дце. И прощения. Это было для него самым важным. Герцогу было необходимо,
чтобы Ян простил ему самую большую ошибку его жизни и  то,  что  он  слишком
долго не хотел признавать ее. И ради этого Эдвард был готов вынести  от  Яна
все что угодно, за исключением его немедленного отъезда. Если  он  не  может
получить от внука  ничего  другого  -  ни  привязанности,  ни  уважения,  ни
прощения, - он хотел хотя бы просто побыть с ним какое-то время.  Немного  -
день или два, или даже несколько часов, которые остались бы ему  на  память,
несколько  воспоминаний,  которые  он  мог  бы  лелеять  в  своем  сердце  в
оставшиеся до кончины дни.
   - Возможно, мне удастся подготовить  бумаги  через  неделю,  -  уклончиво
сказал герцог в надежде потянуть время.
   Ян поставил бокал с виски на стол и холодным ясным голосом произнес:
   - Сегодня.
   - Возникнет уйма юридических проволочек. Ян, который чуть ли не ежедневно
сталкивался с юридическими проволочками, с вызовом посмотрел деду в глаза:
   - Сегодня. Эдвард заколебался, потом вздохнул и кивнул.
   - Думаю, мой юрист может  заняться  этим  прямо  сейчас,  пока  мы  здесь
разговариваем. Это очень сложное дело и требует больших затрат времени,  так
что в любом случае на это уйдет несколько дней.
   Нужно еще решить вопрос с твоими владениями...
   - Мне не нужны никакие владения. И деньги тоже, если они есть.  Я  возьму
только этот проклятый титул.
   - Но...
   - Все, что требуется от вашего юриста, - это  составить  четкий  и  ясный
документ,  в  котором  будет  написано,  что  вы   объявляете   меня   своим
наследником.
   На это уйдет не больше четверти часа. Я собираюсь в Бриншир, оттуда  -  в
Лондон.
   Я уеду, как только документ будет подписан.
   - Ян, - начал Эдвард, но, взглянув на лицо внука, понял,  что  упрашивать
бесполезно, и замолчал. Гордость и непреклонная воля, решительность и  сила,
которые свидетельствовали о том, что это его внук, одновременно  делали  его
недосягаемым для него. Слишком поздно. Удивленный тем, что  Ян  отказывается
от богатства и согласен взять только титул, старик тяжело поднялся и вышел и
коридор сказать юристу, чтобы тот занялся составлением документов, включив в
них все владения и доходные предприятия Торнтонов. В конце  концов  он  тоже
Торнтон, и у него тоже есть гордость.
   Пусть через час Ян уедет, но он уедет обладателем всех богатств владений,
которые принадлежат ему по праву рождения. Когда герцог вернулся, Ян стоял у
окна.
   - Все готово, - сказал Эдвард, опускаясь на  стул.  При  этих  словах  Ян
немного расслабился - наконец все закончилось. кивнул, налил себе еще  виски
и сел напротив деда.
   После нескольких минут, в течение  которых  было  слышно  то  ко  тиканье
часов, герцог нарушил молчание:
   - Насколько я понимаю, тебя следует поздравить. Ян вздрогнул. О  помолвке
с Кристиной, которую он собирался расторгнуть, еще не было объявлено.
   - Кристина Тэйлор - прекрасная молодая женщина. Я знал ее деда и дядю  и,
конечно, отца - графа Мельбурнского. Она будет тебе отличной женой, Ян.
   - Поскольку двоеженство является в этой стране  преступлением,  я  считаю
это маловероятным.
   Герцог был неприятно удивлен тем, что  получил  неверную  информацию,  и,
отпив еще один глоток шампанского, спросил:
   - В таком случае могу я спросить, кто же эта счастливая молодая женщина?
   Ян открыл было рот, чтобы послать его к черту, но  тот  жест,  каким  дед
медленно  поставил  бокал  на  стол,  почему-то  встревожил  его.  Он  молча
наблюдал, как старик начал подниматься.
   - Я отвык от спиртного, - извиняясь, сказал герцог. - Наверное, мне  надо
немного отдохнуть. Если не трудно, позвони,  пожалуйста,  Ормсли,  -  севшим
голосом попросил он. - Он знает, что делать.
   Ян позвонил. Буквально через секунду в гостиную вошел Ормсли и, подхватив
герцога, повел его  по  лестнице.  Немедленно  послали  за  доктором.  Через
полчаса  доктор  взбежал  по  лестнице,  на   ходу   расстегивая   сумку   с
инструментами, и Ян остался в гостиной ждать, отгоняя от себя мрачные  мысли
о том, что приехал как раз вовремя, чтобы присутствовать при кончине  своего
деда.
