шептала:
   - у него были чужие волосы!
   Шумный раскатистый хохот вырвался из груди  Ройса,  слившись  со  звонкою
музыкой ее смеха.
   - Едва я успела опомниться от этого, как  тотчас  заметила,  что  он  ест
самые странные вещи, какие я видела в своей жизни.  Братья,  когда  помогали
решить, что мне надеть, все шутили между собою насчет желания лорда  Болдера
каждый день обязательно есть артишоки. Я сразу же сообразила,  что  странные
на вид жареные штучки, наваленные на его тарелке, должно быть,  и  есть  так
называемые артишоки, и именно из-за этого меня вскоре выставили из  зала,  а
лорд Болдер раскричался.
   Ройс, уже догадавшийся, почему Болдер ел овощи, способствующие увеличению
мужской силы, изо всех сил старался сохранить серьезность.
   - А что случилось?
   -  Ну  я  очень  нервничала,  честно  говоря,   была   просто   потрясена
перспективою свадьбы с таким жутким  кавалером.  Будет  верней  назвать  его
девичьим кошмаром, а вовсе не  грезой,  и,  разглядывая  его  за  столом,  я
испытывала самое неподобающее  для  леди  желание  закрыть  глаза  руками  и
завопить как дитя.
   - Но вы этого,  конечно,  не  сделали,  -  предположил  Ройс,  с  улыбкой
вспоминая ее несгибаемый дух.
   -  Нет,  только  лучше  бы  сделала,  -   призналась   она   с   улыбкой,
сопровождаемой вздохом. - Я поступила  гораздо  хуже.  Мне  было  невыносимо
глядеть на него, и я сосредоточилась на артишоках, которых никогда прежде не
видел". Малькольм заметил, что я наблюдаю, и сообщил, зачем лорд  Болдер  их
ест. И я захихикала...
   Огромные синие глаза заволокли грусть и печаль, и она продолжала;
   - Сперва мне удавалось сдерживаться, потом  пришлось  вытащить  платок  и
прижать к губам, но я так устала от этого, что хихиканье перешло в хохот.  Я
хохотала  и  хохотала,  и  так  заразительно,  что  даже   бедняжка   Бренна
рассмеялась. Мы прыскали в кулаки, покуда отец не выслал нас  с  Бренной  из
зала.
   Подняв на Ройса опечаленные глаза, она весело воскликнула:
   - Артишоки! Вы когда-нибудь слышали подобную ерунду?
   С невероятным усилием Ройс изобразил удивление:
   - Вы не верите, что артишоки укрепляют мужскую силу?
   - Я... э-э-э... - Дженнифер вспыхнула, сообразив наконец,  как  неуместна
эта тема, но отступать было поздно, и, кроме того, она заинтересовалась:
   - А вы верите?
   - Нет, конечно, - с серьезным видом отвечал Ройс. - Каждый знает,  что  в
таких делах помогают лук-порей и грецкие орехи.
   -  Лук  и...  -  Дженни  ужасно  сконфузилась,  но  тут  заметила  легкое
подрагивание его  широких  плеч,  выдававшее  смех,  и  покачала  головой  с
шутливым  укором.  -  Так  или  иначе,  лорд  Болдер  решил   -   совершенно
справедливо, - что на всей земле недостанет драгоценностей для  того,  чтобы
он  взял  меня  в  жены.  А  через  несколько  месяцев  я  совершила  другую
непростительную глупость, - сказала она, серьезнее глядя на Ройса, - и  отец
решил, что я нуждаюсь в  более  твердой  руководящей  руке,  чем  рука  моей
мачехи.
   - Какую же непростительную глупость вы совершили на этот раз?
   Она помрачнела.
   - Я бросила Александру открытый вызов: либо он  возьмет  назад  все,  что
рассказывает обо мне, либо пусть встретится со  мною  на  поле  чести  -  на
местном турнире, который мы ежегодно устраиваем близ Меррика.
   - И он отказался, - сказал Ройс с иронической усмешкой.
   - Конечно. Поступи он иначе, это стало  бы  для  него  бесчестьем.  Кроме
того, что я девушка, мне было  всего  четырнадцать,  а  ему  двадцать.  Меня
ничуть не заботила его честь, потому что он был... не очень хорошим, - мягко
добавила она, но в трех этих словах прозвучало нешуточное страдание.
   - А вы пытались когда-нибудь  защитить  свою  честь?  -  спросил  Ройс  с
незнакомым уколом в сердце. Она кивнула, и тень печальной усмешки  коснулась
ее губ.
