как вам хочется, а может быть, даже лучше.
   Она отвела глаза и, кажется, вновь загляделась в пространство.
   - По правде сказать, - отвечала она намеренно лишенным всякого  выражения
голосом, - они думают, что меня вроде бы колдовским образом подменили.
   - Что им внушило такую дурацкую мысль? - ошарашено спросил он.
   К его изумлению, она решительно встала на их защиту:
   - А что прикажете  им  думать  после  рассказов  сводного  брата  о  моих
поступках?
   - О каких поступках?
   Она передернулась, снова обхватила себя руками и стала такой же, какой он
впервые увидел ее на балконе.
   - Не могу я об этом рассказывать, - шепнула  она.  Ройс  глядел  на  нее,
молча настаивая  на  объяснениях,  и  Дженни,  испустив  прерывистый  вздох,
неохотно призналась:
   - О многих, но самое главное - история с утонувшей Ребеккой. Мы  с  Бекки
были кузины и лучшие подруги. И было нам обеим по тринадцать лет, - добавила
она с грустной улыбкой. - Ее отец - Гаррик Кармайкл - был вдовцом, а  она  -
его единственным ребенком. Он любил ее до безумия, как и все мы.  Понимаете,
она была такой милой и невероятно красивой, даже  красивее  Бренны,  что  ее
нельзя было не любить. Только из-за слепой  отцовской  любви  ей  ничего  не
дозволялось, дабы она себе как-нибудь не повредила. Ей не  разрешалось  даже
близко подходить к реке: отец боялся, как бы она не утонула. И Бекки  решила
научиться плавать, доказать ему, что ей ничего не грозит, и мы  каждое  утро
пораньше убегали на реку, и я ее учила.
   За день до того, как она утонула, мы ходили  на  ярмарку  и  поссорились,
когда я сказала, будто один из жонглеров глазел на нее неподобающим образом.
Мои сводные братья - Александр и Малькольм - услышали, и  Александр  обвинил
меня в ревности, дескать, мне самой приглянулся  жонглер,  что  было  крайне
глупо. Бекки жутко разозлилась, то есть я хочу сказать, расстроилась, и  при
расставании велела мне не приходить утром к реке, мол, она во мне  более  не
нуждается. Я знала, что она на самом деле совсем не хотела этого говорить  и
еще не умела как следует плавать, и,  разумеется,  назавтра  отправилась  на
реку.
   Голос Дженни понизился до шепота:
   - Когда я пришла, она все еще сердилась и прокричала, что хочет  остаться
одна. Я решила уйти и дошла уже до вершины холма, как вдруг услышала плеск и
крик, призывавший меня на помощь. Я повернулась, бросилась вниз, но не могла
ее разглядеть. Я была на полпути, и ей удалось высунуть из  воды  голову,  я
видела на поверхности ее волосы. Потом услышала визг,  она  выкрикивала  мое
имя, звала на помощь... - Дженни задрожала, бессознательно растирая руки,  -
...но поток уже тащил ее прочь. Я нырнула, пыталась ее найти, ныряла еще,  и
еще, и еще, - убито шептала она, - но... не смогла  отыскать.  На  следующий
день Бекки нашли за несколько миль, ее выбросило на отмель.
   Ройс поднял было руку, потом опустил,  понимая,  что  она  изо  всех  сил
старается сдерживаться и не примет утешительного жеста, который сломает ее.
   - Это был несчастный случай, - мягко проговорил он. Она испустила длинный
ровный вздох:
   - По мнению Александра, нет. Он, наверно, был где-то  поблизости,  потому
что рассказывал всем и каждому, что слышал, как Бекки звала меня по имени, и
это правда. Но еще он говорил, что мы поссорились и что будто бы я столкнула
ее в воду.
   - Как же он объяснил, что на вас была мокрая одежда?  -  коротко  спросил
Ройс.
   - Он сказал, - отвечала Дженни со вздохом, - что я толкнула ее, постояла,
а уж потом принялась спасать. Александру, - добавила она,  -  уже  сообщили,
что он, а не я будет наследовать отцу и носить титул лэрда. Только ему этого
показалось мало - он хотел опозорить меня и добиться изгнания.  После  этого
случая он без особого труда достиг цели.
   - Каким образом?
   Ее хрупкие плечи слегка передернулись.
   - Еще несколько злобных выдумок  и  вывернутой  наизнанку  правды  -  дом
арендатора был внезапно охвачен огнем в ночь после того, как я поспорила  по
поводу веса мешка с зерном, доставленного им в замок. Ну и  другие  подобные
вещи.
