ета.
   - Чем скорее, тем лучше,  -  сказал  директор,  избегая  смотреть  на
Говоркова. После разговора с этим ящером у него  всякий  раз  оставалось
неприятное ощущение, что о него вытерли ноги.
   - В Риге рвут и мечут, посудина готова выйти в  море,  все  документы
подписаны, деньги заплачены.., в общем, сам понимаешь.
   - Понимаю, - кивнул Говорков. - Не волнуйтесь, все сделаем  в  лучшем
виде.
   - Людей возьми, - сказал директор, хотя и так знал, что  Говорков  об
этом не забудет. Крокодил никогда ничего не забывал, а то, что  все-таки
боялся забыть, записывал в свою записную книжку, которую  хранил  в  той
самой папке, что лежала сейчас у него на коленях.
   - Я возьму Федорова и Хоя, - полувопросительно сказал Говорков.
   - Тебе ехать тебе и выбирать.
   Директора немного укололо, что те, кого назвал Говорков, не были  его
личными телохранителями.
   Получалось,  что  старый  ящер  придерживается  невысокого  мнения  о
директорской охране, хотя сам же ее и набирал. Хотя, с  другой  стороны,
это  могло  быть   очередным   проявлением   заботы   о   начальственном
благополучии. Между делом директор  решил,  что  пора  начать  осторожно
подыскивать Говоркову замену. Тот в последнее  время  сделался  чересчур
незаменимым. Пожалуй, более незаменимым,  чем  сам  директор.  Это  было
удобно, но очень и очень опасно.
   После того как Говорков ушел, неслышно  притворив  за  собой  тяжелую
дверь кабинета, директор еще долго сидел в одиночестве,  курил  сигарету
за сигаретой и о чем-то напряженно размышлял.

Глава 6

   - Здорово, мужики! - поприветствовал Илларион вновь прибывших.
   Их было шесть человек - молодых, здоровых,  спортивного  вида  ребят,
явно никогда не занимавшихся крестьянским трудом. На интеллектуалов они,
правда, тоже не тянули, и Забродов между  делом  подумал,  что  научного
диспута,  скорее  всего,  не  получится.  Впрочем,  на  это  он   и   не
рассчитывал. Не такие здесь были места, чтобы содержать при себе команду
эрудитов. Он повел плечами и встал на крыльце в расслабленной позе.
   - Вы к бабе Вере, что ли? Так она в доме.
   - Под дурака косит, падла, - негромко сказал один "эрудит".
   - Ничего, сейчас мы его вылечим, - тоже негромко,  но  вполне  внятно
отозвался другой.
   Третий, румяный молодец, которого, будь он чуть-чуть помоложе,  можно
было бы использовать для рекламы  детского  питания,  напоказ  поигрывая
одетым  в  пористую  резину  обрезком  водопроводной   трубы,   напрямую
обратился к Иллариону.
   - К тебе мы, козлина, к тебе. Ты зачем Буланчику палец сломал?
   - Это который же Буланчик? Я, вроде бы, к колхозному стаду  и  близко
не  подходил.  И  потом,  какие  у  лошадей  пальцы?  Вы  что,   ребята,
обкурились?
   - Убью гада, - прошипел самый нетерпеливый из шестерых и, расталкивая
приятелей, полез к крыльцу. Его никто не удерживал,  но,  добравшись  до
крыльца,  он  почему-то  остановился  сам.  Илларион  стоял  неподвижно,
спокойно наблюдая за его приближением, и  удовлетворенно  кивнул,  когда
тот нехотя затормозил.
   - Тебя не Сивкой-Буркой зовут? - спросил у него Илларион. Он еще  раз
окинул взглядом собрание и убедился, что настоящей опасности  нет,  если
только кто-нибудь из этих отморозков не прихватил с собой пистолет. -  Я
не понял, ребята, - самым миролюбивым тоном  поинтересовался  он,  -  вы
что, бить меня собрались?
   Румяный хрюкнул, изображая смех.
   - Бить? - переспросил он. - Мы тебя делать пришли, мужик. Бить -  это
вчерашний день.
   - А может, не надо? - с надеждой спросил Илларион. - Ну, чего  я  вам
сделал-то? Еще поломаем здесь что-нибудь. Баба Вера расстроится...
   Стоя на крыльце, он видел, что из-за заборов  выглядывают  любопытные
лица. Это было ему на руку.
   Гласность в данном случае могла только способствовать победе добра  и
справедливости в лице Забродова над силами зла.
