лета на стол, не обращая внимания, что  все  попадало  на
пол. Это был верный признак  того,  что  ее  легкоранимая  горничная  чем-то
расстроена. - Что-то случилось? - спросила Элизабет, расчесывая волосы.
   - Вся прислуга только и болтает, что о вашей выходке в игорной комнате, и
эта ваша дуэнья потом обвинит во всем меня,  -  расстроено  ответила  Берта.
Скажет, что стоило ей единственный раз оставить вас под моим присмотром, как
вы тут же устроили Бог знает что!
   - Я сама ей все объясню, - устало пообещала Элизабет.
   - И что же вы ей объясните? Что там такое произошло? -  закричала  Берта,
заламывая руки. Она уже представляла себе, что ей придется выслушать от этой
невыносимой мисс Трокмортон-Джонс.
   Элизабет неохотно поведала ей всю историю, и,  пока  она  говорила,  лицо
Берты  понемногу  смягчалось.  Она  откинула  с  кровати  розовое   парчовое
покрывало и помогла Элизабет лечь.
   - Так что, сама теперь видишь, - зевая, закончила Элизабет, - не могла же
я промолчать. Иначе они бы поверили, что он действительно передергивал,  тем
более что он им неровня.
   Темное небо за  окном  прочертила  молния,  осветив  всю  комнату,  затем
прогремел гром, и оконные стекла слегка задрожали. Элизабет закрыла глаза  и
помолилась, чтобы плохая погода не  сорвала  поход  в  деревню,  потому  что
перспектива провести целый день в одном  доме  с  Яном  Торнтоном,  не  имея
возможности ни взглянуть на него, ни поговорить с ним, была  слишком  тяжким
испытанием. "Я почти заболела им", - подумала она и провалилась в сон.
   Ей снился яростный шторм, чьи-то сильные руки протянулись  к  ней,  чтобы
спасти, и потащили из воды, а затем снова бросили в волнующееся море...

Глава 6

   Бледный солнечный свет затопил комнату, и Элизабет неохотно  перекатилась
на спину. Она принадлежала к тому типу людей, которые, сколько бы ни  спали,
при пробуждении долго не могут прийти в себя и  с  удивлением  осматриваются
вокруг, пытаясь понять, где же они  находятся.  Роберт  всегда  вскакивал  с
постели бодрым и полным сил, тогда как Элизабет с трудом  приподнималась  на
подушках и  оставалась  в  таком  положении  не  менее  получаса,  бесцельно
оглядывая комнату и заставляя себя окончательно проснуться. Но тот же Роберт
к десяти часам вечера уже вовсю зевал, а Элизабет не испытывала ни  малейшей
усталости и была  готова  играть  в  карты,  бильярд  или  читать  всю  ночь
напролет. По этой причине ей  идеально  подходил  распорядок  дня  во  время
лондонского сезона, когда утренний сон затягивался до  полудня,  а  светский
вечер - до утра. Однако предыдущая ночь явилась редким исключением, Элизабет
попыталась открыть глаза, и ей показалось, что голова  ее  налита  свинцовой
тяжестью.  На  прикроватном  столике  стоял  поднос  с  привычным  для   нее
завтраком:  маленький  чайничек  с  горячим  шоколадом  и  тоненький  ломтик
поджаренного хлеба с маслом. Вздохнув,  Элизабет  заставила  себя  исполнить
весь ритуал  вставания.  Упершись  руками  в  кровать,  она  подтянулась  на
подушках, потом приказала рукам дотянуться  до  подноса  и  взять  чайник  с
горячим, придающим сил шоколадом.
   В это утро она мучилась, как  никогда:  мешала  тупая  боль  в  голове  и
смутное ощущение, что случилась какая-то неприятность.
   Все еще пребывая в промежуточном состоянии между бодрствованием  и  сном,
Элизабет сняла с чайника  вышитую  салфетку  и  наполнила  шоколадом  тонкую
фарфоровую чашку. И только тут  она  вспомнила:  сегодня  этот  темноволосый
загорелый мужчина будет ждать ее в домике лесника. Он будет ждать ровно час,
а потом уйдет - потому что Элизабет там не появится. Но она не может  прийти
туда.
   Просто не может!
   Неверными руками она взяла чашку с блюдца и поднесла ко рту. Из-за ободка
чашки она увидела ворвавшуюся в комнату встревоженную Берту. Увидев  сидящую
в постели Элизабет, она облегченно заулыбалась.
   - О-о, ну слава Богу. Я уж боялась, что вы заболели.