   - Несмотря на приказ отца даже близко не подходить  к  месту  турнира,  я
упросила нашего оружейника одолжить мне доспехи Малькольма и в  день  битвы,
никому не сказавшись, выехала на  ристалище  и  встретилась  с  Александром,
который часто отличался в поединках, Ройс ощутил, как у него леденеет  кровь
при  мысли  о  ней,  выезжающей  на  поле   навстречу   взрослому   мужчине,
вооруженному копьем.
   - Вам повезло, что вы только вылетели из седла, а не убились насмерть.
   Она фыркнула:
   - Это  Александр  вылетел  из  седла.  Ройс  уставился  на  нее  в  немом
изумлении:
   - Вы его вышибли?
   - Некоторым образом, - усмехнулась она. - Представляете,  как  только  он
приготовился нанести мне удар копьем, я подняла забрало и показала ему язык.
- И добавила:
   - И он сразу свалился с коня.
   Оглушительную тишину разорвал хохот Ройса. Рыцари и оруженосцы,  наемники
и лучники вокруг маленькой поляны побросали дела и  уставились  за  деревья,
над которыми грохотал смех графа Клеймора.
   Сумев  наконец  отдышаться,  Ройс  посмотрел  на  нее  ласковым,   полным
восхищения взглядом:
   - Ваша стратегия великолепна. Я посвятил бы вас в рыцари прямо на поле.
   - Отец мой совсем не испытывал подобного побуждения, - беззлобно  сказала
она. - Искусство Алекса на турнирах было гордостью  нашего  клана,  а  я  не
подумала об этом. Вместо того чтобы посвятить меня в рыцари прямо  на  поле,
отец задал мне трепку, которую я, может, и  заслужила,  А  потом  отослал  в
аббатство.
   - И продержал вас там целых два года, - грубовато подытожил Ройс.
   Дженни глядела на него и мало-помалу удивленно осознавала,  что  мужчина,
которого называли жестоким и диким варваром, представляет собой нечто  иное,
а именно -  человека,  способного  искренне  сопереживать  глупой  девчонке.
Словно загипнотизированная, она следила, как он встает,  не  могла  оторвать
взгляд от колдовских серебряных глаз, когда он двинулся к ней.  Не  понимая,
что она делает, Дженни тоже медленно поднялась.
   - Я думаю, -  прошептала  она,  обратив  к  нему  лицо,  -  что  легенды,
сложенные о вас, лгут. Все, что они говорят о ваших деяниях... не правда,  -
тихонько шептала она,  окидывая  его  прекрасными  глазами,  словно  пытаясь
заглянуть в душу.
   - Они говорят правду, - коротко сказал Ройс, и перед его мысленным взором
прошли бесчисленные кровавые битвы, которые он вел, во  всей  своей  мрачной
неприглядности, поля сражений, заваленные трупами его солдат и его врагов.
   Дженни ничего не ведала о его страшных воспоминаниях, и ее доброе  сердце
не признало взятой им на себя вины. Она знала только, что стоящий перед  ней
человек со скорбью и грустью смотрел на своего  мертвого  коня,  только  что
переживал и сочувствовал рассказанной ею истории о том, как она  переоделась
и бросила вызов старшему рыцарю.
   - Я не верю... - пробормотала она.
   - Поверьте! - отрезал он.  Ему  не  хотелось,  чтобы  она  видела  в  нем
жестокого захватчика, когда он дотронется до нее,  но  точно  так  же  и  не
хотелось,  чтобы  она  обманулась,   представляя   его   своим   рыцарем   в
незапятнанных, сияющих доспехах, и он бесстрастно добавил:
   - Почти все это правда.
   Дженни  словно  в  тумане  следила,  как  он  протягивает  к  ней   руки,
подхватывает ее за локти и притягивает к себе. Она заглянула в выразительные
глаза с длинными ресницами, и внутренний голос прокричал,  что  она  заходит
чересчур  далеко.  Дженни  в  панике  отвернулась   за   долю   секунды   до
прикосновения его губ,  задохнулась,  прерывисто,  как  на  бегу,  задышала.
Ничуть не смутившись, Ройс поцеловал ее в висок, скользнул  горячими  губами
по щеке, прижал тесней, сладко пощекотал губами чувствительную  шею,  а  она
все выворачивалась.
   - Нет... - прерывисто шептала она, отворачивая голову в сторону, и,  сама
того не понимая, вцепилась в ткань туники, прислонилась к нему,  ища  опоры,
словно мир вокруг начал кружиться. - Пожалуйста...  -  просила  она,  а  его
ладони сжимали ее все крепче, язык сладострастно скользил по ушку, заставляя
ее дрожать от желания, руки его поднялись и  опрокинули  ее.  -  Пожалуйста,
остановитесь... - умоляюще проговорила она.
