а, - спокойно  продолжал  он,  а  юный  Гэвин
украдкой подбирался к ней сзади, готовясь защищать жизнь  хозяина.  -  Равно
как, - многозначительно, словно отдавая приказ Гэвину, добавил  Ройс,  -  не
сделает этого и мой ревностный оруженосец, что в данный момент стоит  позади
вас. готовый - стоит вам только замахнуться - перерезать вам горло.
   В гневе Дженни забыла, что в палатке оруженосец, что этот  мальчишка  был
свидетелем  ее  позора.  Мысль  эта  обрушилась   на   нее   подобно   лаве,
извергающейся из вулкана.
   - Отдайте кинжал, - повторил Ройс, вновь протягивая руку  в  уверенности,
что теперь она ни за что не отступится. И он не ошибся. Кинжал, нацеленный в
самое сердце, молнией сверкнул в воздухе. Только быстрая  реакция  позволила
ему перехватить руку, выпростать клинок из смертельной хватки, и даже тогда,
когда он рванул ее к себе, крепко обхватив тело,  яркая  красная  кровь  уже
сочилась из царапины, которую она умудрилась нанести ему на щеке возле уха.
   - Вот кровожадная маленькая  ведьма!  -  взбешенно  прошипел  он,  и  все
прежнее восхищение ее отвагою испарилось в тот миг, как только он ощутил  на
лице кровь. - Если бы ты была мужчиной, я убил бы тебя за такое!
   Гэвин поглядел на рану  хозяина  с  гневом,  превосходившим  гнев  самого
Ройса, перевел взгляд на Дженни, и в глазах юноши сверкнула жажда мести.
   - Я кликну стражу, - вызвался он, бросив  на  нее  последний  ненавидящий
взгляд.
   - Не будь дураком! - бросил Ройс. - Хочешь,  чтоб  по  лагерю  разнеслась
молва, что меня ранила монашка?  Ведь  это  страх  перед  легендою  обо  мне
поражает наших врагов, прежде чем они поднимут против меня оружие!
   - Прошу прощения, милорд, - проговорил Гэвин. - Но как  вы  запретите  ей
разболтать об этом сразу же после того, как отпустите?
   -  Отпустите?  -  переспросила  Дженни,   оправляясь   от   полуобморока,
вызванного видом пущенной ею крови. - Вы собираетесь нас отпустить?
   - В свое время, если я прежде тебя не убью, - рыкнул Волк, отшвыривая  ее
прочь с такой силой, что она рухнула на четвереньки на  груду  шкур  в  углу
палатки. Он снова взял графин с вином, не спуская с  нее  грозного  взгляда,
сделал долгий глоток, потом взглянул на  огромную  иглу  на  столе  рядом  с
нитками и приказал оруженосцу:
   - Поищи иголку поменьше.
   Дженни сидела, потрясенная его словами и поступками.  Теперь,  когда  она
вновь обрела способность  рассуждать,  ей  с  трудом  верилось,  что  он  не
прикончил ее на месте  за  попытку  убить  его.  Где-то  в  темных  глубинах
сознания она уже пришла к заключению, что Волк совсем не  так  страшен,  как
рисует его легенда, -  будь  он  таковым  хотя  бы  наполовину,  Дженни  уже
подвергли бы пыткам и допросам. Вместо этого он явно намеревается  отпустить
их с Бренной.
   К тому моменту, как Гэвин вернулся с иголкой поменьше, Дженни  испытывала
почти сострадание к человеку,  которого  несколько  минут  назад  собиралась
убить. Она не могла простить и  не  простила  ему  физического  насилия,  но
считала, что они честно сквитались теперь, когда она тоже ранила и тело  его
и гордость. Наблюдая, как он пьет из графина, она решила, что умнее и  лучше
всего отныне не вынуждать его изменить решение вернуть их в аббатство.