   Однако доктор, спустившийся  через  некоторое  время  вниз,  рассеял  его
тревогу.
   - Я много раз предупреждал герцога, чтобы он не пил спиртного, возмущенно
сказал он. - Спиртное губительно для его сердца. Сейчас он отдыхает.
   Часа через два вы сможете повидать его.
   Яну хотелось быть безразличным. Он говорил себе,  что  этот  старик,  так
похожий на него самого, ничего для него не значит,  и  тем  не  менее  вдруг
услышал свой голос, который спрашивал:
   - Сколько ему еще осталось? Доктор развел руками.
   - Кто знает? Неделя, месяц,  год,  может  быть,  больше.  У  него  Слабое
сердце, но сильный дух, и сейчас  он  сильнее,  чем  когда-либо,  -  заметил
доктор, надевая светлый плащ, который подал ему Ормсли.
   - Что вы хотите сказать этим "сильнее, чем когда-либо"?  Врач  недоуменно
улыбнулся.
   - То есть как это что? Я хочу сказать, что ваш приезд очень много  значит
для него, милорд. Он произвел на герцога поразительный  эффект,  я  бы  даже
сказал - чудодейственный.  Обычно  он  ворчит  на  меня,  когда  плохо  себя
чувствует, а сегодня едва не  сжал  меня  в  объятиях,  крича,  что  к  нему
приехали вы. Если честно, мне было приказано "пойти  взглянуть  на  вас",  -
признался доктор,  хотя,  конечно,  это  нужно  было  сделать  незаметно.  -
Засмеявшись, он добавил: Он сказал, что вы красивы, как дьявол.
   Ян постарался заглушить в себе все эмоции и никак не прореагировал на эти
слова.
   - Всего доброго, милорд, - попрощался доктор. - Леди, - он  повернулся  к
сестрам герцога, которые  беспокойно  выглядывали  в  коридор,  и  приподнял
шляпу.
   - Пойду погляжу на него, - объявила  после  ухода  доктора  Гортензия  и,
повернувшись к сестре, сурово предупредила:
   - Смотри, не надоедай Яну своей болтовней. И не вмешивайся,  -  скрипучим
голосом добавила она, поднимаясь по лестнице.
   В течение следующего часа Ян мерил шагами комнату, а Чэрити с  величайшим
интересом наблюдала за ним. Единственным, чего ему сейчас не  хватало,  было
время, и именно время он сейчас  терял.  При  таких  темпах  к  моменту  его
возвращения в Лондон Элизабет успеет родить своего первенца. А ведь до того,
как он сможет появиться перед ее дядей, ему еще нужно  встретиться  с  отцом
Кристины и сообщить ему о расторжении помолвки.
   - Ведь ты не уедешь сегодня, правда, мой дорогой  мальчик?  -  неожиданно
спросила Чэрити.
   Сдержав вздох раздражения, Ян покачал головой.
   - Боюсь, мне придется уехать, мэм.
   - Его сердце будет разбито.
   - Он выживет, - жестко  ответил  Ян,  подавив  желание  сказать  ей,  что
сомневается в том, что там есть чему разбиваться.
   После этих слов старая леди уставилась на него так пристально, что Ян  не
мог понять, то ли она задумалась о чем-то своем, то ли пытается угадать  его
мысли. Задумалась, наконец решил он, когда она  встала  и  сказала,  что  он
обязательно должен посмотреть рисунок с воробьями, который сделал  его  отец
еще мальчиком.
   - Как-нибудь в другой раз, - отказался Ян.
   - Я думаю, это нужно сделать именно  сейчас,  -  она  по-птичьи  склонила
головку набок.
   Мысленно проклиная ее,  Ян  снова  начал  отказываться,  но  потом  вдруг
подумал, что это поможет ему убить время, и согласился. Она провела  его  по
длинному коридору в комнату, которая показалась  Яну  личным  кабинетом  его
деда. Войдя туда, Чэрити задумчиво приложила палец к губам.
   - Где же этот рисунок? Ах, да, вспомнила, - радостно сказала она.
   Просеменив к письменному столу, она  провела  по  дну  ящика,  будто  ища
скрытый замок. - Тебе он  понравится,  я  уверена.  Где  же  этот  замок?  -
бормотала она, прикидываясь рассеянной, забывчивой старушкой. - Ах,  вот  же
он! - воскликнула Чэрити и выдвинула ящик.  -  Он,  должно  быть,  здесь,  -
сказала она, указывая на открытый ящик. - Поройся в бумагах и найдешь.
