мне! Это  из-за  него  я  не  могу  показаться  в
обществе!
   - На мой взгляд, тебе только на пользу быть вдали от разлагающего влияния
Лондона, но речь не о том. Он принял мои условия.
   - Какие условия?
   Уже  попривыкший  к  тревожным  вскрикам  Элизабет,  Джулиус  бесстрастно
изложил, что ее ждет в дальнейшем:
   - Каждый из трех претендентов согласился, чтобы  ты  приехала  к  нему  с
кратким визитом для того,  чтобы  выяснить,  подходите  ли  вы  друг  другу.
Люсинда поедет с тобой в качестве опекунши. Первым будет Белховен,  потом  -
Марчмэн, потом - Торнтон.
   Комната поплыла перед глазами Элизабет.
   - Я просто не могу этому поверить! - выкрикнула она и в  своем  несчастье
уцепилась за самую  незначительную  из  проблем.  -  Люсинда  отправилась  в
отпуск, это ее первый отпуск за все годы! Она в Девоне у своей сестры.
   - Тогда возьми Берту, а Люсинда присоединится  к  тебе  позже,  когда  ты
будешь у Торнтона в Шотландии.
   - Но Берта - моя горничная! Моя репутация будет разорвана в клочья,  если
я проведу неделю в одном доме с мужчиной с одной только горничной в качестве
компаньонки.
   - Тогда не говори, что она горничная, - отрезал Джулиус.  -  Поскольку  я
уже указал в письмах, что твоей опекуншей будет Люсинда Трокмортон-Джонс, ты
скажешь, что Берта твоя тетя. И больше никаких возражений, мисс, -  закончил
он, - вопрос решен. Пока все. Можешь идти.
   - Вопрос не решен! Говорю вам, это какая-то ужасная  ошибка.  Ян  Торнтон
никогда не захочет видеть меня, даже в  большей  степени,  чем  я  хочу  его
увидеть!
   - Никакой ошибки, - сказал Джулиус, завершая беседу. - Ян Торнтон получил
мое письмо и принял  наше  предложение.  Он  даже  послал  указания  в  свое
шотландское поместье, чтобы его приготовили к твоему приезду.
   - Ваше предложение, - закричала Элизабет, - а не мое!
   - Я не буду  обсуждать  с  тобой  эти  подробности,  Элизабет.  Дискуссия
закончена.

Глава 4

   Элизабет медленно сошла в холл и завернула за угол, намереваясь вернуться
к Александре, но у нее так сильно тряслись колени, что  она  была  вынуждена
остановиться и опереться рукой  о  стену,  чтобы  удержаться  на  ногах.  Ян
Торнтон... Пройдет сколько-то дней, и она предстанет перед ним.
   От этих мыслей у нее закружилась  голова,  страх,  ненависть  и  унижение
душили ее. В конце концов она развернулась и пошла в маленькую гостиную, где
упала на диван, уставившись пустым взглядом на  кусок  обоев,  где  когда-то
висела картина Рубенса.
   Ни на секунду Элизабет не поверила, что Ян Торнтон хочет жениться на ней,
и  не  могла  себе  представить,  что  подтолкнуло  его  принять  немыслимое
предложение ее дяди. Она была наивной, доверчивой дурочкой  в  той  области,
которая его интересовала.
   Теперь, запрокинув голову и прикрыв глаза, Элизабет с трудом верила,  что
могла быть когда-то такой безрассудной - или беспечной, - какой она была  на
том уик-энде, где повстречала его. Она  была  так  уверена  в  том,  что  ее
будущее ясно, но тогда у нее и не было причин думать иначе.
   Ей исполнилось всего одиннадцать лет, когда погибли ее родители. Это было
ужасное время, но потом приехал Роберт, чтобы утешить  и  подбодрить  ее,  и
пообещал, что вскоре все снова будет хорошо. Роберт был на восемь лет старше
Элизабет, и, хотя он был всего лишь  сводным  братом  -  по  матери,  от  ее
первого брака, - она любила его, как родного, и полагалась на него всегда  и
во всем.
   Родители так часто  оставляли  ее  одну,  что  она  воспринимала  их  как
приятных гостей, которые три-четыре  раза  в  году  прилетали  домой,  чтобы
надарить ей подарков и снова упорхнуть, весело помахав рукой на прощание.
   За исключением утраты родителей детство Элизабет было безоблачным. У  нее
был легкий, солнечный характер, и все слуги в доме любили ее до безумия.