   В ответ он пробежался пальцами по спине, прижал ее к  крепким  бедрам,  и
это было равносильно признанию, что он не может и  не  желает  остановиться.
Другая рука легла на затылок, приподняла голову и  заставила  встретить  его
поцелуй. Дрожа, задыхаясь, Дженни спрятала  лицо  в  его  шерстяной  тунике,
отказывая в страстной просьбе, и в тот же миг его рука, напрягшись,  послала
требовательный приказ. Не в  силах  более  сопротивляться,  Дженни  медленно
вскинула голову навстречу новому поцелую.
   Он зарылся пальцами в ее густые волосы, удерживая девушку в плену,  жадно
впился в губы в глубоком поцелуе, и  в  этой  жаркой  тьме  ничто  не  имело
значения, кроме его  соблазнительных,  требовательных  губ  и  опытных  рук.
Захлестнутая своей нежностью и мощной, грубой чувственностью мужчины, Дженни
с наслаждением ощутила  его  язык.  Ее  охватило  пламя,  когда  руки  Рейса
пробрались за пояс плотных рейтуз, сомкнулись на голых  .ягодицах  и  крепко
прижали ее к чреслам.
   При виде столь  явного  свидетельства  его  настойчивого  желания  Дженни
растерялась. Проведя  руками  по  его  груди,  она  обвила  шею,  еще  более
возбуждая его, разделяя его влечение, издавая торжествующие стоны.
   Наконец он оторвался от  губ,  крепко  прижимая  ее  к  груди,  тяжело  и
прерывисто дыша. Дженни испытывала и абсолютный покой, и  странную  пьянящую
радость. Он дважды заставил ее пережить поразительное, ужасающее,  волнующее
чувство, но сегодня заставил почувствовать и  дал  Понять,  что  она  нужна,
любима, желанна, а именно этого ей хотелось  всю  жизнь,  сколько  она  себя
помнит.
   Дженни попыталась поднять голову и посмотреть на  него.  Страсть  еще  не
угасла в затуманенных серых глазах. Спокойно и ровно он произнес:
   - Вы мне нужны.
   На сей раз смысл этого заявления не  оставлял  никаких  сомнений,  и  она
прошептала, словно слова были внезапно рождены ее сердцем, а не рассудком:
   - Настолько, что вы дадите мне слово не штурмовать Меррик?
   - Нет.
   Он произнес это бесстрастно, без колебаний,  без  сожалений  и  даже  без
раздражения, отказался с такою же легкостью, будто бы отодвинул неаппетитное
блюдо.
   С этим словом на нее точно вылился ушат ледяной воды. Дженни отшатнулась,
и он отпустил ее.
   В приливе  стыда  и  ошеломления  она  сильно  прикусила  нижнюю  губу  и
отвернулась, пытаясь привести в порядок волосы и одежду, желая лишь одного -
броситься в чащу, убежать от всего, что здесь только что произошло, а  потом
уж залиться душившими ее слезами. Не только из-за того, что он  отказал  ей.
Даже  сейчас,  чувствуя  себя  совершенно  несчастной,  она  понимала,   что
предложение  было   глупым,   невозможным,   безумным.   Невыносимо   ранило
бессердечие, легкость, с коей он отринул ее честь, гордость, тело,.  жертву,
в которую она приносила все, во что ее учили верить и что ее учили чтить.
   Она кинулась было в лес, но он перехватил ее на бегу.
   - Дженнифер, - непререкаемо властным, ненавистным ей тоном приказал он, -
вы проведете подле меня весь остаток пути.
   -  Мне  бы  этого  не  хотелось,  -  решительно   проговорила   она,   не
поворачиваясь. Она лучше утопится, чем позволит ему увидеть, какое  горе  он
ей причинил, и, запинаясь, добавила:
   - Ваши люди... я спала в вашей палатке, там все  время  находится  Гэвин.
Если я буду есть вместе с вами и ехать рядом  с  вами,  они...  могут...  не
правильно это понять.
