и осуждение. Сунув руки в карманы, он продолжал:
   - Три дня назад лакей по имени Нордстром умер, выпив портвейна,  налитого
в графин, который мы брали на пикник... того портвейна, что ты несколько раз
уговаривала меня попробовать.
   Глядя в ее глаза, он бросил резко, не щадя себя:
   -  Фокс  не  помощник  управляющего,  он  детектив,  люди  которого  были
расставлены по всему Хоторну. Именно Фокс расследовал  несчастный  случай  с
Нордстромом и посчитал, что ты единственная, кто мог отравить вино.
   - Я? - тихо охнула Александра - Как ты мог подумать такое?
   -  Свидетельницей  Фокса  была  судомойка,  которая  время   от   времени
нанималась сюда на поденную работу. Ее звали Джин. Это она подбросила яд  по
приказу Берти. Ты уже знаешь, что случилось потом.
   Александра болезненно поморщилась:
   - Значит, мысленно вы осудили и  обвинили  меня  в  попытках  убить  вас,
руководствуясь столь шаткими подозрениями? Потому что я приблизительно  того
же роста, что и убийца,  стрелявший  в  вас  на  Брук-стрит,  и  потому  что
судомойка заявила, будто только я могла подсыпать яд в графин?
   Джордан невольно сжался, однако нашел в себе силы договорить:
   - Я поверил свидетельствам еще и потому, что Олсен, один из людей  Фокса,
дважды сопровождал тебя в имение Тони. Я знаю, что  вы  виделись  тайком,  и
это, вместе с остальным, делало доказательства почти неопровержимыми.
   - Понимаю, - глухо обронила Александра. Но она совсем ничего не понимала,
и Джордан это видел. Или, наоборот, слишком хорошо  поняла.  И  вне  всякого
сомнения, убедилась, что он  не  сдержал  обещания  верить  ей  и  постоянно
отвергал ее любовь. Кроме того,  Александра  дважды  рисковала  жизнью  ради
него, а он вознаградил ее пренебрежением и бесчеловечной жестокостью.
   Джордан смотрел в  ее  прекрасное  бледное  лицо,  хорошо  сознавая,  что
заслужил ее ненависть и презрение. Теперь, ясно увидев  глубину  собственной
глупости и бессердечия, он ожидал, что она навсегда  изгонит  его  из  своей
жизни.
   Однако  Александра  продолжала  молчать,  и  Джордан  почувствовал   себя
обязанным сказать за нее все, что она должна была объяснить ему.
   - Мое поведение по отношению к тебе было непростительным,  -  сухо  начал
он,  и  звук  его  голоса  наполнил  Алекс  тоскливым  предчувствием.  -   И
естественно, трудно ожидать, что  после  этого  ты  захочешь  остаться  моей
женой. Когда ты достаточно поправишься, чтобы уехать,  я  дам  тебе  чек  на
полмиллиона фунтов. И если понадобится... -  Он  остановился  и  откашлялся,
словно не мог говорить. - Если тебе понадобится больше, только  скажи.  Все,
что принадлежит мне, навсегда остается твоим.
   Александра слушала эту речь со смесью нежности, гнева и  неверия.  И  уже
хотела ответить, когда Джордан снова откашлялся и добавил:
   - Я должен еще кое-что сказать. Перед нашим отъездом из  Лондона  Филберт
поведал о том, что ты перенесла, считая меня мертвым, и как терзалась, когда
приехала в столицу. Все общество над тобой смеялось, и лишь Тони  развеял  в
прах твои иллюзии. Большая часть того, что ты слышала  обо  мне,  -  правда.
Однако мне хотелось бы, чтобы ты знала: я не спал с Элиз Грандо в  ту  ночь,
когда приходил к ней в дом.
   Джордан замолчал и вгляделся в лицо жены, словно бессознательно запоминая
каждую черточку, чтобы всегда иметь перед глазами  ее  образ  в  продолжение
последующих бесконечно пустых, простиравшихся  перед  ним,  словно  пустыня,
лет. Он молча смотрел на нее, понимая, что перед ним воплощение всех  надежд
и грез, так долго хранимых в сердце. Александра - сама доброта,  нежность  и
доверие. И любовь. Цветы, растущие на склонах холмов, и смех, доносящийся  с
лугов.
   Вынуждая себя сказать все, что намеревался, и затем исчезнуть из ее жизни
навсегда, Джордан глубоко вздохнул и неверным голосом пробормотал:
   - Филберт также рассказал о твоем отце и о том, что случилось  после  его
смерти. Я не могу излечить нанесенную им рану, но хочу дать тебе  это...  Он
протянул руку, и Александра увидела длинный плоский  бархатный  футляр.  Она
взяла его и дрожащими пальцами открыла защелку.
   На белом атласе лежал самый большой рубин из всех, которые она когда-либо
видела, прикрепленный к тонкой золотой цепочке и ограненный в форме  сердца.
Рядом, в небольшом  углублении,  лежало  еще  одно  сердечко,  на  этот  раз
изумрудное, в бриллиантовой оправе. Около него  переливалась  сотнями  огней
огромная бриллиантовая слеза.
   Сжав губы, чтобы Джордан не заметил, как они дрожат,  Александра  подняла
глаза.
   - Наверное... - прошептала она, силясь улыбнуться, -  я  надену  рубин  в
день Королевских скачек, когда придется повязать свою ленту тебе на рукав...
   Джордан, вскрикнув, схватил ее в объятия.
   - Ну а теперь, когда ты высказал все это, - произнесла она  много  позже,
когда он наконец оторвался от ее  губ  и  поднял  голову,  -  не  можешь  ли
выговорить еще всего три слова: "я тебя люблю"? Знаешь,  я  так  ждала,  что
услышу их, с тех пор как ты начал, и...
   - Я люблю тебя, - неистово выдохнул он.
   - Я люблю тебя, - прошептал он тихо, зарываясь лицом в ее волосы.
   - Я люблю тебя, - простонал он, целуя ее губы.
   Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя...

