жи  правду!  Всего  лишь  раз.  Клянусь,  что
спокойно приму любой ответ!
   - Клянешься? - взвилась Уитни. - Так же, как клялся  перед  алтарем?  Как
клялся в этом доме никогда не причинять мне боли? Твое слово не стоит и...
   - Этот ребенок мой? -  бросил  ей  в  лицо  Клейтон,  безжалостно  сжимая
пальцы.
   Глаза Уитни становились все шире, пока не превратились в огромные зеленые
озера; губы раскрылись в потрясенном неверии,  столь  убедительном,  что  на
какую-то долю секунды Клейтон даже спросил себя, не  произошла  ли  какая-то
ужасная ошибка и не виновен ли он во всем сам?
   - Твой ли он? Твой?! - повторяла она, все  повышая  голос,  и  неожиданно
едва не рухнула ему на  грудь.  Плечи  ее  тряслись,  как  в  ознобе.  Слезы
бессильной ярости душили ее.
   Клейтон выпустил ее руку. Ему хотелось оттолкнуть это стройное трепещущее
тело так же сильно, как прижать к себе,  и  зарыться  лицом  в  волосы  этой
восхитительной женщины. Но больше всего он мечтал о том, чтобы отнести ее  в
дом, положить на постель, вонзиться в теплую тугую плоть и забыть о  боли  и
ненависти.
   Уитни по-прежнему льнула к нему, схватившись за борта куртки, не поднимая
головы и повторяя снова и снова:
   - Твой ли он?
   Клейтон сжал ее плечи, не грубо, но без всякой нежности, и  отодвинул  от
себя.
   "Она плачет, - думал он, охваченный непонятными  угрызениями  совести.  -
Плачет из-за меня".
   Он отступил, и Уитни медленно подняла глаза.  Она  уже  не  плакала.  Она
смеялась! Истерически хохотала!
   И все еще смеясь, нанесла ему сокрушительный удар по  лицу,  от  которого
Клейтон пошатнулся и едва не упал, а сама вбежала в дом.
   Клейтон неспешно, в глубокой задумчивости  последовал  за  ней,  вошел  в
кабинет, закрыл двери и налил себе огромную порцию виски. Две вещи он теперь
знал наверняка: у его жены тяжелая рука и именно он отец  ребенка,  которого
она носит.
   И пусть она лгала относительно причин  своего  внезапного  приезда  сюда,
желания выйти за него замуж... что бы там ни было, уничтожающе презрительный
взгляд,  которым  она  ответила  на  вопрос,  кто  отец  ребенка,  подделать
невозможно. Она не встречалась с любовником во время поездок  в  Лондон.  Ни
один человек на свете, будь он виновен в чем-то, не смог бы  изобразить  так
натурально ужас, потрясение и безумную ярость. Что бы  ни  натворила  Уитни,
после свадьбы она ему не изменяла. Ребенок его.  Клейтон  знал  это  так  же
твердо, как и то, что семь месяцев назад Уитни явилась к  нему  лишь  затем,
чтобы получить отца для  младенца  от  неизвестного  мужчины.  Кипящий  гнев
немного улегся, оставив лишь глухую боль.
   К несчастью, с Уитни  все  происходило  наоборот.  Подумать  только,  как
злобно, вульгарно, пренебрежительно он обошелся...  да  он  просто  безумен!
Безумен! И она тоже сойдет с ума, если останется  с  ним.  Потому  что  даже
когда он осыпал ее отвратительными ругательствами и едва не сломал руку, она
испытывала мучительную радость от того, что вновь прижимается к  его  груди.
Даже тогда ей хотелось, чтобы Клейтон держал  ее  в  объятиях.  И  если  она
останется, наверняка станет такой же безумной, как он.
   Уитни попыталась не обращать внимания на тоску, охватившую ее при мысли о
разлуке. Но куда она поедет? Отец слишком слабоволен и не сможет защитить ее
от мужа, если он потребует возвращения жены. Тетя Энн  и  дядя  Эдвард?  Она
напишет им и спросит, можно ли приехать во Францию немного погостить,  и  уж
потом все им  откроет.  Однако  Уитни  боялась,  что  Клейтон  вполне  может
настигнуть ее во Франции, а самое главное - употребить свое  влияние,  чтобы
повредить карьере дяди.
   Остается лишь рассказать обо всем, и пусть дядя Эдвард решает сам.
   Уитни поспешно уселась за бюро, выдвинула ящик и уже хотела взять  листок
голубой бумаги,  когда  взгляд  ее  упал  на  смятый  комочек.  Без  особого
любопытства она развернула его, желая  посмотреть,  стоит  ли  сохранить,  и
увидела несколько слов, написанных собственной рукой.