   - Почему? - спросила Элизабет и снова поднесла чашку к губам.
   - Да потому что  я  не  могла  разбудить...  Сделав  глоток,  Элизабет  с
удивлением обнаружила, что шоколад совершенно ледяной.
   - Сколько времени? - медленно спросила она, начиная подозревать неладное.
   - Уже почти одиннадцать.
   - Одиннадцать! Ведь я же сказала тебе разбудить меня  в  восемь!  Как  ты
могла так меня подвести?
   Девушка начала лихорадочно искать выход из создавшегося  положения.  Если
быстро одеться, может быть, еще удастся догнать остальных. Или...
   - Я пыталась вас разбудить, - воскликнула Берта, обиженная  резким  тоном
Элизабет, - но вы не хотели просыпаться.
   - Я всегда не хочу просыпаться, Берта, ты знаешь это!
   - Но сегодня вы вели себя хуже, чем обычно. Вы говорили, что у вас  болит
голова.
   - Я всегда говорю что-нибудь подобное. Когда я сплю,  то  не  отвечаю  за
свои слова. Я  могу  сказать  тебе  что  угодно,  лишь  бы  выторговать  еще
несколько минут.  Я  всегда  так  себя  веду,  и  тем  не  менее  ты  как-то
умудряешься меня разбудить!
   - Но вы говорили, - продолжала оправдываться Берта,  нервно  теребя  свой
фартук, - что, поскольку ночью  лил  дождь,  Прогулку  в  деревню  наверняка
отменят, поэтому нет никакого смысла вставать в такую рань.
   - Ради Бога, Берта! - закричала Элизабет, откидывая простыни и  вскакивая
с кровати с такой энергией, какой еще  ни  разу  не  проявляла  после  столь
короткого периода бодрствования.
   - Как-то раз я сказала  тебе,  что  умираю  от  дифтерии,  только  бы  ты
оставила меня в покое, и это ничуть на тебя не подействовало!
   - В тот раз, - сказала Берта, позвонив, чтобы принесли горячую  воду  для
мытья, - вы не были так бледны, и лоб у вас не был таким горячим.  И  в  тот
раз вы не свалились в кровать, словно вас ноги не держат, в половине первого
ночи, когда бал был еще в самом разгаре!
   Раскаиваясь в своей резкости, Элизабет села на кровать и извинилась.
   - Ты не виновата, что я сплю, как медведь во время зимней спячки. К  тому
же, если они действительно не поехали в деревню, не важно, что я проспала.
   Она попыталась было приспособиться к мысли, что ей придется провести весь
день в одном доме с человеком,  от  взгляда  которого,  брошенного  вскользь
через комнату, полную людей, у нее начинало  колотиться  сердце,  как  вдруг
услышала голос Берты:
   - Да нет, они поехали в деревню. Дождя-то, собственно, и не было  -  так,
один шум.
   На  мгновение  закрыв  глаза,  Элизабет  издала   глубокий   вздох.   Уже
одиннадцать, и это значит, что Ян начал свое бесполезное ожидание  в  домике
лесника.
   - Очень хорошо, тогда я тоже поеду в деревню и перехвачу их где-нибудь по
дороге. Теперь уже нет смысла торопиться, - суховато  бросила  она,  увидев,
как Берта со всех ног кинулась к двери, чтобы Принять у  вошедшей  горничной
ведра с горячей водой.
   Была  уже  половина  двенадцатого,  когда  Элизабет  в  нарядном   платье
персикового цвета спустилась вниз. Волосы были убраны под шляпку с  загнутым
над правым ухом пером, руки до  запястий  закрывали  перчатки  для  верховой
езды.   Из   игорной   комнаты   до   нее    донеслись    мужские    голоса,
свидетельствовавшие о том, что не все гости предпочли  прогулку  в  деревню.
Элизабет умерила шаг,  размышляя,  не  заглянуть  ли  ей  в  комнату,  чтобы
посмотреть, вернулся Ян Торнтон или его еще нет.  Но  она  быстро  пришла  к
убеждению, что он наверняка уже здесь, и, не желая видеть его, быстро  пошла
в противоположном направлении и вышла из дома через парадную дверь.
   Ей пришлось немного  задержаться  в  конюшне  и  подождать,  пока  конюхи
оседлают лошадь. Вопреки здравому смыслу, сердце ее глухо отбивало убегающие
минуты и терзалось от мысли, что Ян в  это  время  одиноко  сидит  в  домике
лесника и ждет женщину, которая не придет.