   - Значит, так, - говорил  между  тем  румяный,  продолжая  поигрывать
трубой, - говорить с тобой не о чем, но  я  скажу,  чтобы  помнил,  если
вдруг жить останешься. Да и на том свете - мало ли  что,  вдруг  спросит
кто-нибудь: за что, мол, тебя  замочили?  Так  вот,  никакому  козлу  не
позволено шариться возле  школы  и  строить  глазки.  Это  во-первых.  А
во-вторых, никакому козлу не позволено приезжать  сюда  и  ломать  людям
пальцы. Ты понял, мужик?
   - А у тебя довольно грамотная речь, - сказал ему Илларион.  -  Только
вот что ты все время эту трубу теребишь,  дружок?  Тебя  мама  разве  не
учила, что заниматься этим на людях неприлично?
   Румяный сделался еще краснее. Позади  него  кто-то,  не  удержавшись,
хихикнул, и он бешено оглянулся. Потом махнул  свободной  рукой,  и  все
шестеро одновременно бросились на штурм крыльца.
   Как  и  предвидел  Илларион,  без  разрушений  не  обошлось.   Причем
разрушения начались сразу.
   Один  из  нападавших  спиной  вперед  вылетел  из  толпы,   пролетел,
перебирая ногами, через весь двор, и с громким треском врезался в забор,
повалив часть его на землю. Румяный с размаху ударил трубой сверху вниз,
словно это  был  меч-кладенец,  которым  он  собирался  рассечь  Идолище
Поганое от макушки до самого низа. Но Илларион  отступил  в  сторону,  а
когда труба с глухим стуком ударила по доскам крыльца, резко наступил на
нее ботинком, расквасил коленом второй ноги Румяному нос.  Тот  выпустил
трубу и сел на землю, с тупым изумлением наблюдая за тем,  как  один  из
его товарищей вонзается  головой  в  бревенчатую  стену  дома  и  мешком
валится на крыльцо. В  следующую  секунду  в  траве  у  крыльца  блеснул
выпавший из чьей-то руки нож, а его хозяин упал на колени, обеими руками
держась за низ живота и нечленораздельно вопя.
   Приблизительно через полминуты драка потухла  по  простой  причине  -
кончились дрова.
   - Может быть, хватит? - спросил Илларион, стоя на крыльце  в  той  же
позе. Он даже не запыхался, и, если  бы  не  разорванный  рукав  куртки,
можно было решить, что его вообще  не  было  здесь  во  время  драки.  -
Заметьте, мальчики, что все вы пока что живы и здоровы.  Я  подчеркиваю:
пока.
   Полезете снова - начну бить по-настоящему.
   Глядя, как они поднимаются и начинают  снова  подступать  к  крыльцу,
Илларион испытал что-то вроде жалости. Эти мальчишки действовали  не  по
собственной инициативе и просто не могли отступить, несмотря на то,  что
некоторые, если не все, уже испытывали  такое  желание.  Но  тут  кто-то
бросил в него нож - бросил неумело и неточно. Но Илларион поздно заметил
движение  бросавшего,  и  нож  больно  ударил  его  в  плечо   увесистой
рукояткой. В воздухе снова просвистела труба Румяного, которую  тот  уже
успел подобрать, и тогда Илларион развернулся боевым смертельным  веером
мелькающих рук и ног, заботясь лишь об  одном  -  как  бы  ненароком  не
зашибить кого-нибудь насмерть. Один  или  два  из  них  имели  некоторое
представление о том, как  следует  драться,  остальные  же  были  просто
большими потными кусками мяса, и все снова кончилось  очень  быстро.  "В
следующий раз они точно  приедут  с  пистолетом",  -  подумал  Илларион,
наблюдая за тем, как те, кто еще мог двигаться, грузят в машины тех, кто
временно лишился этой способности.
   - В школу, что ли, сходить, - потягиваясь, сказал он в  пространство,
и пространство неожиданно отреагировало. В открытом окне передней машины
сверкнула вспышка  выстрела,  и  раздался  звук,  словно  кто-то  ударил
молотком по доске. Забродов нырнул с крыльца, но тут же вскочил и  молча
бросился к машине с намерением отобрать пистолет и засунуть его  стрелку
в глотку. На бегу он заметил, что торчавшие из-за заборов на  протяжении
всего представления головы бесследно исчезли.
   Из  машины  отважились  пальнуть  еще  раз,  но  то  ли  стрелок  был
никудышный, то ли руки у него  тряслись  сверх  меры  -  пуля  безвредно
свистнула где-то в стороне,  глухим  щелчком  ударившись  о  бревенчатую
стену. Илларион успел добежать до машины и даже схватиться за ручку,  но
автомобиль,  рыкнув,  прыжком  устремился  вперед,  едва   не   вывернув
Иллариону пальцы.  Проводив  удаляющиеся  машины  презрительным  жестом,
Забродов вернулся в дом и был встречен на пороге  бабой  Верой,  которая
осторожно выглядывала наружу через щель приоткрытой двери.
