аживать  за  такой  усадьбой,  должно   быть,   требуются   десятки
садовников.
   - Именно так, - ответил Джек. - У его  милости  их  сорок,  включая  тех,
которые ухаживают за настоящими садами, - я имею в виду сады вокруг дома.  -
Они ехали по мощеной дороге еще  пятнадцать  минут,  когда  повозка  сделала
поворот и фермер гордо показал пальцем:
   - Вот он - Уэйкфилд-Парк. Я  слыхал,  что  в  этом  доме  сто  шестьдесят
комнат.
   Виктория задохнулась от  увиденного  и  услышанного;  в  голове  метались
беспорядочные мысли, от голода  посасывало  в  животе.  Перед  ней  во  всем
великолепии  высилось  трехэтажное  здание,  по  виду  превосходившее  самые
фантастические мечты. Построенное из прочного кирпича, с широкими  фасадными
крыльями и крутой кровлей, оно возвышалось перед ней -  настоящий  дворец  с
широкими ступеньками, ведущими к парадному входу,  и  солнечными  бликами  в
сотнях окон из отборного стекла. Они приблизились к подъезду, и  Виктория  с
трудом оторвала взор от этого великолепия.
   Один из фермеров помог ей сойти с повозки.
   - Благодарю вас, это было крайне любезно с вашей стороны, - сказала она и
медленно пошла вверх по ступеням. От страха ноги у нее подкашивались.  Между
тем ее попутчики подошли к повозке, чтобы достать  ее  большой  чемодан,  но
когда  они  открыли  дверцу  клети,  из  повозки  выскочили  два  поросенка,
шмякнулись на землю и помчались по лужайке.
   Виктория оглянулась на крики фермеров  и  нервно  хихикнула,  глядя,  как
здоровенные мужики ринулись за шустрыми поросятами.
   В этот момент перед ее  носом  распахнулась  парадная  дверь,  и  суровый
мужчина, облаченный в зеленую с позолотой ливрею, кинул сердитый  взгляд  на
фермеров, поросят и неопрятную девушку в запыленной одежде, приближающуюся к
нему.
   - Доставка товаров, - заявил он  Виктории  громким  зловещим  голосом,  -
производится на задний двор. -  И,  подняв  руку,  величественно  указал  на
соответствующую дорожку в объезд дома.
   Виктория уже было открыла рот, чтобы  объяснить,  что  не  везет  никаких
товаров, но ее внимание отвлек поросенок, который изменил направление своего
бега и теперь мчался прямо к ней, преследуемый задыхающимся фермером.
   - Забирай свою повозку, этих свиней и убирайся отсюда вместе  с  ними!  -
рявкнул мужчина в ливрее.
   От смеха на глаза Виктории навернулись слезы,  когда  она  наклонилась  и
подхватила сбежавшего поросенка. Смеясь, она попыталась объяснить:
   - Сэр, вы не по...
   Нортроп проигнорировал  ее  слова  и  посмотрел  через  плечо  на  лакея,
стоявшего позади:
   - Избавь нас от всей этой компании! Выстави их прочь со двора...
   - Какого дьявола, что здесь происходит? - потребовал отчета  мужчина  лет
тридцати, с черными как смоль волосами, появившийся на ступеньках.
   Дворецкий с разгневанным лицом указал на Викторию:
   - Эта женщина...
   - Виктория Ситон, - поспешно вставила она, пытаясь удержать  смех,  в  то
время как напряжение, усталость и голод уже грозили превратить его в нервную
истерику.
   Она увидела изумление на лице темноволосого мужчины при звуке ее имени, и
ее тревога обратилась в буйное веселье.
   Не в силах более сдерживаться, она повернулась и бросила  дико  визжащего
поросенка в объятия фермера, затем  приподняла  запылившийся  подол  юбки  и
попыталась сделать книксен. Изо всех сил удерживая хихиканье, она сказала:
   - Боюсь, произошла ошибка. Я приехала...  Не  успела  она  наклониться  в
полупоклоне, как леденящий голос мужчины остановил ее:
   - Вашей главной ошибкой был приезд сюда, мисс Ситон. Однако на дворе  уже
темнеет, и я не могу вас отправить назад, туда,  откуда  вы  явились.  -  Он
схватил ее за руку и грубо потащил за собой.
   Виктория  мгновенно  отрезвела,   ситуация   из   невыразимо   комической
становилась  ужасающе  мрачной.  Робко  она  прошла  в  отделанную  мрамором
приемную залу, которая могла вместить весь ее дом в Америке. По обе  стороны
залы  на  верхние  этажи  вели  широкие  витые  лестницы,  а  сверху;  через
прозрачный купол крыши, лился яркий солнечный свет. Она запрокинула  голову,
разглядывая купол. Слезы выступили на ее глазах, и все  поплыло  перед  ней.