   Она медленно подняла синие, блестящие от слез глаза, к  изумлению  Ройса,
попыталась улыбнуться и спросила:
   - Видите мои волосы?
   Ройс взглянул на  золотисто-рыжие  локоны,  которыми  любовался  не  одну
неделю, и кивнул.
   Дженни сдавленным голосом продолжала:
   - Они всегда были жуткого цвета. А теперь стали такие же, как у  Бекки...
Бекки знала... как я... восхищаюсь ее волосами, - судорожно шептала  она,  -
и... и мне хочется думать, что она мне их подарила.  Дала  понять,  что  она
знает... как я пыталась ее спасти.
   Незнакомый  болезненный  спазм  перехватил   грудь   Ройса,   рука   его,
потянувшись к ее щеке, задрожала, но Дженни отстранилась и, хотя ее огромные
синие глаза переполняли непролитые слезы, не  дрогнула  и  не  расплакалась.
Теперь наконец-то он понял, почему эта милая молоденькая девушка ни разу  не
плакала с момента своего пленения. Гордость и храбрость никогда не позволяли
Дженнифер Меррик потерять самообладание и заплакать. По сравнению с тем, что
ей  уже  довелось  пережить,  звонкая   трепка,   которую   он   ей   задал,
совершеннейший пустяк.
   Не зная, что делать, Ройс пошел в спальню, налил в кружку вина из графина
и принес ей.
   - Выпейте, - решительно предложил он.
   И с облегчением увидел, что она уже справилась с тоской и  печалью  и  на
губах  ее  при  звуках  его   непреднамеренно   отрывистых   слов   заиграла
очаровательная улыбка.
   - Похоже, милорд, - отвечала она, - вы вечно намерены совать мне  в  руки
спиртное.
   - Только преследуя неблаговидные цели, - пошутил он, и она фыркнула.
   Сделав глоток, Дженни отставила  кружку  в  сторону,  скрестила  руки  на
низеньком парапете и снова уставилась вдаль, словно что-то манило  ее  туда.
Ройс пытливо глядел на нее, не в силах выбросить из  головы  ее  откровения,
чувствуя необходимость сказать что-нибудь ободряющее;
   - В любом случае я сомневаюсь, чтоб вам понравилось нести ответственность
за свой клан.
   Она покачала головой и тихо молвила:
   - Понравилось бы в любом случае. Я вижу, что очень многое надо бы  делать
иначе. Есть вещи, которые женщины замечают, а мужчины  нет.  И  я  о  многом
узнала от матери аббатисы. Есть новые ткацкие станки,  и  ваши,  английские,
гораздо лучше наших; есть новые  способы  выращивать  хлеб...  сотни  других
вещей, которые можно делать по-другому и с большим успехом.
   Не в состоянии обсуждать сравнительные преимущества одних ткацких станков
и способов выращивания хлеба перед другими,  Ройс  на  пробу  привел  другой
аргумент:
   - Не можете же вы положить всю свою жизнь на то, чтоб оправдываться перед
кланом.
   - Могу, - тихо, но с яростной силой сказала она. - Я  сделаю  все,  чтобы
они снова считали меня своей. Это мои родичи. Их кровь течет в моих жилах, а
моя - в их.
   - Лучше бы вам позабыть обо всем этом, - уговаривал Ройс. - Я  думаю,  вы
взялись за задачу, которую невозможно решить.
   - Между прочим, в последнее время решение было не столь невозможным,  как
вы думаете, - возразила она, и прекрасное, повернутое в профиль лицо  обрело
торжественное выражение. - Уильям когда-нибудь станет графом, а он  милый  и
замечательный мальчик... да нет, мужчина, ему  уже  двадцать.  Он  не  такой
сильный, каким был Александр,  и  не  такой,  каков  Малькольм,  но  учен  и
отличается мудростью и верностью. Он хорошо понимает мое положение  в  клане
и,  став  лордом,  постарался  бы  все  уладить.  Но  нынешней   ночью   это
действительно стало невозможным.
   - При чем тут нынешняя ночь? Дженни подняла на него глаза, и он  вспомнил
глаза раненой лани, хотя голос ее звучал спокойно и ровно:
   - Нынешней  ночью  я  стала  незаконной  супругою  злейшего  врага  моего
семейства... любовницей врага моего народа. Прежде родичи презирали меня  за
то, чего я не делала. Теперь у них появился хороший повод презирать меня  за
то, что я сделала, равно как и мне самой есть за что себя презирать. На  сей
раз я совершила непоправимое. Даже Господь не сможет меня простить...
