к  уж
мало.
   Одним из двух отобранных оказался рыжий Багауддин. Он даже согласился
сбрить бороду - только бы получить возможность своими руками  дотянуться
до русского летчика. Каждый русский, независимо от пола и возраста,  был
его заклятым врагом, но летчики в особенности -  ни  на  секунду  он  не
забывал, как погиб старший брат.
   Как и предполагалось,  Гидж-Иван  запросил  связи  с  ?террористами?.
Связь ему пообещали наладить.  Для  большей  убедительности  провозились
полчаса,  хотя  могли  организовать  разговор  сразу.  Озвучивать   роль
пригласили  человека  из  службы  безопасности,  у   чеченцев   все-таки
проступал акцент, да и артистичности им недоставало.
   Сидя в салоне, ?захваченного? ?АН-а?, сотрудник кричал,  заикаясь,  в
эфир:
   - Не хочу больше ни с кем г-г-говорить! Очередная п-п-подстава!
   - Да я на них не работаю,  -  прозвучал  сквозь  потрескивание  голос
Гидж-Ивана. - Можешь, конечно, не верить, но я тебе хочу помочь.
   Кроме сотрудника с актерским талантом и полным отсутствием акцента, в
салоне  находились  только  двое  чеченцев.  Багауддин  впервые  услышал
летчика, который до этого виделся только в своей бронированной оболочке.
До боли сжал ребристую рукоять пистолета. Клюнет или нет?
   - Не  счит-тайте  вы  т-т-там  меня  за  идиота!  -  продолжал  орать
сотрудник. - П-п-по-мощники нашлись!
   - Я с тобой говорю с вертолета.  Мне  тоже  надо  в  Россию,  но  это
отдельный разговор. Тебя как звать?
   - Г-г-григорий. Да все равно  ты  меня  не  к-к-купишь.  Говори,  что
хочешь. Только пусть мне дают коридор.
   - Не тот ты метод выбрал, Гриша. Когда это русский мужик  гражданских
брал в заложники? Да еще твои же дети там. Или нет?
   - Хватит мне ч-ч-читать мораль.  Наелся,  -  сотрудник  с  актерскими
задатками немного сбавил крик.
   - Не дури, успокойся. Главное - успокойся. Я вам вреда не  хочу.  Вас
кинули - допустим.
   - Кинули?! Да нас с д-д-дерьмом смешали!  Сколько  лет  уже  жить  не
дают, на каждом шагу г-г-грязной тряпкой в м-м-морду: ты  здесь  человек
т-т-третьего  сорта.  Уехать  тоже  не  дают.  Хату  хрен   п-п-продашь,
контейнер не отправишь. Уезжай г-г-гол, как сокол. А  куда  я  денусь  в
России, у меня там нет никого? Детей пошлю м-м-милостыню собирать?
   - Понимаю. Меня  самого  там  не  ждут  с  распростертыми  объятьями.
Слушай, что я скажу: у меня ?двадцатьчетверка? с  полными  баками.  Если
договоримся, я ее сажаю - сам увидишь. Места тут на  восемь  пассажиров,
вам за глаза хватит. Мне обещали не чинить препятствий. Я им, правда, на
слово не верю. Но как-нибудь организуем пересадку, чтобы нас  не  смогли
провести.
   - А тебе почему я д-д-должен верить? С какой такой стати?
   - Не знаю. У меня тут  награды  за  Афган  в  кармане.  Что  мне  ими
позвенеть, что ли? Если решил не верить -  значит  ничему  не  поверишь.
Только пойми, ты жизнями людей рискуешь. На твою  гранату  они  запросто
начихают. Вломятся в самолет и снесут башку первым же выстрелом. Успеешь
подорвать? Не верю, что рука у тебя поднимется.
   - Все, сеанс окончен. У меня тут п-п-па-цан  пить  просит.  П-п-потом
договорим.
   - Что такое? - напарник Багауддина едва сдерживал бешенство. -  Зачем
тянуть? Через минуту он может что-то заподозрить.
   - Пусть сядет сперва, - хладнокровно заметил сотрудник,  приступая  к
обеду для пассажиров дальних рейсов, по всем правилам, сервированному на
пластмассовом подносе.
   - Долго еще нам ждать?
   - Плод должен созреть, - достав из целлофана нож, сотрудник  разрезал
пополам свежую булку и стал размазывать ровным  слоем  кубик  сливочного
масла. - Отчаявшийся человек, вроде меня,  не  может  сразу  кинуться  в
объятия и зарыдать на плече.

***

   С  большим  скрипом,  но  летчику  все-таки  удалось  убедить  своего
собеседника. Тот  сообщил,  что  гранат  на  борту  самолета  несколько.
