мужчины нравятся ее подругам: светловолосые, голубоглазые щеголи в  возрасте
от двадцати до двадцати четырех лет.
   - Полагаю, у  Элизабет  слишком  много  богатых  поклонников,  чтобы  она
обратила внимание на какого-то мистера, как бы он ни был красив и загадочен,
сказала Валери,  видя,  что  Элизабет  продолжает  держаться  в  сторонке  и
поддерживает  разговор  лишь  из  вежливости.   Элизабет   показалось,   что
комплимент содержал изрядную долю зависти и злости, однако  подозрение  было
настолько неприятным, что она быстро отвергла его.  Она  не  сделала  ничего
плохого ни Валери, ни другим девушкам, чтобы заслужить их  враждебность.  Ни
разу с тех пор, как  оказалась  в  Лондоне,  она  не  произнесла  ни  одного
недоброго слова в чей-либо адрес, фактически она вообще никогда не принимала
участия  в  обсуждении  других  людей  и  уж  тем  более  не   пересказывала
услышанное. Даже сейчас ей было ужасно неловко оттого,  что  они  следят  за
этим мужчиной и обсуждают его в таком тоне.
   Элизабет всегда казалось, что любой  человек  имеет  право  на  уважение,
независимо  от  положения,  которое  он  занимает.  Конечно,  такого  мнения
придерживалось меньшинство, и в глазах  света  оно  граничило  с  ересью,  и
потому она держала свои взгляды при себе.
   В данный момент девушка почувствовала, что ей следует проявить лояльность
по отношению к подругам: им может показаться, что  Элизабет  задается,  если
она не присоединится к их забаве и  откажется  разделить  их  восторг  перед
мистером Яном Торнтоном. Попытавшись настроиться на их лад,  она  улыбнулась
Валери и сказала:
   - У меня не так уж много поклонников, и я уверена, что, увидев его,  буду
заинтригована так же, как и любая другая женщина.
   По какой-то непонятной причине после этих слов Элизабет Валери и Пенелопа
обменялись мимолетными взглядами, в которых проскользнуло удовлетворение.
   Заметив недоумение Элизабет, Валери объяснила:
   - Слава Богу, что ты согласна, Элизабет, потому что мы все трое находимся
в затруднительном положении. Мы очень  рассчитываем,  что  ты  поможешь  нам
выпутаться из него.
   - А какого рода это затруднение?
   - Если б ты знала,  -  начала  Валери  как-то  уж  очень  театрально,  но
Элизабет отнесла это на счет чересчур крепкого вина,  которое  лилось  здесь
рекой, - как долго мне пришлось упрашивать Черайз, чтобы она  разрешила  нам
приехать на этот уик-энд!
   Это Элизабет было уже известно, и она молча кивнула.
   - Дело в том, что, когда Черайз сказала нам  сегодня,  что  здесь  должен
появиться Ян Торнтон, мы все просто запрыгали от радости.  Но  она  сказала,
что он не обратит на нас ни малейшего внимания, потому что мы слишком молоды
и совсем не в его вкусе...
   - Возможно, она права, - сказала Элизабет, улыбаясь  и  не  выказывая  ни
малейшего интереса.
   - О, но он должен обратить на нас внимание! - призвав взглядом  остальных
девушек поддержать ее, воскликнула Валери. - Обязательно должен,  потому  мы
поспорили с Черайз на сумму, которую выдают нам родители раз в  три  месяца,
что он пригласит кого-нибудь из нас танцевать. А он скорее всего не  сделает
этого, если нам не удастся возбудить  его  интерес  до  того,  как  начнутся
танцы.
   -  Вы  поспорили  на  все  свои  деньги?  -  ужаснулась  Элизабет   столь
экстравагантной забаве. - Но ведь ты  собиралась  купить  на  них  аметисты,
которые видела на Вестпул-стрит.
   - А я хотела купить ту  чудесную  маленькую  лошадку,  которую  отказался
купить мне папа, - произнесла Пенелопа, снова вглядываясь  в  просвет  между
кустами.
   - Я... я, возможно, могла бы и отказаться от пари, - сказала Джорджина, и
Элизабет показалось, что ее волнует нечто большее, чем деньги, -  не  думаю,
что... - начала она, но Пенелопа своим  возбужденным  вскриком  не  дала  ей
закончить.
   - Он идет в нашу сторону, и с ним никого нет! Более  удачной  возможности
привлечь его внимание у нас не будет. Только бы он не изменил направление.
   Неожиданно это безумное пари стало казаться запретной игрой,  и  Элизабет
фыркнула.
