  из  которых  был  сочный,  аппетитный  бифштекс  и  румяная   печеная
картофелина.
   Однако на тарелке,  которую  он  поставил  перед  ней,  красовалась  лишь
небрежно вываленная из консервной банки кучка тунца. И все.  Ни  овощей,  ни
зелени.
   После  всех  гастрономических  ожиданий  неаппетитная  горка   ничем   не
приправленного тунца казалась просто прямым оскорблением. Это застало Джулию
врасплох, и она недоверчиво посмотрела на Зака. На  ее  лице  были  написаны
сердитое изумление и обида.
   - Разве ты не этого хотела? - невинно поинтересовался он.  -  Или,  может
быть, предпочтешь бифштекс? Я на всякий случай приготовил два.
   Эта  мальчишеская  выходка,  заразительная  улыбка  и   смеющиеся   глаза
заставили Джулию весело расхохотаться, хотя подобная реакция в  ее  ситуации
выглядела по меньшей мере эксцентричной.  Когда  он  вернулся  из  кухни  со
вторым бифштексом, ее плечи все еще содрогались от смеха.
   - Может быть, это тебе понравится больше?  -  Ну,  знаешь  ли,  -  Джулия
старалась говорить как  можно  серьезнее,  несмотря  на  пляшущие  в  глазах
веселые искорки, - я еще могу простить  тебе  похищение  и  запугивание.  Но
предлагать мне тунца в то время как сам собираешься есть бифштекс, - это уже
слишком.
   Джулия с аппетитом принялась  за  бифштекс,  однако  Зак  вскоре  нарушил
молчание, заметив синяк на ее руке.
   - Ударилась, играя в футбол, - объяснила она.
   - Что?
   - На прошлой неделе я играла в футбол и случайно ударилась.
   - О какого-то большого и сильного полузащитника?
   - Нет, о маленького мальчика в большой инвалидной коляске.
   - Что?
   Поняв, что так просто он  от  нее  не  отстанет,  Джулия  решила  немного
порассуждать на тему о футболе.
   - Я сама виновата, - сказала она, невольно улыбаясь  при  воспоминании  о
той игре, - честно говоря, я вообще  предпочитаю  баскетбол.  По-моему,  наш
американский футбол - игра, лишенная всякого смысла.
   - Почему ты так считаешь?
   -   Возьмем   хотя   бы   игроков.   Есть   защитник,   полузащитник    и
четверть-защитник.  А  почему  пропущены  три  четверти?  Или  им  не  нужен
защитник? Да и разметка поля какая-то несимметричная, - начала было она,  но
веселый смех Зака не  дал  ей  закончить  эти  рассуждения.  -  Нет,  футбол
определенно не моя игра. Правда, это не имеет  никакого  значения.  Главное,
чтобы он нравился детям. Один из моих мальчиков, наверное, даже  попадет  на
Олимпиаду для детей-инвалидов.
   Зак заметил, как засветились  ее  глаза  и  смягчился  голос,  когда  она
говорила о "своих мальчиках", и поразился  такой  исключительной  доброте  и
способности к состраданию. Стараясь во  что  бы  то  ни  стало  не  дать  ей
замолчать, он задал следующий вопрос:
   - А что ты делала в Амарилло в тот день, когда мы встретились?
   - Я поехала туда  к  дедушке  одного  из  моих  подопечных-инвалидов.  Он
достаточно богат, и я надеялась получить  от  него  немного  денег  на  свою
программу по ликвидации неграмотности среди взрослых.
   - Тебе это удалось?
   - Да, чек уже у меня.
   - А почему  ты,  собственно,  решила  стать  учительницей?  -  настойчиво
продолжал расспрашивать Зак. Ему почему-то  очень  не  хотелось,  чтобы  она
умолкала. Задав последний вопрос, он понял, что наконец нашел удачную тему.
   Джулия улыбнулась своей фантастической улыбкой и охотно ответила:
   - Я люблю детей, а работа учителя - древняя и уважаемая профессия.
   - Уважаемая? - переспросил он, меньше всего ожидая услышать такой эпитет.
-  Мне  казалось,  что  в  наше   время   люди   не   очень-то   пекутся   о
респектабельности. Почему для тебя это так важно?
   Джулия лишь слегка пожала плечами:
   - Я - дочь священника, а Китон - маленький городок, - ответила она.
   - Понятно, - сказал Зак, хотя на самом деле абсолютно ничего не понял,  -
но ведь есть и другие профессии, ничуть не менее респектабельные.
