о крайней мере до завтра он ничего не предпримет. -  Элизабет,
как ты могла быть такой дурой?
   Для того, чтобы понять,  какой  это  отъявленный  негодяй,  не  требуется
особого опыта! Он не годится для... - Роберт умолк и сделал глубокий  вздох,
пытаясь сдержать обуревавшую его ярость. Переждав  с  минуту,  он  заговорил
несколько спокойнее:
   - Как бы там ни было, но урон твоей репутации уже нанесен.
   И в первую очередь это моя вина - ты еще слишком молода и неопытна, чтобы
отпускать тебя куда бы то ни было без присмотра Люсинды. Нам остается только
молиться, чтобы твой нареченный проявил такое же понимание.
   Элизабет вдруг сообразила, что уже второй раз за вечер Роберт упоминает о
ее свадьбе, как о деле решенном.
   - Поскольку ты еще не дал виконту Мондвэйлу своего  согласия  и  о  нашей
помолвке не было объявлено публично, я не понимаю, как  мои  действия  могут
повлиять на него, -  сказала  она  не  столько  с  уверенностью,  сколько  с
надеждой.
   - Если вокруг этого  и  возникнет  некоторый  шум,  виконт  может  просто
отложить на некоторое время объявление о помолвке, но я  не  думаю,  Роберт,
чтобы он придал этому эпизоду такое значение.
   - Сегодня мы подписали брачный контракт. - Роберт оскалил зубы в  мрачной
усмешке. - У нас с Мондвэйлом не  возникло  никаких  разногласий  по  поводу
твоего обеспечения - оно будет очень щедрым, если хочешь знать. Счастливый и
гордый жених прямо от меня помчался давать объявление в газету, и я могу его
понять.
   Так что завтра оно появится в "Лондонской газете".
   При этом волнующем известии у Берты вырвалось рыдание, и она снова начала
шмыгать  носом  и  громко  сморкаться.   Элизабет   зажмурилась,   смаргивая
набегающие слезы. В эту минуту ее терзали куда более серьезные проблемы, чем
ее молодого красивого жениха.
   В эту ночь Элизабет долго  лежала  без  сна,  мучаясь  воспоминаниями  об
уикэнде и холодея от мысли, что ей не удастся отговорить Роберта  от  дуэли,
место и время которой, как она  сильно  подозревала,  были  уже  определены.
Глядя в потолок, она попеременно опасалась то за  Роберта,  то  за  Яна.  По
словам лорда Ховарда, выходило, что Ян - отчаянный дуэлянт, несмотря на  то,
что он отказался стреляться с лордом Эверли. Возможно, слухи о меткости  Яна
были всего лишь слухами. Роберт  тоже  был  неплохим  стрелком,  и  Элизабет
покрылась холодным потом, представив, как Ян - такой  гордый  и  одинокий  -
лежит с пулей в груди, выпущенной из пистолета Роберта.  Нет!  Она  твердила
себе, что ведет себя, как истеричка. Вероятность того, что один из них будет
убит, была слишком мала.
   Дуэли запрещены, и  в  данном  случае  кодекс  чести  требует,  чтобы  Ян
предложил (что он, несомненно, и сделал,  оставшись  наедине  с  Робертом  в
оранжерее), а Роберт принял его предложение - выстрелить в воздух. Тем самым
Ян как бы признает свою вину, а Роберт получит удовлетворение, не прибегая к
кровопролитию. Вот как обычно происходят дуэли в наше время,  убеждала  себя
Элизабет.
   Обычно, напомнила она себе, но у Роберта такой взрывной  характер,  и  он
был так взбешен сегодня вечером,  что,  когда  его  гнев  сменился  холодным
убийственным молчанием, это напугало Элизабет еще больше.
   Незадолго до рассвета она забылась  чутким,  призрачным  сном,  но  через
несколько минут проснулась, услышав в холле чьи-то  шаги.  Наверное,  слуги,
подумала она, выглянув в окно. На чернильном ночном небе  появились  бледные
серые лучи, предвещающие рассвет. Она уже была готова  снова  погрузиться  в
сон, как вдруг скрипнула, открываясь, парадная дверь и с шумом захлопнулась.
   Рассвет - время дуэлей. "Ведь он обещал сначала поговорить со мной", чуть
не закричала Элизабет. В первый раз в жизни у нее  не  возникло  проблем  со
вставанием. Страх поднял ее из постели, заставил натянуть домашнее платье  и
опрометью сбежать по ступенькам в холл. Она распахнула  парадную  дверь  как
раз в ту секунду, когда экипаж Роберта заворачивал за угол.