   - Я должен сбрить вашу бороду, сир, - заявил  Гэвин,  -  иначе  не  смогу
осмотреть и зашить рану.
   - Ну так сбрей, - буркнул Ройс. - Ты не очень-то ловок  с  иголкой,  даже
когда видишь, что делаешь. У меня полным-полно шрамов в подтверждение этого.
   - Очень жаль, что она поразила вас именно в лицо, -  посетовал  Гэвин,  и
Дженни на миг попрощалась с жизнью. - Оно и так сплошь в шрамах,  -  добавил
оруженосец, принеся острый нож и чашку с водой для бритья.
   Юноша, трудясь над своим хозяином, загораживал Волка  от  Дженни;  минуты
текли медленно, и она обнаружила, что легонько клонится то в  одну  сторону,
то в другую, раздираемая любопытством и желанием взглянуть,  что  за  жуткая
физиономия скрывается под пышной черной бородой. У него непременно  окажется
слабый подбородок, решила она,  пытаясь  заглянуть  за  спину  оруженосца  и
кренясь вправо так сильно, что чуть не потеряла равновесие.
   Ройс не забывал о ее присутствии  и  не  доверял  ей  теперь,  когда  она
продемонстрировала, что ей достанет храбрости на попытку лишить  его  жизни.
Следя краешком глаза, он заметил, как  она  вертится  в  разные  стороны,  и
насмешливо велел оруженосцу:
   - Отодвинься немного, Гэвин, пускай она видит мое лицо, а не  заглядывает
через тебя, пока не свалится, как перевернувшаяся бутылка.
   Дженни не успела выпрямиться достаточно быстро, чтобы прикинуться,  будто
бы ничего такого не делает. Щеки ее вспыхнули, и она отвела взгляд от  Ройса
Уэстморленда, но прежде вдруг с изумлением поняла, что Волк намного  моложе,
чем она думала. Более того,  подбородок  его  был  квадратным  и  мощным,  с
забавной маленькой ямочкой посередине.
   - Ну-ну, не робей, - насмешливо подбадривал  Ройс.  Крепкое  вино  сильно
смягчило  его  настроение.  Кроме  того,  ее  моментальное  и  поразительное
превращение из бесстрашной убийцы в  любопытную  молоденькую  девчонку  было
одновременно непостижимым и забавным. - Взгляни как следует на лицо, где  ты
только что собиралась вырезать свои инициалы, - уговаривал он, глядя  на  ее
чопорный профиль.
   - Мне надо зашить рану,  милорд,  -  нахмурившись,  проговорил  Гэвин.  -
Глубокая и распухшая, она будет выглядеть некрасиво.
   - Постарайся не выставлять меня в неприглядном виде перед леди Дженнифер,
- иронически предупредил Ройс.
   - Я ваш оруженосец, милорд, а не швея, -  отвечал  Гэвин,  держа  иглу  с
ниткой над глубоким разрезом, начинавшимся от виска хозяина и  протянувшимся
до скулы.
   Слово  "швея"  вдруг  напомнило  Ройсу  об  аккуратных,  почти  невидимых
стежках, которыми  Дженни  залатала  пару  шерстяных  штанов,  и  он  жестом
отстранил Гэвина. обратив задумчивый взгляд на свою пленницу.
   - Подойдите  сюда,  -  обратился  он  к  Дженни  спокойным,  но  все-таки
приказным тоном.
   Более не желая его провоцировать, чтоб он  не  передумал  освободить  их,
Дженни встала и покорно повиновалась, радуясь, что не придется больше сидеть
на горящих огнем ягодицах.
   -  Поближе,  -  велел  он,  когда  она  остановилась  вне  пределов   его
досягаемости.  -  Будет  вполне  справедливо,  если  вы  почините  все,  что
изрезали. Заштопайте мне щеку.
   В свете двух свечей Дженни увидела нанесенную ею рану, и вид  разорванной
плоти вкупе с мыслью о том, что в нее надо воткнуть иглу, едва не  лишил  ее
чувств. Она проглотила подкативший к горлу комок и  прошептала  непослушными
губами:
   - Я... я не могу.