   Справедливое обвинение в  прелюбодеянии  ранило  Ройса  сильней,  чем  он
пожелал бы признаться, но чувство вины  облегчалось  сознанием,  что  жизнь,
которой она лишилась, вряд ли стоит считать настоящей жизнью. Протянув руки,
он крепко взял ее за плечи, повернул  к  себе  лицом,  заставив  смотреть  в
глаза. И даже когда заговорил, преисполненный сочувствия  и  заботы,  чресла
его напряглись, мгновенно отозвавшись на ее близость.
   - Дженнифер, - проговорил он с мягкой решимостью, - не знаю, как  обстоят
дела между вами и вашими родичами, но мы с вами были близки, и теперь  этого
ничто не изменит.
   - А если бы вы могли изменить, - возмущенно сказала она, - изменили бы?
   Ройс опустил взгляд на невероятно желанную юную женщину, которая  в  этот
самый момент огнем жгла его тело, и спокойно и честно ответил:
   - Нет.
   - Ну и не трудитесь прикидываться огорченным, - отрезала она.
   Губы его дрогнули в безрадостной улыбке, рука скользнула  по  ее  щеке  к
затылку.
   - Я вам кажусь огорченным? Нет, я не огорчен. Я сожалею о пережитом  вами
унижении, но не жалею о том, что овладел вами час назад, и не пожалею о том,
что вновь овладею вами через несколько минут, и намерен совершить это.
   Она смерила его надменным взглядом при сем заявлении, но Ройс  наклонился
к ней и проговорил то, что собирался сказать:
   - Я не верю ни в вашего Бога, ни в какого другого,  но  верующие  в  Него
говорили мне, будто ваш Бог, по общему мнению, справедлив. Ежели это правда,
- продолжал он размеренным и философским тоном, - Он, несомненно, сочтет вас
невиновной в случившемся. В  конце  концов  вы  всего  лишь  согласились  на
предложенную мною сделку, опасаясь за жизнь сестры. Тут не ваша вина, а моя.
И то, что произошло между нами в постели, тоже свершилось против вашей воли.
Ведь так?
   Задав вопрос, Ройс сразу же пожалел об этом, и пожалел с такой силой, что
даже смутился. И  мгновенно  понял:  его  раздирают  противоречивые  желания
получить от нее заверение в том, что она действительно не опорочена в глазах
Бога, и  не  услышать  опровержение  того,  что  она  испытывала  в  постели
одинаковые с ним чувства и желала его почти так же сильно, как желал ее  он.
Но,  словно  внезапно  почувствовав   необходимость   в   подтверждении   ее
искренности и своих инстинктивных догадок, настаивал:
   - Ведь так? Бог посчитает вас невиновной в  случившемся,  потому  что  вы
покорились мне против своей воли?
   - Нет! -  вырвалось  у  нее  со  стыдом  и  отчаянием  и  тысячей  прочих
переживаний, которые Ройс не смог бы назвать.
   - Нет? - переспросил он с головокружительным облегчением. - В чем же я не
прав? - тихо, но требовательно допрашивал он. - Скажите  мне,  в  чем  я  не
прав?
   Не требовательный тон заставлял ее отвечать, нет,  напротив  -  внезапные
воспоминания о том, как он занимался с нею любовью, воспоминания о небывалой
нежности, о сдержанности, о мучительных сожалениях за  причиненную  боль,  о
нашептанных словах восторга, о тяжелом дыхании в попытках смирить страсть. И
еще воспоминания о собственном неудержимом желании слиться с ним  и  одарить
теми же неслыханными наслаждениями, которые он ей приносил. Она открыла было
рот, чтобы уничтожить его точно  так  же,  как  он  развеял  ее  надежды  на
счастье,  но  совесть  не  позволила  вылететь  уничтожающим   словам.   Она
гордилась, а не стыдилась того, что произошло между ними, не могла заставить
себя солгать и вместо того вымолвила сдавленным шепотом:
   - Я не по своей воле оказалась в вашей постели.  -  И,  отводя  померкший
взгляд от его дымчато-серых глаз, добавила:
   - Но по своей воле ее бы не покинула.
   Дженни глядела в сторону и не заметила новой, совсем незнакомой  нежности
в медленно расплывавшейся на его губах  улыбке,  но  ощутила  ее  в  объятии
крепких рук, в ладони, прижавшей ее к крепкому телу,  в  страстном  поцелуе,
который лишил ее возможности говорить, а потом и дышать.