   - Выходите, Степановна, уже все, - сказал ей Илларион.
   - Ты живой, что ли? - не поверила та своим глазам.
   - Жив, здоров и невредим  мальчик  Вася  Бородин,  -  продекламировал
Илларион, задумчиво изучая то, что осталось от забора.
   - Это еще кто? - спросила баба Вера, осторожно выходя на крыльцо.
   - Где? - встрепенулся Илларион.
   - Да этот твой... Вася Бородин.
   - Ах, Вася... Да это, Степановна,  просто  стихи  такие.  Детские.  Я
просто хотел сказать, что жив и здоров.
   Старуха оглядела разоренный  двор,  задумчиво  поковыряла  пальцем  в
свежем пулевом отверстии,  красовавшемся  в  стене  дома  немного  левее
двери, вздохнула и спросила:
   - Заговоренный ты, что ли?
   - Просто везучий, -  легко  сказал  Илларион.  -  Вы  не  волнуйтесь,
Степановна, забор я сейчас поправлю, и вообще наведу порядок.
   - Прогнать тебя, что ли, с квартиры, - задумчиво проговорила старуха,
подперев щеку ладонью. - Этак вы мне в следующий раз весь  дом  снесете.
Виданное ли дело: среди бела дня  стрельбу  устроили!  Я,  милок,  своей
смертью умереть желаю, от старости!
   Илларион покаянно опустил голову. Баба Вера некоторое время  смотрела
на его макушку, затем покачала головой и сказала:
   - Куртку снимай, воин. Изодрался весь, как маленький. Сюда ее  давай,
заштопаю.
   ...Илларион заколачивал в забор последний гвоздь, когда  возле  него,
взвизгнув  изношенными  тормозными  колодками,  остановился   запыленный
"уазик".
   Участковый по-молодому выпрыгнул из кабины и подскочил к Иллариону.
   - Говори, чего здесь  было?  -  без  предисловий  спросил  он.  -  Ты
стрелял?
   - Да упаси боже, -  Илларион  истово  перекрестился  зажатым  в  руке
молотком, - какая стрельба? Тут что, кто-нибудь стрелял? Ты откуда такой
взъерошенный, Архипыч?
   Участковый огляделся, теребя длинный  ус.  В  жарком  послеполуденном
мареве сонно жужжали  пчелы,  где-то  гремели  ведра,  пролаяла  ленивым
голосом собака. Далеко, на самой границе слышимости протарахтел трактор.
В огороде маячил обтянутый ситцевым  платьем  фундаментальный  зад  бабы
Веры, сражавшейся с сорняками. Оттуда доносилось невнятное мычание  -  у
старухи была привычка напевать за работой. Старший лейтенант  откашлялся
и спросил тоном ниже:
   - Что было-то, а? Ведь было  же  что-то.  Я  из  района  возвращался,
встретил  Голубева  мальчонку,  он   говорит:   с   Выселок   приезжали,
баб-Вериного постояльца насмерть застрелили. Я сюда, а ты - вот он.
   - Не бери в голову, Архипыч, - сказал Илларион, засовывая молоток  за
пояс. - Вон хоть у Степановны спроси - не было никакой стрельбы. Мало ли
чего мальчонка порасскажет! А если и было что, - он доверительно понизил
голос, - так какая разница? Убитых нет, раненых тоже. Можно считать, что
был салют в честь  знакомства.  Конечно,  нарушение  порядка,  так  ведь
мелкое же! Никто не  пострадал,  а  раз  нет  пострадавших,  то  и  дела
никакого нет, правда?
   - Как же, нет, - не сдавался участковый, - полдеревни  свидетелей,  а
дела нет?
   - У вас здесь что, свидетели  бывают?  -  поднял  брови  Илларион,  и
старший лейтенант заметно смутился. - По-моему, никто ничего не видел. И
потом, главное, что ничего не видел я, а ведь гости-то приезжали ко мне.
   Участковый крякнул.
   - Слушай, Архипыч, - совсем уже доверительно  заговорил  Илларион,  -
поезжай ты отсюда, ей-богу. Ты что, следствие проводить  собрался?  Ведь
мы же с тобой договорились, нет? Поезжай и ни  о  чем  не  волнуйся.  По
крайней мере, до тех пор, пока эти гаврики меня не укатали.