   - Можете и сделаете, - неумолимо настаивал Ройс. Через секунду он  сильно
усомнился в разумности решения подпустить ее к себе с  иглой  в  руках,  но,
заметив ее ужас при виде содеянного,  снова  обрел  уверенность.  Собственно
говоря, думал он, заставить ее поглядеть на рану, прикоснуться к ней  -  уже
само по себе возмездие!
   Гэвин с явной опаской  передал  ей  иголку  с  ниткой.  Дженни  взяла  ее
трясущимися руками, поднесла к лицу Ройса, но он  тотчас  же  перехватил  ее
руку и произнес холодным предупредительным тоном:
   - Надеюсь, вы не так глупы, чтоб хоть на миг помыслить причинить мне  при
операции лишнюю боль?
   - Нет... я не хочу... не смогу... - слабо молвила Дженни.
   Удовлетворенный ответом, Ройс протянул ей графин с вином:
   - Сперва выпейте, успокойте нервы.
   Если бы он в тот момент предложил яду и заверил, что это успокоит  нервы,
Дженни послушалась бы не колеблясь, так страшило ее предстоящее. Она подняла
графин, сделала три больших глотка, поперхнулась, потом вновь  поднесла  его
ко рту и хлебнула еще. Она выпила бы и еще, да только граф решительно вырвал
графин из ее стиснутых пальцев.
   - Хватите лишку, и у вас помутится в глазах и пропадет ловкость,  -  сухо
предупредил он. - Я не желаю, чтобы вы наглухо зашили мне глаз. Ну давайте.
   Повернув  голову,  Ройс  спокойно  предоставил  распоротое  лицо   в   ее
распоряжение, а Гэвин стоял рядом с Дженни  и  следил,  не  нанесет  ли  она
вреда.
   Никогда еще Дженни не приходилось штопать человеческую плоть, и, протыкая
разрезанную кожу графа, она  не  смогла  подавить  слабого  стона  протеста.
Наблюдая за ней краешком глаза, Ройс старался не морщиться из опасения,  что
при виде этого она свалится в обморок.
   - Для убийцы у вас поразительно слабый желудок, - заметил  он  в  попытке
отвлечь себя от боли, а ее - от мыслей о выпавшей ей кровавой работе.
   Дженни закусила губу, снова ткнула иголкой в плоть. Краски схлынули с  ее
лица, и Ройс вновь попробовал развлечь ее разговором:
   - Что привело вас к мысли, будто ваше призвание - стать монахиней?
   - Я... у меня нет такого призвания, - выдохнула она.
   - Тогда что вы делаете в Белкиркском аббатстве?
   - Меня отослал туда отец, - отвечала она, преодолевая отвращение к  своей
жуткой работе.
   - Потому что решил, будто ваша судьба - стать  монахиней?  -  недоверчиво
допытывался Ройс, искоса поглядывая на нее. - Должно быть, ему известны иные
стороны вашей натуры, отличные от тех, что вы демонстрируете мне.
   Это едва не заставило ее  рассмеяться;  он  заметил,  как  она  прикусила
губку, а на щеках заиграл румянец.
   - По правде сказать, - медленно проговорила она, и голос ее, когда она не
сердилась и не ждала неприятностей, оказался на удивление нежным, - я думаю,
вы вправе утверждать, что он  отослал  меня  туда  именно  потому,  что  ему
известны те же стороны моей натуры, что и вам.
   - В самом деле? - любопытствовал Ройс, поддерживая беседу. - По какой  же
причине вы пытались убить его?
   Он проговорил это с такой искреннею обидой, что Дженни не смогла сдержать
улыбку. Вдобавок она со вчерашнего дня ничего  не  ела,  и  в  крови  у  нее
бродило крепкое вино, расслабляя и оживляя тело с макушки до пят.