   - Вы, наверное, тоже хотели бы взять с собой  грума,  миледи?  -  спросил
старший конюх. - А у нас ни одного и нет - все отправились вместе  с  этими,
которые поехали на целый день в деревню. Правда, через час, а то  и  меньше,
ктонибудь вернется, так что,  если  хотите,  можете  подождать.  А  коли  не
хотите, так на дороге и так безопасно, ничего дурного с вами не случится. Ее
светлость тоже всегда ездит в деревню одна.
   Сейчас Элизабет больше всего на свете хотелось мчаться во  весь  опор  по
сельской дороге, и она вовсе не нуждалась в чьем-либо сопровождении.
   - Я поеду одна. - Элизабет дружелюбно улыбнулась, вспомнив своего  конюха
в Хэвенхерсте. - Мы проезжали через деревню, когда  добирались  сюда  -  она
милях в пяти отсюда по главной дороге, верно?
   - Точно, миледи.
   Огненная вспышка молнии пронзила бледное небо,  и  Элизабет  вскинула  на
него обеспокоенный взгляд. Она все равно не останется здесь, как бы ни  была
неприятна перспектива быть застигнутой грозой под открытым небом.
   - Не думаю, что дождь соберется до вечера, -  сказал  конюх,  заметив  ее
колебания. - В это время года у нас тут все время  бывают  зарницы.  Да  вот
хотя бы сегодня ночью - всю ночь сверкало, и хоть бы одна капля упала.
   В большем ободрении Элизабет не нуждалась.

***

   Первые тяжелые капли дождя упали на землю, когда она была примерно в миле
от дома.
   - Чудесно, - сказала Элизабет, натянув поводья и внимательно изучая небо.
   Затем вонзила пятки в бока лошади и послала ее вскачь в сторону деревни.
   Несколько минут спустя Элизабет заметила, что ветер, который до  сих  пор
только тихо вздыхал, перебирая листву, начал со стонами  гнуть  ветки,  и  в
воздухе стремительно холодало. Редкие капли дождя перешли в ливень.  К  тому
времени, как Элизабет увидела ответвляющуюся  от  главной  дороги  тропинку,
ведущую в лес, ее одежда уже наполовину промокла. Чтобы хоть как-то укрыться
от дождя, она свернула с дороги на тропинку.
   По крайней мере деревья могут послужить ей  зонтиком,  пусть  и  довольно
дырявым.
   Наверху сверкали  и  вспарывали  небо  молнии,  чередуясь  с  оглушающими
раскатами грома, и Элизабет начала понимать, что вопреки предсказанию конюха
назревает и вот-вот разразится настоящая летняя буря. Ее  маленькая  лошадка
тоже почувствовала это и вздрагивала от вспышек и громовых раскатов.  Однако
несмотря на испуг, она покорно слушалась свою хозяйку.
   - Ты просто сокровище,  -  благодарно  сказала  Элизабет,  поглаживая  ее
атласную холку.  Теперь  все  ее  мысли  занимал  дом,  который  должен  был
находиться  в  конце  тропинки.  Девушка  в  нерешительности  кусала   губы,
прикидывая, сколько сейчас может быть времени.  В  любом  случае  не  меньше
часа, так что Яна Торнтона там давно уже нет.
   После еще нескольких секунд размышления Элизабет пришла к заключению, что
напрасно воображает, будто Ян Торнтон придает такое уж большое  значение  ее
особе. Прошлой ночью она могла видеть, с какой легкостью он переключил  свое
внимание на Черайз всего через час  после  того,  как  целовал  ее  в  саду.
Наверняка с его стороны это было всего лишь минутное развлечение.  И  нечего
разыгрывать мелодраму, представляя, как он,  несчастный,  Ходит  из  угла  в
угол, с тоской поглядывая на дверь. В конце концов  он  игрок  и,  возможно,
опытный соблазнитель.
   Конечно же, он ушел в двенадцать и теперь ищет в  доме  более  податливый
предмет  обожания,  а  в  том,  что  его  поиски  будут  успешными,  она  не
сомневалась. Но если по какой-то невероятной случайности он все еще там, она
увидит на улице его лошадь и  тогда  просто  повернется  и  поедет  назад  в
поместье.
   Через, несколько минут в конце тропинки она увидела дом.  В  глухой  чаще
леса он казался гостеприимной обителью. Элизабет  напряженно  всматривалась,
пытаясь разглядеть между деревьями лошадь Яна. Сердце ее  забилось  тяжелыми
толчками от тревоги и неизвестности, когда она увидела  крыльцо  маленького,
крытого соломой домика,  но  вскоре  поняла,  что  нет  никаких  причин  для
беспокойства.  Здесь  было  совершенно   пусто.   "Вот   оно   -   наглядное
свидетельство глубины его внезапного чувства ко мне", -  подумала  Элизабет,
не желая признаться даже самой себе, как ей больно от этой нелепой мысли.