Эпилог

   Джордан затаив дыхание смотрел на малютку сына и, не зная,  что  сказать,
но совершенно не желая лишиться удовольствия держать  новорожденного,  решил
дать ему отцовский совет.
   - Когда-нибудь, сынок, тебе придется выбрать жену,  и,  поскольку  крайне
важно знать, как делаются подобные вещи, я расскажу тебе сказку.
   Жил-был когда-то высокомерный, циничный, надменный  человек.  Мы  назовем
его... - Джордан немного поколебался, - ...герцогом Хоторном.
   Стоя в дверях, Александра,  не  замеченная  мужем,  торопливо  проглотила
смешок, а Джордан тем временем продолжал:
   - Этот герцог был злобным, дурным распутником, не видевшим искренности  и
доброты ни в ком и ни в чем, особенно в себе. Но  в  одну  роковую  ночь  он
попал в засаду, устроенную бандитами, и как  раз  в  ту  минуту,  когда  его
жизнь, казалось, пришла к бесславному концу, ему на помощь поспешил рыцарь в
ржавых доспехах на тощей кляче.
   Вместе им удалось  усмирить  разбойников,  но  рыцарь  ушибся  и  потерял
сознание.
   Жестокий герцог  расстегнул  его  панцирь  и  снял  шлем,  но,  к  своему
удивлению, обнаружил, что рыцарь был вовсе не мужчиной, а  леди,  маленькой,
изящной, с курчавым волосами и самыми длинными ресницами на свете.  А  когда
она открыла глаза, оказалось, что они похожи  на  два  огромных  аквамарина.
Злой герцог с каменным сердцем взглянул в эти глаза, и то,  что  он  увидел,
поразило его до глубины души и навсегда.
   Малыш зачарованно смотрел на отца.
   - Что же  он  увидел?  -  трепетно  прошептала  Александра,  не  выдержав
напряжения.
   Подняв голову, Джордан взглянул на жену сияющими любовью глазами и  нежно
ответил:
   - Он увидел нечто чудесное. 


НАКОНЕЦ-ТО ВМЕСТЕ

Джудит МАКНОТ
Перевод с английского Т.А. Перцевой. OCR Альдебаран






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Анонс

     Ли Кендалл была счастлива на вершине своей актерской карьеры, а муж, наследник одного из старейших нью-йоркских финансовых кланов, ее обожал.
     ...Но однажды муж Ли исчез - и теперь она готова на все, чтобы его отыскать!
     Полиция умыла руки. Кто поможет красавице актрисе? Или ей придется действовать на свой страх и риск?.

