с ее грозным взглядом, неожиданно отступил.
   - Простите меня, Элизабет, - глухо проговорил он. -  Мое  замечание  было
неуместным.
   И на этой удивительной фразе он закончил разговор и  вышел,  сказав,  что
отправляется на охоту.
   Элизабет отвела недоумевающий взгляд от  закрывшейся  за  ним  двери,  но
викарий еще несколько секунд продолжал  смотреть  на  дверь.  Потом  перевел
взгляд на Элизабет, и задумчивая улыбка медленно озарила его лицо  и  зажгла
веселые огоньки в карих глазах.
   - Что-то не так? -  спросила  она.  Его  улыбка  стала  еще  шире,  и  он
откинулся в кресле, продолжая смотреть на нее задумчивым ласковым взглядом.
   - Определенно, - удовлетворенно заметил он. - И я очень этому рад.
   Элизабет подумала, уж  не  является  ли  сумасшествие  их  наследственным
заболеванием, и  только  хорошее  воспитание  удержало  ее  от  того,  чтобы
высказать это замечание вслух. Вместо этого она встала и пошла мыть посуду.
   Перемыв посуду, она занялась уборкой нижнего этажа и  полировкой  мебели,
невзирая на отчаянные протесты викария. На это занятие она  потратила  почти
весь день, прервавшись только на время обеда. Работа подняла ей  настроение,
и, закончив ее, Элизабет встала посреди  комнаты,  любуясь  на  плоды  своих
трудов.
   - Вы сотворили настоящее чудо, - сказал ей викарий. - Но теперь, когда вы
закончили, я просто настаиваю, чтобы вы отдохнули.
   Элизабет была бы счастлива принять  ванну,  но,  поскольку  при  Нынешних
обстоятельствах это было невозможно, она согласилась с  его  предложением  и
вышла на улицу. День был ясный, над  головой  Ярко-синее  небо.  Элизабет  с
наслаждением вдыхала бальзамический воздух, напоенный ароматами трав. Она  с
тоской посмотрела вниз, на быстрый ручей. Как только Ян вернется домой,  она
пойдет туда и искупается. До сих пор  Элизабет  мылась  только  в  уединении
своей спальни.
   Надо дождаться возвращения Яна, иначе есть риск, что он наткнется на нее,
когда она будет купаться.
   Элизабет побродила по двору, любуясь окружающим видом, но без Яна все  ей
казалось каким-то скучным. В его присутствии обострялись  все  чувства,  сам
воздух казался наэлектризованным. Сегодня уборка его дома - дело, за которое
она  взялась  отчасти  от  скуки,  отчасти  из  благодарности  -  неожиданно
обернулась для нее чем-то интимным и даже приятным.
   Стоя на краю обрыва, девушка обхватила себя руками и, глядя вдаль,  стала
вспоминать его суровое красивое лицо и янтарные глаза, нежность, звучавшую в
низком глубоком голосе, когда он обнимал ее вчера. Она подумала, как бы  это
было, если бы она была за ним замужем и жила в этом маленьком  уютном  доме,
среди великолепной  живописной  природы.  Элизабет  попыталась  представить,
какую женщину Ян мог бы назвать своей женой  и  привести  в  этот  дом.  Она
вообразила себе их вместе, сидящих в  креслах  у  камина,  -  они  о  чем-то
разговаривали и мечтали.
   Очнувшись от грез, она заставила себя встряхнуться. Она  ведет  себя  как
сумасшедшая! Ведь именно себя она сейчас вообразила сидящей рядом  с  ним  у
камина. Отогнав эти мысли, Элизабет попыталась  занять  свой  ум  чем-нибудь
другим. Бесцельно оглядевшись, она подняла голову и вдруг... увидела это! На
огромном старом дереве был устроен большой шалаш.  Густые  ветви  и  плотная
листва  древнего  дерева  почти  скрыли   его   от   посторонних   взглядов.
Заинтересовавшись, она подозвала викария, который прогуливался неподалеку.
   - Это шалаш, - объяснила она ему на случай, если он  не  понял,  что  это
такое. - Как вы думаете, ничего, если я залезу туда  и  посмотрю?  Наверное,
вид оттуда открывается изумительный.
   Викарий с сомнением  посмотрел  на  ступеньки,  ведущие  наверх,  которые
представляли собой не что иное, как старые доски, привязанные к дереву.
   - Я думаю, это может быть небезопасно, - О-о, об этом не беспокойтесь,  -
бойко сказала Элизабет. - Элберт всегда говорил, что я лазаю как обезьяна.
   - Кто такой Элберт?