   - Да, конечно, но тогда мне не довелось бы работать с людьми типа  Джонни
Эверетта и Дебби Сью Кэссиди.
   При упоминании о Джонни ее лицо даже засветилось изнутри, и Зак  невольно
заинтересовался, кто же такой этот Джонни, который, судя  по  всему,  значил
для нее даже больше, чем почти жених.
   - А кто такой Джонни Эверетт?
   - Он один из моих учеников, точнее, один из моих самых любимых  учеников.
У него полностью парализована нижняя  часть  тела.  Когда  я  только  начала
работать  в  китонской  школе,  у  него  были  такие  проблемы  с  учебой  и
дисциплиной, что мистер Дункан уже собирался отправлять его в спецшколу  для
умственно отсталых детей.  Его  мать  утверждала,  что  он  прекрасно  умеет
разговаривать, но, кроме нее, никто никогда этого не слышал. А так  как  она
никогда не позволяла ему играть  с  другими  детьми,  то  у  всех  создалось
впечатление, что она просто добивается того, чтобы  ее  сын  казался..,  ну,
более нормальным, что ли, чем он был на самом деле. В  классе  он  вел  себя
просто чудовищно - швырялся  учебниками,  перегораживал  дверной  проход  во
время перемены и тому подобное. Мелочи, конечно, но  так  как  он  их  делал
постоянно, то мистер Дункан решил отправить его в спецшколу.
   - А  кто  такой  мистер  Дункан?  Зак  невольно  улыбнулся,  увидев,  как
презрительно сморщился ее маленький носик при упоминании этого имени.
   - Это наш директор.
   - Кажется, ты его не особенно жалуешь?
   - Он неплохой человек, но уж слишком  чопорный  и  консервативный.  Такие
взгляды, как у него, были бы вполне уместны лет сто  назад,  когда  ученика,
осмелившегося заговорить без разрешения учителя, наказывали розгами.
   - И Джонни боялся его, да?
   Джулия весело рассмеялась и отрицательно покачала головой:
   - Нет, с ним скорее все было как  раз  наоборот.  Совершенно  случайно  я
обнаружила, что из небезызвестных  кнута  и  пряника  Джонни  был  необходим
именно кнут. Он просто мечтал о том, чтобы с ним перестали  миндальничать  и
наказали, как любого другого нормального ребенка.
   - И как же тебе удалось обнаружить это?
   - Однажды вечером, после уроков,  я  была  в  кабинете  Дункана,  получая
очередную головомойку.
   - У тебя были проблемы с директором?
   -  Постоянно,  -  весело  подтвердила  Джулия,   снова   сверкнув   своей
ослепительной улыбкой, - но именно в тот день  Джонни  задержался  в  школе,
дожидаясь, пока мама заберет его, и случайно услышал то, что  происходило  в
кабинете директора. Когда я наконец  вышла,  он  сидел  в  своем  инвалидном
кресле почти под самой дверью и смотрел на меня так, как будто  я  совершила
какой-то подвиг. Потом он открыл рот и сказал:
   - Вас что, наказали, мисс Мэтисон?  Теперь  вы  будете  оставаться  после
уроков?
   - Сначала я была настолько потрясена тем, что он заговорил, что  чуть  не
выронила охапку книг, которую держала в руках. Но когда я вновь  обрела  дар
речи и сказала ему, что никто не собирается оставлять меня после уроков,  то
увидела, что он явно разочарован. Сразу утратив ко мне  всякий  интерес,  он
сказал, что так и думал, что девчонок никогда  не  оставляют  после  уроков.
Только мальчишек. Нормальных мальчишек. И тогда я все  поняла!  -  Глядя  на
озадаченное лицо Зака, Джулия поспешила объяснить:
   - Дело в том, что мать всегда настолько опекала его, что он невольно стал
мечтать о школе, где к нему бы относились так же,  как  ко  всем  нормальным
детям. А ведь до сих пор и учителя, и одноклассники явно  выделяли  его,  не
хотели воспринимать на равных со всеми остальными.
   - И что же ты сделала, после того как обнаружила  это?  Поджав  под  себя
ноги, она поуютнее устроилась на диване и сказала:
   - Я сделала единственно разумную и правильную в  такой  ситуации  вещь  -
пристально наблюдала за ним в течение  всего  следующего  дня,  и  когда  он
швырнул карандашом в маленькую девочку, сидевшую перед ним,  набросилась  на
него, как будто он совершил государственное преступление. Я сказала, что  он
заслуживает того, чтобы его целый месяц  оставляли  после  уроков  и  что  с
сегодняшнего дня он может не рассчитывать ни  на  какие  поблажки.  А  потом
добавила, что он наказан и должен будет остаться  после  уроков.  Причем  не
один, а целых два дня!
