парой  слов  в  зале,  когда  я  ходила
спросить кое о чем Уильяма, - призналась Бренна, жаркий румянец густо  залил
ей щеки, и она вдруг  преисполнилась  величайшей  заботой  о  рукаве  своего
красного бархатного платья, который срочно требовалось разгладить. - Дженни,
- тихонько проговорила она, склонив голову, -  теперь,  когда  между  нашими
странами будет мир, думаю, я смогу частенько посылать тебе весточки. И  если
вложу словечко для сэра Стефана, ты позаботишься, чтобы он его получил?
   Дженни показалось, что мир перевернулся.
   - Если ты в самом деле уверена, что тебе этого хочется, позабочусь. И,  -
продолжала она, сдерживая смех, отчасти истерический, отчасти  встревоженный
безнадежной привязанностью сестры, - надо ли мне позаботиться  также,  чтобы
сэр Стефан вкладывал свои словечки в мои весточки?
   - Сэр Стефан, - ответила Бренна, поднимая на Дженни улыбающиеся глаза,  -
именно это и предложил.
   -  Я...  -  начала  было  Дженни,  но  смолкла,  ибо  дверь  ее   комнаты
распахнулась, в покои шмыгнула крошечная старушка и замерла как вкопанная.
   Наряженная в вышедшие из моды, но очаровательные  одежды  из  сизо-серого
атласа, отороченные кроликом, в старомодном тонком  белом  плате,  полностью
спеленавшем шею и часть подбородка, и серебристой, свисающей с  плеч  вуали,
тетушка Элинор озадаченно переводила взгляд с одной девушки на другую.
   - Я знаю, ты  -  крошка  Бренна,  -  объявила  она,  кивая  на  Бренну  и
оборачиваясь к Дженни, - но  возможно  ли,  чтобы  сие  прекрасное  создание
оказалось моей маленькой дурнушечкой Дженни?
   Она восторженно глазела на  невесту,  стоявшую  перед  ней  в  платье  из
светлого бархата и атласа с низко  вырезанным  квадратом  лифом,  с  высокой
грудью, широкими длинными рукавами, густо усеянными от  локтей  до  запястий
жемчугами, сверкающими рубинами и алмазами. Великолепная атласная  пелерина,
отделанная бархатом, тоже с жемчужной  каймою,  была  пристегнута  к  плечам
Дженни парой чудесных золотых брошей с жемчугом, рубинами и алмазами. Волосы
ниспадали на плечи и спину, сияя не хуже золота и рубинов.
   - Кремовый бархат, - заметила тетушка Элинор, улыбаясь и широко простирая
руки. - Весьма непрактично, моя дорогая, но до чего же красиво! Почти так же
красиво, как...
   Дженни кинулась в ее объятия:
   - О тетушка Элинор! Как я счастлива вас видеть!  Я  боялась,  что  вы  не
приедете...
   Бренна выглянула на стук в дверь, обернулась на Дженни, и слова  ее  враз
оборвали радостные излияния сестры:
   - Дженни, папа хочет, чтоб ты сейчас же сошла вниз. Бумаги приготовлены к
подписанию.
   Ужас, почти смертельный, объял Дженни, болезненно  скрутив  внутренности,
согнав краски с лица.  Тетушка  Элинор  просунула  ей  под  локоть  руку  и,
откровенно пытаясь отвлечь от мыслей о предстоящем, мягко потянула к  двери,
неустанно щебеча и описывая ожидающую их внизу картину.
   - Ты глазам своим не поверишь, зал просто битком набит, - тараторила  она
в ложной уверенности, что вид толпы развеет страх Дженни  перед  встречей  с
будущим супругом. - Папа твой выставил сотню вооруженных людей в одном конце
зала, а он - легкий оттенок высокомерия пояснил, что "он" - это Черный Волк,
- чуть ли не столько же своих рыцарей прямо напротив, лицом к лицу с вашими.
   Дженни деревянной походкой шагала по  длинному  коридору,  считая  каждый
свой медленный шаг последним в жизни.
   - Похоже, - натужно проговорила она, - готовятся к битве, а не к свадьбе.
   - Ну да, только это не так. Не совсем так. Там внизу дворян  больше,  чем
рыцарей. Король Джеймс, должно быть, половину двора отправил  присутствовать
на церемонии, и вожди соседних кланов тоже тут.
   Дженни сделала еще один скованный шаг по протяженному темному коридору.
   - Я видела, как они прибывали нынче утром.