   - Ну? - настаивал Ройс, разглядывая крошечную ямочку в уголке ее рта.
   - Я никогда не пыталась убить отца, - твердо заявила она, делая следующий
стежок.
   - Так что же вы сделали, раз он удалил вас в монастырь?
   - Среди прочего отказалась... некоторым образом... выйти замуж за  одного
человека.
   - Вот как? - с неподдельным изумлением  вымолвил  Ройс,  припоминая,  что
слышал о старшей дочери Меррика, будучи в последний  раз  при  дворе  короля
Генриха, Ходили слухи, что она - некрасивая, чопорная,  холодная  женщина  и
типичная старая дева. Он порылся в памяти, недоумевая, кто  именно  описывал
ее в таких  выражениях,  и  вспомнил  -  это  поведал  Эдвард  Болдер,  граф
Лохлордон, эмиссар двора короля Иакова.  Впрочем,  то  же  самое  единодушно
повторяли и все остальные в тех редких случаях, когда ему доводилось слышать
о ней; но, кажется, было еще что-то,  что  в  данный  момент  ускользало  из
памяти.
   - Сколько вам лет?  -  отрывисто  поинтересовался  он.  Вопрос,  кажется,
озадачил и раздражил ее.
   - Семнадцать, - призналась она,  по  мнению  Ройса,  не  очень  охотно  и
добавила:
   - И две недели.
   - Так много? - молвил он,  скривив  губы  в  сочувственной  и  удивленной
гримасе. Семнадцать - еще  далеко  не  старость,  хотя  большинство  девушек
выходит замуж между четырнадцатью и шестнадцатью. Он  решил,  что  в  старые
девы ее записали не совсем справедливо. -  Стало  быть,  вы  сознательно  не
желаете выходить замуж?
   В глубоких синих глазах промелькнули досада и протест, а он  все  пытался
вспомнить, что еще болтали о ней при дворе, но в голову не приходило ничего,
кроме утверждения, будто сестра Бренна превосходит ее во  всем.  По  слухам,
лицо Бренны красой затмевает солнце и  звезды.  Ройс  лениво  гадал,  почему
мужчины  предпочитают  кроткую   бледную   блондинку   этой   бешеной   юной
соблазнительнице, и тут сообразил, что сам в  основном  отдает  предпочтение
уютным светловолосым ангелоподобным красавицам, особенно одной.
   - Вы, значит, сознательно не  желаете  выходить  замуж?  -  повторил  он,
рассудительно переждав следующий стежок, чтоб у нее от этих слов не дрогнула
рука.
   Дженни  аккуратно  кольнула  раз,  другой,  третий,   стараясь   побороть
неожиданное и непривычное мнение о нем  как  о  симпатичном  и  мужественном
человеке. А она уже ясно видела, что он на редкость привлекательный,  и  это
совсем сбило ее с толку. Квадратные челюсти, раздвоенный подбородок, высокие
и широкие скулы. Но уж совсем  обезоруживало  последнее  открытие:  у  графа
Клеймора, имя которого вселяло ужас  в  сердца  врагов,  были  длиннейшие  и
густейшие ресницы, какие она только видела в жизни! В  глазах  ее  заплясала
улыбка при мысли о том, как будут  заинтригованы  все  домашние,  когда  она
выложит эти сведения.
   -  Так  вы  сознательно  не  желаете  выходить  замуж?  -  в  третий  раз
нетерпеливо повторил Ройс.
   -  Пожалуй,  да,  поскольку  отец  предупреждал,  что  отправит  меня   в
монастырь, если я откажусь от единственного достойного брачного предложения,
которое смогла получить.
   - Кто же вам его сделал? - заинтересованно спросил Ройс.
   - Эдвард Болдер, граф Лохлордон, Сидите тихо! - сердито скомандовала она,
когда он вздрогнул от изумления.  -  Меня  нечего  будет  винить  за  плохую
работу, если вы станете дергаться под иголкой.