   -  О  Боже!  -  вслух  простонала  Элизабет  и,  чувствуя  себя   слишком
несчастной, чтобы сидеть в одиночестве и гадать,  что  теперь  будет,  пошла
будить единственного человека, которого здравый  смысл  не  покидал  ни  при
каких обстоятельствах. Люсинда дождалась их вчера ночью и уже знала  большую
часть истории, за исключением интерлюдии в домике лесника.
   - Люсинда, - прошептала  она,  и  седовласая  женщина  мгновенно  открыла
ясные, не замутненные сном глаза светло-орехового цвета. - Роберт только что
ушел из дома. Я уверена, что он пошел стреляться с мистером Торнтоном.
   Мисс Люсинда Трокмортон-Джонс, бывшая  до  Элизабет  безупречной  дуэньей
дочерей трех герцогов, одиннадцати графов и шести виконтов, села в постели и
прищуренным взглядом уставилась  на  юную  леди,  подмочившую  ее  блестящую
репутацию опекунши.
   - Ну, поскольку еще даже не рассвело, я думаю, этот  вывод  напрашивается
сам собой, - сказала она.
   - Господи, что же мне делать?
   -  Для  начала  я  предлагаю   перестать   заламывать   руки   на   манер
простолюдинки, а потом пойти на кухню и приготовить чай.
   - Я не хочу чая.
   - А мне не помешает подкрепиться, раз уж нам предстоит дожидаться  твоего
брата - ведь ты за этим пришла, если я правильно понимаю?
   - О, Люси, - произнесла Элизабет,  глядя  на  старую  деву  с  любовью  и
благодарностью, - что бы я без тебя делала?
   - Ты бы постоянно попадала в какие-нибудь неприятности, что мы  сейчас  и
наблюдаем. - Несчастное лицо Элизабет немного смягчило ее, и она вылезла  из
постели. - По традиции Торнтон должен просто явиться  на  место  дуэли,  что
само по себе служит достаточным удовлетворением для твоего брата, после чего
Роберт должен выстрелить в воздух. Ничего другого просто не может произойти.
   Это был первый случай на памяти Элизабет, когда Люсинда ошиблась.
   Одновременно с тем, как часы  пробили  восемь  утра,  вернулся  Роберт  с
лордом Ховардом. Проходя через гостиную, Роберт заметил на кушетке  Элизабет
и Люсинду с шитьем в руках, остановился и подошел к ним.
   - Что вы здесь делаете в такое время? - глухо спросил он Элизабет.
   - Ждем тебя, - ответила Элизабет, поднимаясь. Присутствие  лорда  Ховарда
сперва привело ее в некоторое замешательство, но потом она вспомнила, что на
дуэли должны присутствовать секунданты.
   - Так ты стрелялся с ним, Роберт?
   - Да!
   Голос Элизабет понизился до сдавленного шепота.
   - Он ранен?
   Роберт подошел к небольшому столику и налил себе виски.
   - Роберт, - воскликнула она, хватая его за руки. - Что случилось?
   - Я попал ему в руку, - в сердцах крикнул  Роберт.  -  Я  целился  в  его
черное сердце, но промахнулся! Вот что случилось. - Стряхнув с себя ее руки,
он осушил бокал и наполнил его опять.
   Чувствуя, что он чего-то недоговаривает, Элизабет вопросительно заглянула
ему в лицо.
   - Это все?
   - Нет, это не все! - взорвался Роберт. - После того,  как  я  ранил  его,
этот мерзавец поднял пистолет и так долго не стрелял, что  я  весь  вспотел.
Наконец он соизволил нажать на курок  и  отстрелил  кончик  шнурка  на  моем
распроклятом ботинке!
   - Чч-что? - пробормотала Элизабет, не понимая, что так разозлило Роберта.
   - Но ведь ты же не можешь злиться из-за того, что он промахнулся?
   - Черт возьми, ты что, ничего не понимаешь? Торнтон  не  промахнулся!  Он
хотел оскорбить меня. Он стоял там, истекая кровью, и целился мне в  сердце,
а в последнюю секунду изменил свое намерение  и  отстрелил  шнурок  на  моем
ботинке. Он хотел показать мне, что мог бы убить меня, если  бы  захотел,  и
все это видели!
   Это смертельное оскорбление! Черт бы побрал его низкую душу!