   - В таком случае я предлагаю предоставить Валери почетную роль  возбудить
его интерес, так как это была ее идея и она больше всех восхищается им.
   - Мы назначаем на эту роль тебя, - сказала Валери беспечным, но в  то  же
время решительным тоном.
   - Меня? Но почему меня?
   -  Потому  что  ты  получила  целых  четырнадцать  предложений,   поэтому
совершенно очевидно, что у тебя больше всего шансов привлечь его внимание. И
кроме того,  -  добавила  она  для  большей  убедительности,  -  на  виконта
Мондвэйла произведет большое впечатление  слух  о  том,  что  Ян  Торнтон  -
человек-загадка, которого безуспешно преследовала в прошлом году  сама  Мэри
Джейн Моррисон, пригласил тебя на танец и оказывал тебе особое внимание. Как
только Мондвэйл услышит об этом, он тут же примчится к тебе с предложением!
   В соответствии с правилами этикета Элизабет ни  разу  не  позволила  себе
выказать хоть малейшее предпочтение виконту и потому была неприятно удивлена
открытием, что подруги догадались о  ее  чувствах.  Конечно,  они  не  могли
знать, что молодой красавец уже сделал ей предложение, которое вот-вот будет
принято.
   - Решайся быстрее, он уже почти здесь! - воскликнула Пенелопа, перекрывая
нервное хихиканье Джорджины.
   - Ну, ну, ты согласна?! - торопила ее  Валери,  в  то  время  как  другие
девушки начали отступать к дому.
   Элизабет глотнула вина из бокала, который  ей  вручили,  как  только  она
вышла из дома в сад, и к которому  она  до  сих  пор  не  притронулась.  Она
колебалась.
   - Хорошо, я попробую, - сказала она наконец, сверкнув улыбкой.
   - Отлично. И не забудь: или он танцует с тобой сегодня  вечером,  или  мы
потеряем все свои деньги!
   Смеясь, она дала Элизабет легкий ободряющий тычок в бок, затем крутнулась
на  каблучках  своих  атласных  туфелек  и  умчалась  вслед  за   смеющимися
подругами.
   Элизабет поспешно сошла с террасы на две ступеньки вниз и теперь, скрытая
от взгляда изгородью,  стояла  на  траве  и  оглядывалась,  пытаясь  решить,
оставаться ей здесь или присесть на белую каменную скамейку  слева  от  нее.
Она двинулась к скамейке и устроилась на ней как раз в ту минуту,  когда  на
кирпичных ступеньках раздался звук мужских шагов, раз-два -  и  она  увидела
его.
   Не подозревая о ее присутствии, Ян Торнтон сделал вперед  еще  один  шаг,
затем остановился у фонаря и достал из кармана тонкую манильскую сигару.  До
этого момента Элизабет испытывала легкое беспокойство, думая о  той  задаче,
которую ей предстояло выполнить. Но когда она увидела его, это  беспокойство
переросло в такое сильное волнение, что дрожь прошла по телу и  зазвенело  в
ушах. Ян Торнтон не имел ничего общего с тем, что она  ожидала  увидеть.  Он
был отнюдь не блондин и гораздо старше, чем она представляла, - ему было как
минимум двадцать семь лет, и он  был  поразительно  высокого  роста,  больше
шести футов. В темноте Элизабет смогла разглядеть его только в общих чертах:
мощный  разворот  плеч,  длинные  сильные  ноги,  густые,  слегка  волнистые
темно-каштановые  волосы.  Вместо  традиционного  атласного  фрака  и  белых
бриджей он был с головы до ног одет во все черное, за исключением рубашки  и
шейного платка, которые были такими белоснежными, что  казались  светящимися
на фоне черного камзола и жилета.
   Элизабет подумала, что Ян Торнтон  похож  на  большого  хищного  ястреба,
оказавшегося в стае неповоротливых ярких  павлинов.  Раскуривая  сигару,  он
наклонил свою темную голову к рукам, сложив  их  лодочкой,  чтобы  ветер  не
загасил пламя. Белые манжеты  высунулись  из  рукавов  черного  фрака,  и  в
оранжевом свете пламени она увидела, что его. лицо  и  руки  покрыты  темным
загаром.
   Элизабет отпустила дыхание, которое невольно затаила, и этот  тихий  звук
заставил  его  резко  вскинуть  голову.  Глаза  его  сузились   то   ли   от
неудовольствия, то ли от удивления. Чувствуя неудобство оттого, что прячется
в тени и подсматривает за ним, Элизабет выпалила первое,  что  пришло  ей  в
голову:
   - Первый раз вижу,  как  мужчина  курит  сигару.  Э-э...  обычно  мужчины
переходят в другую комнату.