   - Утешил, - покачал головой Архипыч. -  Мудреное  ли  дело  -  одного
человека укатать?
   - Кому как, -  усмехнулся  Илларион.  -  И  потом,  это  смотря  кого
укатывать.
   - Герой, - сказал участковый, садясь в машину и запуская двигатель. -
Сильно-то не геройствуй.
   Плетью обуха не перешибешь.
   Илларион всю жизнь придерживался того мнения, что чем меньше  трупов,
тем лучше. Так что вступать в полемику с Архипычем он  не  стал  и  даже
приветливо помахал вслед укатившему в облаке пыли "уазику".
   Критически осмотрев реанимированный забор, Илларион поставил на место
ящик с инструментом, помыл руки, натянул заштопанную Степановной  куртку
и прогулочным шагом направился в сторону школы. По большому счету делать
ему там было нечего. Со  школой  все  было  предельно  ясно.  Непонятным
оставалось только одно: почему "спонсор" так рьяно охраняет свою  пассию
даже от самых невинных контактов? Илларион был уверен, что  причина  для
такого поведения существует,  нужно  было  только  узнать,  что  это  за
причина, а узнав, использовать против окопавшейся здесь  швали,  которая
уже стала порядком раздражать отставного спецназовца.
   Кроме того, только через здешних таможенников  можно  было  выйти  на
контакт с таможенниками латышскими - Илларион все не  мог  расстаться  с
мечтой вернуть свою машину и мещеряковскую двустволку.
   "Нет, - думал он, легко шагая вдоль улицы и  легкомысленно  покуривая
на ходу, - на роль положительного героя я откровенно не гожусь.  Ну  где
это видано: выходить на смертный бой со всякой сволочью,  чтобы  вернуть
украденную машину? Положительные герои убивают  направо  и  налево  ради
спасения ребенка или женщины, или, уж на  худой  конец,  старого  друга,
который по причине великой образованности неспособен сам  дать  в  морду
негодяю. Но ради возвращения машины?.. Нет, такого сюжета  я  что-то  не
припомню..."
   Развлекая себя подобными размышлениями, он прошел половину расстояния
от дома бабы Веры  до  школы,  когда  увидел  бегущую  навстречу  тонкую
фигурку. Несмотря на то, что видел ее всего  один  раз,  Илларион  сразу
узнал ту, к которой, собственно, и направлялся.
   -  На  ловца  и  зверь  бежит,  -  сказал   он,   останавливаясь.   -
Здравствуйте.
   - Вы целы? - не отвечая на приветствие, спросила она,  тревожно  шаря
глазами по его фигуре - по всей  видимости,  тщетно  пытаясь  обнаружить
переломы, рваные раны и прочие увечья.
   - И что это за день сегодня? - пожал плечами Илларион. - Все только и
делают, что интересуются моим здоровьем.
   - Перестаньте паясничать, - сказала она, - на  это  нет  времени.  Вы
целы?
   - Да цел я, цел, - отмахнулся Илларион. - Что вы,  в  самом  деле?  Я
ведь не ученик первого класса, а вполне взрослый дядя, вы же ведете себя
так, словно я  убежал  с  урока  и  чуть  не  утонул  в  пруду.  В  чем,
собственно, дело?
   - Дело в том, что вам необходимо немедленно уехать отсюда, -  сказала
она. Илларион невольно залюбовался тем, как  двигаются  ее  губы  и  как
сверкает между ними белоснежная полоска зубов.
   - Я не могу уехать, - серьезно сказал он.
   - Почему?
   - Я ведь не успел еще с вами познакомиться.
   - Послушайте, -  она,  казалось,  вот-вот  заплачет,  -  вы  что,  не
понимаете? Вам, что же, никто ничего не сказал?
   - Про что это? - самым наивным тоном спросил Забродов.
   - Про то, что я...
   Илларион вздрогнул - это хрупкое  создание  употребило  то  же  самое
слово, что и баба Вера. Голос у нее ломался  и  прыгал,  но  глаза  были
абсолютно  сухими  и   смотрели   прямо.   Так   могла   смотреть   либо
профессиональная дама с панели, либо совершенно доведенный  до  отчаяния
человек. Забродов недолго колебался с решением.
   - Вот что, - сказал он, взяв ее за локоть  и  отведя  на  обочину,  -
сейчас вы по порядку расскажете мне  все  с  самого  начала.  Может  так
случиться, что спокойно поговорить нам не дадут,  поэтому  ответьте  мне
сначала на один вопрос: вас удерживают здесь насильно?