   - Мало того, что ты отказался стрелять в воздух, - заговорил  вдруг  лорд
Ховард, взбешенный не меньше Роберта, - так ты еще и выстрелил  раньше,  чем
был дан сигнал. Ты поставил в неудобное положение и себя, и  меня.  И  кроме
того, если слух об этой дуэли распространится, нас могут арестовать. Торнтон
дал тебе достаточное удовлетворение, явившись сегодня  утром  и  отказавшись
поднять пистолет. Он признал свою вину. Чего ты  еще  от  него  хотел?  -  И
словно вид Роберта был больше невыносим для него, лорд Ховард с негодованием
отвернулся и стремительно пошел к двери. Через минуту Элизабет опомнилась  и
побежала за ним в холл, отчаянно пытаясь придумать  какое-нибудь  оправдание
поведению Роберта.
   - Вы, должно быть, промерзли и устали, -  начала  она,  пытаясь  потянуть
время, - может  быть,  вы  останетесь  хотя  бы  на  чай?  Лорд  Ховард,  не
останавливаясь, покачал головой.
   - Единственное, чего я хочу, это вернуться в свой экипаж.
   - Тогда я провожу вас. - Элизабет дошла вместе  с  ним  до  дверей,  и  в
какое-то мгновение ей показалось, что он собирается уйти, даже не сказав  ей
"до свидания".  Остановившись  у  открытой  двери,  он  помедлил  секунду  и
повернулся к ней.
   - До свидания, леди Элизабет, -  произнес  он  с  каким-то  сожалением  в
голосе и вышел.
   Элизабет едва обратила внимание на его тон и даже на самый его отъезд. Ей
вдруг пришло в голову, что где-то в эту самую минуту хирург пытается достать
пулю из плеча Яна. Облокотившись на дверь, она сглотнула,  пытаясь  сдержать
тошноту, подступившую к горлу  от  мысли,  какую  боль  она  ему  причинила.
Прошлой  ночью  она  была  слишком  взволнована  предстоящей  дуэлью,  чтобы
задуматься, что должен был почувствовать Ян, когда Роберт сказал о помолвке.
Сейчас это наконец стало доходить до нее, и ей сделалось физически нехорошо.
Ян говорил, что хочет жениться на ней,  он  целовал  ее  и  держал  в  своих
объятиях с такой нежной страстью и говорил, что любит ее. И в ответ  на  все
это Роберт набросился на него, презрительно заявив, что он не стоит ее и что
она уже помолвлена с другим. А сегодня утром стрелял в него за  то,  что  он
посмел сделать ей предложение.
   Прислонившись головой к двери, Элизабет издала стон, в котором выразилось
все ее страдание и раскаяние. Возможно, у Яна  не  было  титула  и  никакого
права называть себя джентльменом, но интуитивно Элизабет чувствовала, что  у
него тоже есть своя гордость. Эта гордость была отчеканена в  его  бронзовых
чертах, в том, как он вел себя, в каждом его движении -  а  они  с  Робертом
растерзали ее в клочья. Вчера ночью в оранжерее они выставили его дураком, а
сегодня принудили к дуэли.
   Если бы в эту минуту Элизабет знала, где найти Яна, она бы  не  побоялась
его гнева и пошла к нему. Она рассказала бы ему  все  насчет  Хэвенхерста  и
своих обязательств, объяснила бы, что причина ее отказа не в нем самом или в
каких-то его недостатках, а в том, что обстоятельства не позволяют  ей  даже
помыслить о браке с ним.
   Отделившись наконец от двери,  Элизабет  медленно  прошла  через  холл  в
гостиную, где сидел Роберт, обхватив голову руками.
   - Но это еще не конец, - процедил он сквозь зубы. - Когда-нибудь  я  убью
его за это!
   - Нет, ты не сделаешь этого! - в ужасе остановила его Элизабет.  -  Бобби
послушай, ты ничего не понял насчет меня и Яна Торнтона. Он  не  сделал  мне
ничего плохого, правда. Понимаешь, - сдавленным голосом продолжила она, - он
думал... ну... что любит меня. Он хотел жениться на мне...
   Громкий издевательский смех Роберта разнесся по комнатам.
   - Это он тебе так сказал? - фыркнул он, покраснев от  ярости.  Тот  факт,
что сестра не проявляет семейной солидарности, приводил его в  бешенство.  -
Ну-ка, ну-ка, дай посмотреть на тебя, маленькая идиотка!  Выражаясь  ясно  и
его же собственными словами, все, чего он хотел от тебя,  -  это  поваляться
немного на простынях!
   Элизабет почувствовала, как кровь отлила у  нее  от  лица.  Она  медленно
покачала головой.