   - Это один из наших  грумов,  -  объяснила  она.  -  Он  вместе  с  двумя
плотниками построил мне дома такой же шалаш.
   Викарий посмотрел в сияющее лицо Элизабет и не смог отказать ей  в  таком
маленьком удовольствии.
   - Ну что ж, думаю, ничего страшного в этом нет,  если  вы  обещаете,  что
будете осторожны.
   - О, конечно, я обещаю.
   Элизабет сбросила туфли и несколько минут кружила, поднимаясь по  дереву,
а потом исчезла в вышине -  там,  где  уже  не  было  ступенек.  Дункан  был
поражен, когда понял, что она взобралась на дерево без помощи старых  досок.
Он стал кричать, чтобы она была поосторожнее, но вскоре понял,  что  в  этом
нет необходимости - Элизабет уже достигла середины дерева и  направлялась  к
шалашу.
   Элизабет уже  добралась  до  той  ветки,  где  находился  пол  шалаша,  и
заглянула внутрь. Он оказался достаточно высоким, чтобы она могла  стоять  в
нем, не сгибаясь, видимо, Ян  был  очень  высоким  даже  подростком.  Она  с
интересом оглядела старый столик, стул и большой деревянный ящик.  Больше  в
шалаше ничего не было. Отряхнув руки, девушка выглянула в окно шалаша,  и  у
нее перехватило дыхание от открывшейся перед ней красоты - холмы и долины  в
полном  цвету,  вишня,  боярышник,  колокольчики...  Она  отвела   от   окна
восхищенный взгляд и снова осмотрела небольшое помещение.  Взгляд  ее  снова
упал на выкрашенный белой краской ящик, и она  присела  и  смахнула  с  него
пыль.  Через  всю  крышку  проходила  надпись:  "Частная  собственность  Яна
Торнтона. Не открывать - опасно для жизни!"
   Но, видимо, мальчик посчитал  словесное  предупреждение  недостаточным  и
потому ниже нарисовал череп с костями.
   Элизабет смотрела на ящик и вспоминала свой собственный шалаш, где она от
одиночества устраивала чаепития со своими  куклами.  У  нее  тоже  был  свой
"сундук с сокровищами" - правда, ей не было нужды рисовать на  нем  череп  с
костями. С задумчивой тихой  улыбкой  она  попыталась  вспомнить,  какие  же
сокровища хранила в своем огромном сундуке с блестящими  медными  петлями  и
замками.  Ожерелье,  вспомнила  она,  подаренное  ей  в  шесть  лет   отцом,
миниатюрный кукольный фарфоровый сервиз, который ей подарили родители в семь
лет, ленты - тоже для кукол.
   Она смотрела на старый ящик и думала, что этот взрослый  сильный  мужчина
когда-то тоже был ребенком и так же, как она, имел свои тайные  сокровища  и
придумывал себе игры.
   Заглушив угрызения совести, Элизабет положила руку  на  замок.  Наверное,
ящик  пуст,  сказала  она  себе,  поэтому  нельзя  считать   это   настоящим
подглядыванием...
   Девушка подняла крышку ящика и в недоумении уставилась на его содержимое.
   Сверху лежало ярко-зеленое перо, должно быть, попугая, подумала она,  под
ним три одинаковых серых камушка, по какой-то причине имевшие для маленького
Яна особенную важность, так как они были тщательно отполированы и  оглажены.
Рядом  с  камушками  лежала  большая  морская   раковина   с   нежно-розовой
внутренностью.
   Вспомнив, как  родители  тоже  однажды  принесли  ей  раковину,  Элизабет
подняла ее и приложила к уху, слушая монотонный шум  моря,  потом  осторожно
отложила ее  и  достала  набор  цветных  карандашей.  Под  ними  обнаружился
небольшой альбом для набросков. Элизабет взяла его в руки и  открыла.  Глаза
ее восхищенно расширились, когда она увидела мастерски выполненный  набросок
красивой молодой девушки на фоне моря, с длинными, развевающимися  на  ветру
волосами. Девушка сидела на песке, подвернув под себя ноги,  и  разглядывала
большую раковину, точь" - точь такую  же,  какую  только  что  рассматривала
Элизабет. На следующем  рисунке  была  изображена  та  же  девушка,  которая
немного искоса смотрела на художника и улыбалась ему  так,  словно  они  оба
знали какой-то секрет. Художнику удалось  изумительно  точно  поймать  позу,
выражение лица и настроение девушки. Все  детали  были  тщательно  выписаны,
Элизабет даже смогла разглядеть медальон на ее шее.