Выставил условия: пусть вначале ему  передадут  пол-лимона  российскими.
Лишнего им с товарищем не надо,  но  две  квартиры  и  два  благополучно
разграбленных на станции контейнера с мебелью и другим имуществом  стоят
столько же.
   Потом его товарищ выйдет с гранатой из  самолета  и  сядет  в  кабину
?двадцатьчетверки?.  Товарищ  будет  гарантией  от  ее  преждевременного
взлета или других каких-то фокусов. Только потом  будут  переправлены  с
одного борта на другой жены и дети. А  дальше..,  заикающийся  голос  не
стал  уточнять,   предполагая,   что   разговор   наверняка   слышат   и
представители службы безопасности.
   План показался летчику вполне разумным. Наконец, сам он  почувствовал
себя  кому-то  нужным,  полезным.  Пассажирам  на   борту.   Несчастным,
запутавшимся  мужикам  и  их  семьям.   Если   только   все   разрешится
благополучно...  Он  даже  готов  к  тому,  что  по  запросу   соседнего
государства в российском аэропорту их встретит спецназ. Быстро ?винт? не
поднимешь, ведь женщин с детьми не вытолкнешь  наружу  в  одну  секунду.
Скорей всего  его  задержат  до  выяснения  обстоятельств  дела,  машину
передадут ?законным? хозяевам.
   Ради этого он столько бороздил небеса? А почему бы и  нет?  Если  это
конец его эпопеи, то вполне достойный.
   Несмотря на все опасения  летчика,  представители  силовиков  приняли
предложение. Выставили свои условия: ?винт? не должен  взлететь  до  тех
пор, пока сотрудники службы безопасности не попадут на борт ?АН-а? и  не
убедятся, что все пассажиры живы. До границы вертолет должен следовать в
заданном коридоре и не имеет права никуда сворачивать.
   И эти требования выглядели вполне естественными.  Летчик  передал  их
?Григорию?, окончательно взяв на себя роль посредника в переговорах. Тот
попросил пять минут  на  размышление,  потом  еще  десять  на  последнюю
консультацию с напарником. Летчик не торопил, он дорожил  уже  тем,  что
?Григорий? стал реже заикаться.
   Наконец, все вопросы вроде удалось утрясти. На борт  ?АН-а?  передали
пакет с деньгами, потом  на  летное  поле  спустился  человек  в  мятой,
слишком теплой для  жары  куртке  на  молнии.  Одну  руку  он  держал  в
прорезном кармане и на каждом шагу озирался по сторонам.
   Летчик  вспомнил,  что  забыл  спросить  у  ?Григория?,   как   зовут
напарника, и решил при первой возможности исправить эту ошибку. В  такие
критические для человека моменты очень важно обращение к нему по имени.
   Человек этот  приближался,  летчик  видел  его  лицо  сквозь  круглую
прорезь. Странное сочетание чисто выбритых щек и  мятой  куртки,  головы
вертящейся туда-сюда и сосредоточенного взгляда.  Наверное,  так  оно  и
бывает, когда жизнь загоняет в угол.
   Летчик приоткрыл дверцу кабины.  Человек  подтянулся,  уцепившись  за
поручень, попытался улыбнуться. И вдруг летчик увидел фигуру с автоматом
в руках, выскочившую на поле неизвестно откуда, но только не из ?АН-а?.
   Обладатель мятой куртки резко обернулся  и  вдруг  выбросил  руку,  в
которой оказался пистолет убойного калибра. Летчик зацепил его за рукав,
чтобы втянуть в кабину, но было уже поздно - кровь брызнула  на  стекло.
Не помня себя от отчаяния, летчик подтянул-таки раненого  наверх  и  тут
разглядел на обнажившемся рукаве зеленую повязку моджахеда.

Глава 9

   Дальше все произошло стремительно. Теперь уже неизвестный  автоматчик
ухватился за поручень, хрипло выкрикнув:
   - Взлетай скорее, пока цел! Заводи машину!
   Летчик  почувствовал  себя  как  во  сне.  Поверх  ландшафта,  поверх
нарезанных полей он увидел отца. Сразу двух одинаковых отцов - покойника
и живого. Внешне они ничем друг от друга не отличались. Но  летчик  знал
точно: на самом деле они разные.  Живой  и  мертвый  схватились  друг  с
другом не на шутку. Летчик точно знал, что  должен  помочь  первому.  Но
которому из двоих?