   - Да... Ну и король Генрих, наверно, пожелал, чтоб это стало поводом  для
особого торжества, ибо  сюда  явились  английские  дворяне  всех  сортов,  а
некоторые привезли с  собой  и  жен.  Чрезвычайно  поразительное  зрелище  -
шотландцы и англичане, в атласе и бархате, собравшиеся вместе...
   Дженни  повернула  и  принялась  преодолевать  короткие  крутые   пролеты
лестницы, витками каменных ступеней сбегающей в зал.
   - Там, внизу, очень тихо... - заметила  она  дрожащим  голосом,  стараясь
уловить  приглушенные  звуки  мужских  голосов,  преисполненных  вымученного
веселья, нервные смешки женщин... и ничего более. - Чем они все заняты?
   - Ну либо обмениваются ледяными  взглядами,  -  весело  отвечала  тетушка
Элинор, - либо прикидываются, что не  замечают  присутствия  в  зале  второй
половины.
   Дженни  совершила  последний  поворот  почти  в  самом   низу   лестницы.
Помедлила, собираясь с силами, прикусила трясущуюся  губу,  потом  вызывающе
тряхнула головой, высоко вздернула подбородок и шагнула вперед.
   Зловещая тишина медленно опускалась на зал  при  появлении  Дженнифер,  а
представшая ее  взору  картина  сулила  мрачные  предзнаменования  не  менее
красноречиво, чем молчание.  Факелы  ярко  пылали  в  гнездах,  вделанных  в
каменные стены, бросая отсветы на  застывших,  недружелюбных  зрителей.  Под
факелами недвижно высились вооруженные мужчины; леди и лорды  стояли  бок  о
бок - англичане в одном конце зала, шотландцы - в  другом,  точно  так,  как
рассказывала тетушка Элинор.
   Но не гости были причиною  непроизвольной  дрожи  в  коленках  Дженни,  а
высокая мощная фигура, одиноко громоздящаяся в центре зала и созерцающая  ее
твердым сверкающим взором. Дьявольским призраком  она  вырисовывалась  перед
ней, в плаще винного цвета с черными полосами, пылая такой страшной яростью,
что даже соотечественники старались держаться подальше.
   Отец Дженни вышел,  чтобы  предложить  Дженнифер  руку,  в  сопровождении
стражей по бокам, но Волк  стоял  один.  Всемогущий  и  полный  презрения  к
заклятым врагам, он открыто пренебрегал необходимостью  защищаться  от  них.
Отец продел руку Дженни себе под локоть, повел  вперед,  и  широкая  полоса,
отделяющая в зале шотландцев от  англичан,  стала  еще  больше  по  мере  их
приближения.
   Справа от Дженни стояли шотландцы, обратив к ней  суровые,  гордые  лица,
выражавшие гнев и сочувствие, слева - надменные англичане, глядевшие на  нее
с холодной враждебностью. А  впереди  преграждала  путь  грозная  фигура  ее
будущего супруга с чуть выдвинутой ногой, со скрещенными на груди руками; он
разглядывал ее, словно она была неким мерзким созданием, ползущим по полу.
   Не  в  силах  выдержать  этот  взгляд,  Дженни  вперила  глаза  в  точку,
находящуюся над его левым  плечом,  в  смятении  гадая,  отступит  ли  он  в
сторону, дав им пройти. Сердце ее колотилось о грудную клетку,  как  осадный
таран, она вцепилась  в  руку  отца,  но  дьявол  отказывался  пошевелиться,
нарочно заставив их с отцом обойти его. Дженни почти в истерике  сообразила,
что это лишь первый акт презрения и унижения, которым он  будет  публично  и
наедине подвергать ее всю оставшуюся жизнь.
   К счастью, особо раздумывать по этому поводу не оставалось  времени,  ибо
другое кошмарное событие уже поджидало  ее  -  подписание  расстеленного  на
столе брачного контракта. У стола  стояли  двое  мужчин,  один  из  них  был
эмиссаром двора короля Иакова, другой - посланником  двора  короля  Генриха;
оба присутствовали на церемонии в качестве свидетелей.
   Подойдя к столу, отец Дженни остановился и выпустил ее  холодную,  липкую
ладонь, лишив своего успокаивающего пожатия.
   - Варвар, -  отчетливо  проговорил  он  так,  чтоб  все  слышали,  -  уже
подписал.
   Враждебность в зале выросла до  угрожающе  ощутимых  масштабов  при  этих
словах,  распоровших  воздух  словно  миллионы  кинжалов,   метнувшихся   от
шотландцев к англичанам и обратно. Застыв в немом упорстве,  Дженни  глядела
на длинный свиток, заключающий в себе все статьи, составляющие ее  приданое,
и необратимо, навечно приговаривающий ее к  жизни  жены  и  рабыни  мужчины,
которого она ненавидела и  который  ненавидел  ее.  В  конце  свитка  герцог
Клеймор нацарапал твердой рукой свою подпись  -  подпись  ее  захватчика,  а
теперь и тюремщика.