   - Соображения моих людей не имеют значения, - отвечал Ройс, но  это  была
не совсем правда, и он это знал. Открыто обращаясь с  Дженни  как  со  своей
гостьей, он  быстро  упадет  в  глазах  испытанных,  верных  людей,  которые
сражаются с ним бок о бок. А далеко не вся армия повинуется ему  из  чувства
долга. Среди наемников есть грабители и убийцы,  мужчины,  последовавшие  за
ним потому, что он набивает им брюхо хлебом, и потому, что боятся  расплаты,
если посмеют ослушаться. Он держит их  в  повиновении  силой.  Но,  будь  то
верные рыцари или простые наемники, они все уверены, что Ройс  имеет  полное
право унизить или возвысить ее, воспользоваться ее телом,  обращаясь  с  ней
так, как того заслуживает враг.
   -  Ну  разумеется,  не  имеет  значения,  -  едко  заметила   Дженни,   с
оскорбительной ясностью вспоминая, как покорилась в руках захватчика. - Ведь
пострадает не ваша репутация, а моя.
   Со спокойной непререкаемостью он произнес:
   - Пусть думают что хотят. Когда вы вернетесь к  своему  коню,  передайте,
пусть стража проводит вас вперед.
   Дженни бросила на него  взгляд,  полный  крайнего  отвращения,  вздернула
подбородок и пошла прочь с поляны, покачивая изящными бедрами с неосознанной
царственной грацией.
   Хотя Дженни лишь на  секунду  взглянула  на  него,  уходя  из  леса,  она
приметила странный свет в глазах и загадочную улыбку в уголках губ.  Она  не
имела ни малейшего представления о том, что за этим кроется,  знала  только,
что эта улыбка разъярила ее до предела, и гнев наконец пересилил  жалость  к
себе.
   Если бы тут оказались Стефан Уэстморленд, или сэр Юстас, или сэр  Годфри,
они растолковали бы Дженни, что означает подобное  выражение,  и  объяснение
потрясло бы ее еще больше: Ройс Уэстморленд выглядел  точно  так  же,  когда
готовился взять штурмом особенно укрепленную, особенно желанную  крепость  и
сделать  ее  своей  собственностью.  Сие  выражение  означало,  что  он  уже
предчувствует сладостную победу.
   То ли из-за того, что мужчины каким-то манером заметили  их  объятия  под
деревьями, то ли из-за того, что они слышали  их  смех,  но,  когда  Дженни,
заледенев, возвращалась  к  своему  коню,  она  чувствовала  на  себе  косые
многозначительные взгляды, что было куда хуже в сравнении со всем  тем,  что
она вытерпела за время плена.
   Ройс неспешно вышел из леса и бросил Арику:
   - Она поедет с нами.
   Затем направился к коню, которого держал для него Гэвин, и рыцари пошли к
лошадям, взлетели в седла с легкостью мужчин, проведших верхом большую часть
своей жизни. Их примеру последовала вся армия, выполняя приказ,  прежде  чем
он был отдан.
   Однако пленница предпочла чудовищное неповиновение и не присоединилась  к
Ройсу во главе выступившей колонны. Тот отреагировал на буйную  непокорность
изумленным восторгом, обернулся к Арику и приказал, подавляя смешок:
   - Поезжай и приведи ее.
   Теперь, когда Ройс  наконец  отказался  от  внутренней  борьбы  и  принял
решение заполучить ее, он пребывал в  превосходном  расположении  духа.  Его
бесконечно привлекала перспектива успокоить и завоевать ее за время перехода
в Хардин. В Хардине у них будет роскошная мягкая постель и полное уединение,
а покуда ему предстоит наслаждаться ее обществом весь остаток нынешнего  дня
и ночи.
   Ему не пришло  в  голову,  что  эту  нежную,  невинную  обольстительницу,
сдавшуюся оба раза, когда он держал ее в объятиях, теперь  будет  не  так-то
легко  успокоить.  Он  не  знал  поражений  в  битвах,  и  мысль   оказаться
побежденным девушкой, желавшей его почти столь  же  сильно,  как  и  он  ее,
просто не приходила в голову. Он жаждал ее, жаждал  больше,  чем  когда-либо
мог от себя  ожидать,  и  вознамерился  заполучить.  Разумеется,  не  на  ее
условиях, но пойдя на уступки - на разумные уступки, которые в данный момент
сводились к роскошным мехам,  драгоценностям  и,  естественно,  к  уважению,
которым она, став его любовницей, будет пользоваться со  стороны  всех,  кто
ему служит.
   Дженни увидела гиганта, целенаправленно устремившегося к хвосту  колонны,
припомнила в тот же миг замеченную ею  при  уходе  улыбку  Ройса,  вспыхнула
гневно и ощутила яростное биение сердца.