Глава 12

   - У нас визитеры, -  объявил  Годфри,  входя  в  зал  и  хмуро  оглядывая
рыцарей, рассевшихся за трапезой.  Двенадцать  пар  рук  замерли,  на  лицах
появилось тревожное выражение. - Большая компания с  королевским  штандартом
скачет сюда. Очень большая компания, - уточнил Годфри, - слишком большая для
обычных курьеров. Лайонел видел их с дороги и сообщил, что узнал Греверли. -
Он еще строже насупился и оглянулся на галерею, - Где Ройс?
   - Прогуливается с заложницей, - мрачно отвечал Юстас.  -  Где,  точно  не
знаю.
   - Я знаю, - прогремел Арик. - Схожу. Повернувшись на каблуках, Арик вышел
из зала  крупными  шагами,  но  обычное  для  его  самоуверенной  физиономии
выражение глухого спокойствия сменилось озабоченностью,  от  которой  глубже
залегли морщины вокруг бледно-голубых глаз.
   Мелодичный смех Дженни звенел, как  колокольчики  под  внезапным  порывом
ветра, и Ройс с усмешкой смотрел, как она  беспомощно  опустилась  на  ствол
поваленного  дерева  перед  ним,  с  трясущимися  от  хохота  плечиками,   с
порозовевшими в тон надетому платью щеками.
   - Я... я не верю вам, - задыхаясь, пробормотала девушка, вытирая  со  щек
выступившие от смеха слезы. - Это чудовищное вранье, которое вы  только  что
выдумали.
   - Возможно,  -  согласился  он,  протягивая  длинные  ноги  и  ухмыляясь,
зараженный ее смехом.
   Утром она пробудилась в его постели, когда в спальню ввалились слуги,  и,
застигнутая в  сем  положении,  переживала  так,  что  на  нее  больно  было
смотреть. Дженни была убеждена, что весь замок судачит о том, что она  стала
любовницей графа, и, разумеется, не ошибалась. Обдумав, что делать - солгать
на этот счет или попробовать развеять горе, Ройс решил  на  несколько  часов
увести ее из замка, чтобы она слегка успокоилась.
   - Вы, наверно, считаете меня совсем безмозглой, если  думаете,  что  меня
так легко одурачить и заставить поверить в подобную чушь, - проговорила она,
безуспешно стараясь обрести серьезность.
   Ройс улыбнулся, но покачал головой, отрицая оба обвинения:
   - Нет, мадам, вы заблуждаетесь во всех отношениях.
   - Во всех?  -  с  любопытством  переспросила  Дженни.  -  Что  вы  хотите
сказать?
   Ройс улыбнулся еще шире и пояснил:
   - Я вам ни чуточки не соврал и не думаю, чтобы кто-нибудь мог  вас  легко
одурачить. - Он помолчал, ожидая ответа, и, не дождавшись, с улыбкой сказал:
   - Это комплимент вашему здравому смыслу.
   - О, - изумленно проговорила Дженни и неуверенно добавила:
   - Спасибо.
   - Во-вторых, далеко не считая вас безмозглой,  я  нахожу  вас,  напротив,
женщиною необычайного ума.
   - Благодарю! - охотно приняла похвалу Дженни.
   - А это не комплимент, - уточнил Ройс. Дженни бросила  на  него  забавный
негодующий  взгляд,  требующий  разъяснить  уточнение,   и   Ройс   пояснил,
протягивая руку и касаясь мягкой и гладкой щеки указательным пальцем:
   - Будь вы не такой умной, не проводили бы столько времени за обдумыванием
всех возможных последствий того, что я овладел вами, а просто  смирились  бы
со своим положением и сопутствующими ему выгодами.
   Глаза Ройса многозначительно остановились на нитке жемчуга,  которую  она
по его настоянию надела утром, после того как  он  вывалил  перед  ней  весь
запас драгоценностей.
   Дженни презрительно фыркнула, но Ройс продолжал с  непоколебимой  мужской
логикой:
   - Будь вы женщиною ума посредственного, вас интересовали бы только  вещи,
которые обыкновенно заботят женщин, скажем, моды, или  суета  по  хозяйству,
или присмотр за детьми. Вы не мучили бы себя такими вопросами, как верность,
патриотизм и тому подобное.
   Дженни рассерженно и недоверчиво уставилась на него.