   Более идиотской фразы невозможно было придумать, подумала она.
   Его темные брови вопросительно приподнялись.
   - Вы возражаете? - спросил он, закончив раскуривать сигару.
   Элизабет  поразили  две  вещи  одновременно.  Первое  -   то,   что   его
пронзительные  глаза  имели  совершенно  необычный  цвет  -   цвет   янтаря,
светящегося изнутри, и второе -  его  глубокий,  низкий,  богатый  оттенками
голос. От этого сочетания она вдруг ощутила странное тепло где-то в  области
спины.
   - Возражаю? - тупо повторила она.
   - Я имею в виду сигару, - сказал он.
   - О... нет. Нет, не  возражаю,  -  торопливо  заверила  она  его.  У  нее
сложилось впечатление, что он пришел сюда  в  надежде  спокойно  насладиться
сигарой, и если бы она сказала,  что  возражает  против  сигары,  он  скорее
повернулся бы и ушел, чем ради ее общества отказался от этого  удовольствия.
В пятидесяти ярдах от них,  в  дальнем  конце  длинного  узкого  газона,  на
котором  они  стояли,  раздался  девичий  смех,  и  Элизабет   непроизвольно
повернулась, выхватив взглядом в круге света розовое платье Валери и  желтое
платье Джорджины, прежде чем они обежали изгородь и скрылись из глаз.
   Поведение подруг вызвало краску стыда у нее на щеках, и когда  она  снова
повернулась к нему, то увидела, что он  внимательно  изучает  ее  -  руки  в
карманах, сигара в зубах,  таких  же  белоснежных,  как  его  рубашка.  Едва
заметным наклоном головы он указал в сторону, куда убежали девушки.
   - Ваши подруги?
   Ей показалось, что он догадался  о  том,  что  их  встреча  была  заранее
подстроена, и почувствовала себя ужасно виноватой.
   Элизабет хотела было придумать какую-нибудь отговорку, но  лгать  она  не
любила и тем более не могла сейчас  -  под  этим  пронзительным,  вызывающим
странное беспокойство взглядом.
   - Да, подруги, - выговорила она наконец.
   Замолчав, чтобы получше расправить юбки своего лавандового цвета  платья,
она подняла к нему лицо и нерешительно улыбнулась. До нее вдруг  дошло,  что
они не представлены друг другу, и, поскольку рядом  никого  не  было,  чтобы
провести эту процедуру, как полагается, она неловко  и  торопливо  исправила
дело сама.
   - Меня зовут Элизабет Кэмерон, - объявила она. Насмешка угадывалась  лишь
в легком наклоне его головы, когда Торнтон просто повторил ее имя:
   - Мисс Кэмерон.
   У Элизабет не оставалось выбора, и она подтолкнула  его,  -  А  как  ваше
имя?
   - Ян Торнтон.
   - Как  поживаете,  мистер  Торнтон?  -  спросила  она  и,  как  положено,
протянула ему руку. Этот жест неожиданно вызвал у него улыбку -  обаятельную
белозубую улыбку, которая непроизвольно появилась на  его  губах,  когда  он
шагнул к ней и взял ее руку.
   - Благодарю вас, - сказал он голосом, в котором и  на  этот  раз  звучала
едва уловимая насмешка.
   Элизабет уже начала сожалеть, что согласилась участвовать в этой затее, и
лихорадочно подыскивала способ завязать беседу. До сих пор она предоставляла
эту привилегию молодым людям, которым вскружила голову  ее  красота.  Ей  не
было необходимости  думать,  как  завязать  беседу,  так  как  все  отчаянно
стремились вовлечь в разговор ее. Она вдруг вспомнила, что в  свете  принято
обсуждать. знакомых, и с облегчением остановилась на этом предмете.
   - Молодая леди в розовом - мисс  Валери  Джемисон,  а  в  желтом  -  мисс
Джорджина Грэнджер.
   Он ничем не проявил, что знаком с этими леди, и Элизабет помогла ему:
   - Мисс Джемисон - дочь лорда и леди Джемисон. Видя,  что  он  по-прежнему
наблюдает  за  ней  с  вежливым  безразличием,  Элизабет  добавила,  начиная
приходить в отчаяние:
   - Это Джемисоны из Херфордшира. Знаете, граф и графиня.