   - Вы с ума сошли, - сказала она, вырывая  локоть,  -  кто  вы  вообще
такой? Я здесь по распределению, мне еще год  отрабатывать,  но  это  не
означает...
   - А ну, тихо! - негромко прикрикнул Илларион, хватая  ее  за  руку  и
легонько встряхивая. - Давайте-ка без  истерики.  Я  же  говорю:  у  нас
чертовски мало времени. А что до того, кто я такой...
   Ну, вообразите на минуту, что я тот, кто может вас  отсюда  вытащить.
Кстати, меня зовут Илларионом.
   А вас?
   -  Виктория,  -  нехотя  представилась  она   и   горячо   зашептала,
оглядываясь по сторонам:
   - Вас здесь убьют. Уезжайте немедленно, вас убьют, это страшные люди.
Не думайте, что если вы умеете драться,  то  сумеете  уцелеть.  Это  все
ерунда, они просто придут и  убьют.  Уезжайте,  уезжайте,  забудьте  про
меня, со мной все кончено, уезжайте!
   Она уже стучала зубами и почти кричала. Илларион вздохнул и,  немного
помедлив, залепил ей полновесную пощечину. Голова  ее  тяжело  мотнулась
вправо, зубы лязгнули, и она замолкла на полуслове, схватившись за разом
покрасневшую щеку  и  глядя  на  Забродова  неестественно  расширенными,
полными слез карими глазами.
   - Из-звините, - сказала она. - Со мной, похоже,  и  впрямь  сделалась
истерика.
   - Похоже, - согласился Илларион. - Я вас не сильно ушиб?
   Она хотела что-то ответить, но тут позади послышалось  приближающееся
урчание двигателя. Обернувшись, Илларион увидел  торопившийся  к  ним  в
густом облаке пыли большой синий джип. Обмен любезностями, как  водится,
съел все отведенное на разговор время.
   - Это они? - на всякий случай спросил он у Виктории.
   Та молча кивнула, и Забродов развернул ее на сто восемьдесят градусов
и основательно толкнул ладонью между лопаток.
   - Марш отсюда! - скомандовал он. - И чтобы через минуту была у себя в
школе и вышивала там крестиком!
   - Я не умею! - оборачиваясь, крикнула она.
   - Тогда читай методические пособия!
   Он повернулся лицом к приближающемуся автомобилю, на время  забыв  об
учительнице. Побежала она или осталась стоять  посреди  дороги,  уже  не
имело ровным счетом никакого значения, потому что изменить что бы то  ни
было - было нельзя.
   Джип резко затормозил, подняв в воздух тонну пыли.
   Илларион закашлялся, но не двинулся с места.
   Внутри пылевого облака щелкнул  отпираемый  замок  дверцы,  и  сквозь
оседающую пыль Забродов увидел направленный на него ствол автомата.
   - Полезай в машину, красавец, - сказали ему,  -  да  не  дури.  Шутки
кончились.
   - Какие шутки? - пожал плечами Илларион. - С такой  шутилкой,  как  у
вас, не очень-то пошутишь.
   Илларион прикинул,  что  было  бы  совсем  не  сложно  одним  прыжком
добраться до открытой  дверцы  и  вывернуть  автомат  вместе  с  руками,
которые его держали, но время тотального истребления противника  еще  не
наступило, и потому он послушно полез в  салон  автомобиля,  встретивший
его кондиционированной прохладой и клубами ароматного табачного дыма.

***

   Сергей Иванович Старцев третий день  пребывал  в  раздражении.  Более
того: в таком сильном раздражении Сергей Иванович  не  пребывал  с  того
самого  недоброй  памяти  дня,  когда  несколько  лет  назад  на   место
начальника  таможни,  которое  Сергей  Иванович  уже  с  полным  на   то
основанием  считал  своим,  назначили  в  обход  него   этого   выскочку
Алексеева.., земля ему пухом.  Слишком  уж  тянулся  перед  начальством,
слишком любил совать нос, куда не  следует,  вот  и  нарвался  на  пулю.
Впрочем, это была давняя и основательно всеми забытая история, сыгравшая
на руку Сергею Ивановичу: пока Алексеев клал живот, служа Отечеству, его
предприимчивый зам обзавелся необходимыми связями, подобрал верных людей
и вступил в должность, как говорится, во всеоружии.
   Но то, что произошло теперь, просто  не  лезло  ни  в  какие  ворота.
Откровенно говоря. Старцев не знал, какими именно  словами  ему  следует
доложить об этом в Москву. Его доклад, отправленный по  обычному  каналу
связи, был туманным и расплывчатым, да оно и немудрено: прямо у него под
носом, на его т