   - Нет, ты ошибаешься. Помнишь, когда ты нашел нас тогда, он сказал  тебе,
что у него честные намерения?
   - Он чертовски быстро передумал, когда я сказал ему, что у  тебя  нет  ни
пенни. - Роберт откинулся на спинку  дивана  и  смотрел  на  нее  со  смесью
жалости и презрения.
   У Элизабет подогнулись колени, и она  упала  на  диван  рядом  с  братом,
раздавленная осознанием того, какой груз проблем она обрушила на свою семью.
   Сколько бед она навлекла на себя и брата своей глупостью и доверчивостью!
   - Прости меня, - прошептала она, - прости. Ты рисковал из-за меня жизнью,
а я даже не поблагодарила тебя за то, что ты столько сделал ради меня. -  Не
умея выразить свою признательность в словах, Элизабет просто обняла  его  за
плечи. - В конце концов все обернется в нашу пользу - сколько  раз  уже  так
бывало, - пообещала она ему, не испытывая ни малейшей  уверенности  в  своих
словах.
   - Только не на этот раз, - в его глазах застыло отчаяние. -  Мы  погибли,
Элизабет.
   - Я не верю, что все так плохо, как ты говоришь. Может  быть,  ничего  из
этого и не выплывет наружу, - продолжила она, понимая  всю  тщетность  такой
надежды. - И потом, лорд Мондвэйл  любит  меня  и  наверняка  поверит  нашим
объяснениям.
   - Между прочим, - подала наконец голос Люсинда, - учтите: Элизабет должна
выезжать в свет, как и прежде, словно ничего не случилось. Если  она  станет
прятаться в доме, это даст еще больше пищи для сплетен, - с обычной для  нее
сухой практичностью заметила Люсинда.
   - Все это не имеет  значения,  говорят  вам!  -  закричал  Роберт.  -  Мы
погибли!
   Он оказался прав. В тот же день, когда Элизабет храбро пошла  на  бал  со
своим  женихом,  который  до  сих  пор  пребывал  в   счастливом   неведении
относительно ее поведения в минувший уик-энд, сенсационная весть о  скандале
распространилась по зале со скоростью пожара. Рассказ об эпизоде в оранжерее
сопровождался клеветническим утверждением, что  она  сама  послала  Торнтону
записку с предложением встретиться. Но с особенным удовольствием судачили  о
том, что Элизабет провела с Яном Торнтоном весь  день  в  уединенном  лесном
доме.
   - Этот негодяй сам же и распространяет эти  басни,  -  взбесился  Роберт,
когда на следующий день сплетни достигли его ушей. - Он хочет обелить  себя,
рассказывая, будто ты сама прислала ему записку с приглашением встретиться в
оранжерее, и утверждая, что весь уик-энд ты просто преследовала его.
   Единственное, чем я могу тебя утешить, это то,  что  ты  не  первая,  кто
потерял из-за него голову. Только в этом году его имя, помимо Черайз Дюмонт,
связывалось с именами стольких светских дам... Однако всем им хватило ума не
выдать себя так явно, как ты. Ты - единственная, кто позволил себе  подобную
неосторожность, и твои молодость и неопытность служат малым тому извинением.
   Элизабет уже не чувствовала в себе сил спорить и возражать. Теперь, когда
она не была во власти магнетического притяжения Яна Торнтона, до нее наконец
стало доходить, что все его действия  полностью  подпадали  под  определение
бездушного,  беспринципного  соблазнителя.  Всего  через   несколько   часов
знакомства он заявил, что уже наполовину влюблен в нее и  хочет  жениться  -
типичная приманка для доверчивых душ. Она прочитала  достаточно  романов,  в
которых охотники за приданым и  распутные  соблазнители  тоже  уверяли  свои
жертвы, что любят их до безумия, в то время как действительной их целью было
приданое или очередная победа. А она,  как  последняя  дура,  вбила  себе  в
голову, что он несчастная жертва предубеждения и социального неравенства.
   Слишком поздно она  поняла,  что  так  называемые  "предрассудки",  из-за
которых общество отвергло его,  как  раз  и  существовали  для  того,  чтобы
уберечь таких, как она, от неосторожных поступков.
   Но Элизабет недолго предавалась жалости к себе. Друзья виконта Мондвэйла,
узнав из газет о помолвке, сочли своим долгом  раскрыть  счастливому  жениху
глаза на истинный облик женщины, которой он предложил свою руку.