   Повариха готовила ей лакомства, дворецкий обучил игре  в  шахматы,  Эрон,
главный кучер, научил играть в вист, а  когда  она  выросла  -  стрелять  из
пистолета, чтобы в случае опасности она могла защитить себя.
   Но из всех "друзей" в Хэвенхерсте больше всего времени  она  проводила  с
Оливером,  старшим  садовником,  который  появился  у  них,  когда  ей  было
одиннадцать  лет.  Тихий,  душевный  человек  с  ласковым  взглядом,  Оливер
занимался оранжереей и клумбами, нежно разговаривая со своими  растениями  и
черенками.
   - Растения нужно любить, - объяснил он, когда  однажды  она  застала  его
беседующим с поникшей фиалкой и страшно этому удивилась, - им это нужно  так
же, как людям. Попробуй, - предложил он, кивнув в сторону  фиалки,  -  скажи
этой хорошенькой фиалке парочку добрых слов.
   Элизабет чувствовала себя довольно глупо, однако последовала его  совету,
зная, что как  садовнику  Оливеру  нет  равных,  -  после  его  появления  в
Хэвенхерсте их сад неузнаваемо изменился. Поэтому она склонилась над фиалкой
и серьезно сказала:
   - Надеюсь, что скоро ты совершенно поправишься и к тебе вернется  прежняя
красота!.....
   Затем она отступила назад  и  стала  ждать,  когда  пожелтевшие,  увядшие
листья начнут подниматься к солнцу.
   - Я дал ей немного лекарства,  которое  готовлю  сам,  -  сказал  Оливер,
заботливо переставляя горшок с цветком на лавку,  где  находились  пациенты,
требующие особого ухода. - Приходи через несколько дней, и ты  увидишь,  как
старательно она будет показывать тебе, что поправляется.
   Позже Элизабет узнала, что Оливер ко  всем  цветам  обращается  только  в
женском роде, а ко всем другим растениям - в мужском.
   На следующий день Элизабет снова отправилась в оранжерею, но фиалка  была
такой же поникшей, как вчера. Пять дней спустя она совершенно забыла о ней и
зашла в оранжерею просто для того, чтобы угостить Оливера пирожными.
   - Ваша маленькая подружка уже заждалась вас, мисс, - сказал он ей.
   Элизабет подошла к столу с больными растениями и отыскала там фиалку.  Ее
нежные цветы крепко стояли на маленьких хрупких стебельках, зеленые  листики
тоже воспряли духом, расправились и оживились.
   - Оливер! - радостно воскликнула она. - Как тебе удалось сделать это?
   - Ваша доброта и отчасти мои лекарства,  вот  что  вернуло  ее  к  жизни,
сказал он и, то ли оттого, что  в  глазах  Элизабет  он  прочитал  искренний
интерес, а может быть, просто потому, что хотел отвлечь недавно  осиротевшую
девочку от горестей, повел ее по оранжерее, называя растения и  рассказывая,
какие из них он собирается скрестить, чтобы получить новые сорта. Под  конец
он спросил, не хочется ли  ей  завести  свой  собственный  садик,  и,  когда
Элизабет согласно кивнула, они стали  решать,  какие  цветы  ей  надо  будет
посадить, и выбрали рассаду.
   Этот день положил начало любви Элизабет ко всему, что растет из земли.
   Работая бок о бок с Оливером, в фартуке, чтобы не запачкать  платье,  она
узнала от него все  о  его  "лекарствах"  и  мульчировании,  научилась  сама
прививать растения.
   А когда Оливер научил  ее  всему,  что  знал,  Элизабет  смогла  кое-чему
научить и его, так как имела перед ним явное преимущество - она умела читать
и могла пользоваться библиотекой, которая была гордостью ее отца. Они сидели
рядышком на садовой скамейке до  тех  пор,  пока  не  становилось  настолько
темно, что было невозможно различить строк, и Элизабет читала ему о старых и
современных методах выращивания сильных и стойких растений. Через  пять  лет
"маленький садик" Элизабет включал в себя почти все главные клумбы.  Где  бы
она ни появлялась со своей лопаткой, цветы, казалось, начинали тут же  буйно
цвести вокруг нее. "Они знают, что ты любишь их, - сказал ей однажды Оливер,
когда она присела у яркой, веселой клумбы с анютиными глазками,  и  на  лице
его засветилась столь редкая  для  него  улыбка,  -  они  знают  об  этом  и
показывают, что тоже любят тебя, стараясь цвести как можно лучше".