Больше она не в силах была выдержать. Она оставила позади тысячи миль, плывя
по бурному  океану,  и  ожидала,  что  ее  примет  к  себе  доброжелательный
джентльмен. И вместо этого ее собираются отправить обратно, разлучая  навеки
с  сестрой.  Прозрачный  купол  вращался  перед  ее  взором  в  калейдоскопе
блестящих расплывающихся цветовых пятен.
   - Кажется, она сейчас упадет в обморок, - предупредил дворецкий.
   - О, ради Бога, только не это! - взорвался темноволосый и подхватил ее на
руки. Когда он стал подниматься с ней по ступеням, Виктория начала приходить
в себя.
   - Дайте мне встать на ноги, - хрипло потребовала она, пытаясь  вырваться.
- Я абсолютно...
   - Успокойтесь! - велел негостеприимный хозяин.  На  верхней  площадке  он
повернул направо, вошел в комнату и направился прямиком к огромной  кровати,
со всех сторон завешенной серебристо-голубыми  портьерами,  подвязанными  по
углам серебристыми бархатными шнурами. Не говоря ни слова,  он  бесцеремонно
уложил ее на голубое атласное  покрывало  и  удержал  за  плечи,  когда  она
попыталась встать.
   Дворецкий с развевающимися фалдами ливреи быстро вошел в комнату.
   - Вот, ваша милость, нюхательная соль, - запыхавшись, выговорил он.
   Его милость схватил флакон и приставил к, носу Виктории.
   - Не делайте этого - крикнула Виктория, пытаясь  увернуться  от  ужасного
запаха нашатыря, но он удержал ее. В отчаянии она схватила его за  запястье,
чтобы остановить. - Чего вы добиваетесь? - воскликнула  она.  -  Вы  хотите,
чтобы я это съела?
   - Великолепная мысль, - мрачно ответил он, но хватка  его  ослабла  и  он
поводил флаконом в нескольких дюймах от ее носа.
   Изнуренная и униженная, Виктория повернула голову набок, закрыла глаза  и
шумно сглотнула, борясь с душившими ее слезами.
   - Я искренне надеюсь, - раздраженно протянул мрачный  незнакомец,  -  что
вас не стошнит на постель, потому что, предупреждаю вас, убирать за собой вы
будете сами.
   Виктория  Элизабет  Ситон  -  продукт   заботливого   восемнадцатилетнего
воспитания, до этого момента  бывшая  мягкой,  обаятельной  молодой  леди  -
медленно повернула голову и устремила на него испепеляюще-злобный взгляд.
   - Вы Чарльз Филдинг?
   - Нет.
   - В таком случае уходите вон или позвольте уйти мне!
   Его брови сошлись на переносице, когда он  смотрел  на  мятежную  сироту,
взиравшую на него блестящими, синими глазами, метавшими  молнии.  Ее  волосы
раскинулись по подушке, как расплавленное золото, буйные  завитки  обрамляли
лицо, подобное фарфоровой скульптуре, вылепленной мастером. Ее ресницы  были
невероятно длинными, а губы розовыми и мягкими, как...
   Мужчина  резко  поднялся  и  быстро  вышел  из  комнаты  в  сопровождении
дворецкого. Дверь за ними закрылась, и Виктория осталась одна.
   Она неспешно села, спустила ноги с кровати,  затем  осторожно  поднялась,
опасаясь, что снова начнется головокружение. От беспросветного отчаяния  она
вся окоченела, но ноги держали ее, и она огляделась вокруг.
   Слева от нее легкие голубые занавеси, густо  прошитые  серебряной  нитью,
обрамляли целую стену, состоящую из окон; в  дальнем  конце  комнаты  стояла
пара канапе с полосатой серебристо-голубой обивкой.
   "Безумная роскошь", - мелькнуло у нее  в  голове.  Она  вновь  попыталась
отряхнуть от грязи юбки, но поняла, что попытки  тщетны,  еще  раз  оглядела
комнату и горестно села на голубое атласное покрывало.
   В смятении она положила руки на колени и попыталась придумать, что делать
дальше. Все говорило о том, что ее намерены отправить обратно в Нью-Йорк как
никому не нужный багаж.  В  таком  случае  для  чего  мамин  кузен,  герцог,
пригласил ее приехать? Где он? Кто этот другой мужчина?