   Сейчас повторилось почти то же самое. В стремительной череде  событий
он не успел осознать происходящее. Если бы не зеленая  повязка,  он  бы,
наверное, попытался застрелить человека с автоматом  или  вцепиться  ему
зубами  в  горло.  Но  повязка  с  белыми  завитками  чужих  букв  стала
соломинкой, за которую он все-таки уцепился. повязка,  он  бы,  Запустил
винт, услышал, как  несколько  очередей  дробно  простучали  по  обшивке
корпуса. Потом летное поле ушло  вниз  и  вбок...  Незнакомец  отдувался
рядом, грудь его ходила ходуном.
   - Еле успел. Как ты мог им поверить? Летчик молчал, не понимая, с кем
имеет дело. Готовый к любому обороту дел, он сидел боком по  направлению
движения, чтобы не поворачиваться к незнакомцу спиной.
   - Сам дверь открыл. С распростертыми  объятьями  -  это  ж  надо.  Ты
посмотри, ты это видел? - незнакомец указал на повязку,  спрятанную  под
рукавом.
   - Я с ними разговаривал по рации, -  невнятно  произнес  летчик,  еле
разжимая стиснутые зубы.
   - Разговаривал он с ними! Ты видел в лицо того, с  кем  разговаривал?
Там ведь не было в самолете никаких женщин и детей. Комедию разыграли, а
ты поверил. Помнишь ты из старого фильма песенку: ?Эй, моряк, ты слишком
долго плавал?. А ты, вот, слишком долго летал. Потерял нюх.
   - Ладно. Хватит меня грязью поливать.
   - Ничего, небольшая взбучка никому еще не вредила. Это ж по-дружески.
   ...В служебном помещении магазина Комбат среди прочего узнал про суть
операции в аэропорту Бина. Если б он не  расслышал  мелькнувшее  русское
имя, если б не уцепился за кончик веревочки и не вытянул из  араба  все,
что тому было известно, летчика ждал бы бесславный конец.
   - Это ты у нас, значит, Иван?
   - Я? Родители вроде Алексеем назвали.
   - Ну, ясно. Мы для врагов Иваны,  еще  с  Отечественной.  А  может  и
раньше. А по отчеству?
   - Степанович.
   - Имею честь представиться: Борис Рублев, майор в отставке.  Судя  по
возрасту, мы с тобой в Афгане могли встречаться. Ты где пролетал?
   - Кандагар, Панджшер, Мазари-Шариф.
   - Значит  точно  могли.  Надо  будет  прояснить  вопрос.  Ну,  давай,
Степаныч,  лапу.  Да  свой  я,  свой.  Сейчас  времени  нет   обо   всем
рассказывать или тельняшку на груди рвать. Сейчас надо  срочно  ложиться
на курс.
   "Если я снова принимаю черное  за  белое,  тогда  пора  в  богадельню
какую-нибудь записаться?, - с волнением подумал летчик.
   - Слушай, услуга за услугу, - продолжал Комбат.  -  Ты  ведь  тут  на
местности  ориентируешься?  Разузнал  я  про  одно  шикарное  заведение,
практически курорт. Это  отребье  давно  любит  всякие  санатории,  базы
отдыха. Короче, есть где-то, поближе к  горам,  озеро,  вокруг  лес.  На
берегу бывшее оздоровительное учреждение.
   - Ну да, санаторий. Так что?
   - Сколько туда лету?
   - Двести пятьдесят километров. А я делаю триста в час.
   - Как насчет боекомплекта?
   - Ничего себе заявочки. Я тебя две минуты вижу, а ты меня собрался на
цель наводить.
   - Ты пока лети нужным курсом, а я тебе в  двух  словах  объясню,  что
почем.

***

   На  восемнадцать  часов  в  санатории   было   назначено   совещание.
Бурмистрова не приглашали на такие мероприятия, и он  не  интересовался,
кто из руководства  должен  присутствовать.  Занимало  его  другое:  чем
кончилось дело в аэропорту Бина? Сыграла его идея  или  ее  загубили  на
корню топорным исполнением? На место  допустили  всего  двоих  чеченцев,
непосредственно задействованных в операции. Прямой связи с аэропортом  у
Бурмистрова не было, информацию он получал с некоторым опозданием.
   После того как засланный фээсбэшник сгорел  на  нефтяном  поле  возле
свалки. Бурмистров попросил забросить ему фотографию трупа.  Но  до  сих
пор не было никаких  сведений  о  том,  что  таковой  отыскался,  и  это
обстоятельство начинало беспокоить.
   Чеченцы придерживаются твердого правила: если ты не видел труп врага,
значит он еще жив. Поэтому нет причин сомневаться, что  место  прочесали
тщательно. Может быть, и сейчас еще не прекратили поиски. Если ничего не
найдут, это плохая новость. Не могло там разгореться такое пламя,  чтобы
крепкий мужик обратился в труху, исчез без следа.