   Когда здоровье Оливера пошатнулось и ему пришлось  переехать  в  места  с
более теплым климатом, Элизабет очень скучала по нему и уделяла своему  саду
еще больше времени, чем раньше. Теперь она смогла  дать  полную  волю  своей
фантазии, выдумывая различные преобразования в садовом хозяйстве  и  приводя
их в исполнение. Она привлекла к работе конюхов и лакеев, чтобы они  разбили
новые клумбы, которые тянулись теперь вдоль всей веранды  с  задней  стороны
дома.
   Помимо занятий с цветами и  приятной  компании  слуг,  Элизабет  получала
огромную радость от дружбы с Александрой Лоуренс. Алекс  была  ее  ближайшей
соседкой подходящего возраста, и, хотя она была немного старше, обе получали
одинаковое удовольствие, когда лежали ночью в кровати и,  взрываясь  нервным
смехом, рассказывали леденящие кровь истории о привидениях, или когда сидели
в большом шалаше Элизабет  и  поверяли  друг  другу  свои  девичьи  тайны  и
заветные мечты.
   Даже когда Алекс вышла замуж и уехала, Элизабет никогда не  считала  себя
одинокой, потому что у нее осталось то, что она больше всего любила и с  чем
были связаны все ее планы, у  нее  оставался  Хэвенхерст.  Первоначально  он
строился как замок, с глубоким рвом и высокой каменной оградой. Его получила
в наследство от умершего мужа прапрабабушка Элизабет, жившая  в  двенадцатом
веке.
   Муж этой замечательной женщины сумел  с  выгодой  для  себя  использовать
расположение короля  и  получил  разрешение  изменить  порядок  наследования
Хэвенхерста. По новому завещанию замок переходил в полное  распоряжение  его
жены и ее наследников независимо от того, будут эти наследники мужского  или
женского пола.
   В результате этого после смерти  родителей  Элизабет  в  одиннадцать  лет
стала графиней Хэвенхерстской, и, хотя титул сам по себе мало что значил для
нее, Хэвенхерст с его богатой историей значил  для  нее  все.  К  семнадцати
годам она знала его историю так же хорошо, как свою собственную.  Она  могла
перечислить все осады, которые ему  пришлось  пережить,  назвать  по  именам
нападавших  и  рассказать,  какую  тактику   применяли   графы   и   графини
Хэвенхерстские, чтобы сохранить замок в  сохранности.  Она  знала  все,  что
только можно, о его предыдущих  владельцах  -  их  воспитание,  образование,
слабости, она знала их всех, начиная с самого первого графа, чьи смелость  и
боевое искусство вошли в легенду (которая, однако, умалчивала, что он боялся
собственной жены), и  его  сына,  который  пристрелил  несчастливую  лошадь,
сбросившую его во дворе Хэвенхерста, когда он тренировался в метании копья.
   Много веков назад ров был засыпан, каменную ограду снесли,  а  сам  замок
расширили и перестроили, так что теперь это был живописный сельский особняк,
который практически не имел ничего общего со своим оригиналом.  Но  несмотря
на это, Элизабет, изучившая картины и рукописи, хранившиеся в библиотеке,  в
точности знала, где и что находилось здесь  раньше,  включая  ров,  стены  и
центральный двор.
   Естественно, что  выросшая  в  таких  условиях  Элизабет  Кэмерон  сильно
отличалась  от  девушек  равного  ей  положения.  Исключительно  начитанная,
думающая,  а  также  не  лишенная  практичности,  которая  с   каждым   днем
проявлялась все больше, она уже знала от управляющего, как вести дела своего
поместья. Всю свою жизнь окруженная верными людьми, она наивно полагала, что
и за пределами Хэвенхерста живут такие же хорошие и надежные люди.
   Поэтому неудивительно, что в тот знаменательный день,  когда  из  Лондона
неожиданно явился Роберт, вытащил ее из розария, где она подрезала кусты, и,
широко улыбаясь, сообщил ей, что через шесть  месяцев  состоится  ее  первый
выход в лондонский  свет,  Элизабет  приняла  эту  новость  с  радостью,  не
омраченной никакими сомнениями.
   - Все уже устроено, - возбужденно говорил  Роберт.  -  Леди  Джемисон  из
любви к нашей покойной  матушке  согласилась  субсидировать  тебя.  Все  это
обойдется чертовски дорого, но я думаю, дело стоит того.
   Элизабет удивленно взглянула на него.
   - Ты никогда раньше не говорил, что сколько стоит.  Надеюсь,  у  нас  нет
финансовых затруднений, Роберт?
   - Сейчас уже нет, - солгал он. - Прямо у нас под носом - целое состояние,
только раньше я этого не понимал.