СПЕНСЕРУ ШЕЛЛИ

     Дражайший Спенс! В полном соответствии с традицией я очень хотела бы дать тебе совет, подобный тому, что дала твоему брату в посвящении к своей последней книге. Но не могу. Я так поражена твоим обаянием и очарована смехом, что не могу дождаться, пока ты станешь старше, чтобы попросить твоего совета. Каким образом ты заставляешь людей улыбаться при одном взгляде на тебя? Я знаю, откуда у тебя такие глаза. Но откуда столько радости? Столько магии?
     Мне нужно задать тебе множество вопросов, но пока что тебе всего два года, так что придется подождать ответов. Единственное, в чем я твердо уверена, - ты собираешься идти по жизни своим курсом. И если этот курс будет именно таким, который вызовет огромный трепет в сердцах твоих родителей, можешь рассчитывать на меня как на человека, который все уладит. Ну а пока я все же дам тебе маленький совет любящей бабушки: не позволяй никому из нас изменить тебя.
     Я пишу романы об исключительных людях, людях необычайного характера, большого ума, сострадания и силы. В реальной жизни я знала таких людей. Одним из них был мой друг Гейл Шредер. Другим - мой муж Майкл Макнот. Все, кто любил этих необыкновенных людей, ужасно по ним тоскуют. Память о них освещает наши жизни и наш путь. Как повезло нам узнать их!
     Создание романа - это долгое, одинокое и кропотливое занятие. Выносить его мне помогают поддержка и участие моей семьи и близких друзей. Спасибо вам, Клей, Уит и Роуз, за понимание, отказ от телефонных звонков и визитов и полное отсутствие жалоб. Я так люблю вас за это! Спасибо, Кэрол Ларокко, и Джуди Шредер, и Кэти Ричардсон, за верную и преданную дружбу.
     Создание подобного романа требует также советов и помощи многих людей, знающих предмет, или только одного человека, с огромными знаниями, множеством контактов и безграничным терпением. Такого, как Стив Слоут. Стив, ты настоящий принц. Не знаю, как и благодарить тебя.