   Столь суровый выговор из уст худышки девчонки, которая, кроме того,  была
его пленницей, заставил Ройса громко расхохотаться.
   - Долго еще вы там будете заниматься этой проклятой  штопкой?  -  сердито
парировал он. - Всего-навсего маленькая ранка.
   Обиженная, что он, видно, счел ее отважный  выпад  не  более  чем  легкой
шалостью, Дженни отстранилась и глянула на него:
   - Тут огромная, страшная рана, ни больше ни меньше!
   Он открыл было рот,  чтобы  поспорить,  но  уткнулся  взглядом  в  груди,
бесстыдно выпирающие под тканью надетой на ней рубахи. Странно,  что  он  до
сих пор не видел, как пышна ее грудь, как тонка талия, как мягки  и  округлы
бедра. Слегка поразмыслив, Ройс напомнил  себе,  что  до  самого  последнего
времени она носила бесформенные монашеские одежды, а он был чересчур  зол  и
вообще не замечал, во что она одета. Теперь  же  он  немедленно  пожалел  об
этом, ибо отчетливо вспомнил, как прелестно круглились ее ягодицы, и  в  нем
пробудилось желание; Волк неуютно заерзал на стуле, ворчливо буркнув:
   Она приняла победу с изящным поклоном - по правде сказать, гораздо  более
изящным, чем ожидал Ройс.
   И туг он впервые увидел ее настоящую улыбку, и это зрелище  потрясло  его
до глубины души. Улыбка возникала медленно - сперва озарила глаза, пока  они
определенно не засияли, потом тронула крупные  губы,  смягчила  уголки  рта,
пока он не приоткрылся, позволив увидеть проблеск  идеально  белых  зубов  и
пару ямочек на щеках.
   Рейсу следовало бы усмехнуться в  ответ,  но  он  поймал  неодобрительный
взгляд Гэвина и понял, что ведет  себя  как  галантный  дурак  с  пленницей,
больше того - с  дочерью  своего  врага.  А  самое  главное  -  с  женщиной,
разрушительная деятельность которой заставит его солдат трястись  от  холода
нынешней студеной не по сезону ночью,  не  имея  возможности  согреться  под
одеялами. Он резко кивнул на груду лохмотьев:
   - Идите спать. Завтра начнете чинить испорченные одеяла.
   Улыбка исчезла с лица Дженни, и она сделала шаг назад.
   - Я хочу повторить то, что сказал, - добавил он, больше сердясь на  себя,
чем на нее. - Пока не почините одеяла, будете спать без них.
   Подбородок  ее  горделиво  вздернулся,  к  чему  он   уже   привык,   она
повернулась, направилась к шкурам, служившим  ему  постелью,  а  Ройс  хмуро
отметил, что ходит она с манящей грацией куртизанки, а никак не монахини.
   Он потушил свечи. Дженни опустилась на шкуры, через  несколько  мгновений
граф растянулся рядом, навалив на себя меха, чтоб согреться. Приятное тепло,
подаренное  вином,  стало  вдруг  покидать   ее,   взбудораженное   сознание
безостановочно перебирало каждый час этого нескончаемого дня.
   Уставившись в темноту, она оживила в памяти  самую  страшную  сцену,  ту,
которую  весь  вечер  пыталась  забыть.  Она  увидела  Тора  во   всем   его
совершенстве и великолепии, без устали мчащегося через лес, взбирающегося на
гребни холмов, берущего с лету препятствие за препятствием, а потом лежащего
мертвым.
   Глаза ее наполнились слезами, она издала дрожащий вздох, за  ним  другой,
пытаясь сдержаться, но скорбь по отважному животному не ослабевала.