   - Неужели? - смилостивился он.
   - Да, действительно, - Элизабет решила перейти к Джорджине,  почувствовав
некоторую опору под ногами, - а мисс Грэнджер - дочь уилтширских Грэнджеров,
барона и баронессы.
   - Неужели? - повторил он, насмешливо глядя на  нее,  и  опять  воцарилось
опасное молчание.
   И  только  тут  она  вспомнила,  что  говорили  девушки  о  его   спорном
происхождении. Ей стало безумно стыдно, что она так бездумно называет титулы
человеку, который, возможно,  был  несправедливо  лишен  своего  герцогского
титула.
   Она почувствовала, как повлажнели ее ладони, и потерла их о  колени,  но,
осознав  простонародность  этого  жеста,  отдернула   руки   от   платья   и
прокашлялась, яростно обмахиваясь веером.
   - Мы все приехали сюда на время сезона, - еле слышно закончила она.
   Холодные  янтарные  глаза  вдруг  потеплели,  теперь  в   них   появилось
сочувствие, и в его низком голосе прозвучало добродушие, когда он сказал:
   - Наверное, вовсю развлекаетесь?
   - Да, развлекаемся, - ответила она со вздохом облегчения оттого,  что  он
наконец  принял  некоторое  участие  в  беседе.  -   Мисс   Грэнджер   очень
хорошенькая, хотя вы вряд ли могли  заметить  это  с  такого  расстояния,  -
исключительно хорошенькая, и у нее самые приятные манеры, какие только можно
представить. У нее множество поклонников.
   - Воображаю... и все титулованные?
   Все еще думая, что он переживает из-за утраченного  герцогства,  Элизабет
прикусила губу и кивнула, чувствуя себя в высшей степени неловко.
   - Боюсь, что так, - горестно признала она и, к своему крайнему удивлению,
вдруг увидела, что он улыбается - медленная, дразнящая улыбка  пробежала  по
его лицу, изменив его черты настолько, что сердце  гулко  бухнуло  у  нее  в
груди и она неожиданно вскочила на ноги.
   - Мисс Джемисон тоже красивая девушка. - Элизабет вернулась к  обсуждению
подруг как к наиболее безопасной теме.
   - И много претендентов на ее руку?
   Элизабет  наконец  сообразила,  что  он  смеется,  и  его  непочтительное
отношение к вопросу, который для всех представлял  такую  большую  важность,
вызвал у нее непроизвольный смех облегчения.
   - По самым достоверным источникам, - ответила она ему в тон, -  число  ее
поклонников исчисляется рекордными цифрами.
   Улыбаясь ему, она увидела, что в его глазах тоже заиграл смех, и вдруг ее
нервозность и напряженность  куда-то  исчезли.  У  Элизабет  вдруг  возникло
необъяснимое ощущение, будто они с ним старые друзья и обмениваются мнениями
о каком-то предмете,  к  которому  оба  относятся  одинаково  непочтительно,
только он  высказывает  это  открыто,  а  она  пытается  завуалировать  свое
отношение.
   - А как насчет вас?
   - Что насчет меня?
   - Сколько предложений получили вы?
   В ответ Элизабет  только  засмеялась  и  покачала  головой.  С  гордостью
рассказывать  о  достижениях  подруг  было  еще  приемлемо,  но   хвастаться
собственными выходило за всякие рамки приличий, и ему,  без  сомнения,  было
это известно.
   - А вот об этом вы не должны были спрашивать, - с  притворной  строгостью
упрекнула она его.
   - Приношу свои извинения, - он насмешливо поклонился, в уголках  его  рта
по-прежнему играла улыбка.
   Сад уже полностью погрузился в темноту. Элизабет понимала, что давно пора
идти в дом, и все-таки медлила, почему-то ей не хотелось  покидать  укромную
интимность сада. Сложив руки  за  спиной,  она  стала  смотреть  на  звезды,
которые только что появились на ночном небосклоне и тускло мерцали.
   - Это мое любимое время дня, - тихо сказала она  и  покосилась  на  него,
чтобы посмотреть, не наскучила ли ему своими разговорами, но он так же,  как
и она, закинул  голову  и  рассматривал  небо,  словно  находил  там  что-то
интересное.
   Элизабет отыскала Большую Медведицу.
   - Смотрите, - сказала она, кивая  на  особенно  яркую  звездочку.  -  Это
Венера. Или Юпитер? Я вечно их путаю.
   - Это Юпитер. А вон там Большая Медведица.