   Кроме этих двух, были еще и другие рисунки - не только девушки, но  также
мужчины  и  женщины,  которые,  видимо,  были  родителями  Яна,  встречались
изображения кораблей и даже собаки. Охотничий Лабрадор,  с  первого  взгляда
узнала Элизабет, и снова заулыбалась. Собака выставила вперед уши,  склонила
набок голову, весь вид ее выражал ожидание зова хозяина.
   Элизабет  была  настолько  потрясена  мастерством  художника  и  глубиной
чувств, выраженных в рисунках, что долго стояла, пытаясь свыкнуться  с  этим
новым, незнакомым ей образом Яна. Наконец она  очнулась  от  задумчивости  и
решила рассмотреть единственный  оставшийся  в  ящике  предмет  -  маленький
кожаный мешочек. Несмотря на то, что викарий разрешил  ей  осмотреть  шалаш,
девушка чувствовала, что. не имеет права  без  спроса  вторгаться  в  личную
жизнь Яна и что ей не следует развязывать этот мешочек.  Но  соблазн  узнать
что-то новое об этом загадочном человеке был слишком велик, и она не  смогла
устоять. Распустив тесемки, Элизабет перевернула мешочек вверх дном, и ей на
руку упало тяжелое кольцо. Не веря своим глазам,  Элизабет  поднесла  его  к
свету: в центре массивного золотого перстня сверкал огромный четырехугольный
изумруд,  внутрь  которого  был  заключен  замысловатый  золотой   крест   с
изображением  льва,  стоящего  на  задних  лапах.  Она  не   была   знатоком
драгоценностей, но и без этого было  ясно,  что  перстень  был  изумительной
работы, изумруд - настоящим и стоил кучу денег.
   Она  вгляделась  в  крест,  пытаясь  восстановить  в  памяти  изображения
геральдических крестов, которые изучала перед лондонским дебютом, и хотя  он
казался  ей  смутно  знакомым,  она  так  и   не   смогла   определить   его
принадлежность.
   Решив, что крест мог быть и не гербом,  а  просто  декоративной  деталью,
Элизабет бросила перстень обратно  в  мешочек  и  крепко  затянула  тесемки.
Очевидно, в детстве Ян придавал этому перстню не больше значения, чем  своим
серым камушкам и раковине, но она не сомневалась, что если бы он увидел  его
сейчас, то осознал бы его ценность и положил  бы  в  более  надежное  место.
Девушка поморщилась, представив, как он разозлится, когда  узнает,  что  она
рылась в его вещах. Но даже зная о предстоящем выговоре,  она  не  могла  не
сказать ему о своей находке.
   Альбом с набросками она  тоже  решила  захватить  с  собой.  Эти  рисунки
достойны того, чтобы заключить их в рамки и держать на виду, а не на  улице,
где они могут испортиться от сырости.
   Закрыв ящик, Элизабет снова поставила его у стены, где  он  находился,  и
еще раз улыбнулась при виде черепа с костями. Ее сердце смягчилось от  мысли
о мальчике, который спрятал свои мечты в "сундук с сокровищами". И тот факт,
что мальчик вырос в холодного и недоступного мужчину, никак не мог  повлиять
на вспыхнувшую в ее сердце нежность. Сняв  с  головы  тонкий  газовый  шарф,
Элизабет обвязала  его  вокруг  талии,  потом  засунула  за  него  альбом  с
набросками и надела перстень на палец, за неимением места,  куда  его  можно
было бы спрятать на то время, пока она будет спускаться вниз.
   Ян, возвращавшийся с западной стороны дома, издалека видел, как  Элизабет
покрутилась вокруг дерева,  а  потом  исчезла.  Оставив  дичь  в  сарае,  он
направился к дому, но потом изменил направление и пошел к дереву.
   Положив руки на бедра, он  встал  под  деревом,  задумчиво  посмотрел  на
заросший  мхом  склон  холма,  спускавшийся  к  ручью,  и   нахмурился,   не
представляя, как ей удалось здесь спуститься. Однако  очень  скоро  сомнения
Яна были развеяны, когда над его головой раздался сильный  хруст  веток.  Он
посмотрел наверх, но сначала ничего не увидел. Когда же разглядел, то принял
увиденное за обман зрения. Из ветвей высунулась длинная стройная  обнаженная
нога, ища под собой опору, затем к ней присоединилась другая нога, и обе они
повисли в воздухе.
   Ян хотел было поддержать ее за бедра, к  которым  были  присоединены  эти
ноги и  которые,  очевидно,  находились  где-то  выше  в  листве,  но  затем
передумал, решив, что она и сама неплохо справляется.