   На столе рядом с бумагой лежало перо, стояла чернильница, и  хотя  Дженни
заставила  себя  прикоснуться  к  перу,   трясущиеся   пальцы   отказывались
повиноваться. Эмиссар короля Иакова шагнул вперед. Дженни  подняла  на  него
беспомощный, сердитый, несчастный взгляд.
   - Миледи, - проговорил он с сочувственной вежливостью и явным  намерением
показать англичанам, присутствующим в зале, что  леди  Дженнифер  пользуется
уважением самого короля Иакова, - государь наш,  король  Иаков  Шотландский,
поручил мне передать вам его поздравления  и  заверить,  что  вся  Шотландия
перед вами в долгу за жертву, которую вы приносите ради нашего возлюбленного
отечества.  Вы  -  гордость  великого  клана  Мерриков,  равно  как  и  всей
Шотландии.
   Дженни заинтересовалась, нарочно  ли  он  подчеркнул  слово  "жертва",  а
эмиссар взял перо и многозначительно протянул ей.
   Словно со стороны она видела, как рука ее медленно поднялась,  подхватила
перо, подписала ненавистный документ, от которого Дженни, выпрямившись,  все
никак не могла отвести глаз. Точно приросшая к месту, она смотрела  на  свое
имя, выведенное искусным почерком, в котором матушка  Амброз  заставляла  ее
практиковаться  и  совершенствоваться.  Аббатство!  Она  вдруг  не   смогла,
отказалась поверить, что Господь действительно допустил, чтобы это все с нею
случилось. В самом деле, ведь за  долгие  годы,  проведенные  в  Белкиркском
аббатстве,  Бог  не  мог  не  заметить  ее  благочестия,  и  послушания,   и
набожности, ну пусть попыток  стать  благочестивой,  послушной  и  набожной.
"Боже, пожалуйста, - обезумев, твердила она снова и  снова,  -  не  допускай
этого..."
   - Леди и джентльмены, - разнесся по  залу,  эхом  отражаясь  от  каменных
стен, решительный  голос  Стефана  Уэстморленда,  -  тост  в  честь  герцога
Клеймора и новобрачной.
   "Новобрачной..." - отозвалось в кружащейся голове Дженни и оторвало ее от
воспоминаний о нескольких прошедших неделях.  Она  оглянулась  в  изумленном
испуге, не ведая, сколько длилось ее забытье - секунды или минуты, - и вновь
принялась молиться.
   "Пожалуйста, Боже, не допускай  этого..."  -  прокричала  она  в  душе  в
последний раз, но было уже  слишком  поздно.  Широко  распахнутые  глаза  ее
обратились на огромные дубовые  двери,  которые  открывались  в  зал,  чтобы
впустить ожидаемого всеми священника.
   - Брат Бенедикт... - громко объявил отец Дженни, стоя в дверях.
   Дженни перестала дышать.
   - ...прислал сообщить, что он нездоров... У Дженни заколотилось сердце.
   - ...и бракосочетание невозможно свершить до завтра.
   "Благодарю Тебя, Боже!"
   Дженни попробовала отойти от стола, но зал вдруг  завертелся,  и  она  не
смогла сдвинуться с  места,  с  ужасом  догадываясь,  что  сейчас  упадет  в
обморок. Ближе всех к ней стоял Ройс Уэстморленд.
   И тут тетушка Элинор тревожно вскрикнула,  заметив  состояние  Дженни,  и
метнулась вперед, бесцеремонно расталкивая  локтями  неподвижно  толпившихся
вокруг нее членов клана. Через мгновение Дженни почувствовала себя в крепких
объятиях, к лицу ее прижалась  морщинистая  щека,  до  боли  знакомый  голос
забормотал в ухо:
   - Твоя тетушка Элинор рядом с тобою, я сейчас отведу тебя наверх.
   Слова дико мешались в ее мозгу,  а  потом  вдруг  все  стало  по  местам.
Радость и облегчение охватили Дженни, и она услыхала, как отец обращается  к
собравшейся в зале компании.
   - Отсрочка всего на день, - прогремел он, стоя  спиной  к  англичанам.  -
Брат Бенедикт слегка приболел, но по доброте своей обещал встать с постели и
прибыть сюда завтра для совершения обряда независимо от самочувствия.