   Бурмистров пробовал сесть за работу, но с удивлением  обнаружил,  что
не  в  состоянии  сосредоточиться.  Выключив  компьютер,  сделал  глоток
минеральной  воды,  из  которой  заранее  выпустил  пузырьки  газа.   Он
неторопливо спустился по лестнице, как будто ожидая чего-то.
   У себя на рабочем месте он сидел в кроссовках и спортивных штанах. Не
было необходимости переодеваться для пробежки  вокруг  озера.  И  потом,
после пробежки тоже нет такой  нужды.  Во  время  тренировок  он  держит
умеренный темп, при котором кожа  не  выделяет  пота.  От  других  несет
потом, даже если они сидят на месте - это следствие  скорее  внутреннего
состояния, чем физиологии.
   После пробежки, с обновленным воздухом в легких, Бурмистров  вернулся
к себе. И тут узнал по телефону последние новости из аэропорта.  Тут  же
почувствовал  что-то  странное.  Запах  -   запах   собственного   тела.
Считается, что собственный запах человек не ощущает или по крайней  мере
ощущает плохо. Но сейчас он впервые чувствовал свой запах.
   Провел пальцами по лбу, шее. Сухая и эластичная кожа. Срочно в ванну,
иначе запах не даст ему покоя ни на минуту.
   Уже намылившись, он мысленно прикинул, сколько лететь  от  бакинского
аэропорта до здешней обители. При большом желании ?винт? можно  пригнать
минут за сорок. Откуда влезла в голову такая фантазия? Нет ведь  никаких
сведений, что пилот  или  пассажир  знают  о  теперешнем  предназначении
санатория. И все-таки береженого Бог бережет. Бог,  Аллах  или  кто  там
еще...
   Смыл мыло под  душем,  наскоро  обтерся  махровым  полотенцем.  Запах
перекинулся и туда, на полотенце.  Бурмистров  отшвырнул  его  подальше.
Оделся, думая о том, что все эти вещи потом надо будет сжечь, запах  уже
не выветрится из них никогда.
   Спустился вниз и вдруг услышал быстро  нарастающий  стрекот.  Испытал
удовлетворение - угадал ведь, предвидел. И  одновременно  раздражение  -
слишком быстро подлетел этот камуфлированный ангел смерти.
   С ним,  Ибрагимом  Бурмистровым,  ничего  не  случится.  Но  придется
суетиться, мельтешить. И прилипший к коже запах делается все сильнее.
   Несколько человек бросились к джипу, кто-то высунулся в окно,  наводя
в небо короткую, выкрашенную в зеленый цвет трубу.  Вертолет  накренился
вниз и выплюнул два дымных шлейфа.
   Ракеты ударили точно в фасад. Пара, потом  еще  одна.  ?В  подвал?  -
мелькнула мысль, - А если завалит обломками к чертям собачьим? "
   Сразу  несколько  стрелков  пытались   достать   вертолет   зенитными
самонаводящимися ракетами, но щедро выброшенные ложные цели  каждый  раз
уводили жало в сторону. А ?винт? бил  без  продыху,  молотил  здание  не
только ракетами, но и пушкой. За пару минут  фасад  трехэтажного  здания
был разнесен на  куски,  и  теперь  ракеты  летели  в  открывшиеся  соты
внутренних помещений.
   От взрывной волны перевернулся вверх колесами  битком  набитый  джип.
Еще два автомобиля столкнулись в попытке выскочить за  ворота.  Крики  и
стоны  раненых  смешивались  с  проклятиями   тех,   кто   еще   пытался
отстреливаться. Грохот разрывов перекрывал всю эту разноголосицу.
   Стальное, клекочущее брюхо пронеслось, окутанное дымом,  над  головой
- ?винт? завивал этот дым спиралью.  На  миг  показалось,  что  вертолет
подбит, но он просто переменил позицию, чтобы вести огонь  по  уцелевшей
части здания.
   Черный сетчатый глаз кабины как будто вперился в Бурмистрова, отыскав
его в неразберихе. И ракета полетела точно в него - он пригнулся  не  от
страха, а по тому же инстинкту, по которому человек одергивает  руку  от
раскаленного предмета.
   От грохота заложило уши. Но, кажется, цел  -  надо  только  разгрести
битый кирпич и куски штукатурки. Почему так  тяжело,  и  пальцы  липнут?
Ясно, кровь. Там еще тело поверх кирпичного слоя и, может быть, не одно.