   Ян  отказался  рыться  в  чужом  столе,  но  Чэрити  не  страдала  особой
щепетильностью. Засунув руки в ящик по локоть, она  вытянула  толстую  пачку
бумаг и бросила на стол.
   - Так, а какой же из них я искала? - разбирая их, приговаривала она. -  У
меня уже не те глаза, что были раньше. Ян, милый, ты не видишь здесь птичку?
   Ян оторвал от часов раздраженный взгляд, чтобы взглянуть  на  разложенные
листки, и остолбенел. Прямо на него со множества рисунков  смотрел  он  сам.
Вот он стоит за штурвалом своего первого корабля, который положил начало его
флоту, вот он  идет  мимо  сельской  деревушки  в  Шотландии  с  молоденькой
деревенской  девушкой,  которая  подняла  к  нему  смеющееся  лицо,  вот  он
шестилетний - очень серьезный, сидит верхом на своем маленьком пони, вот  он
семи-, восьми-, девятии десятилетний... Помимо рисунков, здесь  были  дюжины
подробнейших отчетов о жизни  Яна  -  начиная  с  общих  описаний  и  кончая
конкретными событиями с точным указанием мест и дат.
   - Ну что, нашел  птичку,  дорогой?  -  невинно  поинтересовалась  Чэрити,
пристально изучая не бумаги, разложенные на столе, а самого Яна, у  которого
начала пульсировать жилка на шее.
   - Нет.
   - Тогда она, должно быть, в классной!  Конечно,  -  радостно  прощебетала
старая леди, - она наверняка  там.  Как  это  на  меня  похоже,  сказала  бы
Гортензия, - сделать такую глупую ошибку.
   Ян  оторвал  взгляд  от  этих  наглядных  доказательств  того,  что   дед
пристально следил за его жизнью почти с самого рождения, во всяком случае, с
того момента, как он начал выходить за пределы  дома  на  своих  собственных
маленьких ногах, и посмотрел ей в лицо.
   - Гортензия не слишком проницательна, - улыбнулся он. - На мой взгляд,  у
вас хитрости побольше, чем у лисы.
   Чэрити лукаво улыбнулась и приложила палец к губам.
   -  Только  не  говорите  этого  ей,  ладно?  Гортензии  доставляет  такое
удовольствие думать, что она умнее меня.
   - Каким образом он добывал все эти сведения? - вопросом остановил ее  Ян,
потому что она уже собралась уйти и оставить его здесь одного.
   - Многие из этих рисунков сделала одна женщина, которая  жила  в  деревне
неподалеку от вас. А когда ты  куда-нибудь  уезжал,  он  специально  нанимал
художника, который должен был ехать туда же и делать зарисовки. Побудь  пока
здесь - здесь тихо и хорошо, а мне нужно кое-куда сходить.
   Ян знал, что она уходит, чтобы он мог рассмотреть все это без свидетелей.
   Какое-то мгновение он сомневался, нужно ли ему  здесь  оставаться,  потом
медленно опустился на стул и начал просматривать отчеты о  самом  себе.  Все
они были написаны неким мистером Эдгаром Норвичем, и по мере  того,  как  Ян
просматривал толстую пачку писем, его злость на деда за  столь  беспардонное
вторжение в его личную жизнь начала проходить, и он с увлечением  погрузился
в летопись своей жизни. Почти  каждое  письмо  начиналось  с  извинений,  из
которых  явствовало,  что  герцог  постоянно  упрекал  его  за  недостаточно
подробные отчеты.
   Верхнее письмо начиналось так, "Прошу Вашу  светлость  простить  мне  мое
непреднамеренное упущение. Я  забыл  упомянуть,  что  мистер  Торнтон  любит
иногда  выкурить  сигару,   причем   предпочитает   сигары   с   обрезанными
кончиками..."
   Следующее письмо начиналось так:
   "Я не предполагал. Ваша  светлость,  что  Вы  захотите  узнать,  с  какой
скоростью бежала его лошадь на скачках. Мне казалось  достаточным  сообщить,
что она выиграла забег".
   Письма были затертыми, с загнутыми концами, из чего Ян сделал вывод,  что
их перечитывали неоднократно. Кроме того, из некоторых комментариев на полях
он заключил, что герцог гордился его успехами:
   "Вам будет приятно узнать. Ваша светлость, что из Яна получился  отличный
выжлятник, как Вы и предполагали..."
   "Я, как и многие другие, совершенно согласен с Вами, что  мистер  Торнтон
настоящий математический гений..."