   Дженни повернулась, чтоб выйти с  теткой  из  зала,  и  украдкою  бросила
быстрый взгляд на своего нареченного, гадая, как он отнесется к задержке. Но
похоже, что Черный Волк и не ведает о  ее  существовании.  Прищурившись,  он
следил за ее отцом, и хотя лицо его оставалось непроницаемым, как у сфинкса,
взгляд  был  холоден  и  задумчив.  На  дворе  внезапно  разразилась  гроза,
собиравшаяся  целый  день,  расколов  небо  вспышкой  молнии,   за   которой
последовал первый зловещий и грубый раскат грома.
   - Однако, - продолжал отец, оборачиваясь и адресуясь уже ко  всему  залу,
но не глядя на сгрудившихся справа от него англичан, - намеченные на сегодня
празднества состоятся. Как я понял со слов посланника короля Генриха, многие
желали бы вернуться в Англию немедля завтрашним утром, но,  боюсь,  придется
лишний  день  задержаться,  ибо  наши  дороги  в  ненастье  непригодны   для
путешествующих англичан.
   В зале поднялся ропот, а Дженни, не обращая внимания на  устремленные  на
нее взгляды, прошествовала с теткою через толпу к  лестнице,  ведущей  через
два этажа  к  ее  спальне.  К  нормальной  жизни  и  утешению.  К  временной
передышке.
   Когда за ними закрылась тяжелая дубовая дверь, Дженни бросилась на  грудь
к тетушке Элинор и, не стыдясь, с облегчением зарыдала.
   - Ну-ну, киска, - сказала, похлопывая Дженни по спине маленькой ладошкой,
старая тетка ее матери и  продолжала  энергичным,  отчетливым,  решительным,
столь свойственным ей тоном:
   - Нисколько не сомневаюсь, что ты совсем пала духом без меня и уж решила,
будто я и не собираюсь явиться и побыть с тобой рядом. Правда?
   Глотая слезы, Дженни чуть отстранилась в крепких объятиях тетушки и  тупо
кивнула. С тех пор, как отец предложил, чтобы  тетушка  Элинор  сопровождала
Дженни в Англию, это  было  единственным  радостным  событием  в  преддверии
мрачного будущего.
   Обхватив руками залитое слезами личико Дженни, тетушка Элинор  тараторила
твердо и весело:
   - Но вот я здесь и поутру беседовала с твоим отцом. Я здесь и отныне буду
с тобой каждый день. Ну не чудесно ли? Мы очень мило проведем вместе  время.
Пусть даже тебе придется выйти замуж за этого  англичанина  и  поселиться  с
таким чудовищем, мы вообще его позабудем и будем жить, как жили до того, как
отец твой отправил меня во вдовий дом в Гленкарин. Я его не виню,  поскольку
чересчур много болтала, только, боюсь, теперь стала  еще  болтливей,  потому
что слишком долго была лишена общества любимых и близких, с кем  можно  было
бы поговорить.
   Дженни глядела на тетку, слегка  утомившись  от  длинных,  без  передышки
речей, улыбнулась и заключила маленькую леди в тесные объятия.

***

   Сидя за установленным на помосте длинным  столом,  забыв  о  трех  сотнях
закусывающих и выпивающих вокруг, Дженни неотрывно смотрела прямо через зал.
Рядом с ней, почти касаясь локтем, сидел мужчина, с которым брачный контракт
навсегда свяжет ее после  назначенного  на  завтра  официального  свадебного
обряда. За последние два часа, что она вынуждена была просидеть подле  него,
Дженни лишь  трижды  почуяла  на  себе  мельком  брошенный  ледяной  взгляд;
казалось, Ройс даже видеть ее не желает и только и ждет, когда она  окажется
в его лапах, чтобы превратить ее жизнь в ад.
   Будущие  словесные  перепалки  и  рукоприкладство  маячили  у  нее  перед
глазами, ибо даже у шотландских мужей было в обычае поколачивать жену, ежели
она, по их мнению, не отличалась  покладистостью  или  расторопностью.  Зная
это, зная нрав  и  репутацию  рассерженного,  холодного  мужчины,  сидевшего
рядом, Дженни была уверена, что жизнь ее станет сплошным несчастьем. Комок в
горле, душивший ее целый день,  сейчас  почти  не  давал  вздохнуть,  и  она
совершала усиленные попытки подумать о  приятном,  что  найдется  жизни,  на
которую обречена.  Тетушка  Элинор  будет  рядом,  напоминала  она  себе.  А
когда-нибудь - скоро, учитывая похотливую  натуру  мужа,  -  появятся  дети,
которых она будет любить и о которых надо будет заботиться. Она на мгновение
зажмурилась, испустила болезненный вздох, чувствуя, как напряжение чуть-чуть
ослабло. Стоит подумать о возможности иметь и нянчить ребенка. И она  решила
уцепиться за эту мысль.