Из  лежачего  положения  не  очень-то  сдвинешь.  Стало  тихо.   Улетела
проклятая птица, успокоилась? Нет, просто ты перестал слышать.
   Здесь нельзя оставаться, задохнешься. Те жалкие  крохи  воздуха,  что
просачиваются - с примесью дыма. Ни запах дыма, ни запах  близкой  крови
не могут перебить твоего собственного  запаха,  от  которого  невозможно
отвязаться.
   Выбравшись из сдобренной кровью кучи,  Бурмистров  стал  отползать  в
сторону. На пути попался труп с оторванными ногами. Белый  излом  кости,
волокна мяса. Раньше трупы, даже в более жутком виде, действовали совсем
по-другому. Теперь он содрогнулся.
   Происходящее по-прежнему  напоминало  ад,  внезапно  воцарившийся  на
земле. Только раньше картины разворачивались под оглушительную  мешанину
криков,  хрипов,  грохота  разрывов,  под  металлический   ритм   бешено
вращающихся лопастей. Теперь, под аккомпанемент тишины они выглядели еще
более зловещими. Как не правдоподобный немой фильм, как сон, из которого
невозможно выбраться.
   Чеченцы  специально  вырубили  деревья  и  кусты  с  тыльной  стороны
санатория, чтобы  охране  проще  было  отслеживать  ближние  подступы  к
зданию. Теперь не  только  машины,  но  даже  отдельные  люди  не  могли
преодолеть полосу, отлично просматриваемую сверху.
   Вертолет  завис  над  торцом  санатория.  Кто-то  в  нем,  не   жалея
боезапаса, крошил ракетами обнажившиеся внутренние перегородки, потолки,
лестницы. Кто-то другой  вел  огонь  из  пулемета,  не  позволяя  никому
спастись под покровом леса, пересечь смертельную полосу шириной в жалких
сорок метров.
   А если проскочить к озеру? Нырнуть и отплыть под  водой  подальше  от
берега, на сколько хватит дыхания? Кое-как  обогнув  здание.  Бурмистров
укрылся за каменной чашей с цветущим кустом олеандра, оставшейся еще  от
советского благополучия. И убедился, что такая мысль пришла в голову  не
ему одному: двоим чеченцам уже удалось доползти до берега. Они  поплыли,
стараясь не высовываться.
   И тут Бурмистров вспомнил, как восхищался прозрачностью озерной воды.
Представил себе,  насколько  хорошо  различимы  с  птичьего  полета  две
осторожно распластавшиеся фигуры... Так и есть. Ракету тратить на них не
стали, но дорожка из булькающих всплесков прорисовалась на  поверхности,
прямая и неотвратимая. В одном месте всплески  брызнули  розовым,  потом
снова стали сверкающе-голубыми...
   Куда деваться? Зарыться в землю как  кроту?  Но  ты  не  животное.  В
отличие от зверя человек может сыграть чужую роль...

***

   Летчик израсходовал почти весь боезапас, оставил только самую малость
на  случай  непредвиденных  обстоятельств.  Комбат  внимательно  оглядел
развалины облюбованного боевиками санатория. Никакого шевеления.
   - Нормально сработано. Сюда они больше не вернутся.
   - Сюда бы пару объемно-детонирующих. И никакой головной боли.
   Взвинченный стрельбой, летчик стал рассказывать взахлеб о головках  и
начинках самых разных  ракет.  Несколько  раз  Рублев  пытался  вставить
слово, потом заметил,  что  человек  за  штурвалом  отвечает  сам  себе.
Переключил внимание на землю - на предельно низкой высоте ?винт? облетал
окрестности санатория в поисках  уцелевших  врагов.  Конечно,  это  было
рискованно, но логика боя никогда не совпадала с обычной.
   Когда собрались уже ложиться на обратный курс, Рублев  вдруг  заметил
одинокую фигурку на  дальней  оконечности  озера.  Подобрались  ближе  -
фигурка остановилась и замахала руками.
   Глянули через прицел - кто такой? Не  стал  дергаться,  не  попытался
скрыться. Ранен? Непохоже. Рублеву пришло  в  голову,  что  в  санатории
могли держать и заложников. Конечно, не пленных солдат и офицеров -  их,
если по какой-то причине не убивают сразу, сажают в земляные ямы.  Могли
держать кого-то из  привилегированных:  иностранцев  или  журналиста.  А
может быть, сына бизнесмена, за которого рассчитывали отхватить выкуп  в
миллион долларов?
   Нет, даже у самого  отчаянного  боевика  не  хватит  выдержки,  чтобы
стоять вот так в полный рост и махать  рукой.  Одним  прицельным  залпом
можно  такого  смельчака  уло