   "К моему величайшему стыду..."
   Она смутно  припомнила,  как  спрятала  неотосланное  письмо  под  чистой
бумагой, еще когда жила у Эмили, поскольку не хотела,  чтобы  кто-нибудь  из
слуг нашел его. Но теперь записка смята и  лежит  на  самом  верху.  Значит,
кто-то обнаружил ее! Но сюда заходят лишь Мэри и Кларисса, а они никогда  не
станут шарить по ящикам!
   Как унизительно знать, что чужой человек прочитал эту записку!
   Уитни попыталась сообразить, кто мог рыться в ее  бюро.  Два  дня  назад,
когда она с такой радостью спрятала сюда распашонку, все было в  порядке,  и
ни один человек, кроме Клейтона, не... О Боже!
   Уитни невольно приподнялась с кресла. Она сама послала  сюда  Клейтона  с
просьбой отыскать письмо тети.
   - И ты нашел это, - выдохнула  она,  словно  муж  был  рядом.  -  Господи
милостивый, ты нашел это!
   Руки ее тряслись, а голова шла кругом, но Уитни пыталась представить, что
мог подумать Клейтон, прочитав подобное послание. Она даже вынудила себя еще
раз перечитать записку, словно сама нашла ее и видит в первый раз. Дата. Они
решили каждый год праздновать дату ее приезда в Клеймор, а записка  написана
как раз накануне. И Клейтон, конечно,  подумал,  что  она  примчалась  сюда,
потому что была беременна! Это открытие глубоко ранило его, ведь недаром  он
сказал однажды, что ничто в мире не значит так много для него, как появление
Уитни той ночью, когда он узнал о ее любви.
   Какой ужас! И в довершение ко всему в записке нет обращения!
   Уитни вскочила и, по-прежнему сжимая  письмо,  взволнованно  забегала  по
комнате. Клейтон,  естественно,  посчитал,  что  оно  адресовано  любовнику!
Прекрасно, но ведь он знает, что лишил ее невинности той  страшной  ночью  и
она носит его ребенка! Как  смеет  он  так  злиться  лишь  потому,  что  она
обратилась к кому-то другому за советом и помощью? Почему бы и  нет?  В  тот
момент, когда была написана  записка,  они  даже  не  разговаривали  друг  с
другом! А что, если она писала ее отцу или тетке?
   Но судя по тому, как взбешен Клейтон, он об этом  не  подумал.  И  теперь
мучает Уитни, потому что терзается сам. И все  из-за  того,  что  она  могла
просить у другого мужчины совета и помощи. Клейтон ранен в самое  сердце.  И
ревнует.
   - Жалкий глупец! - прошипела Уитни в  пустоту.  Она  вдруг  почувствовала
такое облегчение и головокружительную радость,  что  была  готова  раскинуть
руки и закружиться в вальсе. Значит, Клейтон ведет себя так не  потому,  что
не хочет их малыша!
   Однако даже в порыве охватившего ее счастья она была готова убить его!
   Он снова натворил бед! Как в ту ночь, когда притащил ее сюда! Решил,  что
она виновна, сам судил и приговорил, даже  не  соизволив  открыть,  в  каком
преступлении обвиняет, не дав возможности оправдаться!  И  теперь...  теперь
искренне верит, что способен вырвать  ее  из  сердца,  лишь  перебравшись  в
другое крыло и делая вид, что их жизнь  вдвоем  кончена;  словно  вообще  не
существовала.
   Дрожа от пережитых потрясений, Уитни тем не менее ощущала в себе стальную
решимость. Она в последний раз позволяет ему вести себя подобным  образом  и
набрасываться на нее, прежде чем она сумеет все ему объяснить!
   И если Клейтон хотя бы на минуту вообразил,  что,  любя  ее  так  сильно,
позволит себе отвернуться и спокойно уйти,  значит,  сильно  ошибается.  Как
может он, мудрый, проницательный, думать, что  сумеет  отделаться  от  жены,
прогнать в гневе, что бы она, по его мнению, ни сделала?
   Каким-то  образом,  каким-то  способом  необходимо   заставить   Клейтона
признаться, что побудило его излить на жену столько гнева и  презрения,  так
унизить ее. Пусть кричит на нее, сыплет обвинениями, ей все равно.
   Уитни грустно улыбнулась. Именно так все и произойдет, потому что  больше
она не собирается умолять его объясниться, она уже пыталась сделать это,  но
безуспешно. Выбора нет - придется вынудить  его,  обозлить,  рассердить  или
заставить ревновать, с тем чтобы он потерял контроль над  собой  и  не  смог
больше скрывать свои мысли.