   Откинувшись на спинку дивана, она  еще  раз  ласково  улыбнулась  Заку  и
продолжала:
   - В этот день я задержалась подольше, чтобы понаблюдать за  тем,  как  он
будет себя вести. Он спокойно сидел в комнате для наказаний вместе с другими
маленькими проказниками и казался довольным жизнью. Конечно, я не могла быть
уверенной в этом до конца, но впечатление было именно такое. В тот же  вечер
мне позвонила его мать  и  устроила  скандал.  Она  обозвала  меня  злобной,
бессердечной  и  прочими  нелестными  эпитетами.  Я  пыталась  хоть   что-то
объяснить ей, но она не стала слушать и бросила трубку. Она была  в  ярости.
На следующий день Джонни не пришел в школу.
   Джулия замолчала, и Зак мягко спросил:
   - И что же ты сделала?
   - После уроков я отправилась к нему домой, чтобы увидеться с ним самим  и
поговорить с его матерью. Кроме того, мне пришло  в  голову  взять  с  собой
другого своего ученика - Вилли Дженкинса.  Вилли  -  совершенно  потрясающий
маленький мужчина. Этакий будущий герой-любовник, Главный заводила в  классе
и кумир всех третьеклассниц. Он обязательно должен быть первым во всем -  от
футбола и бейсбола до умения ругаться. И надо признать, что это ему удается.
По крайней мере, почти во всем, кроме, - не смогла сдержать улыбки Джулия, -
пения. Когда Вилли говорит, то сразу вспоминается лягушка-бык. А уж если  он
пытается петь, то издает такие звуки, что все начинают смеяться. Как бы  там
ни было, но, отправляясь к Джонни, я решила  взять  Вилли  с  собой.  Джонни
сидел в инвалидном кресле на заднем дворе. Вилли  захватил  свой  футбольный
мяч, с которым, по-моему, не расстается даже во сне. Когда я входила в  дом,
то увидела, что он бросил этот мяч Джонни, но тот даже не попытался  поймать
его. Он лишь искоса взглянул  на  мать  и  продолжал  совершенно  неподвижно
сидеть в своем кресле. Я разговаривала с миссис  Эверетт  почти  полчаса.  Я
прямо  сказала  ей,  что  она  сама  препятствует  счастью  своего  ребенка,
обращаясь с ним так,  как  будто  он  годен  лишь  на  то,  чтобы  сидеть  в
инвалидной коляске. Я попыталась объяснить ей, почему  с  Джонни  необходимо
обращаться как с совершенно нормальным ребенком. По-моему, тогда мне  так  и
не удалось убедить ее, но вдруг раздался какой-то грохот, крики,  и  мы  обе
выбежали во двор. Вилли,  -  продолжала  Джулия,  и  глаза  ее  засияли  при
воспоминании о той сцене, - лежал  на  груде  опрокинутых  мусорных  бачков,
крепко сжимая в руках футбольный мяч и улыбаясь до  ушей.  И  он  нам  гордо
сообщил, что хотя Джонни еще не очень хорошо ловит мяч, пас правой у него не
хуже, чем у Джона Элвиса! Джонни сиял, а Вилли убеждал его,  что  ему  нужно
только немного потренироваться ловить мяч, и тогда он, Вилли, мог  бы  взять
его в свою команду.
   Джулия опять замолчала, и тогда  Зак  полувопросительно-полуутвердительно
сказал:
   - И они начали тренироваться.
   Джулия кивнула, и ее выразительное  лицо  красноречиво  говорило  о  том,
сколько радости ей доставляют даже просто воспоминания об этом.
   - Они стали  тренироваться  каждый  день,  вместе  с  остальными  членами
команды Вилли. А потом они стали приходить к Джонни домой, и Джонни  помогал
Вилли делать домашние задания.  Оказалось,  что  хотя  до  этого  Джонни  не
проявлял на уроках ни малейшей активности, он на самом деле впитывал все как
губка. И теперь, когда лед тронулся, его незаурядные способности  проявились
в полной мере. Кроме того, он такой мужественный, такой целеустремленный!  -
Внезапно  Джулия  осеклась,  как  бы  устыдившись  проявленных   эмоций,   и
окончательно замолчала, полностью сосредоточившись на еде.