   Завернув и описав небольшой круг, Арик резко осадил коня рядом  с  ней  и
холодно поднял брови. Дженни  со  злобной  отчетливостью  поняла  молчаливый
приказ ехать впереди него. Она, однако, была так рассержена,  что  нисколько
не испугалась. Демонстрируя  полное  неведение  о  причинах  его  появления,
нарочно отвернулась и принялась беседовать с Бренной.
   - Ты заметила... - начала было она и смолкла.  Арик  молча  наклонился  и
схватил поводья кобылы Дженни.
   - Не трогайте мою лошадь! - отрезала она, дернув узду с такой силой,  что
лошадиная  морда  запрокинулась  к  небу.  Лошадь  шарахнулась,  в  смятении
затанцевала, а Дженни обратила всю ярость  на  бесчувственного  посланца  ее
врага.
   Сверкнув глазами, она рванула левый повод:
   - Прочь руки!
   Бледно-голубые глаза созерцали ее с холодным равнодушием, но  он  наконец
вынужден был заговорить, и Дженни просияла от этой маленькой победы.
   - Вперед!
   Вызывающий взгляд девушки скрестился  с  бледно-голубым  взглядом  воина.
Дженни поколебалась и, зная, что он просто заставит ее покориться, бросила:
   - Тогда будьте любезны,  уйдите  с  дороги?  Миля,  которую  ей  пришлось
проскакать рядом с колонной, стала, пожалуй, самым большим  унижением  в  ее
жизни. До нынешнего дня она не появлялась на виду у солдат или  проходила  в
сопровождении рыцарей. Сейчас головы мужчин поворачивались  следом  за  ней,
похотливые глаза неотступно ощупывали изящную фигуру, когда она ехала  мимо.
Звучали замечания о ее персоне, о ее внешности в целом и об  особых  формах,
замечания столь личного  характера,  что  она  едва  сдерживалась,  чтоб  не
хлестнуть кобылу и не пустить ее галопом.
   Она приближалась к Ройсу, возглавляющему войско, и  он  не  удержался  от
улыбки  при  виде  очаровательной  юной  красавицы,  взирающей  на  него   с
неимоверным гневом; она выглядела точно так  же,  как  в  тот  вечер,  когда
бросилась на него с кинжалом.
   - Кажется, - поддразнил он, - я по какой-то причине впал в немилость.
   - Вы, - отвечала  она  со  всем  презрением,  которое  сумела  вложить  в
произносимые слова, - просто неописуемы! Он фыркнул:
   - Да неужели же я так плох?

Глава 8

   К тому времени, как на исходе следующего дня  они  приближались  к  замку
Хардин, Ройс уже чувствовал себя далеко не так превосходно. Надежды получить
удовольствие от остроумной беседы не оправдались, и вчера он скакал рядом  с
молодой женщиной, которая отвечала  и  на  поддразнивание,  и  на  серьезные
замечания пустым вежливым взглядом, специально рассчитанным на то,  чтоб  он
чувствовал себя придворным  шутом  в  колпаке  с  бубенчиками.  Сегодня  она
сменила тактику. Теперь вместо того, чтобы третировать  его  молчанием,  она
отвечала на каждое слово, задавая вопросы о таких вещах, которые он не мог и
не желал обсуждать с нею, - о том,  например,  какого  числа  он  собирается
атаковать Меррик, сколько солдат рассчитывает  послать  в  бой  и  долго  ли
намеревается держать ее в плену.
   Если целью ее было как можно яснее продемонстрировать, что она  -  жертва
грубого насилия, а он - просто вверь, она ее достигла. Если целью  было  его
разозлить, она также приближалась к успешному ее достижению.
   Дженнифер догадывалась, что умудрилась испортить ему поездку, но ее вовсе
не так радовали успехи, как полагал Ройс. На самом  деле,  присматриваясь  к
крутым холмам в поисках признаков замка, она почти изнемогала от напряженных
попыток понять загадочного мужчину, едущего с нею рядом, и ее собственное  к
нему отношение.
   Матушка  Амброз  предупреждала  об  эффекте,  который   Дженни   способна
производить на мужчин; понятное дело, решила  она,  мудрая  аббатиса  хотела
сказать, что мужчины начинают кипеть  от  ненависти  и  страсти,  становятся
грубыми, непредсказуемыми, сумасшедшими - и все  это  на  протяжении  одного
часа. Дженни, вздохнув, оставила попытки понять что-нибудь. Она просто хочет
вернуться домой или в аббатство, где по крайней мере известно, чего ждать от
людей. Она бросила взгляд назад, увидела Бренну, увлеченную приятной беседой
со Стефаном Уэстморлендом, который остался  сопровождать  ее,  когда  Дженни
заставили ехат