   "Уверяю Вас, Ваша светлость,  что  Ваша  тревога  по  поводу  этой  дуэли
совершенно напрасна. Это было всего лишь поверхностное  ранение  в  руку,  и
ничего больше".
   Ян выбирал письма наобум, не замечая, как в баррикаде, которую он воздвиг
между собой и дедом, появляется брешь.
   "Ваша светлость, - в необычно раздраженном тоне писал Эдгар Норвич, когда
Яну было одиннадцать, - ваше предложение пригласить доктора,  который  сумел
бы  тайно  осмотреть  Яна  на  предмет  его   больного   горла,   совершенно
невыполнимо. Даже если бы мне удалось найти такого,  который  согласился  бы
прикинуться заблудившимся путником, я не представляю, каким образом  он  мог
бы ухитриться заглянуть мальчику в горло, не возбудив при этом подозрений!"
   Минуты переходили в часы, и Яна все сильнее  охватывало  смятение.  Перед
ним проходила  вся  его  жизнь,  с  ее  достижениями  и  прегрешениями.  Ему
регулярно попадались упоминания о  его  карточных  выигрышах  и  проигрышах,
описания и рисунки всех его кораблей,  подробные  отчеты  о  его  финансовых
операциях.
   Ян медленно открыл ящик, запихнул бумаги обратно,  вышел  из  кабинета  и
пошел в гостиную, где его и нашел Ормсли, чтобы сказать, что  герцог  желает
его видеть.
   Когда Ян вошел к деду, тот, облаченный в домашний халат, сидел в кресле у
камина. Вид у него был на удивление бодрый.
   - Вы выглядите... - Ян заколебался, недовольный охватившим  его  чувством
облегчения оттого, что дед так хорошо выглядит, - поправившимся,  -  коротко
закончил он.
   - Я уже давно не сочувствовал себя так хорошо, -  заявил  герцог.  Ян  не
знал, чем вызвано это заявление  -  то  ли  его  самочувствие  действительно
улучшилось, то ли это было проявлением силы  духа,  которой  так  восхищался
врач.
   - Бумаги готовы, я уже подписал их. Я... взял на себя смелость  приказать
подать сюда обед... в надежде,  что  ты  не  откажешься  разделить  со  мной
трапезу перед отъездом. Ведь тебе все равно придется где-нибудь поесть.
   Ян нерешительно кивнул и увидел, как обрадовало герцога его согласие.
   - Отлично! - С сияющим лицом он вручил Яну бумаги и перо.
   С тайным удовлетворением  он  смотрел,  как  Ян,  не  глядя,  подписывает
документы, тем самым принимая  не  только  титул,  но  и  сопутствующее  ему
состояние. - Теперь мы  можем  продолжить  разговор,  который  нам  пришлось
прервать внизу, в гостиной. О чем мы  там  говорили?  -  спросил  он  внука,
принимая от него обратно бумаги.
   Мыслями Ян все еще пребывал в кабинете - за письменным столом, заваленным
его портретами и письмами, в которых содержалась история его жизни, и потому
рассеянно посмотрел на старика.
   - Ах, да, - вспомнил герцог, - мы обсуждали твою будущую жизнь.  Так  кто
же эта счастливая молодая леди?
   Закинув ногу  на  ногу,  Ян  откинулся  в  кресле  и,  немного  помолчав,
небрежным тоном спросил:
   - А вы разве не знаете? - он с деланным удивлением приподнял одну  бровь.
Мне об этом известно уже пять дней. Или  письмо  от  мистера  Норвича  опять
запаздывает?
   Дед сразу как-то сжался в своем кресле, будто разом состарился.
   - Чэрити, - тихо сказал он. Тяжело вздохнув, он поднял на  Яна  умоляющий
взгляд, сумев, однако, при этом не утратить достоинства:
   - Ты сердишься?
   - Не знаю.
   Герцог кивнул.  -  Знаешь  ли  ты,  как  трудно  иногда  бывает  сказать:
"Прости"?
   - И не говорите, - отрывисто бросил Ян.
   Дед издал долгий вздох и снова кивнул, смиряясь с ответом Яна.
   - Хорошо, тогда можем мы просто поговорить? Хотя бы немного?
   - О чем бы вы хотели поговорить?
   - О твоей будущей жене, например, - с теплотой в голосе  ответил  дед.  -
Кто она?
   - Элизабет Камерон.
   - Элизабет Камерон? - изумленно переспросил герцог. -  Мне  казалось,  ты
покончил с этой историей еще два года назад. Ян подавил угрюмый смешок.
   - Я немедленно пошлю ей свои поздравления, - заявил герцог.