   Элизабет спешилась и отвела лошадь на задний двор. Там обнаружился навес,
и она привязала лошадь под ним.
   - А ты когда-нибудь замечала, как непостоянны мужчины? - спросила  у  нее
Элизабет. - И как глупы  бывают  женщины?  -  добавила  она,  чувствуя,  что
огорчена гораздо сильнее, чем следовало бы. Она понимала, что в ее  чувствах
нет никакой логики - ведь она даже не хотела идти сюда и не хотела, чтобы он
ждал ее здесь, и вот теперь чуть не плачет оттого, что он не пришел!
   Сердито дернув за ленты, она развязала бант и стащила с головы шляпку.
   Затем шагнула к двери, открыла ее и в ужасе застыла!
   В противоположном конце комнаты спиной к ней стоял  Ян  Торнтон.  Опустив
свою темноволосую голову, он  смотрел  на  весело  потрескивающий  в  камине
огонь.
   Руки в карманах, одна нога поставлена на каминную решетку.  На  нем  была
тонкая батистовая рубашка, под которой заиграли мышцы, когда он вытащил руку
из кармана и запустил ее в волосы. Элизабет молча  стояла  и  любовалась  на
прекрасные пропорции его широких плеч, тонкой талии и длинных стройных ног.
   Что-то в задумчивой позе Яна, а также то, что он ждал ее уже больше  двух
часов, пошатнуло убеждение Элизабет в том, что  для  него  было  не  так  уж
важно, придет она или нет. Эта мысль мелькнула еще прежде, чем она взглянула
на стол.
   У нее перевернулось сердце, когда она увидела, скольких хлопот ему стоило
устроить этот  ленч:  грубые  доски  стола  были  покрыты  льняной  кремовой
скатертью, на которой стояло два прибора  из  синего  с  золотом  китайского
фарфора, очевидно, позаимствованного в доме Черайз. В  центре  стола  стояли
подсвечник с зажженной свечой, широкая тарелка с нарезанным сыром и холодным
мясом и наполовину пустая бутылка вина завершали натюрморт.
   За всю свою жизнь Элизабет ни разу не видела  мужчину,  который  умел  бы
организовать  ленч  и  сервировать  стол.  Женщины  это  делали.  Женщины  и
прислуга.
   Но не такие красивые мужчины, от взгляда на которых сердце колотилось как
бешеное. Ей казалось, что  она  стоит  здесь  не  какие-то  секунды,  а  уже
несколько минут, когда спина его внезапно напряглась, словно он почувствовал
ее присутствие. Ян обернулся, и на лице его появилась кривая усмешка:
   - А вы не очень-то пунктуальны.
   - Я не собиралась сюда приходить, - честно призналась Элизабет,  стараясь
восстановить душевное равновесие и не поддаваться притяжению  его  голоса  и
глаз.
   - Меня застал дождь по дороге в деревню.
   - Вы промокли.
   - Я знаю.
   - Идите к огню.
   Видя, что она продолжает стоять, опасливо глядя на него, он убрал ногу  с
каминной решетки и подошел к ней.  Элизабет  словно  приросла  к  полу,  все
предупреждения Люсинды о свидании с мужчиной наедине разом пронеслись у  нее
в голове.
   - Чего вы хотите? - почти беззвучно спросила она, чувствуя себя  чуть  ли
не карлицей рядом с его высокой фигурой.
   - Снять с вас накидку.
   - Нет, я предпочитаю, чтобы она оставалась на мне.
   - Снимайте, - спокойно повторил он, - она насквозь мокрая.
   - Держитесь от меня подальше! - выкрикнула она и, вцепившись  в  накидку,
стала отступать к двери.
   - Элизабет, - заговорил Торнтон ровным, успокаивающим голосом,  -  я  дал
вам слово, что если вы придете сюда, то будете в полной безопасности.
   Она на мгновение закрыла глаза и кивнула.
   - Я знаю. Но я также знаю, что не должна быть здесь. Мне необходимо  уйти
отсюда.  Необходимо.  Действительно,  необходимо?  -   Открыв   глаза,   она
вопросительно посмотрела ему в лицо - соблазняемая просила совета  у  своего
соблазнителя.
   - Учитывая обстоятельства, не думаю, что вам  стоит  спрашивать  об  этом
меня.