Глава 24

   Зак откинулся на спинку дивана, положил ногу на ногу и,  глядя  на  языки
пламени, пляшущие в камине,  замолчал,  давая  Джулии  возможность  спокойно
закончить обед. Он попытался было сосредоточиться и обдумать следующий  этап
своего путешествия, но сытость и расслабляющее тепло  располагали  скорее  к
философским размышлениям  о  капризах  судьбы,  следствием  которых  и  было
появление в его жизни сидящей напротив Джулии Мэтисон. Много  недель  подряд
он до мельчайших деталей разрабатывал план своего побега. Лежа  на  тюремных
нарах, он долгими бессонными ночами мечтал о первой ночи, которую проведет в
этом доме. Но ни разу ему в голову не приходила мысль о том,  что  он  будет
здесь не один. Конечно, по целой тысяче причин было бы гораздо  лучше,  если
бы он действительно был один. Но теперь, раз уж  девушка  оказалась  в  этом
доме, невозможно делать вид, что ее здесь нет. Правда,  теперь,  после  этой
застольной беседы,  Заку  очень  захотелось  поступить  именно  так.  Джулия
Мэтисон заставляла его задумываться о вещах, которых в его жизни никогда  не
было и, судя по всему, уже никогда и не  будет.  К  концу  недели  он  снова
отправится в путь, и там, куда он в конце концов попадет, не будет роскошных
уединенных домов в горах с уютно  потрескивающими  каминами;  там  не  будет
трогательных бесед о детях-инвалидах с юными учительницами младших  классов,
у которых к тому же глаза ангела и улыбка, способная расплавить  камень.  Он
никогда в жизни  не  мог  себе  представить,  что  женское  лицо  может  так
светиться изнутри, как лицо Джулии, когда она говорила об  этих  детях!  Зак
неоднократно видел, как сияли глаза честолюбивых женщин, когда они  получали
от него ведущую роль или дорогие украшения. Он видел, как лучшие актрисы  на
сцене и в жизни,  в  постели  и  вне  ее  талантливо  и  убедительно  играли
нежность,  любовь  и  заботу  о  ближнем,  но  до  сегодняшнего  дня  он  не
представлял, что такое возможно на самом деле.
   Очень давно, когда ему было  всего  восемнадцать  и  он  сидел  в  кабине
грузовика, направлявшегося в Лос-Анджелес,  Зак  поклялся  себе  никогда  не
оглядываться назад и не думать о том, "что бы было, если бы". И вот  сейчас,
когда ему уже тридцать пять и он прошел огонь, воду и медные трубы, глядя на
Джулию, Зак почувствовал, что поддается соблазну эту клятву нарушить. Вдыхая
аромат дорогого коньяка, он наблюдал за тем, как в камине уютно потрескивали
поленья, и думал, как  сложилась  бы  его  жизнь,  если  бы  он  встретил  в
молодости такую вот Джулию Мэтисон. Смогла бы она спасти его от него самого,
научить прощать, смягчить сердце и заполнить пустоту,  образовавшуюся  после
того, как он покинул родительский дом? Смогла бы она привнести в  его  жизнь
какие-то иные цели, кроме тех, которые всегда определяли его  существование,
- больших денег, власти и всеобщего признания? Смогла бы  женщина,  подобная
Джулии, дать ему в постели нечто более глубокое и продолжительное, чем чисто
физиологическое удовлетворение?
   Но  Зак  быстро  спохватился  и,  осознав  всю  беспочвенность   подобных
размышлений,  разозлился  на  собственную  глупость.  Ведь  было  совершенно
понятно, что ему просто  негде  было  встретить  такую  девушку.  Вплоть  до
восемнадцати лет он был окружен родственниками и слугами,  одно  присутствие
которых служило напоминанием о  его  безусловном  социальном  превосходстве.
Дочь провинциального священника никоим образом не могла попасть в  круг  его
общения.
   Они не могли встретиться и в  Голливуде.  Но  если  бы  даже  такое  чудо
произошло, что тогда? Сосредоточившись, Зак попытался представить себе такую
ситуацию.  Если  бы  ей  даже  каким-то  образом  удалось  уцелеть   в   том
развращенном  мире  абсолютной  беспринципности,  ничем   не   сдерживаемого
потворства  своим  желаниям  и  необузданного  честолюбия,  каковым  являлся
Голливуд, то обратил ли бы он на нее внимание? Или ее бы полностью заслонили
более красивые, броские и искушенные женщины? Если бы в один прекрасный день
она появилась в его конторе  на  Беверли  Драйв  и  попросила  о  кинопробе,
заметил ли бы он ее изящно очерченное  лицо,  фантастические  глаза,  гибкую
фигуру? Или он  бы  проглядел  все  это  потому,  что  ее