   Она не могла поехать  к  Дороти  и  прабабушке,  ибо  герцогиня  написала
доктору Морисону записку, из которой совершенно определенно  следовало,  что
именно Дороти, одну только Дороти, ждут в ее доме.
   Виктория нахмурилась, и от смятения на ее гладком лбу  пролегла  глубокая
складка. Поскольку по лестнице ее  нес  молодой  темноволосый  мужчина,  то,
вероятно, он был слугой, а статный седовласый  мужчина,  открывший  парадную
дверь, был герцогом. Первоначально же она приняла его за  старшего  слугу  -
вроде миссис Тилден, домоправительницы, которая всегда  встречала  гостей  в
доме Эндрю.
   Кто-то постучал в  дверь,  и  Виктория  виновато  вскочила  с  постели  и
аккуратно разгладила покрывало, перед тем как отозваться.
   - Войдите.
   Вошла горничная в накрахмаленном черном платье, белом переднике  и  белом
чепце, с серебряным подносом в руках. За ней, подобно марионеткам, появились
еще шесть горничных в такой же черной униформе, с ведрами, полными дымящейся
воды. За ними - два  лакея  в  зеленых  ливреях  с  золотыми  галунами:  они
принесли ее чемодан.
   Первая горничная поставила поднос  на  стол  между  канапе,  а  остальные
исчезли в соседней комнате. Лакеи  опустили  чемодан  возле  кровати.  Через
минуту  они  все  гуськом  вышли,  напомнив  Виктории   оживших   деревянных
солдатиков.  Единственная  оставшаяся  горничная  обратилась   к   Виктории,
смущенно стоявшей у кровати.
   - Здесь еда для вас, мисс, - сказала она; ее простое лицо было  намеренно
невыразительным, но голос - робким и приятным.
   Виктория прошла к канапе и села; от вида поджаренных хлебцев с  маслом  и
горячего шоколада у нее потекли слюнки.
   - Его милость сказали, что вы должны принять ванну, - сообщила  горничная
и пошла в смежную комнату. Виктория выждала и поднесла чашку ко рту.
   - Его милость? - повторила она. - Это  тот..,  джентльмен..,  которого  я
видела у парадного? Плотный седой мужчина?
   - Бог ты мой, нет! - удивленно ответила горничная. - Это мистер  Нортроп,
дворецкий, мисс.
   Облегчение, которое она почувствовала, было недолгим, так  как  горничная
нерешительно добавила:
   - Его милость - высокий мужчина с черными кудрями.
   - Так это он сказал, что я  должна  принять  ванну?  -  сердито  спросила
Виктория.
   Горничная, зарумянившись, кивнула.
   - Ладно, мне действительно это нужно, -  неохотно  согласилась  Виктория.
Она съела  тост,  допила  шоколад,  затем  прошла  в  смежную  комнату,  где
горничная сыпала ароматическую соль в дымящуюся воду.
   Медленно снимая  запыленное  и  помятое  в  путешествии  платье,  девушка
вспомнила о содержании краткой записки, которую прислал ей  Чарльз  Филдинг,
приглашая к себе в Англию. Казалось, он очень заинтересован в этом.
   "Приезжайте немедленно, дорогая моя, - писал он. - Вас не просто ждут, но
ждут с нетерпением". Тогда, может быть, ее вовсе  не  собираются  отправлять
обратно? Возможно, "его милость" что-то напутал?
   Горничная помогла ей промыть волосы, затем поднесла мохнатое полотенце  и
поддержала ее при выходе из ванны.
   - Я убрала вашу одежду, мэм, и приготовила постель на тот случай, если вы
захотите вздремнуть. Виктория улыбнулась и спросила ее имя.
   - Мое имя? - повторила горничная, удивленная, что это интересует  гостью.
- Почему вы спрашиваете? Мое имя - Рут.
   - Большое спасибо, Рут, - сказала Виктория, - за то, что  вы  убрали  мою
одежду.
   Краска удовольствия проступила на  веснушчатом  лице  горничной,  которая
сделала легкий книксен и направилась к дверям.
   - Ужин в восемь, - сообщила она на ходу. - В Уэйкфилде его милость  редко
придерживается принятого здесь расписания.
   - Да, Рут, - чувствуя  неловкость,  спросила  Виктория,  когда  горничная
подошла к двери, - здесь что, два.., их милости?  То  есть  меня  интересует
Чарльз Филдинг...
   - О, вы говорите о его светлости! - Рут оглянулась,  как  бы  беспокоясь,
что ее могут услышать. - Он еще не приехал, но к ночи мы ждем его  прибытия.
Я слыхала, как его милость велел Нортропу уведомить его  светлость  о  вашем
приезде.