   - Я останусь, - решила Элизабет после секундного размышления  и  увидела,
как он сразу внутренне расслабился. Она расстегнула  накидку  и  отдала  ему
вместе со шляпкой, Ян отнес их к камину и, развесил на крючках на стене.
   - Встаньте у огня, - приказал  он,  подходя  к  столу  и  наполняя  вином
бокалы.
   Она послушно приблизилась к камину.
   У нее намокли не прикрытые шляпкой волосы надо лбом, и,  вытащив  гребни,
придерживавшие  их  по  бокам,  Элизабет  энергично  тряхнула  головой.   Не
подозревая, как обольстительно при этом выглядит, она подняла руки и  начала
приподнимать волосы, перебирая их пальцами.
   Через какое-то время она посмотрела  на  Яна  и  увидела,  что  он  стоит
совершенно неподвижно  и  смотрит  на  нее.  Что-то  в  выражении  его  лица
заставило ее уронить руки, и чары были разрушены. Но тепло,  разлившееся  по
ее телу от его откровенного обнимающего взгляда, осталось, и снова осознание
страшного риска, с которым  было  связано  ее  пребывание  здесь,  заставило
девушку внутренне сжаться. Она  совершенно  не  знала  этого  человека,  они
познакомились всего несколько часов назад, но он смотрит  на  нее  так,  как
могут смотреть люди только очень... близкие. И имеющие  на  тебя  право.  Он
вручил ей бокал и кивнул на старенький диван, занимавший почти всю комнату.
   - Если вы уже достаточно согрелись, можете присесть. Диван чистый.
   Должно быть, когда-то обивка дивана была зеленой с белым, но со  временем
стала совершенно серого цвета. Элизабет не сомневалась, что этот  диван  был
сплавлен сюда из господского дома за ненадобностью.
   Усевшись настолько далеко от  Яна,  насколько  позволял  диван,  Элизабет
скрестила ноги под юбкой. Он обещал, что она  будет  "в  безопасности",  что
оставляло, как она теперь поняла, большой простор для интерпретации.
   - Если я  останусь,  -  с  трудом  выговорила  она,  -  думаю,  нам  надо
условиться о соблюдении всех правил.
   - Каких, например?
   - Ну, для начала вы должны перестать обращаться ко мне по имени.
   - Принимая во внимание, что мы целовались в саду вчера  вечером,  я  буду
чувствовать себя глупо, называя вас "мисс Кэмерон".
   Сейчас было самое время сообщить ему, что она леди Кэмерон, но упоминание
о том незабываемом  (и  абсолютно  запретном)  происшествии  слишком  сильно
подействовало на нее, чтобы она побеспокоилась о такой малости.
   - Что бы ни случилось вчера вечером,  это  не  должно  повлиять  на  наше
поведение сегодня. Наоборот, сегодня... сегодня мы должны вести себя вдвойне
осмотрительнее,  чтобы...  чтобы  загладить  то,  что  произошло  вчера!   -
огорченно закончила она.
   - Так вот как это делается? - спросил  он,  и  глаза  его  начали  весело
поблескивать. - Простите, но я не представлял, что вы сверяете  каждый  свой
шаг с условностями света.
   Конечно, такому человеку - не связанному никакой ответственностью  игроку
условности и правила светского этикета должны казаться ужасно утомительными,
но Элизабет понимала, что сейчас для нее крайне важно убедить его принять ее
точку зрения.
   - О, но это действительно так, - подтвердила она,  -  у  нас,  Кэмеронов,
вообще очень обостренное отношение ко всякого рода условностям  и  тонкостям
светского этикета. Как вы уже поняли прошлой ночью, я, например, предпочитаю
смерть бесчестью. Мы также верим в Бога, Отечество и короля и... и  в  право
собственности. Последнее для нас имеет особый приоритет.
   - Понятно, - сказал Ян, и губы его чуть-чуть задрожали, удерживая улыбку.
   - Только скажите мне, - вкрадчиво спросил  он,  -  как  такая  церемонная
особа могла вчера вечером скрестить шпаги с целой толпой мужчин  ради  того,
чтобы защитить репутацию совершенно незнакомого ей человека?
   - Ах, это... - сказала Элизабет.  -  Ну,  это...  ну,  назовем  это  моим
обостренным чувством справедливости. А кроме того, - добавила она, чувствуя,
как гнев вновь просыпается в  ней  при  воспоминании  о  вчерашней  сцене  в
карточной комнате, - меня ужасно разозлило, что они  не  стали  отговаривать
Эверли от дуэли только потому, что вы не