Глава 1

     - Мисс Кендалл, вы меня слышите? Я доктор Меткаф. Вы находитесь в больнице, в Маунтинсайда. Сейчас мы вынесем вас из машины "скорой помощи" и отвезем в приемное отделение.
     Содрогавшаяся в ознобе Ли Кендалл слабо реагировала на настойчивый мужской голос, пытающийся привести ее в сознание, но никак не могла найти в себе силы поднять веки.
     - Вы слышите меня, мисс Кендалл?
     Сверхчеловеческим усилием она все же умудрилась заставить себя открыть глаза. Доктор наклонился над ней, осматривая ее голову. Подле стояла медсестра с прозрачным пластиковым пакетом жидкости для внутривенного вливания.
     - Сейчас мы вынесем вас из "скорой", - повторил он, направляя в ее зрачки крохотный лучик света.
     - Нужно... сказать... мужу, что я здесь, - выдавила Ли едва слышным шепотом.
     Доктор кивнул и ободряюще сжал ее руку:
     - Об этом позаботится полиция штата. Ну а пока... поверьте, в больнице "Добрый самаритянин" найдется немало ваших горячих поклонников, включая и меня самого, так что мы сумеем как нельзя лучше позаботиться о вас.
     Голоса и образы атаковали Ли со всех сторон, как только санитары подняли носилки. Красные и голубые огни лихорадочно пульсировали на фоне серого рассветного неба. Люди в униформах мельтешили перед ее усталыми глазами: полицейские штата Нью-Йорк, парамедики, доктора, медсестры. Двери распахивались, коридоры летели мимо, лица теснились над ней, губы шевелились, выпаливая настойчивые вопросы.
     Ли пыталась сосредоточиться, но голоса сливались в неразличимое жужжание, черты окружающих расплывались, растворяясь в том же мраке, который успел пожрать остальную часть комнаты.
     Когда Ли снова пришла в себя, на улице было темно и падал легкий снег. Делая отчаянные усилия избавиться от действия тех лекарств, которые еще и сейчас по капле лились ей в вену из прозрачного пакета, укрепленного на штативе, она тупо оглядывала то, что показалось ей больничной палатой, буквально забитой цветами всех оттенков, форм и сортов.
     Седовласая сиделка, устроившаяся у изножья кровати, рядом с гигантской корзиной белых орхидей и большой вазой ярко-желтых роз, читала последний выпуск "Нью-Йорк пост" с фотографией Ли на первой странице.
     Ли повернула голову, насколько позволял фиксирующий воротник, пытаясь отыскать хоть какой-то признак появления Логана, но оказалось, что пока, кроме нее и сиделки, больше никого нет. Далее она попробовала подвигать ногами и пошевелить пальцами и, к собственному облегчению, удостоверилась, что все это не только осталось на месте, но и находится в достаточно удовлетворительном рабочем состоянии. Правда, руки были забинтованы, а голова обернута чем-то тугим, но пока она не двигалась, все неудобство в основном сводилось к тупой боли во всем теле и немного более острой в ребрах. Кроме того, глотка так пересохла, словно ее набили опилками.
     Зато она жива, и это само по себе уже и есть чудо! Тот факт, что она также была относительно цела и невредима, наполнял ощущением благодарности и почти эйфорической радости.
     С трудом сглотнув, она все же сумела издать некое подобие шепота, шелестевшего в опаленном жаждой горле:
     - Можно мне немного воды?
     Сиделка подняла голову. Лицо мгновенно осветилось профессионально-участливой улыбкой.
     - Вы пришли в себя! - воскликнула она, поспешно закрывая газету, складывая ее и бросая под стул вниз снимком.
     Бейджик на ее униформе удостоверял, что перед Ли стоит "Энн Макки, дипломированная медсестра, индивидуальный уход". Ли жадно наблюдала, как сиделка наливает воду из розового пластикового кувшина, стоявшего на подносе у кровати.
     - Вам нужна соломинка. Сейчас раздобуду.
     - Пожалуйста, не беспокойтесь. Я ужасно хочу пить. Сиделка попыталась поднести стакан к губам Ли, но та воспротивилась.
     - Я сама, - заверила она, но втайне поразилась, скольких усилий потребовалось, чтобы просто поднять забинтованную руку и не расплескать воду. К тому времени, когда она отдала стакан обратно, рука тряслась, а в груди словно открылась рана. Опасаясь, что ее состояние гораздо хуже, чем показалось сначала, Ли с облегчением опустила голову на подушки и долго собиралась с силами, чтобы снова заговорить. - Что со мной?
     Сестра Макки, похоже, была не прочь поделиться тем, что знала, но все же для порядка поколебалась.
     - Честно говоря, вам следовало бы спросить доктора Меткафа.
     - Обязательно, но хотелось бы сначала все услышать сейчас, от моей личной сиделки. Я никому не расскажу о том, что услышу от вас.
     Иного поощрения сиделке не потребовалось.
     - Вы были в шоке, когда вас сюда привезли, - призналась она. - Сотрясение мозга, переохлаждение, сломанные ребра и подозрение на повреждение шейного позвонка и прилегающих тканей - то есть, говоря языком медиков, травма от внезапного резкого движения головы и шеи. Несколько глубоких порезов скальпа, рваные раны на руках, ногах и торсе, но, к счастью, лицо почти не пострадало, и это уже само по себе чудо. Кроме того, синяки и ссадины по всему... Улыбаясь так широко, как позволяла распухшая губа, Ли подняла руку, чтобы остановить перечисление скорбного списка.
     - Скажите, все это настолько серьезно, что потребуется операция?