   - Они будут преждевременны, - коротко бросил Ян. Но  не  прошло  и  часа,
как, разомлевший от бренди и  усталости,  убаюканный  тонкими  ненавязчивыми
расспросами деда, он нехотя поведал деду, как обстоят дела, и  с  удивлением
обнаружил, что ему не надо рассказывать о  тех  слухах,  которые  связаны  с
именем  Элизабет,  и  о  ее  репутации  в  свете.  Как  и  сказала   Люсинда
Трокмортон-Джонс, это было известно всем, даже его деду.
   - Поверь мне, Ян, - предупредил его герцог, -  если  ты  думаешь,  что  в
обществе забудут о ее проступке, простят и примут ее только потому, что  она
твоя жена, ты сильно ошибаешься. Они "не  заметят"  твоего  участия  в  этой
некрасивой истории, как, собственно,  они  уже  и  сделали,  потому  что  ты
мужчина, и мужчина богатый, не  говоря  уж  о  том,  что  теперь  ты  маркиз
Кенсингтонский.
   Конечно, они будут терпеть Элизабет, если ты сделаешь ее маркизой, у  них
просто не будет выбора, но они не откажутся от малейшей возможности  уколоть
ее, и как можно больнее. Чтобы  заставить  общество  снова  принять  ее  как
равную, потребуется некая демонстрация силы  со  стороны  высокопоставленных
особ, пользующихся особым влиянием. В противном случае она останется парией.
   Что касается самого Яна, то он совершенно спокойно и без колебаний послал
бы это общество ко всем чертям, но беда в том, что именно  туда  общество  и
отправило Элизабет, а ему хотелось залечить ее  раненую  гордость.  Пока  Ян
думал, как ему поступить, дед вдруг решительно заявил:
   - Я поеду в Лондон, чтобы находиться рядом, когда будет объявлено о твоей
помолвке.
   - Нет, - резко ответил Ян и плотно сжал челюсти. Одно дело  -  отказаться
от ненависти к этому человеку и совсем другое - позволить ему влезть  в  его
жизнь или принимать от него помощь.
   - Я понимаю, почему ты отказываешься от моей помощи, -  спокойно  ответил
дед.  -  Но  я  предложил  ее  не  только  потому,  что  это  доставит   мне
удовольствие.
   Есть и другие веские причины: во-первых, моя поддержка и горячее  желание
назвать Элизабет своей внучкой сразу же  невероятно  возвысят  ее  в  глазах
света.
   Практически я чуть ли не единственный  человек,  который  может  склонить
мнение света в ее пользу. А во-вторых, - продолжил  герцог,  ухватившись  за
эту возможность, посланную ему Богом, - до тех пор,  пока  нас  с  тобой  не
увидят вместе хотя бы один раз, в обществе по-прежнему будут  сомневаться  в
твоих правах на наследство и титул. Другими словами, ты можешь называть себя
моим наследником, но до тех пор, пока  в  обществе  не  увидят,  что  я  сам
признаю тебя таковым, эти люди так до конца и не поверят в это,  что  бы  ты
там ни говорил и что бы ни писали газеты. Таким  образом,  если  ты  хочешь,
чтобы к маркизе Кенсингтонской относились с должным уважением, то для начала
должен добиться своего собственного признания маркизом  Кенсингтонским.  Это
неразделимо. И действовать нужно не торопясь, - подчеркнул он, - постепенно,
шаг за шагом.
   Если мы будем поступать именно так, никто не посмеет поднять  против  нас
голос, а впоследствии им придется принять и леди Элизабет.
   Ян не знал, что ответить, сотни мыслей роились у него в  голове  и  сотни
чувств терзали его сердце.
   - Мне надо подумать, - сказал он.
   - Понимаю, - тихо отозвался герцог. -  На  тот  случай,  если  ты  решишь
прибегнуть к моей поддержке, я завтра утром поеду в Лондон  и  буду  жить  в
своем городском доме.
   Ян поднялся, собираясь уходить, и герцог  тоже  встал  с  кресла.  Старик
неловко протянул внуку руку и, поколебавшись, Ян протянул свою.  Рукопожатие
деда оказалось неожиданно крепким.
   - Ян, - с отчаянием в голосе вдруг сказал он, - если бы я  мог  вернуться
на тридцать два года назад, я бы поступил иначе.
   Клянусь тебе.
   - Не сомневаюсь, - отчужденно произнес Ян.
   - Как ты думаешь, - прерывающимся голосом продолжил старик, - ты  сможешь
когда-нибудь простить меня?
   - Не знаю, - честно признался Ян. Дед кивнул и отпустил его руку.