   Ройс, боявшийся заснуть прежде ее,  услышал  прерывистое  дыхание,  затем
тихое подозрительное шмыганье. Она явно выжимала из себя  слезы  в  надежде,
что он смягчится и позволит залезть под шкуры. Он повернулся на бок, быстрым
движением дотянулся до ее головы, повернул к себе лицом. Глаза  блестели  от
непролитых слез.
   - Вы что, замерзли до слез? - недоверчиво спросил он, пытаясь  разглядеть
ее при слабом мерцании головешек в небольшом очаге посреди палатки. - Нет, -
хрипло отвечала она.
   - Тогда почему вы плачете?  -  растерянно  допытывался  он,  не  в  силах
понять, что же в конце  концов  сломило  ее  упрямую  гордость  и  заставило
плакать. - Потому, что я вас отшлепал?
   - Нет, - с мукой в голосе прошептала она и взглянула ему в глаза. - Из-за
вашего коня.
   Признаться, такого ответа он меньше всего ожидал и сильнее всего  жаждал.
Каким-то образом мысль о том, что она жалеет бессмысленно погубленного коня,
облегчила боль утраты.
   - Это было прекраснейшее животное, которое я когда-либо видела,  -  глухо
добавила она. - Если б я знала утром, когда уводила  его,  что  веду  его  к
смерти, осталась бы тут, пока... пока не нашла другой способ бежать.
   Глядя в глаза графа, опушенные длиннейшими  ресницами,  Дженни  заметила,
как он вздрогнул и отдернул руку от ее лица.
   - Просто  чудо,  что  вы  свалились,  иначе  погибли  бы  оба,  -  мрачно
проговорил он.
   Перевернувшись на бок, она  зарылась  лицом  в  шкуры  и  шепнула  убитым
голосом:
   - Я не свалилась... Он меня сбросил.  Мы  целый  день  брали  препятствия
повыше того. Я знала, что мы  с  легкостью  возьмем  и  это  дерево,  но  он
помешкал, без всякой причины отпрянул назад  и  стряхнул  меня,  прежде  чем
прыгнуть.
   - Тор оставил потомство, Дженнифер, - грубовато-ласково  сказал  Ройс,  -
точное свое подобие.  Один  из  них  здесь,  другого  готовят  и  обучают  в
Клейморе. Я не совсем его потерял.
   Пленница судорожно вздохнула и просто вымолвила во тьме:
   - Спасибо.
   Пронзительный ветер завывал в  освещенной  луною  долине,  хватал  спящих
воинов в холодные объятия, и к рассвету,  немилосердно  рано  нарядившемуся,
как на маскараде, в зимние одежды, они уже стучали зубами  от  холода.  Ройс
заворочался в палатке под теплыми шкурами, ощутив непривычное  прикосновение
к своей руке ледяных пальцев.
   Он открыл один глаз  и  увидел  Дженни,  которая  тряслась  поверх  шкур,
сжавшись в комочек в попытках согреться. Честно говоря, Ройс был  совсем  не
настолько погружен в сон, чтобы не соображать, что  делает,  и  не  забыл  о
своем запрете пользоваться  теплыми  одеялами,  покуда  не  возмещен  ущерб,
нанесенный его людям. Если совсем честно, то надо добавить, что  он,  устало
глядя на ее дрожащее тело,  помнил  о  своих  верных  бойцах,  дрожащих  под
открытым небом гораздо сильней, чем в палатке. Поэтому нет и не  может  быть
оправдания его следующему поступку: опершись на локоть,  Ройс  через  Дженни
протянул руку, схватил за краешек толстую кучу шкур, подтянул их, и принялся
ее укутывать, пока она не оказалась в теплом гнездышке.
   Потом снова лег на спину и закрыл глаза, не испытывая угрызений  совести.
В конце концов его воинам не привыкать к трудностям и стихиям.
   Она пошевелилась, зарываясь поглубже в меха, и вдруг коснулась  ягодицами
вытянутой ноги Ройса. Несмотря на меховую преграду, он мгновенно вспомнил  о
соблазнит