   Элизабет фыркнула и покачала головой, оторвав взгляд  от  неба  и  искоса
посмотрев на него.
   - Возможно, для вас и  для  кого-то  другого  это  выглядит  как  Большая
Медведица, но для меня все эти созвездия - просто  огромная  россыпь  звезд,
которую невозможно упорядочить. Весной я могу найти Кассиопею, но не потому,
что она напоминает мне льва, а осенью я могу показать  Арктур,  но  как  все
умудряются разглядеть Стрельца в этом скоплении звезд, для меня до  сих  пор
загадка. Как вы думаете, там где-нибудь есть люди?
   Он повернул голову и изумленно поглядел на нее.
   - А как вы думаете?
   - Я полагаю, есть. Мне вообще кажется проявлением высокомерия думать, что
среди стольких тысяч звезд и планет, кроме нас, никого больше нет. Это то же
самое, что полагать, будто Земля - это центр Вселенной, вокруг которого  все
вертится. Кстати, люди,  кажется,  не  очень  хорошо  отблагодарили  Галилео
Галилея за то, что он опроверг это утверждение, правда? Представляю,  каково
ему было предстать перед судом инквизиции и отречься от того, что он знал  и
доказал!
   - С каких это пор дебютантки стали  изучать  астрономию?  -  спросил  он,
когда она вернулась к скамейке, чтобы взять свой бокал с вином.
   - У меня было много-много лет, чтобы читать,  -  бесхитростно  призналась
Элизабет. Не заметив его внимательного, испытующего взгляда, она взяла  свой
бокал и снова повернулась к нему. - Пожалуй, мне  пора  вернуться  в  дом  и
переодеться к ужину.
   Он молча кивнул, и Элизабет  проследовала  мимо  него.  Затем  она  вдруг
переменила свое решение, вспомнив о подругах, которые рассчитывают на нее.
   - Вы знаете, у меня  к  вам  несколько  странная  просьба,  я  хотела  бы
попросить вас об одной услуге, - медленно сказала она, взмолившись про себя,
чтобы  их  мимолетное  знакомства  было  для  него  таким  же   приятным   и
располагающим к дружеским отношениям, как для нее. С  нерешительной  улыбкой
заглянув в его непроницаемые глаза, она попыталась изложить свою просьбу:
   - Не могли бы вы... по  некоторым  причинам  я  не  могу  объяснить...  -
невразумительно пробормотала она, вдруг ужасно смутившись.
   - О какой услуге вы хотели бы попросить? Элизабет часто задышала.
   - Не могли бы вы пригласить меня на танец сегодня вечером? Он не выглядел
ни шокированным, ни польщенным ее смелым предложением.  Элизабет  напряженно
всматривалась в его лицо, и наконец его красивые губы шевельнулись в ответе:
   - Нет.
   Обиженная и пристыженная его отказом, Элизабет опустила голову, но  через
несколько секунд вдруг осознала,  что  в  его  голосе  прозвучало  искреннее
сожаление, и вопросительно посмотрела ему в  лицо.  Какое-то  мгновение  она
изучала его бесстрастные черты, но внезапно раздавшийся смех  где-то  совсем
рядом разрушил чары. Не видя выхода из неловкого положения, в которое ни  за
что не поставила бы себя сама,  Элизабет  подобрала  юбки,  собираясь  уйти.
Вытеснив  из  своего  голоса  все  эмоции,  она  со  спокойным  достоинством
попрощалась:
   - До свидания, мистер Торнтон. Он вынул сигару изо рта и кивнул.
   - До свидания, мисс Кэмерон. Потом развернулся и ушел.

***

   Элизабет прошла в отведенные ей и ее подругам комнаты. Остальные  девушки
уже были там и переодевались в вечерние платья. С появлением Элизабет смех и
разговоры внезапно смолкли, отчего у нее возникло ощущение, что  говорили  и
смеялись над ней.
   - Ну? - спросила Пенелопа, хихикнув. - Не томи нас  в  неизвестности.  Ты
произвела на него впечатление?
   Неприятное  подозрение,  что  она  стала  предметом  чьего-то  розыгрыша,
немедленно оставило Элизабет, как только она  взглянула  на  их  улыбающиеся
лица.
   Одна только Валери держалась прохладно и отчужденно.
   - Впечатление, безусловно, произвела, - ответила  Элизабет  со  смущенной
улыбкой, - но вряд ли оно было особенно благоприятным.
   - Он так долго пробыл с тобой, -  подтолкнула  ее  к  более  пространному
рассказу другая девушка. - Мы наблюдали за вами из д