   - Какого черта вы здесь делаете? - недовольно спросил он.
   - Спускаюсь вниз, конечно, - раздался из листвы голос  Элизабет.  Наконец
правой ногой она нашла прочную ветку, потом, как видел Ян, готовый  в  любую
минуту подхватить ее,  передвинулась  на  руках  немного  в  сторону,  чтобы
поместить на ветке и левую ногу.
   Улыбнувшись ее ловкости и бесстрашию, Ян уже хотел уйти и предоставить ей
спуститься самой, как вдруг подгнивший сук обломился, и  Элизабет  с  криком
"Помогите!" полетела вниз, где была подхвачена сильными руками Яна.
   Стоя в его объятиях, она чувствовала спиной его твердое горячее тело.
   Страшно смущенная и своим неловким падением, и  тем,  что  рылась  в  его
вещах, и  теми  ощущениями,  которые  испытывала,  прижимаясь  к  его  телу,
Элизабет прерывисто вздохнула и попыталась повернуться к Яну лицом.
   - Я рылась в ваших вещах, - призналась она, поднимая на него свои зеленые
глаза. - Надеюсь, вы не очень рассердитесь.
   - А почему я должен сердиться?
   - Я видела ваши рисунки. -  Сердце  Элизабет  все  еще  было  переполнено
какой-то щемящей нежностью к нему, и она восхищенно сказала:
   - Они  замечательные,  просто  чудесные!  Вам  не  следовало  становиться
игроком. Вы должны были стать художником! - Она увидела,  как  сузились  его
глаза, и, страстно желая убедить его в  своей  искренности,  вытащила  из-за
пояса альбом и, сев на  траву,  раскрыла  его.  -  Вы  только  взгляните!  -
воскликнула она, взглядом приглашая сесть рядом.
   После секундного колебания Ян присел рядом с ней на корточки, глядя не на
рисунок, а на ее улыбающееся лицо.
   - Вы не смотрите, - мягко упрекнула она и снова взглянула  на  рисунок  с
изображением девушки. - Я просто не могу поверить, что у вас  такой  талант!
Вы так точно сумели все передать. Я почти чувствую ветер,  который  разметал
ее волосы, и этот смех в глазах...
   Он наконец оторвал взгляд от ее лица и перевел его на рисунок.
   Элизабет с ужасом увидела, как при взгляде на портрет его загорелое  лицо
исказилось от боли.
   Каким-то чутьем она поняла, что эта девушка умерла.
   - Кто она? - тихо спросила Элизабет.
   Ян быстро пришел в себя и уже с совершенно невозмутимым лицом  повернулся
к ней:
   - Это моя сестра.
   Ян замолчал, и на мгновение Элизабет показалось, что больше он ничего  не
скажет. Когда он снова заговорил,  его  голос  звучал  странно,  прерывисто,
словно Ян испытывал его способность говорить об этом.
   - Она погибла при пожаре. Ей было тогда одиннадцать лет.
   - Простите, - прошептала Элизабет, вложив  в  свой  взгляд  все  тепло  и
сочувствие, которые испытывала к  нему.  -  Мне  действительно  очень  жаль,
сказала она,  думая  о  красивой  девочке  со  смеющимися  глазами,  которая
выглядела на рисунке старше  своих  лет.  Отведя  глаза  от  его  лица,  она
попыталась поднять его  настроение  и  перевернула  страницу.  Этот  рисунок
буквально искрился радостью и весельем. На большом валуне  сидел  мужчина  и
обнимал за плечи молодую женщину.
   Он смеялся, глядя в ее приподнятое к нему лицо, а она положила  руку  ему
на плечо, и оба они, казалось, излучали любовь, распространяя ее на все, что
их окружало.
   - А кто эти люди? - улыбаясь, спросила Элизабет.
   - Мои родители, - ответил Ян, и  снова  в  его  голосе  прозвучало  нечто
такое, что заставило Элизабет резко поднять голову.
   - Все тот же пожар, - спокойно добавил он.
   Элизабет отвернула лицо в сторону, чувствуя, как слезы сдавили ей горло.
   - Это случилось много лет  назад,  -  сказал  он  и  медленно  перевернул
страницу. Прямо на него глядел  черный  Лабрадор.  На  этот  раз  голос  Яна
смягчился. - Если я всегда мог подстрелить дичь, то он всегда мог ее найти.
   Восстановив душевное равновесие, Элизабет взглянула на рисунок.
   - У вас удивительная способность передавать в  рисунках  самую  суть.  Вы
знаете об этом?