   И  когда  он  окончательно  выйдет  из  себя,  Уитни   холодно   объяснит
недоразумение с запиской. Заставит его пресмыкаться у  ее  ног  и  молить  о
прощении.
   Лицо Уитни озарилось сияющей улыбкой. О Господи, какая чушь!  Она  просто
не сможет сделать это! Самое большее, на что она способна,  -  поскорее  все
выпалить, броситься ему на грудь и умирать от счастья и  радости,  чувствуя,
как его сильные руки обнимают ее.
   Ну а пока нужно сделать все, чтобы не казаться грустной и  покорной.  Она
будет очаровательной и веселой,  пока  Клейтон  не  затоскует  о  былом  так
сильно, что не сможет этого вынести. Сначала Уитни станет лишь поддразнивать
его, донимать шуточками и, только если это не поможет, сумеет вывести его из
себя.
   Сегодня Клифтоны дают бал, на который съедется половина Лондона. Уитни не
знала, собирается ли Клейтон поехать туда. Сама она твердо намеревалась быть
на балу.
   Уитни  оделась  с  особой  тщательностью  в   изумрудно-зеленый   туалет,
заказанный в Париже во время свадебного путешествия. Ей еще  не  приходилось
носить платья с таким откровенным  вырезом,  и  Уитни,  улыбаясь  про  себя,
надела к нему гарнитур с  изумрудами  и  бриллиантами  -  колье,  браслет  и
серьги.
   - Как я выгляжу? - спросила она у Клариссы, медленно поворачиваясь.
   - Голенькой, как в тот день,  когда  родились,  -  проворчала  горничная,
осуждающе глядя на корсаж Уитни.
   - Ты права, вырез немного ниже, чем я обычно ношу, -  согласилась  Уитни,
лукаво сверкнув глазами. - И не думаю, что муж позволит мне куда-либо  ехать
без него в таком наряде, не так ли?
   Через  час  она,  высоко  подняв  голову,  появилась  в  гостиной,  шурша
изумрудно-зелеными юбками. Клейтон, стоя  у  буфета,  наливал  себе  бренди.
Сегодня  он  выглядел   особенно   представительным   в   вечернем   костюме
темно-синего цвета и ослепительно белой сорочке с  галстуком.  Он  показался
Уитни необыкновенно красивым. Но Клейтон окинул  пренебрежительным  взглядом
переливающийся зеленый наряд жены и застыл при виде обольстительных  грудей,
открытых почти  до  сосков  глубоким  декольте.  Глаза  Клейтона  разъяренно
блеснули.
   - Куда это ты собралась? - осведомился он тихим, зловещим голосом.
   - Собралась? - повторила Уитни, стараясь  казаться  при  этом  совершенно
невинной, несмотря на  соблазнительно-низкий  вырез  платья.  -  Сегодня  мы
обещали быть у Клифтонов. Кстати, я бы хотела выпить  бокал  вина,  если  не
возражаешь, - добавила она с невозмутимо ослепительной улыбкой.
   Клейтон раздраженно схватил с полки бутылку вина.
   - Весьма сожалею, потому что мы к Клифтонам не едем.
   - Разве? - Уитни удивленно подняла брови, протягивая руку за  бокалом.  -
Печально, что ты  хочешь  пропустить  такой  великолепный  вечер.  Я  всегда
считала, что Клифтоны дают лучшие балы в...
   Клейтон медленно повернулся, оперся бедром о  шкаф  и,  лениво  покачивая
ногой, холодно сообщил:
   - Я еду не к Клифтонам. А ты вообще останешься сегодня дома.  Надеюсь,  я
достаточно ясно выразился, Уитни?
   - Слова вполне понятны, - кивнула Уитни  и,  повернувшись,  величественно
выплыла из гостиной с бокалом в руке. Но, несмотря на невозмутимый вид,  она
была потрясена  и  уничтожена.  Клейтон  не  собирается  сопровождать  ее  к
Клифтонам и не отпускает одну.
   За столом оба напряженно молчали. Уитни исподтишка  наблюдала  за  мужем.
Ужин уже подходил к концу, когда ее взгляд упал  на  руку  мужа.  Рубинового
кольца, подаренного ею в брачную ночь, не было. Сердце Уитни сжалось,  когда
она заметила едва видимый след на пальце, оставленный кольцом. С той минуты,
когда она надела Клейтону перстень, он никогда его не снимал.
   Подняв глаза, Уитни заметила, что муж с  циничной  улыбкой  наблюдает  за
ней. И хотя боль становилась  все  острее,  неукротимая  ярость  пересилила.