     Медсестра, казалось, была поражена столь оптимистичным настроем, но тут же уважительно качнула головой.
     - Никаких операций, - заверила она, одобрительно погладив Ли по плечу.
     - А физиотерапия?
     - Не думаю. Но несколько недель вам придется нелегко, да и ребра будут беспокоить. Ожоги и порезы потребуют пристального внимания, могут остаться шрамы, которые необходимо...
     Ли очередной вымученной улыбкой прервала новый поток угнетающих медицинских терминов.
     - Я буду очень осторожной, - заверила она и немедленно переключилась к единственной интересующей ее теме:
     - Где мой муж?
     Сиделка смущенно отвела глаза и снова погладила Ли по плечу.
     - Пойду узнаю, - пообещала она и поспешно вышла, оставив у Ли впечатление, что Логан где-то неподалеку.
     Совершенно измученная, казалось бы, такими простыми действиями, как пить и разговаривать, Ли закрыла глаза и попыталась сложить в одно целое картину того, что случилось с ней со вчерашнего дня, когда Логан поцеловал ее на прощание...
     Он был так возбужден, когда покинул их квартиру в Верхнем Ист-Сайде, так настойчиво уговаривал ее приехать к нему в горы и провести вместе ночь. Вот уже больше года он искал подходящее место для их совместного убежища в горах, уединенный уголок, который послужит достойным обрамлением просторного каменного дома, который он спроектировал для них двоих. Поиски усложнялись тем, что Логан уже сделал чертежи, так что место должно было соответствовать его планам. В четверг он наконец отыскал участок, отвечающий всем его требованиям, и так спешил все ей показать, что упросил провести ночь, их ближайшую свободную ночь, в горной хижине на территории владения.
     - В хижине годами никто не бывал, но я все приберу, пока буду тебя ждать, - обещал он, проявляя трогательное рвение к обязанностям, которых обычно избегал как огня. - Правда, там нет ни электричества, ни отопления, но я разожгу огонь в камине, и мы уляжемся перед ним в спальных мешках. А перед этим у нас будет ужин при свечах. Утром встанем пораньше и посмотрим, как солнце поднимается над вершинами деревьев. Наших деревьев. Вот увидишь, все будет очень романтично.
     Весь этот план вызвал в Ли только веселый ужас. Прошлым вечером она играла главную роль в новой бродвейской пьесе и успела поспать только часа четыре. Перед тем как уехать в горы, ей предстояло провести воскресный дневной спектакль, потом три часа пробираться в холодную, необитаемую каменную хижину, чтобы спать на полу... а утром вскочить на рассвете.
     - Просто дождаться не могу, - как ей казалось убедительно, солгала Ли, на самом деле больше всего на свете мечтая о том, как бы еще поспать. Сейчас только восемь, а она вполне могла бы подремать до десяти.
     Логан тоже не отдохнул этой ночью, но был уже одет и умыт. Похоже, ему не терпелось поскорее ехать.
     - Это место не так легко найти, поэтому я нарисовал тебе карту с кучей примет, - сообщил он, кладя на ее тумбочку листок бумаги. - Я уже все загрузил в багажник.
     Он наклонился и наспех поцеловал Ли в щеку.
     - Кажется, ничего не забыл: чертежи дома, колья, бечевку, поперечные брусья, спальные мешки. И все же такое чувство, словно что-то оставил...
     - Метлу, швабру и ведро? - сонно пошутила Ли, перекатываясь на живот. - Щетки? Чистящий порошок?
     - Брюзга, - поддел он, покусывая ее за самое чувствительное местечко на шее.
     Ли хихикнула, поудобнее положила подушку и продолжала перечислять:
     - Дезинфицирующий раствор... мышеловки...
     - Нудишь, как избалованная, испорченная, капризная бродвейская звезда, - хмыкнул он, надавливая на подушку, чтобы заткнуть ей рот. - Где твой авантюрный дух?
     - Не выходит за двери "Холидей инн" <Сеть недорогих отелей и мотелей по всей Америке. - Здесь и далее примеч. пер.>, - с приглушенным смешком призналась она.
     - А ведь ты любила пешие походы. И меня приучила. Кто предлагал жить в палатках весь наш медовый месяц?
     - Только потому, что "Холидей инн" был нам не по карману.
     Логан со смехом стянул с нее подушку и взъерошил волосы.
     - Поезжай прямо из театра. Не опаздывай. Он встал и устремился к двери их спальни.
     - Нет, я точно что-то позабыл...
     - Питьевую воду, свечи, оловянный кофейник? - услужливо предположила Ли. - Продукты к ужину? Грушу мне на завтрак?
     - Никаких груш. Ты просто подсела на них, как на иглу, - шутливо бросил он через плечо. - Отныне тебе полагаются только "Крим оф Уит" <Фирменное название блюда из манной крупы.> и чернослив.
     - Садист, - пробормотала Ли в подушку, но как только дверь захлопнулась, с улыбкой перевернулась на спину, глядя в окно, выходящее на Центральный парк. Логан просто загорелся идеей дома в горах, но хотя его энтузиазм был поистине заразительным, для Ли важнее всего было беспечное настроение мужа. Тринадцать лет назад они были так молоды, так бедны, что тяжелый труд стал сначала необходимостью, а потом и привычкой. В день свадьбы их общий капитал составлял восемьсот долларов наличными плюс только что полученный Логаном диплом архитектора, светские связи его матери и недоказанный актерский талант Ли. И еще их непоколебимая вера друг в друга. И этими скудными средствами они создали себе великолепную жизнь, хотя последние несколько месяцев были так заняты, что их сексуальные отношения по