   Он  недоверчиво  и  удивленно  приподнял  брови,  потом  перевернул   еще
несколько страниц, пока не нашел набросок четырехмачтового парусника.
   - Я собирался  когда-нибудь  построить  его,  -  сказал  он.  -  Это  мой
собственный дизайн.
   - Правда? - в восторге спросила она.
   - Правда, - подтвердил Ян, улыбаясь ей в ответ.  Их  лица  были  всего  в
нескольких дюймах друг от друга, их губы улыбались друг другу, и взгляд  Яна
упал на губы Элизабет. Она  почувствовала,  как  сердце  ее  сразу  забилось
тяжелыми толчками, увидела, как он слегка наклонил к  ней  голову  и  знала,
знала, что он собирается ее поцеловать, рука ее потянулась, чтобы обнять его
за шею, но Ян вдруг резко поднял голову и одним движением вскочил  на  ноги.
Лицо его снова стало непроницаемым. Потрясенная до  глубины  души,  Элизабет
осторожно закрыла альбом и тоже встала.
   - Скоро стемнеет, - сказала Элизабет, пытаясь скрыть смущение. - Я хотела
бы искупаться в ручье, пока не похолодало. О,  подождите,  -  добавила  она,
стаскивая с пальца перстень. - Я нашла его в том же ящике, что и  альбом,  -
она положила перстень в его протянутую ладонь.
   - Его подарил  мне  отец,  когда  я  был  еще  мальчишкой,  -  сказал  Ян
равнодушно. Его длинные пальцы сжались в  кулак  и  переправили  перстень  в
карман.
   - Я думаю, он очень дорого стоит, - сказала  Элизабет,  воображая,  какие
преобразования он мог бы сделать в своих владениях, если  бы  решил  продать
перстень.
   - Он ничего не стоит, - строго заглянув ей в глаза, ответил Ян.

Глава 16

   Ужин превратился для Элизабет в настоящую пытку.  Ян  как  ни  в  чем  не
бывало беседовал с дядей, а она молчала, не зная,  как  теперь  себя  с  ним
вести. Каждый раз, когда янтарные глаза Яна обращались  на  нее,  сердце  ее
начинало гулко стучать. Когда же он не смотрел на нее, она не могла оторвать
глаз от его губ, вспоминая, как вчера вечером они прикасались  к  ее  губам.
Когда он подносил ко рту бокал с вином, она смотрела на его длинные  сильные
пальцы и вспоминала, с какой нежностью они проводили по ее щекам  и  гладили
ее волосы.
   Два года назад она поддалась его чарам, на этот раз она будет умнее.
   Теперь она знает, какой он безжалостный соблазнитель и чего от него можно
ожидать. Вчера ей показалось, что Ян испытывает к  ней  нечто  большее,  чем
страсть, что ему важно не просто обнимать ее, а чтобы она вообще  находилась
рядом с ним.
   Пустые надежды, резко одернула себя Элизабет. Опытные соблазнители всегда
создают у своих жертв впечатление, что  испытывают  к  ним  какие-то  особые
чувства. Они целуют женщину с настойчивой страстью,  а  как  только  их  пыл
остынет, мгновенно забывают о ней. Она слышала,  что  эти  обманщики  всегда
поначалу преследуют женщину, а потом, когда она  им  надоедает,  безжалостно
бросают, не чувствуя за собой никаких обязательств, - в  точности  так,  как
поступил с ней Ян. Элизабет страшно хотелось, чтобы ее кто-нибудь  утешил  и
разубедил в том, что она  безразлична  Яну,  но  вечер  все  тянулся,  а  Ян
по-прежнему не обращал на нее внимания. Наконец  ужин  закончился.  Элизабет
встала и хотела предложить убрать со стола, как вдруг заметила,  что  взгляд
Яна  скользнул  по  ее  лицу  и  остановился  на  губах.  Заметив,  что  она
перехватила его взгляд, он резко отвернулся, и она начала собирать посуду.
   - Я помогу, - вызвался викарий. - Это будет только справедливо, поскольку
вы с Яном готовили ужин.
   - Нет, я и слышать об этом не хочу, - решительно отказалась Элизабет и, в
четвертый раз в жизни повязав вокруг талии полотенце, начала мыть посуду.
   Мужчины остались сидеть за столом, разговаривая о людях, которых  она  не
знала.
   И хотя  оба  они  забыли  о  ее  присутствии,  она  чувствовала  себя  до
странности счастливой и умиротворенной, прислушиваясь к их беседе.
   Покончив с мытьем посуды, Элизабет