   На следующее утро виконт явился в особняк на Риппл-стрит и  отказался  от
своего предложения. Роберта в этот момент не  было  дома,  поэтому  Элизабет
пришлось выслушать все лично. Когда она вошла в гостиную, ей хватило  одного
взгляда на его застывшую негнущуюся фигуру  и  плотно  сжатый  неулыбающийся
рот, чтобы понять, зачем он пришел, и пол начал уходить у нее из-под ног.
   - Надеюсь, мы сумеем обойтись без неприятного для нас  обоих  объяснения,
сухо, без вступления начал Мондвэйл.
   Не в состоянии говорить из-за душивших ее слез  стыда  и  горя,  Элизабет
только  молча  кивнула  головой.  Он  развернулся  и  пошел  к  двери,   но,
поравнявшись с ней, вдруг бросился к девушке и схватил ее за плечи.
   - Почему, Элизабет? - Его красивое лицо выражало  одновременно  злость  и
разочарование. - Скажите мне почему. Будьте честны хотя бы в этом.
   - Почему? - повторила она, подавляя в себе нелепое желание  кинуться  ему
на грудь и умолять о прощении.
   - Я еще мог бы поверить в то,  что  вы  случайно  наткнулись  на  него  в
каком-то лесном домике, спасаясь от дождя, как меня  уверяет  в  этом  кузен
лорд Ховард.
   Но почему вы  послали  ему  записку  с  просьбой  встретиться  с  вами  в
оранжерее?
   - Я не делала этого! - закричала  Элизабет,  и  только  упрямая  гордость
удержала ее от того, чтобы упасть с рыданиями к его ногам.
   - Вы лжете, - он с сожалением уронил руки. - Валери видела  эту  записку,
когда он выбросил ее, отправляясь на встречу с вами.
   - Она ошибается! - Элизабет собралась объяснить ему все, но он уже  вышел
из комнаты.
   В тот момент ей казалось, что большего унижения уже не может быть, однако
вскоре она поняла, что ошибалась. Расторжение помолвки  было  расценено  как
доказательство ее вины, и с этого дня  на  Риппл-стрит  перестали  присылать
приглашения и приходить с визитами. По настоянию Люсинды,  Элизабет  наконец
собралась с духом и пошла на бал, куда была приглашена лордом и леди  Хинтон
еще до скандала. Она пробыла там пятнадцать минут и ушла, поскольку все,  за
исключением  хозяев,  у  которых  не   было   другого   выхода,   откровенно
игнорировали ее присутствие.
   В глазах света Элизабет  была  бесстыдной,  распутной  женщиной,  слишком
опытной и испорченной, чтобы допустить к ней  юных  девушек  с  незамаранной
репутацией и доверчивых юношей, - такой женщине не место в  благовоспитанном
обществе. Она нарушила действующий моральный кодекс, связавшись с человеком,
который вообще не имел репутации и  положения  в  обществе.  Она  не  только
нарушила устои, она швырнула их им в лицо.
   Через неделю после дуэли исчез Роберт - не предупредив и даже не  оставив
записки. Элизабет опасалась за  его  жизнь,  отказываясь  поверить,  что  он
бросил ее из-за того, что она натворила.  Однако  на  тот  момент  это  было
единственным возможным  объяснением,  и  мысль,  что  она  явилась  причиной
несчастья брата, доводила ее  до  отчаяния.  Но  вскоре  открылась  истинная
причина  исчезновения  Роберта.  Пока  Элизабет  сидела   дома,   молясь   о
возвращении брата, весть о его исчезновении распространилась  по  городу.  И
вскоре у их дверей начали собираться кредиторы с требованием уплаты долгов -
и не только по счетам, накопившимся за  время  ее  дебюта,  но  и  карточных
долгов Роберта, и даже долгов  их  отца.  Страх,  что  Роберт  стал  жертвой
какой-то  грязной  игры,  уступил  теперь  место  гораздо  более  вероятному
предположению, что он бежал от долгов.
   Через три недели после уик-энда у Черайз  Дюмонт,  ярким  солнечным  днем
Элизабет и Люсинда закрыли дверь своего городского дома в  последний  раз  и
сели в экипаж. Их путь лежал через  парк,  и  те  же  люди,  которые  прежде
восхищались ею и искали ее общества, теперь  холодно  поворачивались  к  ней
спиной. Сквозь пелену жгучих слез  Элизабет  увидела  во  встречном  экипаже
красивого молодого человека с хорошенькой спутницей. Элизабет узнала в  этой
паре виконта Мондвэйла  и  Валери,  и  взгляд,  брошенный  ею  на  Элизабет,
по-видимому, должен был выражать жалость.
   Но Элизабет прочитала в нем плохо скрытый триумф.