Надменно подняв подбородок, Уитни решила, что отправится на бал, чего бы это
ей ни стоило, даже если придется идти пешком!
   - Я иду к себе. Доброй ночи, - не дожидаясь десерта, объявила Уитни.
   Она собиралась подняться в свою  комнату,  не  желая  возбуждать  в  муже
излишних подозрений. Иначе он просто может запретить слугам выпускать ее  из
дома.

***

   Было уже начало второго  ночи,  но  в  привилегированном  игорном  клубе,
членом которого был Клейтон,  никто  не  смотрел  на  часы.  Клейтон  удобно
расположился  в  кресле,  не  слишком  обращая  внимание  ни  на   разговоры
окружающих, ни на карты в собственных руках.
   И сколько бы он ни пил сегодня, как бы ни пытался, не  мог  сосредочиться
на игре и на равных участвовать в непринужденных мужских беседах приятелей и
знакомых. Он женился на колдунье, подобно острому шипу,  занозившей  сердце.
Невыносимо больно оставить ее там и еще больнее вырвать. Перед  глазами  все
время вставала жена в этом чертовом зеленом платье,  подчеркивающем  все  ее
прелести. Руки ныли от невыносимой потребности ощутить шелковистую  свежесть
ее кожи, а от похоти кружилась  голова.  Похоти,  не  любви.  Он  больше  не
считает это чувство любовью. Все, что он испытывает к Уитни,  можно  назвать
лишь случайным приливом желания. Более чем случайным, если  быть  честным  с
самим собой.
   Как она посмела вообразить, что отправится куда-то одна в таком платье? И
что имела в виду, когда заявила, будто он запретил ей ездить верхом лишь для
того, чтобы помучить? Он отдал приказ конюхам несколько  дней  назад,  когда
заподозрил, что она беременна, и был  уверен  в  ее  неведении  относительно
собственного состояния.  Правда,  ему  в  высшей  степени  безразлично,  что
подумает эта коварная лгунья. Он не обязан  объяснять  свои  поступки  -  ей
придется молча подчиняться, только и всего.
   -  Рад  видеть  вас,  Клеймор,  -  сердечно  приветствовал   его   Уильям
Баскервиль, занимая свободный стул за столом, рассчитанным на шесть игроков.
- И удивлен.
   - Почему? - равнодушно бросил Клейтон. - Только сейчас видел вашу жену на
балу у Клифтонов. Думал, вы тоже там,  -  объяснил  Баскервиль,  поглощенный
укладыванием фишек в стопки и готовясь начать игру по-крупному.  -  Выглядит
прелестно, я так ей и сказал.
   Это невинное замечание вызвало такой  недоверчивый  взгляд  герцога,  что
Баскервиль смутился и счел своим долгом вежливо заверить собеседника:
   - Ваша жена всегда выглядит прелестно, и я всегда говорю ей это.
   Но к величайшему смятению и  недоумению  Баскервиля,  собеседник,  вместо
того чтобы по крайней мере улыбнуться и кивнуть, медленно выпрямился и замер
в кресле, нахмурившись, как грозовая туча. Лихорадочно  пытаясь  сообразить,
чем мог оскорбить собеседника, Баскервиль, к несчастью, пришел к  совершенно
неверному  заключению,  что  его  комплименты   могли   показаться   слишком
бесцветными мужу дамы, который,  если  верить  сплетням,  питает  необычайно
пылкие чувства к молодой жене.  Беспомощно  оглядев  остальных  сидевших  за
столом игроков, Баскервиль в отчаянии продолжал:
   - Все посчитали, что герцогиня выглядит  неотразимо  прекрасной  в  таком
необыкновенном зеленом платье, точно под цвет ее глаз. Я так  ей  и  сказал.
Пришлось дожидаться в длинной толпе  поклонников,  чтобы  пробраться  к  ней
поближе, поскольку она была окружена молодыми людьми и  старыми  ископаемыми
вроде меня. Огромный успех, доложу я вам.
   Клейтон очень спокойно, с намеренной сдержанностью бросил карты на  стол.
Отодвинув стул, он поднялся, коротко  кивнул  собравшимся  и,  ни  слова  не
говоря, направился к выходу.
   Игра на несколько минут замерла: пятеро оставшихся молча  смотрели  вслед
герцогу. Все, кроме  Баскервиля,  убежденного  сорокапятилетнего  холостяка,
были женаты. Четверо либо весело улыбались, либо безуспешно пытались  скрыть
усмешки. Баскервиль же был крайне озадачен, если не сказать встревожен.