   Ройс потянулся за кубком  вина,  она  исподтишка  глянула  на  него  и  с
ожесточением заметила, что он наблюдает за  особенно  миленькой  акробаткой,
балансирующей  на  руках,  опираясь  на  острые  лезвия  мечей,  в  юбчонке,
подвязанной, чтоб не падала на голову, под коленями, позволяя  выставить  на
всеобщее обозрение полные ножки в чулках от колена до  щиколотки.  В  другом
конце зала шуты в остроконечных колпаках с бубенцами скакали  перед  столом,
протянувшимся во всю длину зала.  С  помощью  праздничного  представления  и
обильного  угощения  отец  ее  на  свой   лад   демонстрировал   ненавистным
англичанам, что Меррики обладают и гордостью, и богатством.
   Раздраженная явным восхищением  Ройса  акробаткой  с  красивыми  ножками,
Дженни тоже взяла кубок с вином, притворившись, что пьет,  а  не  смотрит  в
злобные и презрительные глаза англичан, весь вечер  насмешливо  устремленные
на нее. Основываясь на некоторых подслушанных замечаниях, она поняла, что ее
обсуждали и нашли совершенно неудовлетворительной.
   - Посмотрите на эти волосы, -  прохихикала  одна  женщина.  -  Я  думала,
только лошадиные гривы бывают такого цвета.
   - Поглядите на эту высокомерную физиономию,  -  предложил  один  мужчина,
когда Дженни с высоко вздернутой головой и  скрученным  в  спазмах  желудком
проходила мимо. - Ройс не потерпит подобной самонадеянности. Он из  нее  это
выбьет, как только привезет в Клеймор.
   Отведя глаза от шутов, Дженни взглянула на  отца,  сидевшего  от  нее  по
левую  руку.  Она  преисполнилась  гордости,  изучая  его  аристократическое
бородатое лицо. Он держится с таким достоинством... с  таким  благородством.
По правде сказать, наблюдая, как он творит суд в большом  зале,  выслушивает
споры, которые время от времени вспыхивали меж  его  людьми,  она  не  могла
отделаться от мысли, что Господь должен выглядеть точно так же, восседая  на
своем небесном престоле и судя каждую предстающую перед Ним душу.
   Однако сегодня отец, кажется, пребывал в  весьма  необычном  расположении
духа, особенно если учесть подобные обстоятельства. Весь  вечер,  беседуя  и
выпивая с вождями различных кланов, он казался озабоченным и раздраженным  и
все же... странным образом... радостным. Чем-то довольным.  Почувствовав  на
себе взгляд  Дженнифер,  лорд  Меррик  обернулся,  глядя  в  бледное  личико
сочувствующими  голубыми  глазами.  Склонившись  так  близко,   что   борода
коснулась ее щеки, он  проговорил  достаточно  громко,  но  чтобы  никто  не
слышал:
   - Не сердись, дитя мое. - И добавил:
   - Поверь всем сердцем, все будет хорошо.
   Утверждение это звучало столь нелепо, что Дженни не  знала,  смеяться  ей
или плакать. Видя смятение в широко распахнутых синих  глазах,  он  протянул
руку, накрыл стиснутый кулачок Дженни, вцепившийся  в  край  стола  с  такой
силой, точно от этого зависело спасение  ее  жизни.  Большая  теплая  ладонь
ободряюще легла на кулачок, и Дженни выдавила неуверенную улыбку.
   - Поверь мне, - настаивал он, - завтра все будет хорошо.
   Дженни ощутила на душе невыносимую тяжесть. Завтра будет  поздно.  Завтра
она будет навечно повенчана с мужчиной, рядом  с  которым  чувствовала  себя
маленькой и ничтожной. Она быстро, встревоженно взглянула на нареченного,  с
опозданием спохватившись, не умудрился ли  он  каким-то  манером  подслушать
торопливый обмен репликами с отцом. Но он  был  полностью  поглощен  другим.
Отвлекшись от ленивого наблюдения за акробаткой, Ройс  смотрел  прямо  перед
собой.
   Заинтересовавшись,  Дженни  украдкой  проследила  за   его   взглядом   и
наткнулась на Арика, только что вошедшего в зал. На глазах у  нее  белокурый
бородатый гигант медленно кивнул Ройсу раз, потом другой. Краешком глаза она
заметила, как челюсти Ройса отвердели, он почти незаметно  наклонил  голову,
после  чего  споко