   - Где? - спросила Элизабет, совсем растерявшись от всего услышанного.
   Засмеявшись, он повернул сестру к  зеркалу,  взял  ее  лицо  в  ладони  и
заставил посмотреть на себя.
   Бросив на него  недоуменный  взгляд,  она  посмотрела  в  зеркало,  потом
рассмеялась.
   - Почему бы тебе просто не сказать, что у меня грязь на щеке?  -  сказала
она, стирая темную полоску.
   - Элизабет, - рассмеялся он в ответ, - это все, что ты видишь  в  зеркале
грязь на щеке?
   - Я вижу свое лицо, - ответила она.
   - Ну, и как оно тебе?
   - Лицо как лицо. - Элизабет начал утомлять этот бессмысленный разговор.
   - Элизабет, наше богатство - это твое лицо! - воскликнул Роберт. - Я даже
не думал об этом до вчерашнего дня, пока Берги Крэндел не  сказал  мне,  что
его сестра сделала отличную партию,  получив  предложение  от  самого  лорда
Чеверли, Элизабет по-прежнему не понимала.
   - О чем ты говоришь?
   - Я говорю о твоем замужестве, - объяснил он со счастливой улыбкой. -  Ты
вдвое красивее сестры Берти. С этим лицом, да еще с Хэвенхерстом  в  придачу
ты можешь сделать такую партию, что о ней заговорит вся  Англия.  Замужество
принесет тебе драгоценности, платья, прекрасные дома, а мне  связи,  которые
стоят еще больше, чем деньги. И кроме того,  если  у  меня  будут  время  от
времени возникать проблемы с деньгами, надеюсь, ты не  откажешься  подкинуть
мне несколько тысчонок фунтов  из  тех  денег,  что  будут  давать  тебе  на
булавки.
   - Так значит, у нас все-таки есть проблемы с деньгами, да?  -  настойчиво
спросила  Элизабет,  слишком  озабоченная  этой  новостью,  чтобы  думать  о
лондонском свете. Роберт не выдержал ее взгляда, отвел  глаза  и  с  усталым
вздохом подвел сестру к дивану.
   - Небольшие проблемы есть, - признался он, когда она села. Элизабет  едва
исполнилось семнадцать, но она  уже  научилась  распознавать,  когда  Роберт
обманывал ее, и по выражению ее лица  он  понял,  что  скрывать  правду  нет
смысла.
   - Откровенно говоря, - признался он, -  дела  наши  очень  плохи.  Совсем
плохи.
   - Как это могло случиться? - несмотря на страх, от которого у нее  внутри
что-то задрожало, Элизабет говорила почти спокойно.  На  его  красивом  лице
выступила краска смущения.
   - Во-первых, наш отец оставил безумные долги, в том числе и карточные.  Я
тоже пристрастился к  игре  и  накопил  немало  долгов.  Несколько  лет  мне
удавалось успокаивать кредиторов обещаниями, но в последнее  время  они  уже
ничего не хотят слушать. И это еще не все. Содержание Хэвенхерста  обходится
в чертовски круглую гумму, Элизабет. Доход от него уже  давно  не  покрывает
расходов, да этого и не было никогда. В общем, мы с тобой по уши в долгах, И
вся наша собственность заложена-перезаложена. Сейчас нам нужно заложить  всю
обстановку в доме, чтобы расплатиться с  некоторыми  долгами,  иначе  мы  не
сможем  показаться  в  Лондоне.  И  это  еще  не  самое  худшее.  Хэвенхерст
принадлежит тебе, а не мне, но если ты не сумеешь  удачно  выйти  замуж,  он
очень скоро пойдет с молотка.
   Голос ее лишь слегка дрожал, но внутри у нее все  сжалось  в  один  комок
растерянности и страха.
   - Ты только что сказал, что мой  дебют  в  Лондоне  будет  стоить  целого
состояния, а у нас его, судя по всему, нет, - практично заметила она.
   - Кредиторы отступятся от нас  в  ту  же  секунду,  как  узнают,  что  ты
обручилась с человеком влиятельным и располагающим средствами,  а  я  обещаю
тебе, что мы без труда найдем такого человека.
   Элизабет сказала, что от этого  плана  веет  холодным  расчетом,  на  что
Роберт только покачал головой. На этот раз проявил практичность он.
   - Ты женщина, дорогая моя, и значит, должна выйти замуж,  ты  же  знаешь,
все женщины выходят замуж. А Хэвенхерст отнюдь не набит подходящими молодыми
людьми. К тому же я не говорю, что мы примем предложение первого встречного.