   - А какой он из  себя..,  м-м..,  его  светлость?  -  спросила  Виктория,
чувствуя, как глупо употреблять эти странные титулы. Рут уже было собиралась
описать его, но затем передумала.
   - Простите, мисс, но его милость не позволяет слугам сплетничать.  И  нам
также не разрешается фамильярничать с гостями. - Она  присела  в  поклоне  и
удалилась, шурша накрахмаленными черными юбками.
   Виктория была поражена тем, что два человека не имеют права поговорить  в
этом доме только потому, что один - слуга, а другой -  гость,  но,  вспомнив
свое краткое знакомство с "его милостью", она вполне могла представить себе,
что он способен дать такое бесчеловечное указание.
   Виктория достала из гардероба ночную сорочку, надела  ее  и  забралась  в
постель. Роскошный шелк простыней ласкал ее кожу,  и,  засыпая,  она  молила
Всевышнего, чтобы Чарльз Филдинг оказался более доброжелательным  человеком,
чем другой - его милость. Ее длинные темные ресницы, подрагивая, опустились,
прикрыв щеки подобно мягким опахалам, и она погрузилась в сон.

Глава 5

   Через открытые окна лился солнечный  свет,  а  по  комнате  гулял  легкий
ветерок, мягко овевавший лицо Виктории. Где-то  внизу  по  брусчатке  цокали
конские копыта, а на подоконник  одновременно  уселись  две  птахи,  тут  же
затеявшие  шумную  ссору.  Их  раздраженное  щебетание  постепенно  нарушило
счастливый сон о родимом доме и пробудило Викторию.
   Полусонная, она перевернулась на живот и зарылась лицом в подушку. Вместо
привычной грубоватой ткани домашней  наволочки,  пахнувшей  мылом,  ее  щека
коснулась гладкого шелка. Смутно сознавая, что это не ее постель, что  внизу
нет мамы,  готовящей  завтрак,  Виктория  еще  крепче  зажмурилась,  пытаясь
восстановить  прервавшийся  безмятежный  сон,  но   тщетно.   Она   неохотно
повернулась и открыла глаза.
   В ярком утреннем  свете  она  разглядывала  серебристо-голубые  занавеси,
между которыми ее кровать находилась как в шелковом коконе, и вдруг  девушка
все вспомнила. Она находится в Уэйкфилд-Парке и проспала с вечера до утра.
   Убрав пряди волос со лба, она присела и откинулась на подушки.
   -  Доброе  утро,  мисс,  -  приветствовала  ее  Рут.  Виктория   подавила
испуганное восклицание: она только сейчас заметила девушку.
   - Я не хотела будить вас, - поспешно извинилась  маленькая  горничная.  -
Дело в  том,  что  его  светлость  находится  внизу  и  велел  спросить,  не
соизволите ли вы позавтракать вместе с ним?
   Ободренная известием, что герцог желает повидать  ее,  Виктория  откинула
одеяло.
   - Я погладила вашу одежду,  -  сказала  Рут,  открывая  шкаф.  -  Что  вы
собираетесь надеть?
   Виктория выбрала лучший из  своих  нарядов  -  мягкое  черное  платье  из
муслина с низким квадратным вырезом, украшенное крошечными белыми  розанами,
аккуратно  вышитыми  ею  на  длинных  рукавах  и  кайме  во  время   долгого
путешествия.
   Отказавшись от услуг Рут, девушка сама натянула платье на нижние  юбки  и
обернула вокруг тонкой талии широкий черный поясок.
   Пока горничная застилала постель и убирала и без того  опрятную  спальню,
Виктория присела у туалетного столика и привела в порядок волосы.
   - Я готова, - вставая, сказала она; глаза девушки  светились  в  ожидании
неведомого, а щеки цвели здоровым румянцем. - Вы не подскажете  мне,  где  я
могу найти.., м-м.., его светлость?
   Ноги Виктории утонули в толстом ворсе красного ковра, когда Рут повела ее
вниз по спиральной мраморной лестнице, через приемную залу,  туда,  где  два
лакея стояли на страже у  дверей  из  красного  дерева,  украшенных  богатой
резьбой. Не успела она перевести дух, как  лакеи  бесшумно  и  величественно
распахнули  створки  дверей,  и  Виктория  оказалась  в  зале  длиной  около
девяноста футов <1 фут равен 30,48 см.>; в центре залы  стоял  длинный  стол
красного дерева, над  которым  висели  три  гигантские  хрустальные  люстры.