   - Смирилась бы со своим положением? - переспросила она. - Но я вовсе не в
положении, как вы любезно выразились, милорд. Я живу  во  грехе  с  мужчиной
против воли своей семьи,  против  воли  моей  страны,  против  воли  Господа
Всемогущего. Кроме того, - продолжала она, приходя в бешенство, - хорошо вам
советовать мне интересоваться только женскими заботами,  но  это  вы  лишили
меня права думать о таких вещах. Это ваша жена будет суетиться по  хозяйству
и обязательно превратит мою жизнь в сущий ад, если сможет, и...
   - Дженнифер, - перебил Ройс, пряча улыбку, - как вам хорошо  известно,  у
меня нет жены. - Он понимал, что она, говоря это, во многом  права,  да  вот
только выглядит чертовски прелестно, с прозрачно-сияющими сапфировыми  очами
и сулящими поцелуи устами, и ему трудно сосредоточиться на чем-либо,  кроме,
честно признаться, единственного желания - схватить ее на руки и приласкать,
как разозлившегося котенка.
   - У вас нет жены в данный момент, - едко возразила Дженни, - но вы  скоро
выберете кого-нибудь... англичанку, конечно! - уколола она. -  Англичанку  с
холодной водичкою вместо крови, и с волосами мышиного цвета, и с  остреньким
носиком, у  которого  вечно  красненький  кончик  и  которому  вечно  грозит
насморк...
   С трясущимися от безмолвного  отчаянного  хохота  плечами,  Ройс  замахал
руками, насмешливо моля о пощаде.
   - С волосами мышиного цвета? - повторил он. - Это лучшее, на что  я  могу
надеяться? До сих пор я мечтал о жене-блондинке с большими зелеными  глазами
и...
   - И с большими розовыми губами, и с большими... - Дженни так разъярилась,
что и на самом деле уже поднесла было палец к груди, прежде чем  сообразила,
что собирается ляпнуть.
   - Я слушаю, - поддразнивая, подтолкнул Ройс, - С большими?..
   - Ушами! - в бешенстве бросила  она.  -  Но  как  бы  она  ни  выглядела,
обязательно превратит мою жизнь в сущий ад!
   Не в силах более сдерживаться ни секунды, Ройс повалился и ткнулся  носом
ей в шею.
   - Я заключил с вами сделку, - шепнул он, целуя ее в ушко. -  Мы  подберем
жену, которая нам обоим придется по вкусу.
   И, высказав это невероятное утверждение, вдруг сообразил, что  не  сможет
жениться и держать при себе Дженни. Несмотря на все свои шуточки,  он  вовсе
не был столь  бессердечным,  чтобы  жениться  на  Мэри  Хеммел  или  еще  на
ком-нибудь, а  потом  заставлять  Дженни  выносить  унижения,  пребывая  его
любовницей. Вчера он еще мог думать об этом, но сегодня, после прошлой ночи,
узнав, сколько страданий пришлось ей перенести за недолгую жизнь, нет, ни за
что не сделал бы этого.
   Он  до  сих  пор  гнал  от  себя  мысль  о  том,  как  к  ней   отнесутся
"возлюбленные" родичи, когда она возвратится к ним, побывав в постели врага.
   Остаться навсегда холостяком, не  имея  детей  и  наследников,  -  весьма
непривлекательная и неприемлемая перспектива.
   Можно, конечно, жениться на Дженнифер, но этот вариант даже  не  подлежит
обсуждению. Жениться на ней я обрести заклятых врагов в лице новых  родичей,
равно как и жену, благодаря  своей  верности  склоняющуюся  на  их  сторону,
недопустимо. С таким браком поле битвы переместится в его  собственный  дом,
тогда как он ищет лишь мира и согласия. Одно наслаждение,  которое  дарит  в
постели ее самозабвенная невинная страсть, еще не  причина  устраивать  себе
жизнь,  состоящую  из  постоянных  раздоров.  С  другой,  стороны,   она   -
единственная женщина, которая занималась любовью с ним, а не  с  легендой  о
нем И заставляла его смеяться, как никогда  не  заставляла  ни  одна  другая
женщина. И умна. И смела. И  облик  ее  чарует  и  манит.  И,  наконец,  она
обладает честностью и прямотой, которые обезоруживают его полностью.
   Такая правдивость, особенно в женщине, - поистине большая  редкость.  Это
значит, что слову ее можно верить.
   Конечно, подобные соображения - неподходящий повод отказываться  от  всех
тщательно выстроенных планов на будущее.
   С  другой  стороны,  подобные  соображения  -  недостаточно  убедительное
основание отказываться от нее.
   Ройс вскинул глаза, ибо караульные на стене