   - Черт побери! - прошептал он, глядя на остальных. - Видели  бы  вы,  как
посмотрел на меня Клеймор, когда я  обмолвился,  что  встретил  герцогиню  у
Клифтонов! - Ив это мгновение  ужасная  мысль  осенила  его.  -  Я...  разве
Уэстморленды достаточно долго женаты, чтобы начать ссориться?
   -  Теперь  можно  с  уверенностью   сказать,   Баскервиль:   Уэстморленды
достаточно долго женаты, чтобы начать ссориться, - губы  Маркуса  Ратерфорда
дернулись в усмешке.
   Добродушное лицо Баскервиля омрачилось:
   - Господи Боже! Да я бы в жизни ничего не сказал,  зная,  что  это  может
привести к скандалу! Она такая милая! Мне просто не по себе при мысли о том,
что причинил ей неприятности. Уверен, она никогда  бы  не  поехала  на  этот
проклятый бал, будь ей известно, что мужу это не понравится.
   -  Вы  так  считаете?   -   осведомился   лорд   Ратерфорд,   обменявшись
пренебрежительными улыбками с остальными тремя игроками.
   - Ну конечно, нет, - уверенно заявил Баскервиль. -  Если  бы  Клейтон  не
велел ее светлости ехать, она бы с места не тронулась. В конце  концов,  она
его жена. Обет, знаете ли, послушание и все такое!
   Это весьма смелое замечание  было  встречено  оглушительным  фырканьем  и
смешками.
   - Как-то я сказал жене, что ей совсем ни к чему новый  меховой  палантин,
который она страстно желала иметь, поскольку у нее уже есть целая дюжина,  -
сообщил Ратерфорд, на мгновение забыв об игре. - Я был тверд, топнул ногой и
сказал, что она его не получит.
   - И она, конечно, смирилась? - испуганно спросил Баскервиль.
   - Ошибаетесь, - хмыкнул Ратерфорд.  -  Вместо  этого  купила  одиннадцать
новых платьев, по одному к каждому палантину, и  заявила,  что,  если  уж  я
заставляю  ее  ходить  в  отрепьях,  по  крайней  мере  никто  не  осмелится
критиковать новые туалеты. И потратила в три раза больше, чем стоил сам мех.
   - Господи! И вы ее побили?
   - Побил? - удивленно повторил Ратерфорд. - Нет, это нисколько не  помогло
бы, будьте уверены. И потом подобная идея мне не  слишком  нравится.  Вместо
этого я купил ей палантин.
   - Но... но почему? - потрясение охнул Баскервиль.
   - Почему, старина? Могу  объяснить.  Потому  что  не  имею  ни  малейшего
желания приобрести всю Бонд-стрит<Улица  в  Лондоне,  где  были  расположены
самые  дорогие  магазины.>,  прежде  чем  жена  немного  успокоится.  Платья
чертовски дорого обходятся, но драгоценности... хорошо, что  она  не  успела
вспомнить о драгоценностях! Да я бы сэкономил целое состояние,  согласись  я
купить ей мех!

***

   Первые  лучи  солнца  озарили  небо,  когда  Уитни  бесшумно  ступила  на
мраморную лестницу, чтобы подняться к себе. Она сегодня ужасно тосковала  по
Клейтону. Ей  не  хватало  ощущения  его  руки,  легонько  сжимающей  талию,
дерзкого взгляда, радости от сознания того, что он рядом. Как он сумел стать
самым дорогим для нее человеком за такое короткое время?
   Она чувствовала себя настолько безутешной без него, что едва не поддалась
искушению принести записку и все объяснить. Но что  произойдет  в  следующий
раз, если он снова впадет в ярость  по  неизвестной  причине?  Опять  начнет
наказывать Уитни своим пренебрежением, а ведь это такая скука -  знать,  что
твой возлюбленный рассержен на тебя непонятно почему! Она ничуть не жалела о
своем, открытом неповиновении приказу Клейтона сегодня, поскольку  надеялась
окончательно выяснить отношения в стычке, которой так добивалась.
   Уитни даже уже подумывала,  не  стоит  ли  упомянуть  за  завтраком,  как
прекрасно провела время у Клифтонов. Да, решила  она,  нашаривая  в  темноте
лампу, это неплохая мысль!
   Но по зрелом размышлении идея оказалась  не  столь  уж  превосходной,  со
страхом поняла Уитни, когда комната внезапно ярко  осветилась  и  она  краем
глаза заметила  ноги  в  блестящих  сапогах  и  пару  темно-синих  перчаток,
которыми кто-то лениво похлопывал по бедру. Паника мгновенно охватила Уитни,
но вместе с ней пришло и озарение. Она  притвори