Я выберу человека, которого ты сможешь со  временем  полюбить,  и  потом,  -
пообещал Роберт  уже  совершенно  искренне,  -  я  буду  торговаться,  чтобы
помолвка продлилась как можно дольше, принимая в расчет твою  молодость.  Ни
один уважающий себя мужчина не захочет тащить семнадцатилетнюю  девушку  под
венец, если она к этому еще не готова. Для нас  это  единственный  выход,  -
предупредил он готовое слететь с ее губ возражение.
   Элизабет знала, что даже если бы  она  была  под  надежной  защитой,  его
рассуждения о неизбежном замужестве разумны. Ее  родители,  когда  еще  были
живы, совершенно ясно дали ей понять, что  ее  долг  -  вступить  в  брак  в
соответствии с пожеланиями  семьи.  В  настоящий  момент  выбор  должен  был
сделать ее сводный брат, и Элизабет безоговорочно положилась на него.
   - Ну-ка, сознавайся, - весело поддразнил ее Роберт, - разве ты никогда не
мечтала носить красивые платья и быть окруженной красивыми кавалерами?
   - Ну, может быть, несколько  раз,  -  призналась  Элизабет  со  смущенной
улыбкой,  отвернув  лицо  в  сторону.  Конечно,  она   сильно   преуменьшила
количество раз,  когда  мечтала  об  этом.  Она  была  нормальной,  здоровой
девушкой с нерастраченным запасом любви и  прочитала  свою  порцию  любовных
романов.  Поэтому  последняя  фраза  Роберта  прозвучала  для   нее   весьма
заманчиво.
   - Очень хорошо, - решительно сказала она и усмехнулась, - давай испробуем
этот шанс.
   - Мы не просто испробуем его, Элизабет, мы его используем на все сто, или
ты потеряешь все свои земли и станешь гувернанткой чужих детей вместо  того,
чтобы  быть  графиней  или  еще  чем-нибудь  получше  и  заниматься   своими
собственными. А я окажусь в долговой яме.
   Мысленно  представив  Роберта  сидящим  в  сыром  подвале  и   себя   без
Хэвенхерста, Элизабет подумала, что пойдет на что угодно, только бы избежать
этого.
   - Положись во всем на меня, - сказал он, и Элизабет так и сделала.
   Все последующие шесть месяцев Роберт  все  время  был  поблизости,  чтобы
устранить любое препятствие, которое могло бы помешать  Элизабет  произвести
фурор в лондонском свете. Он нанял некую миссис Портер,  чтобы  она  обучила
Элизабет различным светским тонкостям, которых не ведали ее  мать  и  бывшая
гувернантка. От миссис Портер Элизабет узнала, что она ни в коем  случае  не
должна обнаруживать в обществе свой ум, начитанность, а также не  выказывать
ни малейшего интереса к садоводству.
   Из Лондона был выписан очень дорогой портной,  который  сшил  необходимое
количество платьев для сезона.
   Мисс Люсинда Трокмортон-Джонс, ранее платная компаньонка молодых девушек,
весьма успешно дебютировавших в свете, приехала в Хэвенхерст,  чтобы  занять
должность дуэньи Элизабет. Это была  женщина  лет  пятидесяти,  прямая,  как
палка, с жесткими, как проволока, седыми волосами, которые она  стягивала  в
тугой узел.
   На лице у нее всегда было выражение легкого недовольства, как  будто  она
чувствовала неприятный  запах,  но  была  слишком  хорошо  воспитана,  чтобы
сказать об этом вслух.  Вдобавок  к  этой  отпугивающей  внешности  Элизабет
вскоре столкнулась с потрясающей способностью мисс  Трокмортон-Джонс  часами
сидеть неподвижно, не шевеля даже пальцем.
   Элизабет не дала себя запугать этому каменному изваянию  и  стала  искать
способ смягчить его. Она попробовала называть  ее  Люси,  но  каменная  леди
столь грозно  нахмурила  брови,  услышав  это  ласкательное  обращение,  что
Элизабет решила поискать другой способ.  Очень  скоро  она  его  обнаружила.
Через несколько дней после своего приезда в Хэвенхерст Люсинда  нашла  ее  в
библиотеке. Элизабет свернулась в кресле калачиком и углубилась в чтение.
   - Вы любите книги? - осведомилась Люсинда, с удивлением прочитав заглавие
на обложке.
   - Да, - улыбнулась Элизабет. - А вы?
   - Вы чи