Сначала ей показалось, что в зале никого нет, и  она  пробежала  глазами  по
обитым золотистым бархатом стульям с  высокими  спинками,  стоявшим  по  обе
стороны огромного стола. Но затем услышала шелест  газеты.  Не  представляя,
кто это может быть, она медленно обошла стол и остановилась.
   - Доброе утро, - тихо произнесла она. Чарльз повернул голову и  уставился
на нее. Лицо его побелело.
   - Боже всемогущий! - выдохнул он, медленно поднявшись и  устремив  взгляд
на экзотическую юную красавицу, стоявшую перед ним.
   Вылитая Кэтрин, какой она была много лет назад. Как хорошо он помнил и  с
какой любовью вспоминал это невероятно прекрасное, тонко очерченное  лицо  с
грациозно  изогнутым  разлетом  бровей   и   длинными   густыми   ресницами,
обрамляющими глаза, напоминающие огромные мерцающие сапфиры! Он  узнал  этот
мягкий смеющийся  рот,  крошечную  очаровательную  ямку  в  центре  упрямого
подбородка и пышную  массу  золотисто-рыжих  волос,  небрежно  спадающих  на
плечи.
   Ухватившись левой рукой за спинку стула, чтобы выпрямиться,  он  протянул
ей дрожащую от волнения правую.
   - Кэтрин, - прошептал он.
   Виктория неуверенно вложила руку в его ладонь, и длинные  пальцы  Чарльза
крепко сжали ее.
   - Кэтрин, - снова хрипло прошептал он, и Виктория заметила  блеснувшие  в
его глазах слезы.
   - Кэтрин звали мою мать, - мягко сказала она. Его пальцы чуть  ли  не  до
боли сжали ее руку.
   - Да, - прошептал он. Затем прокашлялся, и  его  голос  обрел  нормальное
звучание. - Да, конечно, - сказал он и тряхнул головой,  как  бы  для  того,
чтобы прийти в себя.
   Виктория обратила внимание на то, что он был невообразимо высок  и  очень
худ. Его карие глаза всматривались в каждую черточку ее лица.
   - Итак, - оживленно начал он, - вы дочь Кэтрин. Виктория кивнула, еще  не
зная наверняка, как все это следует понимать.
   - Меня зовут Виктория.
   Странная нежность мелькнула в его глазах.
   - А меня - Чарльз Виктор Филдинг.
   - Ах вот как, понятно, - промямлила она.
   - Нет, - сказал он, - вам непонятно.  -  При  этом  герцог  улыбнулся,  и
улыбка была такой мягкой, что он сразу стал выглядеть гораздо моложе. -  Вам
ничего не понятно. - А затем неожиданно он заключил ее в крепкие объятия.  -
Добро пожаловать домой, дитя мое, - глухим от  волнения  голосом  проговорил
он, похлопывая ее по спине и еще крепче прижимая  к  своей  груди.  -  Добро
пожаловать!
   И у Виктории появилось странное ощущение, что она действительно попала  в
родной дом.
   С хитрой улыбкой он отпустил ее и пододвинул ей стул.
   - Должно быть, вы  умираете  от  голода.  О'Мэлли!  -  позвал  он  лакея,
ожидавшего подле серванта, в котором красовались серебряные блюда. - Мы  оба
до смерти голодны.
   - Да, ваша светлость, - ответствовал лакей, повернулся и начал  наполнять
тарелки.
   - Прошу меня простить за то, что я не выслал своевременно карету в  порт,
- мотнув головой, сказал Чарльз. - Я даже не мог себе  представить,  что  вы
приедете раньше срока, так как мне говорили, что обычно  депеши  из  Америки
приходят с опозданием. Ну да ладно. Надеюсь, путешествие  было  приятным?  -
поинтересовался он, пока лакей  расставлял  тарелки  с  яйцами,  картофелем,
почками, ветчиной и хрустящими французскими булочками.
   Виктория посмотрела на ряды узорных золотых ножей и вилок по обе  стороны
от ее тарелки и мысленно вознесла хвалу  матери  за  то,  что  их  с  Дороти
научили правильно пользоваться ими.
   - Да, путешествие было  очень  славным,  -  улыбнулась  она,  а  затем  с
неловкой робостью добавила:
   - Ваша светлость.
   - Бог ты мой,  -  хмыкнул  Чарльз,  -  вряд  ли  нам  стоит  быть  такими
официальными! В таком случае мне пришлось бы называть вас графиней  Лэнгстон
или леди Викторией. Меня это ни в коей мере не устраивает - я бы  предпочел,
чтобы вы называли меня дядей  Чарльзом,  а  я  величал  вас  Викторией.  Что
скажете?
   Виктория ощутила, как в  ее  душе  зарождаетс